Эльтадия: Эклипс Баланса

Её размышления прервал новый голос – лёгкий, с ноткой насмешки, но тёплый, как будто его обладатель привык очаровывать всех вокруг. Она подняла взгляд и увидела мужчину, который подошёл к их столу, его шаги были лёгкими, почти танцующими, а улыбка – широкой и открытой, но в ней мелькала искра хитрости. Он был молод, не старше тридцати, с тёмными волосами, слегка растрепанными, и глазами цвета ореха, в которых плясали искры веселья. Его одежда была простой – кожаная куртка, потёртая на локтях, и брюки, заправленные в высокие сапоги, – но в его манере держаться было что-то притягательное, как будто он знал, что все взгляды в таверне будут обращены на него.

– Ну, что у нас тут? – сказал он, его голос был гладким, с лёгкой насмешкой, но в нём чувствовалась теплота. – Новые лица в "Серебряном Клинке"? Или старые враги Аргуса?

Аргус нахмурился, его пальцы сжали посох, но в его голосе не было гнева, только усталость.

– Лионель, – сказал он, его хриплый голос был ровным, но с лёгкой насмешкой. – Я думал, ты давно ушёл из Эверина. Что ты здесь делаешь?

Лионель рассмеялся, его смех был лёгким, как звон колокольчиков, и он подвинул стул, садясь рядом с Айрин, не спрашивая разрешения. Она почувствовала, как жар поднимается к щекам, когда он повернулся к ней, его взгляд скользнул по её лицу, цепкий, но не угрожающий, скорее любопытный.

– А я, старик, всегда возвращаюсь туда, где интересно, – сказал он, его тон был лёгким, но с намёком на глубину. – А ты, красавица, кто такая? Не похожа на местную.

Айрин сглотнула, её горло пересохло, и она почувствовала, как её сердце заколотилось быстрее. Его взгляд был слишком прямым, слишком тёплым, и она не знала, как на это реагировать. Она бросила взгляд на Аргуса, ища поддержки, но он лишь слегка кивнул, как будто говоря: "Справляйся сама".

– Я… Айрин, – сказала она, её голос был тихим, но в нём чувствовалась сталь, рождённая болью. – Из Калмера.

Лионель прищурился, его улыбка стала шире, но в его глазах мелькнула тень сочувствия.

– Калмер, говоришь? – сказал он, его тон стал мягче, но с лёгкой насмешкой. – Слышал, там недавно было жарко. В прямом смысле.

Её сердце сжалось, как будто кто-то вонзил в него нож, и она опустила взгляд, не в силах выдержать его взгляд. Она почувствовала, как слёзы жгут глаза, но сжала кулаки, не желая показывать слабость. Лионель заметил её реакцию, и его улыбка угасла, сменившись чем-то более искренним.

– Прости, – сказал он, его голос стал тише, с ноткой сожаления. – Я не хотел. Но ты здесь, а это значит, ты выжила. А в Эверине выживают только сильные.

Айрин подняла взгляд, её глаза были влажными, но в них мелькнула искра гнева.

– Я не сильная, – сказала она, её голос дрогнул, но в нём чувствовалась решимость. – Я просто… не знаю, что делать.

Лионель наклонился ближе, его голос стал почти шёпотом, но в нём чувствовалась сила.

– Тогда позволь мне рассказать тебе кое-что об этом городе, – сказал он, его тон был серьёзным, но с лёгкой насмешкой. – Эверин – это место, где элита пьёт из золотых кубков, а простой народ умирает в грязи. Магия здесь – привилегия, а не дар. И если у тебя есть что-то, что они хотят, – он кивнул на её карман, где угадывались очертания кристалла, – они не остановятся, пока не заберут это.

Его слова ударили её, как молот по наковальне, и она почувствовала, как гнев, который тлел в её груди, вспыхнул ярче. Она вспомнила нищих на улицах, их пустые глаза, их худые руки, и подумала о Калмере, где никто не голодал, где все делились последним куском хлеба. Её пальцы сжали кристалл так сильно, что ногти впились в ладонь, оставляя тонкие полумесяцы боли.

