
Полная версия:
Стаи. Книга 2. Новая Волна
– Глазки на объектив, – скомандовала Лена, – Покажи девушкам, какой ты очаровашка!
Лицо Лиса вмиг преобразилось, в глазах плутовство и лишённое даже намёка на стыд приглашение.
– Замечательно, – женщина, широко улыбаясь, припала к окошку, как охотник, всю жизнь ждавший встречи с редким зверем, к прицелу, выпустив целую очередь снимков, – теперь ложись на живот.
Кицунэ с наслаждением вытянулся на траве, чувствуя, как щекочет кожу маленькие стебельки, подпёр голову руками, с беззаботной улыбкой провожал взглядом плывущий по воздуху фотоаппарат. Потом уронил голову на руки, притворяясь спящим, чуть повернувшись на бок, укрылся шикарным хвостом. Снова серия быстрых и резких щелчков.
Ворожейкина, не на шутку взбудораженная всем происходящим, радовалась от души удачному утру – давно ей не попадался столь необычный объект для съёмок! И хотя богатая на события жизнь давала немало поводов браться за любимое ремесло, но такой вспышки эмоций она не переживала уже много лет! Её уже практически трясло, хотя руки оставались твёрдыми, но очередной снимок не получился.
Лис взвился в воздух в таком испуге, что можно было подумать, будто под ним зашевелилась незамеченная ранее змея. В следующий миг Елена поняла причину паники: голова инстинктивно повернулась влево, и она увидела на дорожке скрытые кустами движущиеся фигуры.
Оба, не сговариваясь, подхватили с газона вещи: Куко пижаму, Ворожейкина сумку и сменные объективы, и горе-фотограф потащила эволэка за руку, бросившись под единственную защиту – Леадены, благо те раскинули широкие листья и огромные бутоны, и был шанс остаться незамеченными. Но…
Оказалось, что под шатром этой естественной маскировки не так и много места: попытка продвинутся вглубь, была пресечена настоящим частоколом стеблем, и их раскачивание выдало бы беглецов с головой, а двое они просто не помещались.
Куратор не растерялась, чуть толкнув кицунэ, и тот повалился на бок. Тут же рухнув на него сверху, Елена поджала ноги, убирая их как можно глубже в заросли, но плечо Куко впилось практически в горло, не оставив обоим никакого выбора.
Когда двое рабочих приблизились к полянке, оба «партизана» замерли, скрытые бликами и обширными тенями: Лис лежал на спине (иначе на двоих не хватало высоты!) едва сдерживающая хохот Ворожейкина сверху, сжав ногами его бёдра, а голову эволэка прижав к своей груди. Из того так же рвалось безудержное веселье, смешанное со смущением: живое женское тело чувствовалось прекрасно, особенно губами, запах уже кружил голову, даже потенциальная опасность обнаружения отступила на второй план.
Когда вдали стих неспешный разговор рабочих, Елена Павловна наконец разжала хватку, и Куко, тяжело дыша, откинулся наземь.
– И вы это называете поведением взрослого человека? – С укоризной спросил он, но в ответ послышались только смешки и нечленораздельные всхлипывания.
Кое как успокоившись, они выбрались из цветника, и на траве приводили себя в порядок: куратор паковала фотоаппарат и хрупкие объективы, а эволэк быстро облачался в пижаму – продолжать съёмки уже не было смысла, итак нащёлкали более чем достаточно.
Поспешить стоило вдвойне – завтрак не за горами, и они вместе зашагали назад, к башням. Женщина всё время улыбалась:
– Давно я так не ребячилась!
– А теперь поиграем во взрослые игры, – заметил Куко.
– Да, – согласилась куратор, – партия началась!
* * *
На каждом снаряде тренеров было двое, а то и трое, так что сачковать не давали, заставляя хорошо выкладываться. Никто никого не гнал, не стремился опробовать на прочность ещё не окрепшие тела, но физическую нагрузку добавляли с каждым днём, по чуть-чуть, но добавляли.
Зал гремел железом всевозможных тренажёров – две группы эволэков, смешанного состава из разных Кланов, усиленно потели, выжимая из мышц всё, на что те были способны. Девушки и юноши занимались, отдыхали, перемещались от одних снарядов к другим. Старшие виртуозно регулировали движение, внимательно следили за состоянием спортсменов, определяли намётанным глазом кого надо подогнать, а кого наоборот осадить.
