Измерение

– Ты, наверное, Павел Васильевич? – спросила девушка, протягивая руку для приветствия. – Я Любовь Николаевна. Очень приятно познакомиться, Павел. Можешь называть меня Любой, если хочешь.

Павел протянул руку в ответ и очень легко, словно боясь обжечься, коснулся её пальцами. От этого прикосновения по его телу пробежала искра.

– Да, мне тоже очень приятно познакомиться, Люба. А вот, кстати, это тебе, – пробормотал Павел, протягивая девушке букет розовых роз.

– Спасибо большое, Павел, мне очень приятно, – сказала Люба, принимая цветы всё с той же обворожительной улыбкой, которая не сходила с её лица. – Может, пойдём прогуляемся?

Всю прогулку они о чём-то разговаривали, будто знали друг друга целую вечность. Кто-то рассказывал, другой внимательно слушал и добавлял что-то от себя. Алексей шёл позади, словно телохранитель, наслаждаясь красотой осеннего вечера и наблюдая за зарождающимся между двумя одинокими сердцами чувством. Иногда он куда-то отходил, оставляя парочку наедине, пока они сидели на лавочке, но никто даже не замечал, ушёл он или стоит где-то рядом.

Порой у Любы проскальзывали какое-то внутреннее напряжение и неуверенность. Из-за этого её красивая улыбка на мгновение исчезала во время разговора, но потом снова появлялась на её лице. Возможно, она не испытывала к Павлу того же сильного чувства, что и он, а может, просто ещё не разобралась в своих чувствах, не успела понять, что происходит. Со стороны это выглядело странно и немного настораживающе, но Павел, ослеплённый внезапно вспыхнувшей любовью, ничего не замечал – он был всецело поглощён своими чувствами.

В конце прогулки Павел провожал Любу до дома, обсуждая концерт, театральные постановки и события дня, пытаясь продлить это волшебное мгновение. Он был настолько увлечён, что даже не заметил отсутствия Алексея, который, видимо, решил не мешать паре и просто ушёл, оставив их наедине со своими чувствами. Дойдя до дома Любы, они остановились на повороте и стали молча смотреть на ярко светящую луну, которая, как прожектор, освещала всю улицу, создавая романтическую атмосферу.

– Надо будет ещё как-нибудь встретиться, повторить этот прекрасный вечер, – неуверенно сказал Павел, подняв голову к небу.

Люба ничего не ответила, продолжая молча смотреть на луну.

Вдруг их спокойствие и молчание нарушил внезапно появившийся Алексей, который выбежал из-за угла дома напротив и отчаянно кричал.

– Это всё он! Я тут ни при чём! Это он! – кричал Алексей, показывая пальцем на Пашу и пробегая мимо.

– Что с ним? – с непониманием и тревогой в голосе спросила Люба, глядя на убегающего Алексея.

Вслед за Алексеем из-за угла дома выбежали трое мужчин спортивного телосложения с явно недобрыми намерениями. Увидев Павла, они сразу же направились к нему, свистя и выкрикивая угрозы.

– Пойдём отсюда, Паш, – испуганно сказала Люба, дёргая Павла за руку и увлекая за собой, пытаясь спасти его от неминуемой опасности.

Тот же, в свою очередь, не сдвинулся с места, словно парализованный страхом. Видимо, решил разобраться в ситуации, проявить мужество и защитить девушку.

– В чём дело, парни? Что вам нужно? – неуверенно спросил Паша, заслоняя Любу своей хрупкой фигурой.

Подходя к паре, мужчины зловеще ухмыльнулись, переглянулись, предвкушая предстоящую расправу, и окружили их.

– А ты у своего дружка спроси, – грубо ответил тот, что стоял посередине, и злобно усмехнулся. После чего, не говоря больше ни слова, замахнулся и изо всей силы ударил Павла прямо в бровь, вынося ему смертный приговор.