– Почему так? – спросила она, её голос был тихим, но в нём чувствовалась сталь. – Почему они не помогают?

Лионель усмехнулся, его усмешка была горькой, как вкус эля, что стоял на столе.

– Потому что власть, милая, – сказал он, его голос был гладким, но с лёгкой насмешкой. – Магия – это власть, а власть развращает. Мерик и его советники, вроде Клайва, хотят всё контролировать. И они не любят, когда кто-то вроде тебя появляется с чем-то, что может нарушить их планы.

Аргус кивнул, его взгляд был мрачным, но в нём мелькнула тень уважения.

– Лионель прав, – сказал он, его хриплый голос был ровным, но с лёгкой насмешкой. – Но он забыл упомянуть, что сам играет в эти игры. Не доверяй ему, Айрин.

Лионель рассмеялся, его смех был лёгким, но в нём чувствовалась тень обиды.

– О, Аргус, ты всегда был слишком серьёзным, – сказал он, его тон был лёгким, но с намёком на вызов. – Я просто пытаюсь помочь. И, может, немного развлечься.

Рен, который до этого молчал, вдруг наклонился вперёд, его глаза сузились, и в его голосе появилась сталь.

– Если ты хочешь развлечься, – сказал он, его голос был резким, с грубой прямотой, – найди себе другую компанию. Мы здесь не для игр.

Лионель поднял руки в примирительном жесте, его улыбка стала шире, но в его глазах мелькнула искра раздражения.

– Ладно, ладно, воин, – сказал он, его тон был лёгким, но с лёгкой насмешкой. – Я понял. Но если вам понадобится информация, вы знаете, где меня найти.

Он встал, слегка поклонился Айрин, его взгляд задержался на ней на мгновение дольше, чем нужно, и ушёл, его шаги были лёгкими, почти танцующими. Айрин почувствовала, как жар поднимается к щекам, и опустила взгляд, не зная, что думать. Его слова о неравенстве, о власти, о магии эхом отдавались в её голове, и она чувствовала, как гнев растёт, как огонь, который она не могла потушить.

Её мысли прервал громкий стук двери, и таверна на мгновение затихла, все взгляды устремились к входу. В зал вошла женщина – высокая, с короткими тёмными волосами, спутанными и влажными от пота, её лицо было покрыто грязью и кровью, а на щеке красовался свежий шрам, красный и воспалённый. Её кожаная куртка была порвана, а в руке она сжимала кинжал, лезвие которого было покрыто тёмными пятнами. Она тяжело дышала, её грудь вздымалась, и она обвела зал взглядом, полным ярости и боли, пока её глаза не остановились на их столе.

– Аргус! – рявкнула она, её голос был резким, с саркастическим оттенком, но в нём чувствовалась боль. – Ты мне нужен. Сейчас.

Аргус встал, его посох тихо стукнул о пол, и в его голосе появилась сталь.

– Марика, – сказал он, его хриплый голос был ровным, но с лёгкой насмешкой. – Что ты натворила на этот раз?

Марика шагнула ближе, её кинжал всё ещё был наготове, и Айрин почувствовала, как её сердце заколотилось быстрее. Она заметила, как Рен напрягся, его рука легла на рукоять меча, и его взгляд стал холодным, как лёд. Напряжение между ними было осязаемым, как запах крови, что исходил от Марики, и Айрин почувствовала, как её собственный страх смешивается с любопытством.

– Я натворила? – сказала Марика, её голос был резким, с саркастическим оттенком, но в нём чувствовалась боль. – Это ты привёл сюда девчонку, за которой охотится половина Эверина. Клайв нанял меня убить её, но я передумала.