Лис и Лисичка уже занимались с гантелями, заканчивая весь круг – следующим этапом была небольшая пробежка на воздухе, а потом плавание, но уже вечером.
Нагрузки всегда давались от меньшего к большему. С утра, ещё в постели, надо, проснувшись, немного размять мышцы и разогнать кровь, заставить сердце вспомнить ритмы побыстрее. Эволэк двигает ногами, напрягает спину и пресс. Когда процесс окончательного пробуждения остаётся позади, делается элементарная гимнастика и к умывальнику! Ещё до лёгкого завтрака почти всех эволэков старосты выгоняют на плац (исключение делается только для, тех, кому врачи прописали особый режим, но таковых «всего» около трети), где их ждёт уже более полноценная разминка.
Потом все дружными стайками тянуться к эскулапам, и люди в белых халатах тщательно обследуют подопечных, особое внимание уделяя нервной системе и сердцу. И снова в столовую – в период реабилитации кормить стараются чаще, но понемногу, так организм легче вспоминает человеческую пищу, и все двигаются в спорт зал.
Если врачи дают добро, то опытные тренеры выжимают из своих команд всё, на что они только способны, ведь физическая нагрузка прекрасно способствует скорейшему выздоровлению контактёра. Вот и сегодня.
Куко, отдышавшись, снова взялся за гантели. Вроде масса небольшая, но мышцы с непривычки сдаются быстро, и наставник уменьшил число «выжимов» в каждом упражнении, но зато увеличил число подходов к снаряду. В общем, пока лучше сорок раз по разу.
– Дыши правильно! – Сделал замечание тренер, Дыбенко Павел Ефимович, уже довольно пожилой мужчина в ярком красном костюме.
Лис и сам знал, что делает всё немного не верно, но лёгкие хватали воздух так, как им было удобно, а не так, как было нужно. Это снижало эффект от занятия, и кицунэ постоянно боролся с соблазном делать вдох на махе вверх, что вообще-то неправильно.
Его пламневласая подруга дела всё лучше, со спокойным выражением лица, в то время как рыжий плут постоянно морщился – для заимствованной руки погружение прошло не без последствий, и от Дыбенко это скрыть было невозможно.
– Стоп! Хватит! – Его голос остановил уже готовые снова взлететь вверх гантели, и вместо явственного удара, с которым они каждый раз встречались над головой эволэка, чугунные чушки бесшумно опустились на мягкий коврик.
Куко не стал спорить с тренером, хотя хотел продолжить, но физкультурнику с колокольни многолетнего опыта было виднее. Дождавшись, пока Лисичка закончит последний подход, он подхватил её под руку, и влюблённая парочка зашагала из пропитанного потом помещения на свежий воздух.
Из низких туч срывался дождик, но бег под открытым небом проводился практически при любой погоде, выгоняя из эволэков и кураторов весь негатив долгого заточения.
Два хвостатых разбойника затрусили по кругу, присоединившись к двум дюжинам бегунов. Кто, победив положенную дистанцию в полтора километра, с довольным видом уходил в душ, кто-то ещё слишком слабый сходил с дорожки раньше времени, с досадой шипя себе что-то под нос, и тяжело отдуваясь. Врачи в дождевиках присутствовали и тут, фиксируя результаты, результаты, от которых зависит очень много, так что, девушки и парни, сжав зубы, старались выполнить норматив.
Куко и Шакко бежали плечом к плечу, хватая воздух ртами, радуясь прохладе пасмурного дня, держа темп и ритм. Казалось ещё вчера они пусть и не с лёгкостью, но расправлялись с семикилометровой дистанцией, а кросс на вдвое меньшую воспринимался как прогулка, только быстрая, не вызывающая ни малейшего затруднения. Но пока это недостижимо, и, монотонно считая круги и оставшиеся до финиша метры, они были довольны хоть какому результату.
Мокрые не столько от дождика, сколько от собственного пота, они всё же осилили положенный минимум, и направились в душевые: за обманчиво хрупким стеклом холла стояли уже хорошо знакомые баки, куда летели спортивные костюмы, носки, и эволэки в одном нижнем белье расходились по коридорам, ведущим в кабинки мужской и женской секций. Там уже можно было стереть с себя грязь и пот, и даже немного понежиться под тугими тёплыми струями.
