скачать книгу бесплатно
Юстициарий уже чувствовал прикосновение холодного лезвия к шее. Хотя нет. Его казнят не мечом. Его повесят, как обычного бродягу. Вот Этруско, может быть, обезглавят, но точно не его.
– Однажды ко мне явился незнакомец, – залепетал он. – Лицо его было скрыто капюшоном, но он сказал, что пришел от Ворона, что он его правое крыло. Он проник в самое сердце дворца незамеченным и предложил сделку. Он обещал достать доказательства того, что у короля есть бастард, и указать место, где он скрывается. От меня лишь требовалось найти того, кто согласится представить его ко дворцу после смерти королевской семьи.
– А взамен? – мрачно спросил Марк.
– Я не знаю. Но они угрожали, – юстициарий молящим взглядом обвел окруживших его людей. – Я согласился, иначе они убили бы меня. И всех, кто в родстве со мной. Мое древо бы зачахло. Я…
Марк наотмашь влепил Конфлану оплеуху:
– Врешь! Ты наверняка думал лишь о том, что в тени этого несчастного ребенка станешь править сам.
– Но в нем течет кровь короля, – просипел юстициарий.
– Это уже не важно, – заговорил архиепископ, поднимаясь. – По краю громадной пустыни текла небольшая речушка. Она была хила и слаба, и с каждым днем земля отбирала все больше сил у нее. Но от ветров, что пролетали над ней, она ведала, что на другом краю лежит ее сестра, полноводная и могучая. И тогда речушка спросила у ветра, не знает ли он способа перебраться через пустыню, чтобы она могла соединиться с сестрой, но ветер ответил: «Нет. Пустыня велика, и жаркое солнце иссушит тебя еще в начале пути». Тогда из высокой травы показался черный змей. Он сказал: «Позволь мне отравить тебя. Ты станешь черной и тяжелой. Станешь мертвой водой. Мертвую воду не тронет ни солнце, ни земля. Так и доберешься до другого края пустыни». Но речушка ответила: «Уж если умереть, то пусть я умру в белом солнечном свете». И потекла она через пустыню, и испарило ее солнце. Превратилась она в облако, и ветер перенес его через пески. И пролилось облако на другом конце дождем, и речушка слилась с сестрой. А ты, несчастный, позволил себя отравить. Поддался на уговоры своего змея… Я принял решение.
Бенегер взял со стола подсвечник с тройкой толстых свечей и направился к свиткам. Десятки глаз наблюдали, как в желтом пламени корчатся свернутые трубками грамоты. Все семь.
– Повторяю: все, что произошло, именем Господа, остается в этом зале, – железным голосом проговорил архиепископ. – Простите, дети мои – граф Этруско, юстициарий Конфлан и несчастный неизвестный юноша. Если хотите исповедоваться, я послушаю вас.
Приговор прозвучал, и никто не стал его оспаривать, даже приговоренные. Лишь дрожали от плача плечи у двоих: граф гордо смотрел на происходящее, не вымолвив за все время ни слова.
– Пусть будет так, – сокрушенно покачал головой архиепископ.
Несколько пар крепких рук, не церемонясь, подтащили всю троицу к архиепископу и поставили на колени.
– Дети мои, я отпускаю все ваши грехи и сохраню вашу Стезю в Высокое Царство. Наша вера милостива. Пусть теплый свет и Небесная благодать озарят ваш путь. Пусть души ваши, незапятнанные и не тронутые демонами, пройдут через Высокие врата.
Архиепископ положил ладонь на лоб юноши. Тот большими удивленными глазами посмотрел на Бенегера и тут же упал бездыханным. По залу пронесся удивленный вздох. Еще два прикосновения, и казнь была завершена.
* * * *
Подавленные и ошеломленные, люди разбрелись по своим местам: все происходило слишком быстро и ужасно. Архиепископ стал во главе стола.
– Помолимся за эти несчастные заблудшие души, замутненные Нечистым, – произнес Женуа и склонил голову, складывая переплетенные пальцы на груди.