Паша, не ожидавший такого внезапного нападения, упал на землю, схватившись за лицо, из которого хлынула кровь. Один из нападавших, ухмыляясь, схватил Любу за руку и грубо притянул к себе, словно добычу. Девушка закричала от страха и боли, отчаянно зовя Павла на помощь.

– А красотку мы оставим на десерт, – прорычал тот, который держал Любу, оглядывая её похотливым взглядом.

Двое других, не обращая внимания на крики девушки, начали остервенело избивать Павла ногами, вымещая на нём свою злобу и ненависть. Всё произошло очень быстро, буквально за несколько секунд, но и этого времени хватило, чтобы Павел, лёжа на земле и чувствуя боль, закипел от ярости и злости.

Нападавшие, оставив окровавленного Павла лежать на земле, развернулись и, ухмыляясь, пошли в сторону Любы. У девушки сердце ушло в пятки, она почувствовала леденящий ужас и начала кричать ещё громче, надеясь, что кто-нибудь услышит и поможет им.

Как только двое отвернулись от него, Павел, собрав последние силы и повинуясь инстинкту самосохранения, каким-то чудом вскочил на ноги. Схватив самого крупного из нападавших, он начал бить его с такими яростью и силой, которым позавидовал бы любой профессиональный боец. У того подкосились ноги от неожиданного отпора, и он, оттолкнув Павла, с воплем побежал за угол дома, спасаясь от разъярённого противника. Двое других, увидев бегство своего товарища, отпустили Любу и, чертыхаясь, бросились за ним.

Оставшись наедине с Павлом, Люба, дрожа всем телом, подбежала к нему и, словно мать, начала осматривать его лицо, пытаясь оценить масштабы повреждений.

– Ну вот, теперь будут синяки и ссадины, – с тревогой в голосе сказала Люба, не отрывая взгляда от лица Павла и стараясь рассмотреть все повреждения.

– Да ничего страшного, всё заживёт, всё пройдёт, – отмахнулся Павел, стараясь не показывать своей боли. – Ты лучше расскажи, как себя чувствуешь. Тебя-то хоть не сильно задели?

– Меня-то сильно не тронули, только напугали очень сильно, я чуть в обморок не упала от страха. Мне вот тебя очень жалко, ты весь в крови, – с сочувствием сказала Люба, нежно поправляя волосы Павла, пытаясь убрать с его лица следы недавней битвы.

Немного постояв и посмотрев друг на друга, пытаясь понять, что́ они чувствуют, они медленно пошли к подъезду, чтобы попрощаться.

– Ну всё, вот тут я и живу, – сказала Люба, останавливаясь у дверей своего дома.

– Да, вижу. Интересный у тебя райончик, колоритный, и соседи классные, просто душки, – с иронией ответил Павел, вспоминая недавнее нападение.

– Я согласна, – тихо произнесла Люба, опуская глаза.

– С чем? С соседями? – переспросил Павел, не понимая, что она имеет в виду.

– С тем, чтобы увидеться ещё раз, – подняла она на него взгляд, в котором читалась надежда. – Я согласна.

Обрадованный, Паша предложил встретиться на следующий день, на что Люба с радостью согласилась.

Договорившись о месте встречи и тепло попрощавшись, Павел пошёл по той же дороге, где всё произошло. Проходя мимо места, где он только что лежал избитый и беспомощный, он почувствовал внутреннюю дрожь, словно из него вынули душу и вставили обратно. Это чувство придало ему лёгкую нотку страха.

Пройдя ещё несколько шагов, Павел почувствовал лёгкий толчок в спину и обернулся на взволнованные крики.

– Ай Пашка, ай молодец, сработало! – ликовал Алексей, подбегая ближе.

Павла радость друга не тронула. Раздражение, клокотавшее в нём после недавней стычки, вырвалось наружу. Он резко оттолкнул Алексея.

– Сработало, говоришь? Меня из-за твоих «сработок» избили! И Любу напугали до смерти. Что это вообще было? Кто эти отморозки? – Голос Павла дрожал от злости.