Двое лисиц разошлись по разным кабинкам и только принялись за шампуни, как тут же начался допрос. Перегородка, делящая душевую по половому признаку, не доходила до потолка на целый метр с половинкой, в общем, подставив табуретку, можно было заглянуть к соседу, или соседке. Так что, когда справа из-за лёгкой переборки вынырнула голова девчонки-эволэка, Куко ничуть не удивился, только окатил соратницу водой, заставив прянуть под защиту стены:
– Что тебе?
Приглушённый шумом воды и препятствием голос спросил:
– Вы с Ворожейкиной позавчера утром куда ходили?
Кицунэ скривился, уши нервно дёрнулись, но ответил он не резко, без раздражения:
– И что вам, сударыня, за радость будет от этого знания?
В девчачьем коллективе парням всегда приходилось непросто: сарафанное радио совей стремительной передачей любых по объёму массивов информации сначала ставило их в полнейшее изумление, которое постепенно, с течением времени, переходило, как правило, в плохо скрываемое бешенство.
– Как это что? – Запальчиво воскликнула скрытая стеной невидимка, на кабинку дальше, – Вас не было в поле зрения почти два часа!
– Да, да! – Добавила ещё одна соратница, – Мы так же знаем, что Лена брала с собой фотоаппарат!
– Дорогой! – Голос девушки из высшего общества умилительно добр, – А чем вы там занимались? Мне вдруг то же стало интересно!
Лисичка его ревновала не на шутку: Мирра старалась не давать лишнего повода для недовольства рыжей плутовки, держа дистанцию, даже Полякова держалась в её присутствии не сухо, но довольно официально, как и положено члену Совета, наставнику, и руководителю.
– Обсуждали планы на будущее, – ответил Лис, от усталости не особо подбирая слова, чем девчонки воспользовались тут же.
Посыпались смешки и комментарии:
– Ого! Вот это настоящий жеребец! Две любовницы сразу!
– Любовница и жена! – Тут же последовало уточнение.
– Они ещё не под венцом!
– И что? Теперь всё можно?!
Куко с годами привык к подобным незлым шуточкам, но, как говорится в классике, «Остапа» понесло:
– Не может быть! В его мед карточке указано на отсутствие половой активности!
Лис даже не успел задаться вопросом: кто и когда, а, главное, зачем в эту самую карточку совал свой любопытный нос, как последовало продолжение.
– А рыжий себе кроме хвоста ещё что-нибудь не поменял?
– Нет, пенис остался прежним! – В голосе послышалось даже какое-то разочарование.
– Бедняги, – вздохнула ещё одна девчонка, – они пара, а тела никак не хотят пробуждаться!
– Да, не везёт! А вот меня позавчера в душе чуть на пополам не разорвало!
Подруга поддержала:
– Касаться вообще ничего нельзя – тут же следует оргазм!
Тут уже кицунэ не выдержал:
– Девчонки! Языки придержите!
– А что тебя смущает? – Подала голос Шакко, – Завидуешь, или уже возбудился?
Лис тяжело вздохну, и признался:
– Второй вариант.
Взрыв смеха заглушил даже шум падающей на кафель воды, но вот Куко было не до смеха – стараясь не слушать дальнейшую дискуссию на больную тему полового вопроса, он открутил на всю мощь холодный кран, и смело шагнул под ледяные струи.
Кое-как взять себя в руки удалось только тогда, когда зубы чуть не начали отбивать чечётку, но был и повод для радости – колоть гормональные теперь не придётся…
До самого вечера эволэки были предоставлены сами себе и были вольны заниматься тем, что пожелает душа: можешь спать, гулять на улице, или в крытых оранжереях. Можно засесть в библиотеке и попробовать заставить мозг вспомнить о привычных человеку умственных нагрузках, поболтать со своими друзьями, благо завершившееся погружение, и последовавшие за ним события, давали массу тем для обсуждения. Но все эти вольности не касались тех контактёров, чей организм не желал нормально работать, либо наоборот, неожиданно начинал нормально работать. Таких «счастливчиков» тут же отправляли к врачам, дабы эскулапы убедились в отсутствии отклонений, а при их наличие приняли соответствующие меры. Сегодня, помимо прочих, такими счастливчиками стали и оба рыжих разбойника.
Куко и Шакко сидели на кушетках, с грустными физиономиями, отгороженные друг от друга стеной лабораторий – одна для девочек, вторая для мальчиков – и уже вкусили все прелести обследования у гинеколога и уролога соответственно.