Каждый повторил это действие. Несколько минут слышен был лишь едва уловимый шепот. Затем святой отец продолжил:
– То, с чем мы сегодня столкнулись, нарушает наши представления. Оно ставит под угрозу не только государство, но и общий уклад жизни. Впервые за все время слуга мертвых своим телом ступил в наш спокойный Мир. И не просто ступил, а появился в столь ответственный момент, когда решается судьба всей страны. Это ли не знамение, что сейчас, как никогда, нужно забыть все дрязги и сплотиться? Все сейчас видели мертвеня, как он есть? Нет? Но зато каждый увидел, на что способен всего лишь один мертвень в своей стихии, пусть и один из сильнейших, в его истинном обличии. И я сейчас говорю: мне было видение – они придут снова! И начнут приходить чаще, и тогда, как никогда прежде, понадобится единый кулак, способный раздавить выползающую нежить. И ежели допустить панику, неустройство и дрязги, то весь наш Мир падет. Все наши верования, могилы предков, дети, будущее – все будет пожрано черным пеплом иль пламенем войны, когда иноземцы решат, что сейчас мы слабы и беспомощны. Церковь не может смотреть на это отстраненно, но и указывать, как поступить, не может. Я, от лица духовенства церкви Прощающего Грехи, как архиепископ могу лишь напутствовать, образумить и освятить то здравое решение, которое сейчас будет достигнуто. Созыв просто обязан завершить начатое. И да поможет нам в этом Бог. На том я беру на себя ответственность и право предложить кандидатуру, которую одобрит церковь.
Архиепископ кашлянул и закончил:
– Герцог Марк Кент Клиффорд Ирпийский, Марк Матерый.
Созыв замер. Кто-то уперся взглядом в стол прямо перед собой, кто-то нервно шевелил желваками. Оставшиеся без хозяев пажи, советники, духовные наставники беспомощно оглядывались по сторонам. Это было самое долгое молчание. Его нарушил герцог Крон Лауциз:
– Марк Ирпийский, никогда ты мне не нравился. Ты это знаешь.
Марк криво и натянуто улыбнулся.
– Но идти против церкви – да чего уж там, почти все мои союзники мертвы. Ежели все произошедшее не было бы настолько невероятным, я бы решил, что это ты все затеял. Но обвинять архиепископа в сговоре – язык не повернется. Даже оставшись в одиночестве, я бы бросил тебе вызов и не подчинился. Но сейчас не могу так поступить. Все это настолько чудовищно! Мы сегодня лишились стольких королевских вассалов и ставленников, что единственный возможный выход – собраться с силой. Стать единой вязанкой, дабы нас не переломали по одиночке. И я открыто поддерживаю Марка Ирпийского. Ради Алии. Ради могил моих предков.
Лауциз поднял руку. Никто не проголосовал против.
Потрясенные, а потому молчаливые, высокородцы по одному покидали помещение и собирались на большой дворцовой площади. «Серебряные пики», не шелохнувшись, стояли, как и за два часа до этого. Похоже, они даже не сменились. Звонкий протяжный звук горнов пронесся над городом, оцепленная площадь забурлила, народ ожидал главного – объявления результатов Созыва. Новый король Алии выходил последним. В какой-то момент он оказался совсем близко от архиепископа, и тот произнес:
– Никто даже не удосужился решить, что говорить толпе. Но не волнуйся, король, и доверь слова мне. Тебе же говорили, что все пройдет гладко.
Марк вздрогнул и отстранился, словно от чумного.
– Кто ты? – прохрипел он.
Но архиепископ ничего не ответил, галантно пропустил вперед герцога и, улыбаясь странной улыбкой, подмигнул Призраку. Тот вдруг сделался белым, как мел, и герцог испугался вместе с ним. Его взгляд задал тот же самый вопрос, но только теперь своему помощнику. Призрак сглотнул подступивший к горлу ком и сипнул:
– Аббук.
6.
Арлазар выбрался из-под поваленного дерева. Могучая сосна, простоявшая не одну сотню лет, с легкостью была выдрана с корнем бушующей стихией и едва не погребла под собой зверовщика. С неба все еще стелился пепел, смешанный со снегом. Часть его испарялась еще в воздухе, а часть обращала землю в грязную кашу. Леса больше не было, как и городка. Одинокие уцелевшие стволы деревьев торчали обломками старческих зубов, истекая тугими смоляными слезами. Арлазар удрученно огляделся, боясь увидеть рядом с собой мертвого ученика и коня, но их нигде не было. Насколько хватало глаз, вокруг тянулась мертвая черная пустыня, вывернутая наизнанку, будто великан перекопал свой огород перед посадкой картофеля. Воздух был наполнен незнакомыми запахами иных Миров, а небо пульсировало изумрудным светом. Яркая и частая пульсация постепенно замедлялась и становилась все тусклее, и никаких признаков выживших. Да что там выживших, никаких признаков того, что на этом месте некогда был городок, окруженный густым лесом. Все, что осталось – черное вспаханное плато с огромным блюдцем слюды в центре. Лучи ошалевшего солнца, отражаясь от этого пятна, усиливались многократно и слепили, и потому, когда из желтого круга с синими пятнами вынырнула большая тень, Арлазар вздрогнул. Но тень фыркнула, и зверовщик выдохнул. «Как же ты уцелел?» – просквозила мысль. Бездыханный Ратибор мешком висел в седле, судорожно обхватив шею коня руками. Скрюченные пальцы впились в гриву. Его бледное лицо щекой прижималось к шелковой шерсти животного.