– Да ладно тебе, чего кипятишься, – попытался успокоить его Алексей. – Это был мой план. Ты просто не видел, как она к тебе относилась. Может, и испытывала симпатию, но не более. А сейчас, когда вы прощались… Я точно увидел: ты ей небезразличен.

– То есть ты, руководствуясь своими гениальными умозаключениями, подстроил драку, чтобы доказать свою правоту? И теперь считаешь, что это нормально?

– Помогло же, – пожал плечами Алексей. – Ты видел её взгляд, Паш? Видел, как она переживала? Разве не этого ты хотел?

Павел замолчал, пытаясь осмыслить услышанное. Ярость ещё не утихла, но слова Алексея задели его. Действительно, в глазах Любы он увидел то, о чём мечтал.

– И ты думаешь, это оправдывает твои действия? – спросил Павел, стараясь говорить ровным тоном.

– Я сделал то, что считал нужным, – ответил Алексей, глядя ему прямо в глаза. – И, как видишь, не прогадал. Ты получил то, чего хотел. Может, вместо того чтобы злиться, скажешь спасибо?

Он протянул Павлу руку.

Павел некоторое время колебался, борясь с противоречивыми чувствами. В конце концов он тяжело вздохнул и неохотно пожал протянутую руку. Горечь обиды смешивалась с робкой надеждой.

Глава 3

Проснулся оттого, что солнечный луч ударил мне прямо в лицо. Глаза открывать не хотелось. Серый, ничем не примечательный день начинался, как и все остальные после… после всего. В голове гудело, как в барабане. Похмелье. Но одновременно ужасно хотелось пить. Горло пересохло так, что казалось: там песок.

Приоткрыл глаза. Рядом лежала девушка с закрытыми глазами. Моя жена. Я потянулся, чтобы пощекотать её руку – нежную и до боли приятную. Но она сразу же зашевелилась, застонала и отвернулась. Я притянул её к себе, провёл пальцами по волосам, которые пахли… точно так же, как и тогда, когда она была жива.

Конечно, никого рядом не было. Только подушка. Я обнимал её вместо неё. Это моя маленькая выдумка, мой способ немного облегчить боль. Ведь фантазия у меня всегда была богатая, так что именно она спасала меня последнее время.

Окончательно продрав глаза, я побрёл на кухню. Из графина выпил остаток воды. Последнюю каплю я проглотил залпом. Горло саднило, будто его натёрли наждачной бумагой. Нужно что-то горячее. Заварил чай – крепкий, чёрный как смоль. Пока он заваривался, пошёл в ванную, надеясь хоть немного взбодриться.

Бросил взгляд в зеркало и отшатнулся. Господи, что это? Ужас. Я и сам понимал, что худею. Вся одежда прошлого года болталась на мне, как на вешалке. Но чтобы настолько… Не замечал, честно говоря. Слишком много было других, более «важных» дел, чем разглядывать своё отражение. Да и кого я обманываю? Просто боялся увидеть то, что видел сейчас. Алкоголь – вот он, настоящий художник. Только рисует он не красками, а болезнями и страданиями. Сотворил из меня живой скелет, обтянутый кожей, с запавшими глазами и желтоватым оттенком лица.

Хотя, с другой стороны, есть ли смысл так убиваться из-за внешности? Кому вообще какое дело? Мне не нужно никому нравиться, ни от кого отбиваться. Все эти люди, что тратят часы перед зеркалом, стремятся к красоте, чтобы привлечь внимание противоположного пола, зацепить кого-то, удержать. Но мне-то это не нужно.

Оторвавшись от раковины, я побрёл в спальню. Там в шкафу висела единственная относительно чистая рубашка. Натянул её, стараясь не смотреть на своё отражение в зеркале. Хватит с меня этого утреннего сеанса самобичевания. После этого – на кухню, перекусить. Хлеб с сыром. Запихивал в себя эти куски механически, не чувствуя ни вкуса, ни запаха. Просто чтобы хоть что-то оказалось в желудке. План на день сам прокручивался в голове. Кладбище – навестить её. Работа – начальник уже неделю ворчит. И, наконец… бар. Вечером. Обязательно. Это даже не обсуждается. Это единственное, что скрашивает моё существование.