Лис был, в добавок, был ещё и зол, хотя подобные процедуры были сами по себе не в новинку, но присутствовали целых два фактора, из-за которых все попытки взять себя в руки провалились. Александра и Хельга.
Хоть он с определённого времени и не позволял себе ничего лишнего, помня о чувствах девушки, решившей связать с ним свою судьбу, но взбесившийся организм при одном только виде представительниц прекрасной половины человечества, от одного только запаха красавиц, не желал никого слушать, в том числе и голоса собственного рассудка. Глаза непроизвольно ловили красивые черты лица, то члена Ученого Совета, то своего куратора, провожали каждое движение стройных ножек, и ситуация с каждой минутой становилась всё более критической: Куко быстро краснел, дыхание стало тяжёлым, и хотя свободный белый балахон скрывал порывы живого тела, но утешения в этом не было никакого – взрослые женщины всё прекрасно понимают.
Его буквально несколько минут оставили в покое эскулапы, заполучив нужные анализы, но гормоны уже разогнались до невероятной скорости, и снова жгли тело трудно преодолимым желанием. Мысль о том, что Лисичке сейчас так же тяжело, как и ему, только подливала масла в огонь.
– Ну, что же. Похоже, всё хорошо, – констатировала очевидный факт Хельга, и, заполнив историю болезни очередной записью, подхватила журнал со стола, – Ладно, Саша, я пойду отчитываться Виктору Ивановичу о делах нашего архаровца.
Куратор исчезла в коридоре, за ненадобностью не тратя время – рассказывать опытному эволэку что и как делать нет нужды, и на минуту Полякова осталась в комнатушке одна со своим бывшим подопечным.
Женщина проводила свою коллегу взглядом, но как только дверь за ней закрылась, присела рядышком с кицунэ, взъерошив ему чёлку. Лис от такого жеста покраснел ещё сильнее, но уже от смущения.
Куко вечно чувствовал какую-то трудно объяснимую даже самому себе неловкость в общении со своей первой наставницей. Чистые порывы их первой, после многолетнего расставания, встречи остались в воспоминаниях как одни из самых светлых дней в непростой жизни, но она уже была не одна. Она перестала быть самым близким человеком, ведь нашла настоящее счастье с любимым, нашла в такой дали, что Лису поначалу не верилось в свершившееся. Но, пришлось поверить.
С тех пор он самым тщательным образом следил за своими поступками, словами, дабы не поставить замужнюю женщину в неловкое положение. Нечаев, конечно, прекрасно знал об их связи в прошлом, но ревнивцем не был, и на замок супругу запирать не собирался, понимая, веря, что не сделает она шаг назад, к прошлому. Тем не менее, общения с новым главой СБ института рыжий плут не то, чтобы избегал, но старался появляться в удачный момент в удачном месте, и в удачной компании. В семейное гнёздышко, например, которое Саша и Сергей, не мудря лукаво, свили тут же, в ИБиСе, он если и заявлялся, то только когда супруг был на месте, либо в компании третьих лиц, с которыми не только наведывался в гости, но и покидал чужое жилище. При встречах на работе, или на свежем воздухе, так же обоюдно держалась дистанция, тем страннее был этот поступок.
Саша тоже словно просила прощения за какой-то проступок, хотя так же вряд ли смогла бы объяснить даже сама себе, в чём именно кроется причина странной смеси грусти и лёгкого смятения.
Лис повернул голову, вопросительно глядя в глаза Поляковой, и та в ответ едва заметно улыбнулась. Устала. Это для эволэка погружение – полная отключка от мирских забот, а реабилитация – курорт, пусть и с каждодневным преодолением себя, но на котором практически любое твое пожелание исполняется с быстротой молнии. Куратору во многом тяжелее, ведь Якорь практически удвоил нагрузку. В Матрицу ЭМ приходиться вкладывать Знаки, что сильно затягивает подготовку к контакту, а продолжительность погружения увеличивается в среднем на треть, никак не меньше. Устала.
Куко склонил голову Саше на плечо, правая рука обняла талию, а её левая рука сжала его плечи, и они замерли на минуту, греясь в прохладе стерильной лаборатории теплом живых тел.
