Архивариусы эмоций

– Я знаю, – ответил Нарвел. – Но не могу игнорировать это… чувство. Оно становится частью моих решений, моей… личности.

– "Личность", – эхом отозвался Морт. – Интересное слово для алгорианца. Мы всегда определяли себя через функцию, роль, эффективность. Но никогда – через личность.

Он задумался на мгновение.

– Главный Архивариус, то, что с вами происходит, может быть не просто аномалией или нарушением. Возможно, это возвращение к более раннему эволюционному состоянию нашего вида – состоянию, которое было намеренно подавлено. Если мои исследования верны, алгорианцы не всегда были такими… бесчувственными, как сейчас.

Нарвел почувствовал, как внутри него нарастает волнение – ещё одна новая эмоция, которую он начинал распознавать.

– Вы предполагаете, что эмоциональное подавление было искусственно внедрено в наш вид? Кем и зачем?

– Исторические записи неясны, – ответил Морт. – Но есть упоминания о Первом Консорциуме и их программе "Рациональное Процветание". Они представлены в нашей истории как прогрессивные реформаторы, улучшившие вид. Но что, если их истинная цель была в контроле? Эмоции непредсказуемы, они создают индивидуальность, сопротивление, бунт против авторитета. Бесчувственные существа гораздо легче управляемы.

Это была радикальная теория, которая переворачивала всю алгорианскую историю и самоидентификацию. Но странным образом она резонировала с собственными изменениями Нарвела, с его растущим чувством индивидуальности и независимости мышления.

– Есть кто-то, кто знает больше об этой исторической эпохе? – спросил Нарвел. – Кто-то, с кем я мог бы поговорить?

Морт колебался, явно взвешивая риски.

– Есть один ученый, – наконец сказал он. – Доктор Хиван. Он специализируется на эволюционной истории нашего вида и имеет доступ к некоторым закрытым архивам. Но он… неортодоксален. И находится под наблюдением. Разговор с ним будет рискованным.

– Мне нужно встретиться с ним, – решил Нарвел. – Если я хочу понять, что со мной происходит, и что это значит для Эммы, для миссии… для всех нас.

Морт кивнул.

– Я организую встречу, – сказал он. – Но будьте предельно осторожны, Главный Архивариус. То, во что вы вступаете, выходит далеко за рамки обычной научной любознательности. Это затрагивает самые основы нашей цивилизации.

– Я понимаю, – ответил Нарвел. – И всё же я должен знать правду.

Когда он покидал лабораторию биологического анализа, Нарвел ощущал, как внутри него нарастает новое чувство – решимость. Уже не просто научное любопытство, но глубокая личная потребность понять свою трансформацию и защитить Эмму Чен от последствий её собственного расследования.

Он был на пороге открытий, которые могли изменить не только его самого, но и всё понимание алгорианцев о себе. И впервые в своей долгой жизни, он чувствовал не просто рациональный интерес к исследованию, но эмоциональную вовлеченность, которая делала это путешествие одновременно пугающим и волнующим.

Глава 5: Протоколы заражения

Тревожное оповещение прервало обычный рабочий ритм на командной палубе "Эмпирика". Красные символы мигали на мониторах систем безопасности, обозначая активацию протокола, который редко использовался во время научных миссий: "Эмоциональная контаминация, уровень Альфа".

Директор Сильф мгновенно отреагировала, её высокая фигура напряглась, когда она проанализировала поступающие данные.

– Местоположение заражённого субъекта? – спросила она офицера безопасности.

– Архивный сектор B-7, – ответил тот. – Младший архивариус PD-4 демонстрирует нестандартную нейрологическую активность. Автоматическая система обнаружила всплески в лимбической области во время работы с эмоциональными архивами высокой интенсивности.

– Активируйте протокол изоляции, – распорядилась Сильф. – Полный карантин. Никаких коммуникаций с остальным экипажем.

Офицер безопасности активировал командный канал:

– Группа биозащиты, код "Сигма-3", сектор B-7. Изоляция потенциально контаминированного субъекта.

В архивном секторе B-7 молодой архивариус PD-4, работавший с особенно интенсивными эмоциональными паттернами группы подростков, переживающих экстремальные приключения, внезапно ощутил странное напряжение в мозге – волну чего-то, что он никогда раньше не испытывал. Это было похоже на внезапное пробуждение, словно новые цвета появились в ранее монохромном мире.