Запихнув в себя последний кусок хлеба, я поднялся из-за стола. Движения какие-то деревянные. Подошёл к двери, накинул куртку, натянул ботинки. Чёрт, почему всё кажется таким бессмысленным, таким… механическим? И вот я уже за дверью. Спустился по лестнице, избегая смотреть на разрисованные стены и кучи мусора в углах. Каждый раз думаю: зачем раскидывать мусор в таких местах? Но, видимо, всем плевать. И вот я на улице. Открыл тяжёлую дверь подъезда, и яркий, почти летний солнечный свет ударил в глаза. Неприятно. Хочется зажмуриться, спрятаться обратно в свою тёмную норку. Но нужно идти. Передо мной – осенний пейзаж, открытка, которую я обожаю всей душой. Жёлтые листья, падающие с деревьев, устилают тротуар словно ковёр. Лёгкий ветерок поднимает их в воздух, закручивает в миниатюрные смерчи, а потом разносит в разные стороны. Всё это выглядит красиво и волшебно. Моё самое любимое время года! Идти мне минут двадцать. И всё это время собираюсь насладиться каждой минутой этого пути. Осень… Твой свежий и прохладный воздух, так прекрасен, что я не могу выразить свою любовь словами. Смешно смотреть, как люди хмурятся, спешат, не замечая этого великолепия. Словно они запрограммированы бежать, не останавливаясь. Работа, учёба, дела… Все эти глупости кажутся незначительными на фоне этой красоты.

Я всегда хожу пешком. Не потому, что у меня нет денег на такси, а потому, что я хочу прочувствовать каждый момент. Автобус? Нет уж… Толкаться там в толпе – ни за что. Машина? Да у меня и прав-то нет, если честно. Отобрали, так как очень плохо вожу… Но мне и не нужна машина. Я лучше пройдусь.

Чем ближе я подхожу к кладбищу, тем больше воспоминаний всплывает в голове. И тем сильнее становится желание напиться… Но нет, сегодня я буду трезв. На работе нужно быть в форме. А то это будет неуважительно.

Подойдя к кладбищу, я толкнул тяжёлую, скрипучую железную калитку. Знакомый скрип, как всегда, царапнул по нервам. Иду по вытоптанной дорожке к её могиле. С каждым шагом всё больше ощущаю на себе чужие взгляды… Взгляды с фотографий на надгробиях. Эти немые, пристально следящие за каждым моим движением ли́ца. Создают неприятное чувство, к которому я никак не могу привыкнуть. Лёгкий, но навязчивый страх, сковывающий изнутри. Наверное, каждый, кто бывает здесь, чувствует что-то подобное хоть раз в жизни.

Вот и она. Тёмная гранитная стела с фотографией моей жены. Боже… Никому не пожелаю испытать эту боль. Это чувство невыносимой пустоты, когда знаешь, что она там, в земле… Не просто лежит, а словно пытается достучаться до меня. Зовёт, кричит, просит вытащить её. Говорит, что жива, что это какая-то ужасная ошибка… что хочет к матери, ко мне… Представляю, как она в панике пытается открыть крышку гроба, скребёт ногтями по дереву, оставляя кровавые следы… задыхается от недостатка воздуха… И последний крик, нечеловеческий, полный отчаяния… крик, которого никто не слышит. И смерть… в полной темноте, с последней надеждой, что кто-то её спасёт.

Каждый раз одно и то же. Этот кошмар преследует меня каждый раз, как я сюда прихожу.

Слёзы наворачиваются на глаза, жгучие капли обжигают щёки.

Не могу поверить, что она оставила меня. Променяла меня на эту… бессмысленную смерть. Забыла всё хорошее, что у нас было… Как она могла так глупо сдаться? Почему не боролась?