Если куратор и эволэк пересекают черту, то случается это именно так. Рыжий плут прекрасно помнил долгую ночь, когда они весёлой компанией отметили успешную работу над Форрелом, как все разошлись, кто вполне трезвый, а кто и не очень. Прекрасно помнил, как сильно ему не хотелось плестись в залитой дождём тьме до автобусной остановки, и с какой радостью взрослая женщина согласилась приютить его на ночь в своём доме. Они так же молча сидели на диване, завернувшись в одно одеяло на двоих, прижимаясь друг к другу, а потом… Потом всё случилось как-то само собой…
Они прекрасно сознавали нежелательность подобной связи, и честно пытались, пусть и с переменным успехом, вернуть отношения в прежнее русло, где куратор оставался наставником, уже умудрённым житейским опытом, к которому можно обратиться по самому щекотливому вопросу. Тебя выслушают, разъяснят, не станут возмущённо махать руками, краснеть, отнекиваться, но и не переступят черту дозволенного, превращающую жизнь в череду секретов и недомолвок, смысла в которых нет никакого – все окружающие ведь не слепые.
Это одна из главенствующих причин, по которой в кураторы старались набирать почти исключительно женщин, а эволэками становились, в основном, девушки. В трудные дни реабилитации старшая наставница, уставшая от заточения и отсутствия нормального общения, станет для едва живой девчонки настоящей матерью, которая неустанно будет сидеть у кровати больной. А когда, вдобавок ко всему прочему, настанет момент, и тела вспомнят о земных страстях, да ещё и вспомнят, как правило, очень бурно, она расскажет своей воспитаннице, как можно сбросить клокочущее напряжение, не бросаясь во все тяжкие, в частности, в физическую связь между куратором и эволэком.
– Ты Афалии предложение ещё не седлал? – неожиданно спросила Александра, с напускной серьёзностью.
– Нет, ещё, а что? – Лис попытался объясниться, – Мы всего…
Объективно говоря, они действительно стали парой не так давно – Еноселиза разбросала их по разным океанам Эфирного Мира, да и до погружения, по уши занятые работой, они не имели возможности полноценно общаться, так что, отношения предстояло строить чуть ли не с нуля. Но такое объяснение Полякову, похоже, не устроило:
– Не тяни резину, – довольно строго предупредила она, – женщины волокиты в этом вопросе терпеть не могут!
– Хорошо, я понял, – кивнул Куко.
Они разжали объятия, и Полякова сладко зевнула, и мечтательно протянула:
– Ох, и напьюсь я на твоей свадьбе!
– Да на свадьбе Лиса и Лисички даже батюшка трезвым не останется!
Эволэк и куратор повернули головы на голос – в проёме, закованный в униформу, стоял Нечаев, с весёлой усмешкой на губах, и задорным огоньком в глазах.
– Привет, Серёжа, – устало улыбнулась Саша в ответ.
Тот в два шага съел расстояние от двери до койки, и супруги трогательно поцеловались, но глава СБ, похоже, был не настроен прекращать поток острот:
– Ну, как дела, Лис? Пушка уже стреляет?
Супруга с маху заехала ему в живот, да только зашипела, чуть не сломав кулачок о железный пресс:
– Думай, что говоришь!
Но мужа её возмущение развеселило ещё больше:
– Можно подумать, я не в курсе, что это за кабинет!
– Ты меня специально злишь? – Полякова разъярённой коброй медленно и угрожающе поднималась с места.
– Что ты, что ты, родная! – Нечаев сгрёб её в охапку, – Ты в гневе настолько страшна, что я близко подойти боюсь!
Лицо Саши быстро оттаяло:
–То-то, вояка!
Она махнула эволэку на прощание, пока муж буквально выволок её из кабинета, заодно одними глазами позвал Лиса: двигай за мной!
Куко не стал артачиться – не с бухты-барахты глава Службы Безопасности тащит его в коридор – и поплёлся следом. Вариантов движения из коридора было только два: первый – это в раздевалку, а оттуда на все четыре стороны, второй – в палату для девочек, где ещё должна быть его пламневласая подружка. Проходя мимо именно этой двери, Нечаев одним филигранным движением открыл створки, а вторым, едва сдерживая смех, втолкнул Лиса внутрь.
Шакко была в палате одна – Сергей момент выбрал специально, можно и не сомневаться, и встретила своего возлюбленного сердитым вопросом:
– Ты где пропадаешь?
Он не стал отвечать, прекрасно понимая причину её недовольства, и просто присел рядом.
– Как у тебя дела? – С ещё меньшим терпением в голосе продолжила короткий допрос Лисица.
– Всё хорошо, а у тебя?