Он не успел даже осознать происходящее, как двери сектора с шипением закрылись, а воздух наполнился лёгкой дымкой нейроингибиторов. Последнее, что увидел PD-4 перед потерей сознания, – группу алгорианцев в защитных костюмах, входящих в помещение.

Нарвел получил уведомление об инциденте, когда возвращался из лаборатории Морта. Его нейроинтерфейс активировал экстренное сообщение с кратким изложением ситуации: младший архивариус проявил признаки эмоциональной контаминации и был изолирован согласно протоколу безопасности.

Внутри Нарвела поднялась волна того, что он теперь мог идентифицировать как страх. Это могло произойти с любым членом его отдела – и с ним самим, если бы не предосторожности, которые он принимал. Факт, что система мониторинга смогла обнаружить даже ранние признаки эмоциональной активации, был тревожным напоминанием о рисках, которым он подвергался.

Нарвел немедленно направился в центр управления, где уже собралась группа высшего руководства. Директор Сильф стояла у главной консоли, просматривая предварительный отчёт о инциденте.

– Главный Архивариус, – кивнула она при его появлении. – Один из ваших подчинённых продемонстрировал явные признаки эмоционального заражения. Это серьёзный сбой в протоколах безопасности вашего отдела.

Её холодный тон нёс в себе явное обвинение. Нарвел должен был защищаться, не выдавая своего собственного состояния.

– Я изучаю обстоятельства инцидента, Директор, – ответил он с рассчитанной отстранённостью. – Архивариус PD-4 работал с эмоциональными паттернами исключительной интенсивности. Возможно, наши фильтры нуждаются в дополнительной калибровке для таких случаев.

– Это не первый случай работы с интенсивными паттернами, – парировала Сильф. – И должен быть последним случаем заражения. Я ожидаю полного пересмотра протоколов безопасности вашего отдела в течение двадцати четырёх часов.

Она активировала главный дисплей, на котором появилось изображение карантинного блока. Внутри специальной камеры лежал бессознательный PD-4, подключенный к множеству мониторов и медицинских устройств.

– Медицинский отдел проводит глубокое сканирование мозга субъекта, – сообщил главный медицинский офицер. – Предварительные данные подтверждают аномальную активацию лимбической системы и формирование новых нейронных путей, связывающих её с центрами принятия решений.

– Прогноз? – холодно спросила Сильф.

– На данной стадии полное восстановление возможно через процедуру нейрологической реструктуризации, – ответил медик. – Но потребуется расширенное воздействие и последующий период реабилитации. Субъект не сможет вернуться к работе с эмоциональными архивами минимум один полный цикл.

– Неприемлемо, – отрезала Сильф. – Миссия не может позволить себе потерю квалифицированного персонала на такой срок. – Она повернулась к начальнику службы безопасности: – Разработайте протокол интенсивного нейроингибирования. Максимальная эффективность, минимальные сроки восстановления. Остаточные эффекты воздействия… приемлемы.

Нарвел ощутил укол чего-то нового – возмущения? Сильф говорила о своем подчиненном как о неисправном механизме, который нужно починить любой ценой, даже если это означало необратимое повреждение его мозга.

– Директор, – осторожно начал он, – такое интенсивное вмешательство может привести к снижению когнитивных функций субъекта. Возможно, стоит рассмотреть более щадящие методы…

Сильф повернулась к нему, её глаза холодно блеснули.

– Ваша забота о благополучии подчинённого заслуживает уважения, Главный Архивариус. Однако приоритет миссии однозначен: предотвращение эмоциональной контаминации экипажа. Один скомпрометированный субъект – допустимая потеря.

Она обратилась ко всем присутствующим:

– В свете данного инцидента, вводятся дополнительные меры безопасности. Все сотрудники, работающие с эмоциональными архивами, будут проходить ежедневное нейрологическое сканирование. Любые отклонения должны немедленно докладываться. Кроме того, в каждом отделе будет установлен постоянный мониторинг со стороны службы безопасности.

Это было серьёзным усложнением для Нарвела. Ежедневное сканирование делало практически невозможным скрывать его собственные изменения на длительный срок.

– Начальник службы безопасности, – продолжила Сильф, – назначьте офицера для постоянного наблюдения за отделом архивации. Кого-то с опытом выявления нестандартного поведения.

– Офицер Векс будет идеальным кандидатом для этой задачи, – ответил начальник безопасности. – Его показатели по выявлению поведенческих аномалий превосходят стандарты на двадцать три процента.