Её взгляд упал на Айрин, и в её глазах мелькнула искра интереса, смешанная с чем-то, что Айрин не могла распознать – то ли уважение, то ли жалость. Она почувствовала, как жар поднимается к щекам, и её голос дрогнул, когда она заговорила.

– Почему ты передумала? – спросила она, её голос был тихим, но в нём чувствовалась сталь.

Марика усмехнулась, её усмешка была горькой, как вкус эля, что стоял на столе.

– Потому что я знаю, что такое терять всё, – сказала она, её голос был резким, но в нём чувствовалась боль. – И я видела, как ты держишься. Ты не сдаёшься. Это… впечатляет.

Рен фыркнул, его голос был резким, как удар клинка.

– Ты просто хочешь спасти свою шкуру, – сказал он, его тон был холодным, с грубой прямотой. – Не притворяйся, что тебе есть дело.

Марика повернулась к нему, её глаза сузились, и в её голосе появилась сталь.

– А ты, Рен, всё ещё думаешь, что всё решается мечом? – сказала она, её тон был резким, с саркастическим оттенком. – Может, пора начать думать головой?

Айрин почувствовала, как напряжение между ними растёт, как огонь, готовый вспыхнуть, и она встала, её голос был тихим, но твёрдым.

– Хватит, – сказала она, её тон был полон решимости. – Если ты хочешь помочь, Марика, я принимаю твою помощь. Но нам нужно работать вместе.

Марика посмотрела на неё, её взгляд смягчился, и в нём мелькнула искра уважения.

– Хорошо, – сказала она, её голос стал тише, но в нём чувствовалась сила. – Но знай, что Клайв не остановится. Он хочет твой кристалл, и он сделает всё, чтобы его получить.

Аргус кивнул, его взгляд был мрачным, но в нём мелькнула тень решимости.

– Тогда нам нужно двигаться быстрее, – сказал он, его хриплый голос был ровным, но с лёгкой насмешкой. – Альфред может знать больше об амулете. Пойдём к нему.

Они покинули таверну, оставив гул голосов и запах эля позади, и направились к лаборатории Альфреда, которая, по словам Аргуса, находилась в старом районе Эверина, где дома были такими же покосившимися, как их надежды. Улицы здесь были узкими, брусчатка потрескалась, и запах сырости смешивался с едким духом химикатов, что витал в воздухе. Айрин чувствовала, как её сердце колотится, но в груди росла решимость – она не знала, что ждёт её впереди, но знала, что не может остановиться.

Лаборатория Альфреда оказалась в подвале старого дома, его стены были покрыты плесенью, а окна забиты досками, пропуская лишь тонкие лучи света. Они спустились по крутым ступеням, и Айрин почувствовала, как воздух становится гуще, пропитанный запахом серы, металла и чего-то едкого, что щипало нос. Внутри было тесно: столы были завалены колбами, свитками и кристаллами, тускло мерцающими в полумраке, а в углу стояло устройство, похожее на Сердце Пустоты, его поверхность была покрыта рунами, что слабо светились багровым.

Альфред оказался худощавым мужчиной с растрепанными волосами и горящими глазами, его мантия была покрыта пятнами от химикатов, а пальцы дрожали от возбуждения, когда он повернулся к ним.

– Аргус! – воскликнул он, его голос был быстрым, взволнованным, с ноткой восторга. – Ты привёл гостей! И… о, что это у вас?

Его взгляд упал на амулет в руках Айрин, и его глаза расширились, как у ребёнка, нашедшего сокровище.

– Амулет Забытого Времени, – сказал Аргус, его хриплый голос был ровным, но с лёгкой насмешкой. – Но мы здесь не для этого. Расскажи нам о Сердце Пустоты.

Альфред кивнул, его пальцы забегали по столу, перебирая свитки, пока он не нашёл нужный.

– Сердце Пустоты, – сказал он, его голос был быстрым, с ноткой восторга. – Устройство, которое может исцелить земли, вернуть магию в равновесие. Но оно опасно. Очень опасно.

