скачать книгу бесплатно
А я волновался из-за нее. Иначе не полез бы сюда, на глубину в полсотни метров.
Здесь можно умереть.
Мы стояли у края, а сзади топтались вечерние пассажиры. Они прибывали, толкая меня в спину, одна мягкая волна за другой. Мертвые, поддельные люди, запертые в нормальности, занятые несложной рутиной. Они укрывают меня и Эвридику от глаз, но защитить не смогут. Это не маньяки Фернандеса, но они тоже опасны.
Из тоннеля ударил ветер, запахло резиной и электричеством, и на станцию вылетел поезд. Он несся без остановки, но человеческая масса двинулась. Ее привлекали вагоны. Она давила нам в спины, подталкивая меня и Эврику всё ближе к несущейся стали.
– ОТОЙДИТЕ ОТ КРАЯ ПЛАТФОРМЫ! – рваный железный визг оборвался, сменившись участливой записью. – Уважаемые пассажиры. Отойдите от края платформы. На этот состав посадки не будет.
Давление спало. Люди успокоились и обмякли. Красные огни исчезли в темной арке, и о птице не вспомнил никто.
Когда на станцию вылетел поезд, она заметалась и кинулась в тоннель напротив. И теперь наверняка была мертва.
Для чего еще поезду на стекле дворники. Под землей.
Вот так быстро это происходит.
За первым составом пришел еще один, и двери распахнулись, и люди хлынули по вагонам, припечатав меня с Эвридикой к створке напротив. Мертвые люди спешат домой. Мертвые люди занимают места. Их общество – механизм, и горе тому, кто попал между его трущихся частей.
Р-р-р.
Резиновые створки пытались закрыться, но что-то мешало им. Кто-то держал в соседнем вагоне дверь.
– ОТОЙДИТЕ ОТ СОСТАВА! – заревел истеричный железный голос. – Уважаемые пассажиры. Отойдите от состава. Посадка закончена. ОТПУСКАЕМ ДВЕРИ! Уважаемые пассажиры. Отойдите от состава. Посадка закончена. Уважаемые пассажиры. Отойдите от состава. Посадка закончена.
По ту сторону, на станции, заревел милицейский зуммер. Еще и еще раз.
И створки захлопнулись. И поезд дернулся вперед так резко, что я повалился на Эврику, а в мою спину уперся чей-то отчаянный локоть.
Мы нырнули в тоннель, и свет погас.
И я заворочался, полулежа на стонавшей Эвридике, пытаясь вырваться на свободу, но это было невозможно. Я сдался и обнял ее, и стало гораздо удобней.
Теперь, кроме нас двоих, в мире не осталось никого. Мы летели сквозь ночь, прижавшись к холодному стеклу. За окном во мраке вились и плясали тросы, и на детском лице Эврики мелькали сполохи внезапных фонарей. От свиста у меня заложило уши.
Мне хотелось ехать так вечно. Мои глаза закрылись, и железная коробка исчезла, и только холодный ветер колыхал землю подо мной, и я заскользил на дно, сжимая тонкую Эвридику в объятиях.
Поезд вылетел на станцию. Замерцали лампы на потолке, и снова разгорелся свет. Вокруг теснились люди, и мне стало противно до липкой испарины. Люди сидели на лавках. Жуткие старухи, бесформенные от жира и болезней. Оплывшие хмурые тетки, на полпути туда же. Хворые шелудивые мужички. Люди возились и толкались. Люди зевали, и дыхание их пахло луковой шелухой. Я не хотел, чтобы они трогали меня, не хотел, чтобы они притрагивались к Эврике, и не мог ничего поделать. Стоило мне отодвинуться, как жаркое пространство рядом немедленно заполняли люди.
Они не выпускали нас до самой конечной. Там они хлынули наружу жарким потоком, и утащили Эвридику, а я всё стоял, пока состав не опорожнился, пока снаружи не стало тихо. Я вышел к Эврике лишь тогда, когда в пустой вагон забрела обходчица.
На платформе кроме нас остался только один человек. Он стоял у соседнего вагона. И он не был мертв.
Парень весело осмотрел нас и махнул рукой. Отвернулся и вытащил тонкий мобильник.
«Наверняка это он застрял тогда между створок», – подумал я.
Мы не сбежали. Всю дорогу под землей мы по-прежнему были в ловушке.
5 сентября 2005 года
– Чего так долго?
– Шли пешком.
– Куда?! До самой больницы?