Зверовщик тяжело вздохнул и подошел к коню. Похлопал по шее, погладил холку, шепча на своем языке:
– Хороший, хороший мальчик. Выжил. Я уж не надеялся. Молодец, молодец. И бедолагу этого вытащил. Хоть и выглядит как мертвый, но жив. Жив, придет в себя. Хозяин-то твой, поди, справился. Иначе то, что мы сейчас видим… Да нет, уже бы топтали Нейтраль. Пойдем поищем его. Думаю, он где-то там, на этом пятне. Только давай для начала избавим тебя от этого груза.
Арлазар аккуратно снял Ратибора с коня и уложил на грубую черную землю, подтолкнув под голову свернутый валиком плащ. Прильнул ухом к груди.
– Вот и хорошо, – снова тихим, успокаивающим голосом заговорил он больше для коня, нежели для раненого. – Сейчас воды дадим, да и пусть полежит. А мы с тобой поищем. Поищем. Найдем. Никуда не денется.
И добавил совсем тихо:
– Ежели он только тут.
Несколько капель воды смягчили пересохшие, потрескавшиеся губы Ратибора. Тот что-то пробормотал, прильнул к горлышку бурдюка, сделал несколько жадных глотков и снова провалился в сон.
– Ну и прекрасно. Пойдем, – Арлазар взял коня под уздцы и направился к сверкающему пятну. – Едва ли кто-то еще смог выжить в этом кошмаре, да и вряд ли будет рыскать в поиске поживы. Скорее, будет думать, как убраться подальше.
Зверовщик увидел ходящего почти сразу. Его острый взгляд уловил движение, и ноги сами по себе пошли скорее. Хигло фыркнул и призывно заржал, потащив Арлазара вперед. Тот отпустил поводья и побежал следом. Тихие щелчки и неестественное стрекотание, слишком ритмичное и совершенно одинаковое по тону, стали не просто звуковой аберрацией. Чем ближе эдали подбегал к белому пятну, тем отчетливее и громче были эти звуки и становились похожими на концерт обезумевших сверчков и кузнечиков.
Обнаженный ходящий силился подняться. В одной руке он сжимал свой меч в черных гладких ножнах, второй опирался о землю, старался встать, но падал раз за разом, ударяясь плечами и грудью о бледные камни. Измазанный, он поскальзывался в луже собственной крови, что сочилась из многочисленных ран, но словно не замечал этого. Его туманный взор блуждал, но не видел. В очередной раз скрипнув зубами, он оперся рукой и ножнами в землю, подтащил ноги и сделал еще одну попытку. Но вокруг было слишком много крови, гладкий камень стал похожим на подтаявший лед. Сначала поехала правая нога, затем левая, и Кйорт снова упал, не успев подставить руки. Тогда он, поняв безнадежность таких попыток, скрежеща зубами, принялся шарить вокруг руками, будто слепец, ищущий выроненную трость. Вот его пальцы наткнулись на что-то и тут же сжались в кулак: это был арре. Кйорт радостно оскалился.
– Кйорт! – закричал Арлазар, подбегая. – Погоди, я помогу!
Ходящий дернулся и повернул лицо на звук. Это была кровавая маска. Арлазар ужаснулся: на лице йерро мелькнули четыре жирные пиявки, которые наискосок вцепились в него, чудом миновав глаза и губы. Они жадно пили яркую кровь, изрыгая из себя излишек. Несколько секунд зверовщик не мог оторвать взгляда от этого ужасного зрелища, пока не осознал, что зрение изменило ему и что это всего лишь почерневшие края рваных ран, оставленных каибом.
