
Полная версия:
Эльтадия: Эклипс Баланса

Егор Хильчук
Эльтадия: Эклипс Баланса
Глава 1
Айрин открыла глаза, разбуженная тонкими лучами утреннего света, которые пробивались сквозь щели в деревянных ставнях её маленькой комнаты. Воздух был прохладным, пропитанным ароматом росы, что оседала на траве за окном, и едва уловимым запахом свежего хлеба, доносящимся из деревенской пекарни. Она лежала неподвижно, прислушиваясь к звукам пробуждающегося Калмера: щебет птиц, шорох листьев под лёгким ветром, редкое кудахтанье кур в загоне за домом. Её комната была скромной, но тёплой: стены из грубо обтёсанного дерева хранили следы топора, покатый потолок, покрытый соломой, слегка поскрипывал, а узкое окно с чуть кривыми стёклами пропускало свет, отбрасывая пятна на пол. На стене висел гобелен, сотканный её матерью, Лейной – изображение эфирных существ, парящих среди звёзд, их формы были вытканы серебристыми и синими нитями, мерцающими в утреннем полумраке. Это было напоминание о легендах, которые вплетались в жизнь их семьи, словно нити в ткань.
С лёгким вздохом Айрин откинула шерстяное одеяло, грубое на ощупь, но согревающее, и спустила ноги с кровати. Половицы холодили босые ступни, отдавая лёгкой сыростью, когда она встала и потянулась, ощущая, как скованность в мышцах – отголосок вчерашнего дня, проведённого за работой с матерью и отцом – медленно растворяется. Она быстро натянула простую льняную тунику, чуть потёртую на локтях, и брюки, завязав пояс старым кожаным шнурком, который уже начал трескаться по краям. Затем, тихо ступая, вышла в главную комнату их дома.
Там уже сидела Лейна, склонившись над ткацким станком. Ритмичное постукивание челнока, скользящего между нитями, наполняло пространство звуком, знакомым Айрин с детства – звуком, который убаюкивал её в долгие зимние вечера. Мать подняла взгляд, заметив дочь, и её лицо осветила тёплая улыбка. Морщинки вокруг её глаз, тонкие, как паутина, углубились, но в них было столько мягкости, что Айрин невольно улыбнулась в ответ.
– Доброе утро, Айрин, – сказала Лейна, её голос был мягким, с лёгкой хрипотцой, как у человека, привыкшего напевать старые песни за работой. – Хорошо спала?
Айрин кивнула, хотя её сон был беспокойным – смутные образы, тени и голоса мелькали в голове, ускользая, как дым, стоило ей попытаться их поймать. Лёгкая тревога, как тень, притаилась в груди, но она не хотела тревожить мать.
– Да, мама, – ответила она, подходя ближе. – Что ты плетёшь?
Лейна указала на ткань, которая медленно вырастала на станке. Нити переплетались в сложные узоры, похожие на письмена, которые Айрин видела на древних камнях у реки.
– Это для фестиваля, – пояснила мать, её пальцы ловко двигались, направляя челнок. – Смотри, эти линии – молитвы эфирным стражам.
Айрин наклонилась, разглядывая узоры. Завитки напоминали изгибы рек, острые пики – горные хребты, окружавшие Калмер, а круги, большие и малые, символизировали солнце и две луны, что сияли над их миром. Её пальцы скользнули по шершавой поверхности ткани, ощутив тепло, впитанное от рук матери, но в душе шевельнулось сомнение – тонкое, но настойчивое, как шип, застрявший под кожей.
– Красиво, – сказала она тихо, её голос был чуть задумчивым. – Ты правда думаешь, что эфирные слышат наши молитвы?
Руки Лейны замерли на мгновение, челнок остановился в воздухе. Она посмотрела на дочь с лёгкой грустью в глазах, её губы дрогнули, прежде чем она ответила.
– Я верю, что да, в своём роде, – сказала она, её голос был ровным, но в нём чувствовалась глубина, как в старой песне. – Наши предки учили нас чтить их, поддерживать баланс, который они охраняют. Это часть того, кто мы есть, Айрин.
Айрин закусила губу, ощущая, как сомнения растут, словно семена, упавшие в плодородную почву. Она никогда не видела эфирных – ни их сияющих форм, о которых пела Мира, ни следов магии, что, по слухам, текла в их жилах. Всё, что у неё было, – это рассказы да узоры на ткани, сотканные матерью. Но огорчать Лейну не хотелось, поэтому она лишь кивнула и села рядом, подвинув низкий табурет, чьи ножки слегка поскрипывали на неровном полу.