Айрин почувствовала, как гнев вспыхнул в её груди, как огонь, который она не могла потушить.

– Это из-за него Калмер сгорел? – спросила она, её голос был тихим, но в нём чувствовалась сталь.

Альфред замер, его взгляд стал серьёзным, и в нём мелькнула тень вины.

– Возможно, – сказал он, его голос стал тише, с ноткой сожаления. – Но я не уверен. Эклипс мог усилить его эффект.

Рен фыркнул, его голос был резким, как удар клинка.

– Тогда его нужно уничтожить, – сказал он, его тон был холодным, с грубой прямотой. – Пока оно не убило ещё больше людей.

Аргус молчал, его взгляд был мрачным, и Айрин заметила, как его пальцы сжали посох, как будто он вспоминал что-то, что хотел бы забыть. Она почувствовала, как её собственный гнев смешивается с болью, и её голос дрогнул, когда она заговорила.

– Если это правда, – сказала она, её голос был тихим, но в нём чувствовалась сталь, – то ты виновен в смерти моей семьи.

Альфред опустил взгляд, его пальцы дрожали, и в его голосе появилась тень вины.

– Я не хотел этого, – сказал он, его голос был тихим, с ноткой сожаления. – Я хотел помочь. Но… магия всегда имеет цену.

Её сердце сжалось, как будто кто-то вонзил в него нож, и она почувствовала, как слёзы жгут глаза. Она хотела кричать, ударить его, но вместо этого она сжала кулаки, не желая показывать слабость. Она вспомнила слова Эйрика о том, что сила творить может и разрушать, и подумала, что, возможно, Альфред тоже был жертвой этой силы.

Они покинули лабораторию, оставив Альфреда с его свитками и устройствами, и вернулись в таверну, где воздух был всё таким же густым от запахов и голосов. Они сели за тот же стол, но теперь их было четверо, и напряжение между ними было осязаемым, как запах крови, что всё ещё исходил от Марики. Айрин чувствовала, как её собственный страх смешивается с усталостью, и она не знала, как долго сможет держаться.

Вечер тянулся медленно, и вскоре спор вспыхнул, как огонь, который она не могла потушить. Рен наклонился вперёд, его глаза сузились, и в его голосе появилась сталь.

– Мы должны уничтожить Сердце, – сказал он, его голос был резким, с грубой прямотой. – Оно слишком опасно, чтобы оставлять его в руках таких, как Альфред.

Марика фыркнула, её усмешка была горькой, как вкус эля, что стоял на столе.

– А ты всё ещё думаешь, что всё решается мечом? – сказала она, её голос был резким, с саркастическим оттенком. – Мы можем использовать его против Мерика. Это оружие, Рен, а не игрушка.

Айрин почувствовала, как напряжение между ними растёт, и она встала, её голос был тихим, но твёрдым.

– Хватит, – сказала она, её тон был полон решимости. – Мы не можем решать, пока не узнаем больше. Нам нужно найти Архивариуса.

Её голос утонул в гуле таверны, но она почувствовала, как Лионель, сидящий неподалёку, усмехнулся, его голос был лёгким, с лёгкой насмешкой.

– А может, вам просто сбежать? – сказал он, его тон был лёгким, но с намёком на вызов. – Эверин – не место для героев.

Его слова эхом отозвались в её голове, и она почувствовала, как её собственный страх смешивается с решимостью. Она не знала, что делать, но знала, что не может остановиться.

Ночь опустилась на Эверин, и таверна затихла, голоса сменились храпом и шёпотом. Айрин сидела у огня, её пальцы сжимали кристалл, а мысли кружились вокруг Калмера, Рена, Марики. Она не заметила, как тени за окном сгустились, и не услышала тихих шагов, приближающихся к таверне.