Голова раскалывается от боли. В висках стучит, словно кто-то бьёт молотком. Присел на лавочку, которую сам поставил здесь, рядом с её могилой, чтобы было где отдохнуть и поговорить с ней.

Ну что ж, раз ты так решила… Лежи тут. Наслаждайся тишиной и покоем. Наслаждайся моими мучениями, моей болью. Видимо, тебе это нравится больше, чем жизнь со мной, чем наша любовь.

Фантазия разыгралась, как всегда. Вижу её рядом. Сидит на краю могилы, как живая. Слушает мои мысли, прищурившись с лукавым видом. Смеётся, глядя мне прямо в глаза. Расскажи мне, дай мне хоть какой-то знак, почему я так наказан. Что я сделал не так? В чём моя вина? Можно ли всё изменить, вернуться назад, исправить ошибки? Или это всё только в моей голове?

Резкая, обжигающая боль в груди внезапно прервала мои мысли. Она всегда появляется здесь, на кладбище. Как перед долгим, мучительным расставанием… Только это расставание – навсегда. И эта боль почти не отпускает меня, стоит только подумать о ней, о ней одной. Мозг скулит и кричит от боли. Алкоголь обычно помогает… но сейчас нельзя. Работа. Придётся терпеть, стиснув зубы. Хотя… немного алкоголя, грамм сто, и боль утихнет, и на работу можно будет идти спокойно. Нет, нельзя. Нельзя начинать день с этого. Надо держаться. Хотя бы до вечера.

Просидел я так ещё минут двадцать. Молча смотрел на её фотографию, пытаясь разглядеть в ней хоть какой-то ответ. Не выдержал, встал. Пошёл к выходу, волоча ноги. Боль накатывала волнами, как шторм в открытом море. Отпускала на несколько секунд, даря обманчивое облегчение, а потом обрушивалась с новой силой, сдавливая грудь. И с каждой волной всё сильнее и сильнее хотелось выпить. До одурения. До беспамятства.

Вышел с кладбища, захлопнув за собой калитку. Надо домой, перекусить хоть чем-нибудь, а потом на работу. Но эта чёртова боль не отпускала, продолжала сжимать грудь, перекрывая дыхание. В голове пульсировала одна мысль: «Ви́ски, виски, виски…» Всё, решено. Никакой работы. Точнее, не сразу на работу. Сначала – в магазин. Бутылка виски. Пара глотков – и я смогу спокойно работать, смогу улыбаться и делать вид, что всё в порядке. А вечером… Вечером допью всё остальное. Это единственное, что может помочь. Единственное, что хоть ненадолго заглушит эту невыносимую боль.

Зашёл в первый попавшийся магазин, даже не глядя на вывеску. Сразу к витрине с алкоголем. Выбирать особо не приходится. Денег немного, так что беру самое дешёвое пойло, какое только есть на полке. Главное – утолить эту внутреннюю жажду. Интересно, что как только взял бутылку в руки, боль словно отступила. То, что толкало меня к выпивке, внезапно исчезло. Странно. Алкоголь уже вроде бы и не нужен. Но раз уж решил, пусть будет. На всякий случай. От нового приступа этой чёртовой боли. Вдруг вернётся?

Купил, вышел из магазина. Сел на ближайшую лавочку. Держу в руках эту проклятую бутылку, как сокровище. Открыл, налил немного в крышечку, выпил. Горло обожгло, но больше ничего. Ни облегчения, ни головокружения, ничего. Ещё раз. Тот же эффект. Ладно, к чёрту эти церемонии. Пью прямо из горла, не отрываясь. Нет, я, конечно, понимаю, что алкоголь действует не сразу, что нужно время, чтобы он впитался в кровь. Но чем больше выпью сейчас, тем надёжнее будет моя защита от боли, от этих проклятых воспоминаний.

Посидел немного, прислушиваясь к своим ощущениям. Ничего. Только жжение в горле и лёгкая тошнота. Ладно, хватит с меня этого. Пора на работу. Бутылку дома не буду оставлять. Спрячу где-нибудь в парке под лавочкой или возле работы. На обратном пути допью.