– Хочешь помочь? – спросила Лейна, её тон стал теплее, приглашающим, как всегда, когда она предлагала дочери разделить с ней труд.
– Конечно, – ответила Айрин, взяв челнок. Её пальцы задвигались, повторяя движения матери, вплетая нити в узор. Работа успокаивала, как медленный ритм дыхания, и на время мысли отступили. Она думала о святилище в лесу, о котором шептались старейшины, о том, как Мира рассказывала о древних силах, дремлющих где-то за пределами их мира. Что-то тянуло её туда, необъяснимое и настойчивое, как зов, который она не могла игнорировать.
Они трудились в дружеском молчании, пока полотно не стало достаточно длинным, чтобы Лейна могла оценить результат. Она прищурилась, её взгляд стал придирающимся, но затем она кивнула с лёгкой улыбкой.
– Отлично сработано, Айрин, – сказала она, её голос был полон тихой гордости. – Теперь иди в кузницу. Твой отец упоминал утром, что ему пригодилась бы твоя помощь.
Айрин оживилась, её глаза блеснули. Ей нравилось работать с отцом, Эйриком, учиться кузнечному делу. В этом было что-то захватывающее – видеть, как бесформенный кусок металла подчиняется ударам молота, превращаясь в оружие или инструмент, нечто живое и полезное.
– Я схожу к нему, как только уберу здесь, – сказала она, чувствуя, как волнение смешивается с предвкушением.
Она помогла матери свернуть ткань, ощущая её тяжесть в руках, а затем обняла Лейну, вдохнув знакомый запах её волос – смесь трав и дыма от очага. Выйдя за порог, Айрин шагнула в утренний свет, который теперь ярко заливал деревню золотым сиянием.
Калмер был небольшим поселением, уютно устроившимся в долине, окружённой густыми лесами и пологими холмами, чьи склоны поросли высокой травой и редкими цветами. Дома из камня и дерева с соломенными крышами выстроились вдоль узких улочек, из труб поднимался дым, растворяясь в ясном голубом небе. Жители занимались своими делами: фермеры проверяли поля на окраине, дети носились по улицам с криками и смехом, а торговцы на рыночной площади раскладывали свои товары – корзины с морковью и луком, глиняные горшки, грубую ткань, сотканную не с такой любовью, как у Лейны.
Проходя мимо старого Торвина, который кормил кур у своего дома, Айрин помахала ему рукой. Он ответил ей широкой улыбкой, его голос, хриплый от возраста, был полон добродушия.
– Доброе утро, Айрин! Не забудь заглянуть к нам на пироги вечером! – крикнул он, бросая горсть зерна в загон.
– Обязательно, Торвин! – отозвалась она, чувствуя лёгкость в груди. В Калмере все знали друг друга; это была тесная община, где новости распространялись быстрее ветра, а секреты редко оставались тайнами.
Кузница стояла на окраине деревни, где её жар и шум не тревожили жителей. Подойдя ближе, Айрин услышала звон молота о наковальню – ритмичный, уверенный, как биение сердца мастера за работой. Она толкнула тяжёлую деревянную дверь, и её тут же обдало волной горячего воздуха, пропитанного едким запахом раскалённого металла, угля и пота.
Внутри было жарко, как в недрах земли. Огонь в горне пылал ярко, его языки лизали воздух, а меха ритмично качались, поддерживая пламя, их скрип сливался с треском углей. В центре стоял Эйрик, её отец. Его мускулистые руки блестели от пота, пока он обрабатывал кусок металла, с каждым ударом молота заставляя его принимать форму. Его лицо, покрытое тонкими морщинами и следами сажи, было сосредоточенным, но, заметив Айрин, он отложил молот и улыбнулся, смягчая суровые черты теплом, которое он приберегал для семьи.
– А, Айрин, как раз вовремя, – сказал он, его голос был глубоким, с лёгкой хрипотцой, привычной для человека, который привык перекрикивать рёв огня. – Мне бы лишние руки не помешали.
Она надела кожаный фартук, завязав его на талии грубыми узлами, и натянула толстые перчатки, уже пропитанные запахом металла и жара. Её движения были быстрыми, уверенными – она давно привыкла помогать отцу.
– Что мы сегодня делаем, папа? – спросила она, её тон был лёгким, с ноткой любопытства, которое всегда просыпалось в кузнице.
Эйрик поднял заготовку – клинок меча, ещё грубый, с неровными краями, но уже обещающий стать чем-то величественным.