Внезапно дверь распахнулась, и в зал ворвались наёмники, их мечи сверкнули в свете ламп, а на груди блестел символ Мерика. Их лидер, высокий мужчина с лицом, покрытым шрамами, ухмыльнулся, его голос был резким, как удар кнута.

– По приказу Клайва, вы все мертвы! – рявкнул он, и его люди бросились в атаку.

Рен вскочил, его меч вылетел из ножен с лёгким звоном, и он рубил с точностью молнии, первый наёмник упал с хрипом, второй отлетел, ударившись о стену. Марика бросилась вперёд, её кинжал мелькал в воздухе, и она спасла Рена, отразив удар, который мог бы стать смертельным. Айрин почувствовала, как паника сжимает её горло, но её тело среагировало быстрее разума: она подняла руки, и из её ладоней вырвался барьер света, сияющий и твёрдый, как стекло, защищая Альфреда, который замер в углу.

Она почувствовала, как её силы истощаются, как головная боль пронзает виски, но барьер держался, пока Рен и Марика не добили последних наёмников. Таверна затихла, только тяжёлое дыхание и запах крови наполняли воздух. Айрин опустилась на колени, её руки дрожали, и она почувствовала, как ревность кольнула её сердце, когда она увидела, как слаженно сражаются Рен и Марика, как будто они были созданы для этого.

Аргус помог ей встать, его рука была твёрдой, но тёплой.

– Нам нужно уходить, – сказал он, его хриплый голос был ровным, но с лёгкой насмешкой. – Эверин становится слишком опасным.

Они выбежали через чёрный ход, оставив таверну позади, и направились к окраине города, где ночь окутала их, как плащ. Айрин чувствовала, как её сердце колотится, но в груди росла решимость – она знала, что Клайв не остановится, и что их путь только начинается.

Глава 4

Утренний воздух Эверина всё ещё цеплялся за края её плаща, когда Айрин шагала прочь от города, следуя за Аргусом по узкой тропе, что вилась между холмами и ныряла в густую тень леса. Туман стелился над землёй, тонкий и белёсый, как дыхание умирающей звезды, смягчая очертания мира вокруг. Он приглушал звуки – мягкий хруст её изношенных башмаков по влажной траве, глухой стук посоха Аргуса, лёгкое позвякивание доспехов Рена. Запах города, едкий от дыма кузниц и сырости камня, постепенно растворялся, уступая место чему-то более живому, почти первозданному – терпкому аромату хвои, что витал в воздухе, и слабому, сладковатому дыханию цветов, пробивающихся сквозь мох. Солнце только-только поднялось над горизонтом, его лучи пробивались сквозь густой полог деревьев, отбрасывая длинные золотые нити света, которые дрожали на земле, словно живые. Эти тени тянулись к ней, как пальцы, зовущие в глубину леса, и Айрин чувствовала, как её сердце сжимается от смеси тревоги и предвкушения.

Её башмаки, пропитанные грязью после бегства из таверны "Серебряный Клинок", хлюпали при каждом шаге, и холод просачивался сквозь истёртые подошвы, заставляя пальцы ног поджиматься. Кожа на пятках натиралась, оставляя жгучую боль, но Айрин стиснула зубы, не позволяя себе замедлиться. В груди теплилась искра – не просто усталость или страх, а что-то новое, рождённое ночью у огня, когда слова Марики о боли и решимость Аргуса найти ответы смешались с её собственными мыслями. Она больше не была просто девочкой из Калмера, потерявшей всё в огне Эклипса. Теперь она была чем-то большим – носительницей, как назвали её эфирные в святилище, и это знание тяжёлым плащом легло на её плечи, согревая и пугая одновременно.