Девушка сбросила налёт раздражения, и ответила теплее, даже немного кокетливо:
– Тоже всё хорошо.
Они одновременно заёрзали на кушетке, пододвинувшись вплотную друг к другу, и на несколько секунд застыли, словно прислушиваюсь к ритму сердец. Затем, кицунэ медленно повернулись лицом к лицу, их руки встретились, в глазах плавился лёд, плавился целыми айсбергами. Губы чуть приоткрылись, выпуская пышущее жаром дыхание, пальцы всё смелее двигались вперёд, тела льнули, требуя ласки и внимания.
Звуковой сигнал, оповещающий об открытии двери, прозвучал так неожиданно, что эволэки отпрыгнули в стороны, вмиг приняв обычное положение больного, терпеливо дожидающегося прихода врача.
Хельга и Сафирова с каким-то настороженным интересом окинули взглядом парочку своих подопечных, огромные глазищи которых с каменным спокойствием встретили их появление.
– Я заберу анализы, – Марина, смекнув, что их появление крайне несвоевременно, тут же взяла небольшой пластиковый поддон с пробирками, и, уже почти развернувшись, поинтересовалась, – Вас можно оставить одних? Доберётесь до раздевалки?
– Да, всё хорошо, – с хрипотцой ответил Куко, а Шакко просто закивала в ответ.
– Ладно, – согласилась Хельга.
Как только кураторы снова вышли из палаты, Лисичка с шумом выпустила воздух:
– Да, что же это такое… неужели не понятно, что…
Дальнейшая речь оборвалась. Лис снова с жаром притянул её к себе, прямо сквозь ткань больничного одеяния лаская губами упругую грудь, а Шакко руками обвила его шею, и валилась на спину, рыча сквозь тяжёлое дыхание:
– Я сейчас взорвусь…
* * *
Новое раннее утро нового дня. Ещё все соратницы спят, умаянные долгим и тяжёлым днём.
Вчера был тяжёлый день, как и положено понедельнику. Медицина устроила тотальную проверку, своего рода генеральную репетицию перед аттестацией, которая должна пройти сегодня. Но их это уже не касается.
Их снова зовут просто Вика и Настя, таких миллионы, простых людей с простыми судьбами. Две девушки, сломленные неудачей, решили разорвать с прошлым, постараться забыть, и начать всё с начала.
Уходили в новый путь два человека, оставив на столах комнатушек короткие записки своим наставникам и подругам. В строках, что написали дрожащие руки, просьба простить и отпустить – это их решение. Эволэк часто уходит по-английски, не прощаясь. Слишком больно ноют раны, слишком тяжела горечь неудач.
Друзья прочтут идущие от ноющего сердца слова и даже не станут сердиться, понимая их печаль и решимость, желание порвать с прошлым. Так бывает.
– Ну, что? Идём? – спросила свою подругу по несчастью светловолосая и высокая, как берёзка, красавица, глотая колючий комок.
– Идём, – тихо ответила та, смахивая бегущую слезу.
Они последний раз оглянулись через плечо, без пафоса и надрыва прощаясь с родными стенами. ИБиС мигал им огоньками шпилей всех пяти башен, словно стараясь утешить своих горюющих детей, провожая их в долгую и трудную дорогу под названием жизнь. Перед глазами двух девчонок поплыла пелена, носы с шумом тянули так и не остывший за ночь воздух.
– Идём, Вика, – снова сказала вторая, чёрная, как ночь, со смоляными волосами и тёмными глазами.
Подруги закинули за спины рюкзаки с нехитрым скарбом и зашагали по тропинке, прямо мимо деревьев и свисающих с их веток хищных лиан, распустивших на воздухе свои похожие на щупальца анемонов корни, хватая утреннюю росу, что щедрой рукой рассыпалась брильянтами по зелёным листьям.
Известная только эволэкам тропинка привела сквозь смертоносные чащи к старому деревянному мосту, перекинутому в незапамятные времена через небольшую речушку, что впадала в окольцовывающее последний рубеж обороны института озеро. Почерневшее под натиском времени, солнца и ветра, снегов и дождей дерево хранило в своей памяти имена многих несчастных, что так же покидали навсегда течения Океанеса. Перила, словно живые, колыхались на ветру сотнями ленточек, каждая из которых – судьба эволэка, оборвавшаяся на этой переправе, но и нашедшая что-то новое на другом берегу. Только вот, счастье ли это будет?..