– Угу. Я хотел на метро, а он не пошел.
– Как «не пошел»? А в рыло?
– Я пробовал, так он укусил меня, зараза ненормальная.
– Косой, ты че! Срочно в экспертизу, срочно прививку от бешенства. С такими вещами не шутят, вон, в новостях передавали.
22 апреля 2003 года
Его встретила другая журналистка – широкоплечая и молчаливая, похожая на солдата. Она провела Диму в редакцию и оставила его у двери. Едва он успел заскучать, как подошла сама Ксения, по-утреннему живая, с ярко накрашенным ртом.
– Да выбрось уже эту гадость, – Ксюша отобрала у Димы склеенный диктофон. – Идем.
Она швырнула диктофон в урну и коротко взмахнула рукой.
– Отлично, просто отлично, – болтала Ксюша по дороге. – Все читают твое интервью, я всем говорю, вот это настоящая журналистика. А не как мы здесь…
– Мое интервью?
– Машка! Дай человеку свежий номер! Ага, вот, – она вручила Диме клейкий глянцевый журнал. – С утра звонил уже пресс-секретарь твоих девочек, орал тут, грозился в суд подать.
– Э… это плохо? – спросил Дима.
– Нет, конечно! Ты что. Это хорошо! Если б он мог, он что, звонил бы? Он бы подал.
Дима осторожно улыбнулся.
– Так я?.. – спросил он.
– Ты молодец, – она косо сверкнула улыбкой и потерла руки. – Знаешь, что мы сделаем? Мы научим тебя писать, и ты станешь монстром!
Дима содрогнулся.
– Ты тоже считаешь, что человек – это хищник? – спросил он.
– А? Ты о чем? Ладно, не важно, мы пришли, – она притормозила у стола, уже знакомого Диме. – Ты посиди здесь, и кстати, ты здесь и будешь сидеть, располагайся… почитай свое интервью, а я сбегаю к себе за бумагами.
Ксюша взяла у него журнал, пролистала до середины и грохнула его Диме на колени.
– Вторая полоса, колонка справа.
Когда она ушла, Дима огляделся и положил журнал на стол, испытывая перед глянцевой бумагой незнакомый теплый испуг. Дима убрал из-под ног пыльный удлинитель, затолкал системный блок подальше, а экран подтянул к себе. Немного робея, он протянул руку к монитору, отклеил жирафа и убрал его в нижний ящик – два верхних были отведены под чью-то сахарницу, кофейную чашку и пару резиновых кедов.
«В гостях у двух скандально известных бэд-герлз из коллектива «СКАЗКИ» мы получили ответы на самые дерзкие наши вопросы», – прочел Дима, водя носом вдоль строк, – «Читайте в ОТКРОВЕННОМ ИНТЕРВЬЮ от Митяя Честного!
МЧ: Ваши интимные предпочтения?
АНЯ: Мой вариант номер один – это догги-стайл. Еще я люблю анальный секс. Только не говори, что тебя это шокирует.
ЮЛЯ: Я сложная натура, и люблю эксперименты. Признаюсь, что порой мне нравятся и игрушки, и вотерспортс, и я даже попробовала бы джербиллинг.
АНЯ: (смеется)
МЧ: Сейчас модно интересоваться – как вы относитесь к наркотикам?
АНЯ: Знаешь, когда выходишь на сцену и чувствуешь зал, наркотики тебе просто незачем.
ЮЛЯ: Всё, что мы делаем, приносит достаточно кайфа само по себе.
АНЯ: Музыка – это лучший наркотик!
МЧ: Ваши творческие планы?
ЮЛЯ: Скоро мы отправляемся в тур по странам ближнего зарубежья, потом у нас будет концерт в Москве. Еще мы работаем над записью нового альбома, он выйдет летом. Больше всегда можно узнать у нас на сайте. (Прим. ред.: см. внизу стр.)
МЧ: И финальный вопрос – о…»
– Ну что, как тебе?
Дима поднял глаза. Рядом стояла Ксюша.
– Ты знаешь, тебе стоит поставить линзы посильней, у тебя на сколько? – спросила она.
– А?
– Тебе нравится интервью? Ощущаешь дуновение славы?
– Э, – сказал Дима. – Не знаю… Тут же всё не так…
– Не так? – Ксюша удивленно подперла щеку языком. – Ну конечно, после редакции! Не думал же ты, что кто-то станет прямым текстом печатать то, о чем вы там говорили?