Аргус шёл впереди, его потрёпанный плащ колыхался на ветру, подметая траву, а посох в его руке глухо стучал по земле, отмеряя ритм их пути. Его широкие плечи были слегка сгорблены, как будто годы вины и мудрости давили на него, но в его походке чувствовалась уверенность человека, который знал этот лес, как свои ладони. Свет солнца играл на его седых волосах, выхватывая серебряные пряди, и Айрин заметила, как его пальцы то и дело сжимались на посохе, словно он ждал чего-то – угрозы или откровения. Рен шагал чуть позади него, его тёмные доспехи поблёскивали в утреннем свете, а меч за спиной покачивался в такт шагам, издавая слабый звон металла о ножны, который сливался с шорохом листвы. Его лицо оставалось непроницаемым, как вырезанная из камня маска, но Айрин уловила, как его взгляд скользил по сторонам, цепкий и холодный, выискивая тени между деревьями. Он был как натянутая струна – готовый в любой момент сорваться в бой, и эта напряжённость заставляла её собственные нервы дрожать.

Марика замыкала их маленький отряд, её шаги были лёгкими, почти бесшумными, словно она ступала по воздуху. Свежий шрам на её щеке, красный и воспалённый, выделялся на бледной коже, как метка, оставленная судьбой, но в её глазах горел огонь – неукротимый, живой, тот самый, что заставил её отвергнуть приказ Клайва и встать на сторону Айрин. Она то и дело бросала быстрые взгляды на Рена, и Айрин чувствовала, как между ними витает что-то неуловимое – напряжение, острое, как лезвие кинжала, которое она не могла до конца разгадать. Её собственное сердце сжималось от этого, и она не знала, было ли это завистью, страхом или просто усталостью от всего, что свалилось на неё за последние дни.

Лес обступал их всё плотнее, его дыхание становилось гуще, насыщеннее. Воздух наполнился запахами – влажной земли, пропитанной росой, смолы, что сочилась из трещин в коре, и чего-то сладкого, почти эфирного, что заставляло её голову кружиться. Деревья здесь были старыми, их стволы, покрытые мягким зелёным мхом, возвышались, как стражи, а ветви сплетались высоко над головой, образуя полог, через который свет падал тонкими, дрожащими нитями. Но настоящим чудом были цветы – крошечные, не больше ногтя на мизинце, они росли у корней, испуская мягкое голубоватое сияние, словно звёзды, упавшие с неба и застывшие в траве. Айрин замедлила шаг, её дыхание замерло, когда она наклонилась к одному из них. Лепестки были тонкими, почти прозрачными, и свет пульсировал в них, как живое сердце. Она протянула руку, её пальцы дрожали в воздухе, но она остановилась, боясь нарушить эту хрупкую магию.

Аргус заметил её движение и остановился, опираясь на посох. Его тёмные глаза блеснули в утреннем свете, и на его губах мелькнула слабая улыбка, смягчившая суровые морщины на лице.

– Это эфирные слёзы, – сказал он, его хриплый голос прорезал тишину леса, мягкий, но полный глубины. – Легенды говорят, они выросли там, где эфирные проливали слёзы, покидая наш мир. Их свет – это их память, их магия, оставленная нам.

Айрин подняла взгляд, её пальцы всё ещё висели в воздухе, дрожа от близости к цветку. В груди шевельнулось тепло, но тут же сменилось острой болью – воспоминанием о Тео, о том, как он однажды принёс домой цветок, утверждая, что он волшебный, и как Лейна смеялась, вплетая его в её волосы. Слёзы обожгли глаза, и она смахнула их рукавом, грубая ткань царапнула кожу. Она выпрямилась, стараясь прогнать слабость, но голос всё равно дрогнул, когда она заговорила.

– Они прекрасны, – прошептала она, её слова почти утонули в шелесте листвы, мягкие и задумчивые.

Марика фыркнула, её шаги приблизились, и Айрин уловила слабый запах крови и трав, исходящий от её одежды. Она остановилась рядом, скрестив руки на груди, и её губы изогнулись в саркастической усмешке, но в глазах мелькнула тень чего-то тёплого.

– Прекрасны, пока не наступишь, – бросила она, её голос был резким, но не злым. – Давай, Айрин, не отставай. Нам ещё идти до Илвариана, а я не собираюсь тащить тебя на себе.