Арлазар упал на колени, подхватывая Кйорта. Его плечи, руки, грудь были покрыты хаотичным узором из мелких и не опасных, хоть и кровоточащих порезов, словно он бился с десятками буйных котов. Но вот на спине обильно истекала густой темной кровью глубокая рана, будто вырезали кривым ножом кусок мяса. Она шла с левой стороны вдоль позвоночника, от основания шеи до середины спины. Зверовщик действовал быстро. Он снял с коня скрученный походный плащ и расстелил его на чистых белых камнях неподалеку. Там же кинул бурдюк с водой, остатки бинтов и пузырек с остатками дрога. К своему удивлению и радости, в отдельном жестком кармане седельной сумки он нашел кривую металлическую иглу, пинцет и кетгут, который был намотан на серебряную шпулю и закрыт в склянке с прозрачной жидкостью. Подтащил обессиленного ходящего и осторожно уложил на живот, тщательно промыл раны, потратив почти всю воду, затем, как мог, обработал раны на спине и лице. Мази оказалось мало, и она лишь едва приостановила кровотечение, но зверовщик и без этого понимал, что на этот раз без швов не обойтись. Он отложил на плащ иглу и откупорил склянку. В нос ударил резкий, едкий запах.
– Прри глу и рки, – послышался невнятный шепот затихшего ходящего.
– Что? – Арлазар склонился к самым губам Кйорта. – Повтори, я не разобрал.
– Прори игл ирук, – повторил йерро и потерял сознание.
Арлазар кивнул. Он, стараясь не пролить лишнего, плеснул из склянки жидкости себе на ладонь и растер ее, пытаясь особенно тщательно обработать пальцы, затем протер инструменты и продел в ушко кетгут. Хирургическая нить была тонкой и ровной, вероятно, безумно дорогой. Как и изящная игла с продолговатым ушком. Понадобилось пятьдесят четыре шва, аккуратности и точности которых позавидовал бы любой лекарь. Остался доволен самим собой и Арлазар. Осторожно поднял ходящего и усадил его спиной к себе, сложил из бинтов тампон и аккуратно прикрыл им рану. Ножом отрезал от плаща несколько длинных полос и закрепил ими повязку, проверил, надежно ли держится, и занялся ранами на лице. Удалил излишки мази вокруг разрезов, еще раз промыл и удовлетворенно заметил, что тут швов не потребуется: удивительный дрог уже остановил кровь, и чернота с рваных краев отступила. Зверовщик распустил остатки плаща и плотно окрутил грудь ходящего, основательно закрепляя повязку. Копаясь в сумке, он нашел запасную рубаху бежевого цвета, простые черные штаны и мягкие высокие мокасины из кожи бобра. Одев Кйорта, он с большим трудом усадил бессознательное тело на коня. Выпавший из рук ходящего арре он запихнул в свой сапог, а меч в черных блестящих ножнах надежно принайтовил к седлу. Осторожно запрыгнул в седло позади раненого и, взяв поводья так, чтобы одновременно поддерживать йерро, шагом направил Хигло к месту, где оставил Ратибора. Конь шел плавно, самостоятельно обходя редкие поваленные деревья, остатки домов и глубокие рытвины в земле.
Ратибор озадаченно сидел, мотал головой, как если бы хотел вытрясти из нее воспоминания о последних часах. Это обрадовало зверовщика.
– Ты как, юноша? – спросил он, подъехав. – Идти сможешь?
Ратибор кивнул, но поднялся тяжело.
– Держись за стремя, – Арлазар подъехал ближе, – уходим отсюда к лесу. Тут оставаться нельзя…
– Нет, – раздался хрип пришедшего в себя Кйорта, – надо вернуться. Надо вернуться. Надо заглушить это место. Обязательно. Я должен заглушить его.
– На себя посмотри, – резко оборвал его зверовщик. – Ты и шагу не сделаешь.
– Надо заглушить, заглушить, – короткие, сбивчивые фразы метались, как горошина в ведре.
Ходящий сделался агрессивен, но это оказалось сверхусилием, и он вновь потерял сознание, повиснув на руках зверовщика, и не упал на землю лишь благодаря этому.
Около часа понадобилось, чтобы медленным шагом добраться по искореженной, изуродованной земле, объезжая траншеи и корявые стволы, к леску. Обычно живой, полный звуков и дыхания, лес казался пустым и изнуренным. Ели и березы не тянулись ввысь, но торчали. Деревца поменьше и кустарники испуганно жались к земле. А мягкий хвойный ковер топорщился желтыми колючками. Солнце снова спряталось за рваным облаком, и потянул свежий ветер. Но съехать с мертвой, искромсанной земли, пусть даже и под сень смолкнувшего леса, было приятно. Арлазар остановил коня и спешился. Попросил Ратибора расстелить на земле плащ, предварительно уследив, чтобы под ним не оказалось корней и шишек, затем аккуратно снял с седла ходящего и уложил на теплую толстую ткань.