– А вот это? – Дима взял номер и прочел. – «Финальный вопрос – о чем вы мечтаете. Юля: сняться в чем-нибудь откровенном. Аня: я мечтаю о серьезных интересных отношениях», она такого вообще не говорила.
Дима посмотрел на Ксюшу, борясь с тяжелым скользким журналом.
– Ну и что? – она махнула рукой. – Вопрос банальный, я додумала за них интересное окончание.
– Сама?..
– Конечно. А о чем еще эти две могут мечтать? Или спортсмены, к примеру, – сказала она, сделав неловкий жест рукой. – Ради бога, да ты знаешь, какие они тупые? Они же вообще ни бе ни ме порой.
«Бе? Ме?», – растерялся Дима, пытаясь удержать на коленях журнал и уследить за словами Ксюши одновременно.
– Мы, прежде всего, развлекательная пресса. Ты считаешь, кого-то развлечет этот бред, который несут наши политики или, там, звезды?
– Но это же неправда, – сказал Дима неуверенно.
Ксюша нахмурилась, одернула манжеты и сложила руки на груди.
– Слушай, – она сбавила тон. – Отныне я твой редактор, и давай я буду сама решать, что правда, а что неправда, оки?
– Ладно, – промямлил Дима, не понимая, чем он мог ее обидеть.
– Мы делаем грязную работу, – Ксюша вздернула носик. – Если не сможешь с этим жить, то у тебя ничего не выйдет.
Она развернулась, пронзительно скрипнув туфлями, потом застыла и приложила к дужкам очков указательные пальцы.
– Ты совсем меня сбил. Я принесла тебе памятку по чтению корректуры и всякие другие советы… – Ксюша шагнула к столу и взяла скрепленные листки. – Просмотри мельком, я вернусь, и будем учить тебя работать. Оки?
Она улыбалась и больше не казалась обиженной.
– От Митяя Честного, – сказал Дима, глупо ухмыльнувшись ей в ответ.
22 апреля 2003 года
Площадка напоминала театральный зал после второго звонка. Свежий холодок еще щекотал ноздри, но между кресел уже пробирались люди, за кулисами шумели рабочие, а между подиумом и сценой тянулся целый серпентарий из проводов и запутанного кабеля, в котором прыгал тощий режиссер.
Это он был на прослушивании справа от Члеянца, подумала Лиза. Она жалась к неоновой декорации («В-А-У!»), чувствуя себя крошечной и бесполезной. Рабочие, операторы и другие незнакомые люди обходили ее стороной, задевали плечами и стремянками, извинялись очень вежливо, – с режиссером и то вели себя грубее, – а одна женщина даже вручила ей стаканчик кофе. Но Лизу грызли мысли о том, что ей здесь не место. Вот Анжелика, например – явно была при деле, где-то пропадала, вовсю готовилась. Вообще, каждый был занят чем-то, кроме Лизы.
Решившись, она сделала два робких шага по синему ворсу, покрывавшему сцену.
– Как тебя там, куда ты, – замахал на Лизу режиссер. – Стой, не теряться нигде. Так!
Он повернулся к студийной публике.
– Кто новенький, я говорил уже, запоминайте: в зале НЕ разговаривать, ведущих НЕ разглядывать, – всякий раз, говоря «не», режиссер слегка приседал. – Места НЕ покидать до перерыва. Из своего кармана никто платить не хочет?
В зале никто платить не хотел.
– Отлично. Значит, так, перед вами, – он несколько раз указал пальцем. – Вот это табло. Пока мигают «аплодисменты», все хлопаем. Пока «смех», все смеемся. Когда «серпантин» замигает, надо объяснять? Идею все поняли? Так, серпантин у всех есть?
Идею поняли все, но серпантина не хватало. Режиссер опустил руки и ускакал, спотыкаясь о провода и матерясь под нос. Загорелась рампа и подсветка; от затянутых бумагой ламп тут же потянуло жженой пылью.
«Так и знала, скоро здесь будет нечем дышать», – подумала Лиза.
– Где помощница? Воробьева! Иди сюда, – из-за кулисы пробился требовательный голос, и Лиза спешно нырнула в бархатные портьеры, где нашлась и сама Анжелика, уже обутая в туфли на высоченном каблуке и наряженная во что-то вроде платья-коктейль, темно-серого, усыпанного блестками.
– Что? – недовольно спросила Анжелика.
Лиза опустила глаза и отчаянно напряглась, чтобы не засмеяться.