Рен молчал, но его взгляд задержался на цветах чуть дольше, чем обычно, прежде чем он отвернулся, продолжая путь. Его молчание было тяжёлым, как камень, и Айрин почувствовала, как её собственные мысли тянут её вниз. Она поспешила за ними, её сердце колотилось от смеси восторга и тревоги. Лес казался живым, его звуки – треск веток под ногами, далёкий крик птицы, шорох ветра в кронах – сливались в мелодию, которая убаюкивала её, но под этой красотой таилась тень. Она чувствовала, что они идут не просто по тропе, а по границе между тем, что было, и тем, что могло бы быть.

К полудню лес начал редеть, его густой полог расступался, открывая взгляду первые очертания Илвариана. Солнце стояло высоко, его свет пробивался сквозь ветви, отбрасывая пятна на землю, и Айрин почувствовала, как пот выступил на её лбу, липкий и тёплый. Она вытерла его рукавом, ткань туники, уже пропитанная пылью и грязью, царапнула кожу, оставив лёгкое жжение. Воздух стал суше, но всё ещё хранил слабый аромат эфирных слёз, теперь смешиваясь с запахом старого камня и земли, потревоженной их шагами. Тропа расширилась, её края поросли высокой травой, что шелестела под ветром, и Айрин уловила далёкий гул – низкий, почти неощутимый, как дыхание спящего зверя. Она бросила взгляд на Аргуса, но его лицо оставалось непроницаемым, лишь морщины вокруг глаз углубились, выдавая напряжение.

Илвариан возник перед ними внезапно, как мираж, сотканный из камня и воспоминаний. Его стены, некогда белые, как кости дракона, теперь потрескались и поросли плющом, чьи листья дрожали на ветру, шепча истории давно ушедших дней. Башни поднимались к небу, высокие и изящные, но их вершины были сломаны, а основания утопали в земле, словно время пыталось стереть их с лица Эльтадии. Улицы вымощены гладкими плитами, отполированными до блеска ветром и дождём, и между трещинами пробивались те же светящиеся цветы, что в лесу, только здесь их сияние казалось тусклее, будто они устали светить в одиночестве. Воздух был прохладным, пропитанным запахом старого камня и чего-то металлического, почти магического, от чего у Айрин закружилась голова, а кристалл в её кармане нагрелся, его пульсация отдавалась в ладони, как зов.

Аргус остановился у арки, что вела в центр города, его пальцы сжали посох чуть сильнее, и дерево скрипнуло под его хваткой. Он повернулся к ним, его тёмные глаза блеснули в тени капюшона, и голос, хриплый и глубокий, прорезал тишину.

– Илвариан был сердцем эфириалов, – сказал он, в его тоне звучало благоговение, смешанное с усталостью. – Здесь они творили свою магию, учили людей балансу. Это место было живым, пока они не ушли. Теперь остались только тени их силы.

Айрин шагнула вперёд, её взгляд скользил по разрушенным стенам, цепляясь за каждую трещину, каждый изгиб плюща. Она чувствовала, как кристалл в её кармане пульсирует всё сильнее, его тепло проникало сквозь ткань, согревая кожу, и её ноги сами несли её дальше, мимо обрушенных колонн и статуй, чьи лица стёрлись от времени, оставив лишь пустые глазницы, смотрящие в никуда. Марика шла рядом, её рука лежала на рукояти кинжала, пальцы то и дело сжимались, словно она ждала удара из теней. Рен держался чуть позади, его шаги были тяжёлыми, уверенными, и каждый звук его доспехов – слабый лязг металла – эхом отдавался в пустоте города. Тишина Илвариана давила на неё, нарушаемая лишь их дыханием да редким шорохом листвы, гонимой ветром, и Айрин чувствовала, как её сердце бьётся быстрее, откликаясь на эту странную, почти осязаемую пустоту.