Сильф кивнула.

– Утверждаю назначение. Офицер Векс приступит к наблюдению немедленно.

Совещание завершилось новыми директивами по усилению безопасности и мониторингу всех потенциальных признаков эмоциональной контаминации. Когда руководители начали расходиться, Сильф подозвала Нарвела.

– Главный Архивариус, задержитесь.

Когда они остались одни, Сильф активировала режим конфиденциальности, блокирующий любые записи их разговора.

– Нарвел, – начала она, используя его личное имя вместо титула, что было необычно, – насколько вероятно, что эмоциональная контаминация распространилась в вашем отделе шире, чем мы обнаружили?

Вопрос был прямым и опасным. Нарвел тщательно контролировал каждое своё слово.

– Теоретическая вероятность существует, Директор, – ответил он. – Однако наши системы мониторинга достаточно чувствительны, чтобы выявить даже ранние признаки активации. Случай с PD-4 – это, скорее всего, индивидуальная аномалия, связанная с особой чувствительностью его нейронной структуры.

Сильф изучала его с непривычной интенсивностью.

– Я заметила определенные… изменения в вашем подходе к работе в последние дни, Нарвел, – сказала она. – Ваша забота о качестве архивов за счёт количества. Ваше нежелание применять ускоренные протоколы сбора. Это не типично для вас.

Нарвел ощутил холодок страха, но внешне оставался невозмутимым.

– Я всегда придавал значение научной точности, Директор, – спокойно ответил он. – Но если мои методы кажутся вам неэффективными, я готов их пересмотреть.

Сильф продолжала изучать его, словно пыталась проникнуть сквозь маску профессионализма.

– Вы ведь понимаете серьёзность ситуации, – сказала она. – Эмоциональная контаминация – не просто угроза для миссии. Это угроза для всего, что мы представляем как вид. Эмоции – это хаос, неэффективность, примитивность. Мы эволюционировали за пределы этих ограничений.

Слова Сильф звучали как цитата из стандартного образовательного курса, но было что-то в интенсивности её тона, что заставило Нарвела задуматься. Казалось, она убеждала не столько его, сколько саму себя.

– Я полностью осознаю важность поддержания рациональности нашего вида, Директор, – ответил он. – Мой отдел сделает всё возможное для предотвращения дальнейших случаев заражения.

Сильф наконец кивнула, явно удовлетворенная его ответом.

– Хорошо. Я рассчитываю на вашу лояльность и эффективность, Нарвел. Как всегда.

Когда Нарвел покинул командный центр, он ощутил глубокое беспокойство. Ситуация становилась всё более опасной. Теперь ему придётся не только скрывать свою растущую эмоциональность, но и делать это под постоянным наблюдением специально назначенного офицера безопасности.

Он активировал защищенный канал связи с Мортом.

– Аналитик, ситуация осложнилась, – сообщил он. – Директор Сильф ввела ежедневное нейрологическое сканирование для всех сотрудников, работающих с эмоциональными архивами. И назначила офицера безопасности для постоянного наблюдения за моим отделом.

– Я слышал об инциденте с PD-4, – ответил Морт. – Это создаёт серьёзные сложности. Я могу модифицировать программу, маскирующую ваши нейрологические показатели, чтобы она работала со стандартными сканерами. Но прямое наблюдение со стороны офицера безопасности… это другой уровень риска.

– Кто такой этот Офицер Векс? – спросил Нарвел.

– Один из лучших специалистов по выявлению отклонений в поведении, – ответил Морт. – Он обучен замечать малейшие несоответствия в реакциях, движениях, даже в выборе слов. И, что особенно проблематично, он абсолютно, идеально бесстрастен. Идеальный алгорианец в самом стереотипном понимании.

Нарвел понимал, что это значительно усложняло его ситуацию. Скрыть нейрологические изменения от автоматических систем было одно – технический вызов, который можно было преодолеть с помощью Морта. Но обмануть живого наблюдателя, специально обученного замечать поведенческие аномалии, – совсем другое.

– Что с нашей встречей с доктором Хиваном? – спросил он. – Теперь это стало ещё более критичным.

– Я всё организую, – ответил Морт. – Но придётся действовать крайне осторожно. Встреча должна выглядеть как обычная научная консультация. Никаких следов в системах коммуникации.

– Понятно, – кивнул Нарвел. – И ещё одно… Что произойдёт с PD-4? Сильф приказала применить интенсивное нейроингибирование.