Так и проходят мои дни, один похож на другой. Поздно просыпаюсь с тяжёлой головой и с ноющей болью в груди. Иду на кладбище, чтобы поговорить с ней, а потом, словно зомби, иду по делам или возвращаюсь домой. А потом – мрак. И в этом мраке я пытаюсь напиться, забыться, убежать от реальности. Чем больше пью, тем атмосфернее, спокойнее становится ночь. Больше всего ненавижу лето. Короткие ночи, длинные дни… Это настоящая пытка для моей измученной души. Осень – моё время. Время увядания, время грусти и тоски, время, когда я чувствую себя в своей тарелке.

Думаю об этом и не замечаю, как расслабляются мышцы лица, как путаются мысли, как всё вокруг становится немного размытым и нереальным. Делаю ещё несколько глотков этого дешёвого пойла… И знакомое, долгожданное чувство накрывает меня с головой.

Чувство, которое я полюбил, которое стало моим спасением. Безразличие. Равнодушие.

Опьянение…

Подойдя к офису, я едва соображал, куда иду. Зачем меня вообще вызвали? Какого чёрта им от меня нужно? Образ её снова всплыл перед глазами, сжимая сердце ледяной рукой. Но тут меня осенило. Эврика! А зачем вообще прятать эту проклятую бутылку? Раз уж он соизволил меня вызвать, пусть принимает таким, какой я есть. Пьяным, жалким, потерянным.

Зайдя через главный вход, я тут же свернул направо, к лестнице на второй этаж. Поднимался медленно, цепляясь за перила. В длинном унылом коридоре наткнулся на бывших коллег. Увидел их жалостливые вздохи, услышал тихие смешки. Кое-кто даже не скрывал своего презрения. Да плевать. Пусть пашут за свою жалкую зарплату. Я хоть и получаю гроши, зато ничего не делаю. Живу одним днём. И мне, в общем-то, наплевать на их мнение.

Дошёл до белой двери кабинета начальника. Нажал на ручку и вошёл, не постучавшись. Начальник, как всегда, тут же вскочил со своего кожаного кресла, словно его ужалила пчела. Он выглядел так безупречно, так свежо и энергично, что я рядом с ним – как бомж, случайно забредший в роскошный особняк миллиардера просить милостыню.

– О, кто к нам пожаловал! Не прошло и года, – пропел начальник, с натянутой улыбкой подходя ко мне. – Ну давай присаживайся, чего стоишь? Только курточку сними, нечего тут пыль разводить. – Он помог мне снять куртку. Его тон был приторно-сладким, фальшивым до тошноты. – Ты давай, чувствуй себя как дома. Бутылочку ставь на стол, присаживайся, ножки вытягивай. А я тебе пока пойду документы достану. Нужно ведь зафиксировать твоё триумфальное возвращение. – В его голосе прозвучала злая ирония.

Я неуклюже сел в кресло. Чувствую, как во мне поднимается раздражение. Что-то здесь не так. Он слишком… радушный. Слишком довольный.

– Что-то вы радостней, чем обычно, – пробормотал я, пытаясь сфокусировать взгляд на расплывающихся предметах. Алкоголь уже начинал сильно действовать.

– Ну так а чего мне унывать? Ко мне такой барин пожаловал. – Начальник противно захихикал, перебирая какие-то бумаги на своём столе. – Да ещё плюсом у нас тут новый контракт на очень-очень много денег. Собственно, поэтому ты нам сегодня и нужен. От тебя требуется всего лишь пара подписей, и всё, можешь идти дальше наслаждаться своей «свободой».

– Классно. А что за контракт? – спросил я, делая большой глоток прямо из бутылки.

Виски обжёг горло, но сейчас это было даже приятно.