– Это подарок старейшине Марстону, – пояснил он, поворачивая металл в руках, чтобы показать дочери. – Но это не простой меч. Он из эфирной стали.
Глаза Айрин расширились, и она почувствовала, как по спине пробежал холодок волнения, смешанного с удивлением.
– Эфирная сталь? – переспросила она, её голос дрогнул, выдавая недоверие. – Я думала, это просто легенда, как сказки Миры.
Эйрик усмехнулся, его глаза блеснули в свете огня, отражая пламя горна.
– Не легенда, дочка, – сказал он, понизив голос, словно делясь тайной, которую не стоило слышать чужим ушам. – Наша семья хранит этот секрет веками. Эфирные даровали нашим предкам знание, как её ковать, взамен на клятву защищать баланс.
Он говорил медленно, с весом, как будто каждое слово было частью древнего обета. Затем протянул ей щипцы, длинные и тяжёлые, и они вместе поместили клинок в горн, где пламя тут же обхватило металл, заставляя его светиться багровым. Пока они ждали, пока сталь нагреется, Эйрик продолжил, его голос стал мрачнее, как тень, падающая на светлый день:
– Эфирная сталь легче и прочнее любого другого металла. И она устойчива к магии, что делает её бесценной в конфликтах.
Айрин взяла молот, ощутив его знакомую тяжесть в руках, и начала бить по раскалённому клинку, чувствуя, как вибрация отдаётся в костях. Её мысли унеслись к рассказам Миры о древних силах, к её словам о том, как эфирные некогда делились своей магией с людьми. Она видела перед собой не просто металл, а кусочек истории, связанный с её семьёй, и это чувство наполняло её гордостью, но и лёгким страхом.
– Но зачем делать меч сейчас? – спросила она тихо, её голос был чуть дрожащим, с ноткой тревоги, которая вырвалась наружу. – Грядёт беда?
Плечи Эйрика напряглись, и он посмотрел на неё, в его глазах мелькнула тень – не гнев, а что-то более глубокое, похожее на беспокойство.
– Угрозы всегда есть, Айрин, – ответил он, его тон был твёрдым, но в нём чувствовалась скрытая забота. – Мир меняется, и мы должны быть готовы.
Она ощутила, что он не договаривает, что за его словами скрывается больше, чем он готов сказать. Но настаивать не стала – Эйрик редко открывал свои мысли полностью, и она научилась принимать его молчание. Вместо этого она сосредоточилась на работе, ударяя по металлу под его чутким руководством. Удары молота были ритмичными, как пульс, и она чувствовала, как клинок обретает форму – лезвие становилось тоньше, острее, его поверхность начинала блестеть, отражая огонь.
Когда они закончили, Эйрик вытер пот со лба широкой ладонью, оставив тёмный след сажи на коже, и посмотрел на неё с гордостью.
– Ты становишься мастером, – сказал он, его голос потеплел, в нём звучала нотка надежды. – Может, однажды превзойдёшь меня.
Айрин покраснела от похвалы, чувствуя, как тепло разливается в груди, словно от близости огня.
– У меня хороший учитель, – ответила она с улыбкой, глядя на отца с благодарностью.
Улыбка Эйрика слегка угасла, и он добавил, понизив голос до шёпота:
– Помни, с этим знанием приходит ответственность. Сила творить может и разрушать, если не использовать её мудро.
Его слова эхом отозвались в её голове, как звон металла, который ещё звучал в ушах, когда она покидала кузницу, направляясь домой на ужин. Солнце уже клонилось к закату, окрашивая небо в багровые и золотые тона, и тени деревьев вытянулись по земле, словно длинные пальцы, тянущиеся к ней.
Вечером семья собралась за грубым деревянным столом в главной комнате их дома. Пространство наполнилось ароматом жареного мяса, приправленного травами, которые Лейна собирала на холмах, и свежеиспечённого хлеба, только что вынутого из печи. Тёплый свет очага отбрасывал отблески на стены, и Айрин чувствовала уют, который всегда ассоциировался у неё с этими вечерами. Тео, её младший брат, был полон энергии, его каштановые волосы растрепались, а глаза блестели от восторга, как у ребёнка, которому не терпится поделиться секретом.
– Сегодня я видел ястреба, Айрин! – воскликнул он, разведя руки так широко, что чуть не опрокинул миску с супом. – Он был огромный, с крыльями, как наш дом!