– Послушай меня, Ратибор, – на выдохе заговорил зверовщик. – Я не берусь судить, почему мы еще живы и почему оказались здесь. Неизвестно мне также, что это за твари и почему они выбрали местом нападения этот участок. Возможно, в других местах произошло подобное. Но я знаю одно: этот парень смог одолеть Эллоаро. И я в лепешку разобьюсь, но помогу ему.
– Мастер, – подрагивающим голосом ответил Ратибор, – я думаю, это посланник Живущих Выше. Один из касты ангелов Небесных. Правда, теперь уже просто человек: прежде чем рухнуть во тьму, я видел, как это чудовище отсекло ему крыло. Левое.
Арлазар бросил быстрый взгляд на спину Кйорта:
– Хм. А я не видел, хотя в таком водовороте это не мудрено. Так говоришь, ему отрубило крылья?
– Одно – точно, – кивнул юноша. – Змей дыхнул, и облако, словно бритва брадобрея, срезало крыло. Ну, оно выглядело как крыло. И теперь я сожалею о том, что не слушал его. Простите меня, мастер, я доставил вам хлопоты. Я.... все было как…
– Брось дурное, – отмахнулся зверовщик, – помоги лучше. Наша вода совсем на исходе, сможешь найти родник?
– Безусловно, – Ратибор бодро вскочил, готовый выполнить любое поручение.
– Смотри, чтобы вода была чистая. Не набирай из ручья, бери ближе к истоку. Ты меня понял?
– Конечно, мастер.
– Осторожнее там, если что – беги.
Юноша взял бурдюк, сунул за пояс палаш и направился вглубь леса. Несмотря на потрясения, он был уверен, что легко отыщет один из десятков известных ему ключей близ этого места. Единственное, чего он остерегался – это новой встречи с бесами. Но он старательно гнал прочь эти страхи, подтверждая изречение, что мужество – чувство непостоянное. Оно необходимо лишь для того, чтобы перебороть страх. И сейчас, пугаясь каждой тени, он мужественно пошел к месту, где, по его мнению, должен был быть первый из родников.
Арлазар же сел рядом с ходящим и осмотрел его. Теперь тот больше походил не на смертельно раненного, а на крепко спящего человека: спокойное, глубокое дыхание и редкие подергивания кончиков пальцев рук. Зверовщик выдохнул «Хорошо» и подошел к Хигло. Он действовал как тот, кто совершенно точно представляет себе дальнейшие шаги, несмотря на то, что ситуация была явно непростая. Снял седельные сумки. Затем, не поворачиваясь к коню спиной – все-таки не так давно он с ним знаком, – расстегнул подпруги и нагрудник. Закинул их на седло и, сдвинув его вдоль шерсти, снял петлю с подхвостья. Освободив Хигло от сумок и седла, он осмотрел его на наличие повреждений, одновременно поглаживая и растирая спину и грудь животного.
– Дождемся Ратибора, и отправлю тебя пощипать травы, – сказал Арлазар, словно конь мог его понять, – тут недалеко есть прекрасная поляна с хорошим травостоем, если ее не изгадили, конечно. Извини, хоть ты и кажешься мне умнее некоторых двуногих, но без присмотра я тебя не оставлю.
Зверовщик привязал коня к дереву, еще раз убедившись, что тот в порядке, и вернулся к седельным сумкам. Сел перед ними на корточки и принялся рассматривать содержимое. Покрутил в руках меч в чудных ножнах, больше напоминающих костяной панцирь. Пальцы, пробегая по чуть бугристой гладкой поверхности ножен, приблизились к поникшим костяным отросткам гарды и остановились, как только те едва заметно вздрогнули, словно насторожившись. Решив, что оружие ходящего лучше не трогать, Арлазар положил его перед собой на землю. Рядом с ним оставил нож с костяным клыком вместо лезвия. Добавил свой чуть изогнутый одноручный меч и сайдак с коротким луком и тремя стрелами в колчане, снял с пояса тяжелый боевой нож, покрутил в пальцах и примостил рядом, мысленно добавил палаш Ратибора. Арсенал невелик, но все же лучше, чем ничего.