– Да видишь ли, готовим новый правительственный проект. Масштабный, знаешь ли. Будет задействовано очень много людей и, конечно же, очень много денег, – сказал начальник, и его голос просто сочился самодовольством. Он положил передо мной кипу бумаг: – Так, смотри тут, если хочешь, можешь всё это прочитать, хотя я сомневаюсь, что ты сможешь что-то понять в своём состоянии. Но от тебя требуется всего лишь подпись вот здесь, на каждой странице.

Он ткнул пальцем в какую-то строку. Буквы плясали перед глазами, как пьяные черти. Читать? Да кому это нужно? Мне абсолютно всё равно. Я хочу лишь одного – поскорее уйти отсюда, вырваться из этого кошмара, вернуться в свою уютную алкогольную реальность. Я машинально поставил свою подпись, не глядя, даже не пытаясь вникнуть в суть происходящего. Лишь бы всё это закончилось.

– Так, подписал? – Начальник придирчиво проверил документ. – Ага, вижу. Всё, ты свободен. А теперь пошёл вон отсюда.

Его тон резко изменился, став жёстким, презрительным и холодным, как лезвие ножа. Меня словно окатили ледяной водой, мигом отрезвив. Где та приторная любезность? Куда делась фальшивая забота?

– Не понял, – выдавил я, чувствуя, что алкогольное опьянение отступает, оставляя после себя лишь противную тошноту и тупую боль в висках.

– Чего ты там не понял? А, да, извини, я забыл, у алкоголиков же мозг еле работает. Ты уволен, с завтрашнего дня можешь здесь не появляться. Забирай свою куртку и катись отсюда ко всем чертям, – начальник брезгливо указал на дверь.

Внутри меня всё закипело, заклокотало, как в перегретом котле.

– Что-то я не понимаю. Что я сделал не так? Чем не угодил? – спросил я, стараясь сохранять хоть какое-то подобие спокойствия, хотя голос предательски дрожал.

– Ты реально не понимаешь? Мозги, что ли, обменял на бутылку виски? Хотя чего я спрашиваю… – Начальник развёл руками, изображая крайнюю степень отвращения. – Зачем мне держать такого слюнтяя? У меня даже уборщица, которая получает в три раза меньше, чем ты, выполняет работы больше. Ты бесполезен.

– Всё равно не понимаю. – Я с трудом сдерживал подступающую ярость. – Ты же знаешь о моей жизненной ситуации… Ты сам предложил мне помощь! Ты сам сказал, что дашь мне шанс! А сейчас упрекаешь меня в том, что я ничего не делаю! Да как ты можешь?!

– Да, было дело. Но попробуй-ка напрячь свои проспиртованные извилины и вспомнить, что именно я тебе тогда сказал. Говорил ли я, что буду тебя обеспечивать до самой глубокой старости, пока ты наконец не издохнешь от цирроза печени? Или, может быть, я клялся оплачивать все твои бесконечные посиделки в барах? Что-то я такого не припоминаю. Я сказал, что первое время ты можешь не ходить на работу, но зарплату будешь получать, чтобы у тебя была возможность кормить и воспитывать дочь. А потом… Потом я просто пожалел тебя, жалкого, сломленного человека. Видел, как тебе тяжело, и надеялся, что ты сможешь выкарабкаться. Но с каждым днём становилось только хуже. Похмелье, бессонные ночи, постоянный запах перегара… Продуктивности ноль. А недавно я узнал, что никакой дочери-то и нет! У тебя тёща забрала её, потому что ты все деньги, до последней копейки, пропил! Думаешь, я тут благотворительная организация, что ли?

Каждое слово начальника бьёт меня как хлыстом, разрывая изнутри.

– Это неправда! Она… она живёт с… со мной и иногда ездит к бабушке! Я… я регулярно трачусь на неё… – Я запутался в собственных словах, словно в паутине лжи. Слова путались; ком стоял в горле, перекрывая дыхание.

– Врёшь! – начальник беспощаден. – Ты ни копейки на неё не потратил! Ты только и знаешь, что пить да жаловаться на свою несчастную судьбу! Убирайся отсюда! И не смей больше появляться на пороге моего офиса!