Айрин рассмеялась, её смех был лёгким и искренним, и она почувствовала, как тепло семейного уюта обволакивает её.
– Должно быть, зрелище, – сказала она, её тон был мягким, с доброй насмешкой. – Пытался поймать его?
Тео энергично покачал головой, его движения были такими резкими, что волосы упали ему на глаза.
– Ни за что! Он слишком быстрый. Но я стану великим охотником, как в сказках! – заявил он, его голос был полон мечтаний, и Айрин ощутила, как её сердце сжалось от его наивности и чистоты.
Лейна поставила на стол блюдо с едой, её движения были плавными, с привычной грацией, которой Айрин всегда восхищалась.
– Может, и станешь, Тео, – сказала она мягко, но с лёгким укором в голосе. – Но пока давай наслаждаться ужином.
Они принялись за еду, и вскоре дверь скрипнула, впуская Миру – деревенскую рассказчицу. Её серебристые волосы спадали на плечи, слегка спутанные ветром, а глаза, глубокие и мудрые, искрились в свете очага, словно в них отражались звёзды. Она опиралась на трость, вырезанную из тёмного дерева, с узорами, напоминающими ветви, и улыбнулась, заметив семью за столом.
– Добрый вечер, не помешала? – спросила она, её голос был глубоким, с лёгкой хрипотцой, как у человека, привыкшего говорить часами перед внимательными слушателями.
Эйрик встал, чтобы поприветствовать её, его движения были уверенными, но сдержанными, как всегда, когда он встречал гостей.
– Вовсе нет, Мира. Присоединяйся, – сказал он, указав на свободный стул у стола.
Мира села, её трость тихо стукнула о пол, и вскоре её голос наполнил комнату, становясь мелодичным, как песня ветра в лесу.
– Было время, когда эфирные жили среди нас, – начала она, её слова текли плавно, унося слушателей в далёкое прошлое. – Их присутствие было благословением. Они учили нас магии, учили балансу. Но люди, в своей гордыне, захотели подчинить эту силу, и это привело к раздору.
Айрин наклонилась вперёд, заворожённая. Её сердце билось быстрее, а в груди росло странное чувство – смесь тоски и страха, как будто эти истории касались её лично. Она вспомнила, как в детстве сидела у ног Миры, слушая те же рассказы, и верила в них всем сердцем. Теперь вера уступила место сомнениям, но слова старухи всё ещё волновали её, как ветер, трогающий струны забытой арфы.
– А что было потом, Мира? – спросила она тихо, не в силах сдержать любопытство, её голос был чуть дрожащим, выдавая внутреннее волнение.
Лицо Миры омрачилось, её морщины стали глубже, и она продолжила, понизив голос до шёпота:
– Эфирные, видя, как порча распространяется, ушли из нашего мира, оставив лишь шепот и легенды. Говорят, они всё ещё наблюдают, ожидая, когда человечество будет готово восстановить баланс.
Её слова звучали как предупреждение, и Айрин ощутила холодок, пробежавший по коже, словно дыхание зимы коснулось её шеи. Она вспомнила детство, когда эти рассказы казались ей волшебными, но теперь в них чувствовалась тяжесть – как будто они были не просто историями, а чем-то большим.
Тео, широко раскрыв глаза, подался вперёд, чуть не опрокинув свою миску.
– Ты думаешь, они вернутся? – спросил он, его голос дрожал от восторга, как у мальчика, мечтающего о приключениях.
Мира мягко улыбнулась, её взгляд смягчился, и в нём мелькнула тень нежности.
– Возможно, малыш, – ответила она, её тон был спокойным, но с лёгкой печалью. – Но это потребует больших усилий и жертв.
После ужина, когда Мира собралась уходить, она отвела Айрин в сторону. Её движения были медленными, с лёгкой хромотой, но в глазах горел огонь, который не угасал с годами.
– У тебя пытливый ум, Айрин, – сказала она тихо, с ноткой предупреждения, её голос был глубоким, как колодец. – Будь осторожна, куда он тебя приведёт.
Айрин нахмурилась, не понимая, но вежливо кивнула, чувствуя, как слова старухи оседают в её душе, словно камни на дне реки. Позже, лёжа в постели, она не могла избавиться от мыслей о рассказах Миры и словах отца. Что-то скрывалось за их историями, какая-то загадка, и она чувствовала необъяснимое влечение к святилищу в лесу, о котором шептались старейшины. Этот зов был тихим, но упрямым, как шепот ветра в ветвях, и он не давал ей покоя.