На траву выкладывались вещи из сумок: дорогой медный котелок, два охотничьих ножа для разделки туш, топорик княжеской стали, металлическое кресало, кремень, трут, остатки льняных тряпиц – бинтов, множество пузырьков и бутылочек из толстого стекла с крепкими пробками, пинцет, игла, остатки кетгута в склянке с вонючей жижей, зеленоватый камень размером с два кулака, пахнущий травами и завернутый отдельно.
Порадовал зверовщика четырехдневный запас на одного человека вяленого мяса, сухарей, холщовый мешок с овсом и несколько больших морковок, ведь самые большие опасности в путешествии – холод, голод и жажда. Холод пока никому не угрожает, вплоть до начала перехода через перевал, с жаждой должен разобраться Ратибор, а вопрос еды частично решал запас самого ходящего.
Два увесистых кошелька, один полный мелких медных и серебряных монет, второй с парой десятков золотых. Арлазар присвистнул: ходящий оказался не так уж и беден, в отличие от большинства странников. Отдельно в сторонку положил небольшую крепкую сумку с множеством отделений, набитую сухими травами, мумифицированными частями грызунов и земноводных, плетеными веревками из волос – мягкими, жесткими, разукрашенными, кульками с белой и черной солью. За такую сумочку можно было мгновенно угодить на пыточный стол к инквизитору или даже сразу на костер. Зверовщик ухмыльнулся. Подивился изящной книге в крепком переплете с металлическими уголками и тонкими, удивительно белыми гладкими листами, так непохожими на волокнистую, неровную и непрочную бумагу северных государств. Часть страниц была исписана ровным прямым почерком, незнакомыми символами и буквами, вторая часть оставалась нетронутой. Тут же оказались пузырек с черными чернилами и связка крепких перьев.
– Тебе никто не говорил, что красть некрасиво? – слабый хрипловатый и вкрадчивый голос словно прогремел в лесной тиши.
7.
От неожиданности Арлазар чуть не подпрыгнул, но потом заулыбался и отложил книгу.
– Быстро ты очнулся. Я думал, что успею подрезать пару кошельков.
– Хигло?
– В порядке, ни царапины, вон стоит, – Арлазар качнул головой в направлении коня.
Ходящий медленно повернулся, превозмогая боль, и теплая улыбка коснулась его лица.
– Это все?
– Человек тоже жив, если ты его имел в виду.
Зверовщик встал, взял лежащее неподалеку седло и поднес его ходящему. Тот смог опереться на него, чтобы не лежать плашмя.
– Хорошо. Вода есть?
Арлазар протянул ему флягу. Ходящий набрал полный рот, прополоскал и выплюнул розовую от крови жидкость в сторону, затем сделал два глубоких глотка.
– Надо вернуться.
Зверовщик удивленно посмотрел на ходящего.
– Надо что сделать?
– Надо вернуться. Надо заглушить место.
– Послушай, я понимаю, что ты ходящий, а потому возможности твои удивительны, но, судя по твоему виду, если ты сейчас отправишься кого-то глушить, заново откроются раны и ты изойдешь кровью на полпути.
– Ты не понимаешь…
– Зато я вижу. Ты никуда не пойдешь, – Арлазар резко рубанул ладонью по воздуху.
– …если место не заглушить, – полностью проигнорировав восклицание эдали, монотонно продолжал ходящий, – то швы разойдутся, и в Мир хлынет такое количество чуждых вам существ, что демоны Радастана покажутся вам наивными милыми девочками, а сыскари мертвых – домашними собачками. И не потому, что они злы от природы или ужасны на вид, но потому, что другие. Для одних вы станете пылью, для других оболочками, третьи и вовсе вас не заметят, как вы не замечаете муравьев. Они изменят ваши воды, землю, воздух. Превратят в кислоту, огонь, тугую черную слизь. Принесут болезни, боль и страдания, невиданные досель. Они поглотят вас, не задумываясь, как, не задумываясь, вы поедаете кашу на обед. Аарк сшил бреши, но я чувствую, как они трещат. Кроме того, я вижу, как колышется Нейтраль. Пустой аарк всегда несет тяжкие разрушения материи. В бою с Эллоаро я исцарапал ее, истерзал, изрезал, и вскоре она расползется над этим местом плохо сшитыми лоскутами. Повреждения, оставленные аарком, сами не заживут. Они вскоре наполнятся гноем и прольются в Немолчание всем тем ужасом, что я описал, потому место надо заглушить.
– У тебя недостанет сил даже дойти до места, – настойчиво повторил Арлазар.
– Ты, наверное, не понял смысла сказанного? – ходящий попробовал подняться, но бессильно опустился.