На следующий день, несмотря на строгий запрет Эйрика, Айрин не могла больше сопротивляться этому зову. Солнце едва поднялось над горизонтом, окрашивая небо в бледно-розовые тона, когда она решила действовать. Она встала с кровати, её движения были тихими, почти бесшумными, чтобы не разбудить семью. Натянув тёмный плащ поверх туники, она бросила взгляд на спящего Тео – его дыхание было ровным, он свернулся под одеялом, как котёнок, – и на родителей за занавеской, чьи силуэты едва угадывались в утреннем полумраке. Укол вины кольнул её сердце – отец не раз повторял, что лес опасен, а святилище и вовсе под запретом, – но любопытство оказалось сильнее.
Она выскользнула за дверь, прикрыв её за собой так тихо, как только могла, и шагнула в утреннюю прохладу. Воздух был свежим, с запахом влажной земли и хвои, принесённым ветром из леса. Калмер ещё спал: дома молчали, лишь дым поднимался из нескольких труб, растворяясь в сером небе. Айрин двинулась к лесу, её шаги были быстрыми, но осторожными, чтобы не привлечь внимания ранних прохожих.
Лес встретил её густой тенью и тишиной, нарушаемой лишь шорохом листьев под ногами и далёким криком птицы. Деревья возвышались вокруг, их стволы были покрыты мхом, а ветви сплетались в плотный полог, пропускающий свет лишь тонкими пятнами. Запах влажной земли смешивался с ароматом сосновой смолы, и Айрин чувствовала, как её сердце бьётся быстрее с каждым шагом. Она знала дорогу к святилищу – старейшины упоминали его вполголоса, а Мира однажды указала направление, рассказывая о древних камнях, что хранили память эфирных.
Глубже в лесу она вышла на поляну, окружённую кругом старых камней, поросших плющом. В центре возвышался огромный дуб, его корни выпирали из земли, как вены, а под ними лежал кристалл, испускающий слабое свечение – мягкое, но живое, словно дыхание. Айрин замерла, её дыхание стало громким в тишине, и она почувствовала, как страх и восторг борются в её груди. Она слышала шепотки о святилище, но никогда не осмеливалась прийти сюда раньше. Теперь что-то – инстинкт, зов, судьба – заставило её протянуть руку и коснуться кристалла.
Её пальцы коснулись гладкой поверхности, и в тот же миг её пронзила волна энергии, холодная и горячая одновременно. Зрение затуманилось, и вдруг она оказалась не в лесу, а посреди Калмера – или того, что от него осталось. Деревня пылала: дома рушились, охваченные огнём, люди кричали, их голоса сливались в ужасающий хор. Небо разорвала ослепительная вспышка, и голос, глубокий и неземной, прошептал в её голове: "Дисбаланс пробуждён". Айрин ахнула, её рука отдёрнулась от кристалла, и видение исчезло, оставив её дрожащей и задыхающейся.
Она отступила, её ноги подкосились, и она едва не упала, цепляясь за шершавую кору дуба. Страх сжал её сердце, как тиски, и она почувствовала, как слёзы жгут глаза. Что это было? Предупреждение? Предсказание? Её мысли путались, и она не могла найти ответа. В панике она развернулась и побежала обратно в деревню, ветви хлестали её по лицу, оставляя тонкие царапины, но она не замечала боли. Её единственным желанием было вернуться домой, к семье, и забыть этот кошмар. Она решила никому не рассказывать – боялась, что её сочтут сумасшедшей или, хуже того, что видение станет реальностью.
Дома Эйрик ждал её у порога, скрестив руки на груди. Его взгляд был суровым, как грозовая туча, и Айрин почувствовала, как жар поднимается к щекам.
– Где ты была, Айрин? – спросил он, его голос был твёрдым, с ноткой подозрения, которое она знала слишком хорошо.
Она заколебалась, её горло сжалось, но затем солгала, стараясь говорить ровно:
– Собирала травы, папа. Для мамы.
Он смотрел на неё долгую секунду, его глаза сузились, и она почти чувствовала, как он видит её насквозь. Но затем он кивнул, его тон смягчился, хотя в нём осталась тень недоверия.
– Ладно. Но помни, лес опасен. Держись ближе к деревне.
Айрин выдохнула с облегчением, когда он отвернулся, но видение не отпускало её, цепляясь за мысли, как колючка за ткань.
Хорошо, продолжаем! Я начну с момента, где Айрин возвращается домой после тайного посещения святилища, и доведу первую главу до конца, включая предзнаменование, катастрофу в Калмере, встречу с Аргусом и путь в Эверин. Всё будет в стиле Брендона Сандерсона, с акцентом на детали, эмоции и описания, а диалоги останутся менее 40% текста. Поехали!
День прошёл в привычной суете: Айрин помогала Лейне с тканью, носила воду из колодца, чистила овощи для ужина, но её мысли были далеко. Видение из святилища цеплялось за неё, как тень, которую нельзя стряхнуть. Она видела горящий Калмер каждый раз, закрывая глаза, слышала крики, чувствовала жар пламени на коже, хотя знала, что это лишь память о том, чего ещё не случилось. Её руки дрожали, когда она резала морковь, и Лейна заметила это, бросив на дочь быстрый взгляд.
– Ты в порядке, Айрин? – спросила она, её голос был мягким, но в нём чувствовалась тревога. – Ты какая-то бледная.
Айрин заставила себя улыбнуться, хотя улыбка вышла натянутой, как струна на старой лютне.
– Просто устала, мама, – солгала она, опуская взгляд на доску, чтобы скрыть страх в глазах. – Ничего страшного.
Лейна кивнула, но её пальцы на мгновение сжались на ручке ножа, выдавая беспокойство, которое она не озвучила. Айрин чувствовала себя виноватой за ложь, но как она могла рассказать о видении? Её сочтут сумасшедшей, или, что хуже, начнут задавать вопросы, на которые у неё не было ответов.
К вечеру небо над Калмером стало необычно тёмным. Солнце скрылось за густыми облаками, которые катились с севера, тяжёлые и серые, как мокрый камень. Воздух стал плотным, пропитанным влагой и чем-то ещё – едва уловимым напряжением, от которого волосы на затылке Айрин вставали дыбом. Семья собралась во дворе у костра, который Эйрик разжёг из сухих веток. Пламя трещало, выбрасывая искры в сгущающуюся тьму, но его тепло не могло прогнать холод, что поселился в её костях.
Эйрик стоял у огня, его широкие плечи были напряжены, а взгляд устремлён к небу. Он хмурился, и Айрин заметила, как его пальцы сжимают рукоять топора, лежащего рядом.
– Это дурной знак, – сказал он наконец, его голос был низким, с ноткой тревоги, которую он редко позволял себе показать. – Такое небо было перед затмением Эльтадии, о котором рассказывал мой дед. День, когда магия выходит из-под контроля.
Лейна подошла к нему, её шаги были лёгкими, но в глазах мелькнула тень страха.
– Это просто облака, дорогой, – сказала она, стараясь говорить спокойно, но её голос дрожал, выдавая сомнение. – Они пройдут к утру.
Эйрик покачал головой, его лицо стало ещё мрачнее.
– Это не просто облака, Лейна. Чувствуешь, как воздух тяжёлый? Это не буря. Это что-то большее.
Айрин сидела на скамье рядом с Тео, который прижался к ней, его маленькие руки обхватили её локоть. Она обняла его, чувствуя, как он дрожит, и попыталась скрыть собственный страх. Видение вспыхнуло перед глазами: огонь, крики, вспышка. Её сердце заколотилось, и она сжала кулаки, чтобы не выдать панику.
– Папа прав, – прошептала она, её голос был едва слышен, но Эйрик услышал и повернулся к ней, его брови нахмурились.
– Что ты сказала, Айрин? – спросил он, его тон стал резче.
Она замерла, осознав, что чуть не выдала себя, и быстро покачала головой.
– Ничего, просто… холодно, – пробормотала она, опуская взгляд на огонь.
Эйрик смотрел на неё ещё мгновение, но затем отвернулся к небу. Лейна подбросила ветку в костёр, и пламя вспыхнуло ярче, отбрасывая тени на их лица. Тишина повисла над двором, нарушаемая лишь треском огня и далёким воем ветра в лесу. Айрин чувствовала, как напряжение растёт, как будто невидимая рука сжимает её горло, и она молилась, чтобы это было просто её воображение.
Ночь прошла беспокойно, но к утру небо стало ещё темнее, облака сгустились в непроницаемую пелену, и звёзды исчезли, словно их проглотила тьма. Айрин проснулась на рассвете от странного звука – низкого гула, который вибрировал в земле под её кроватью. Она села, её сердце заколотилось, и в этот момент дом сотряс оглушительный рёв, как будто само небо раскололось.
Она вскочила, её ноги запутались в одеяле, и она чуть не упала, но тут же услышала крик Эйрика из главной комнаты.