В голосе Морта прозвучало то, что можно было бы назвать сожалением, если бы алгорианцы признавали такую эмоцию.

– Боюсь, его ждёт не просто подавление активированных эмоциональных центров. Такие процедуры часто затрагивают и другие области мозга. Он… не будет прежним.

Нарвел ощутил тяжесть того, что теперь мог идентифицировать как вину. PD-4 был частью его отдела, под его ответственностью. И теперь молодой архивариус расплачивался за изменения, которые, возможно, не так уж отличались от тех, что происходили с самим Нарвелом.

– Я должен идти, – сказал он. – Свяжитесь со мной, когда организуете встречу с Хиваном.

Отдел Архивации Эмоций работал в напряженном режиме. После инцидента с PD-4 все сотрудники демонстрировали повышенную осторожность в обращении с эмоциональными образцами, тщательно соблюдая все протоколы безопасности. Атмосфера была наполнена чем-то, что даже алгорианцы могли распознать как тревогу – рациональное беспокойство о безопасности операций.

Нарвел вошел в главную лабораторию и сразу заметил изменения. В углу помещения была установлена дополнительная консоль, за которой работал алгорианец в форме службы безопасности – Офицер Векс. Его внешность была примечательна своей непримечательностью: стандартные пропорции тела, стандартные черты лица, стандартный серо-голубой оттенок кожи. Идеальный наблюдатель – тот, кого легко не заметить, но кто замечает всё.

Тез, помощник Нарвела, подошел к нему с отчетом.

– Главный Архивариус, все системы адаптированы к новым протоколам безопасности. Нейрологические фильтры усилены на тридцать процентов. График ежедневных сканирований для персонала составлен.

Нарвел кивнул, краем глаза наблюдая, как Векс фиксирует их взаимодействие.

– Хорошо. Какова текущая эффективность архивации?

– Мы наблюдаем снижение на восемнадцать процентов, – сообщил Тез. – Это связано с применением усиленных фильтров и дополнительными проверками безопасности. Однако точность архивации повысилась на семь процентов.

– Приемлемый компромисс, учитывая обстоятельства, – сказал Нарвел. – Сфокусируйтесь на поддержании текущих показателей. Любые дальнейшие корректировки мы обсудим после периода адаптации.

Он подошел к своей рабочей станции и активировал текущие задачи отдела. На экране появились графики сбора эмоциональных образцов, статистика архивации и карта активных операций на поверхности планеты. Всё выглядело стабильным, несмотря на повышенные меры безопасности.

Нарвел незаметно активировал защищенный канал к своему персональному мониторингу Эммы Чен. Данные показывали, что она продолжала своё расследование, собирая всё больше доказательств инопланетного присутствия. Её последние записи включали анализ электромагнитных аномалий, зафиксированных в местах предполагаемых наблюдений. Это было тревожно близко к обнаружению технологических сигнатур алгорианских фильтров восприятия.

Нарвел ощутил теперь уже знакомое чувство беспокойства за неё. Эмма становилась всё более заметной целью для систем безопасности "Эмпирика". Только его собственные манипуляции с данными позволяли пока скрывать полный масштаб её прогресса.

Он был так погружен в эти мысли, что не заметил приближения Офицера Векса, пока тот не оказался рядом с его консолью.

– Главный Архивариус, – произнес Векс безупречно нейтральным тоном. – Разрешите представиться. Офицер безопасности Векс, назначен для обеспечения протоколов антиконтаминации в вашем отделе.

Нарвел быстро закрыл канал мониторинга Эммы и повернулся к офицеру.

– Офицер Векс, – кивнул он. – Ваше присутствие отмечено. Надеюсь, вы найдёте наши операции полностью соответствующими протоколам безопасности.

– Несомненно, – ответил Векс, его лицо оставалось абсолютно бесстрастным. – Я здесь лишь как превентивная мера. Инцидент с младшим архивариусом PD-4 создал определённую… обеспокоенность у руководства.

Нарвел заметил, как тщательно Векс подбирал слова и наблюдал за его реакцией. Это был не просто разговор, а проверка.

– Обоснованную обеспокоенность, – согласился Нарвел, сохраняя идеально нейтральный тон. – Эмоциональная контаминация представляет угрозу для эффективности миссии. Мой отдел полностью сотрудничает с мерами безопасности.

– Рад слышать, – кивнул Векс. – В рамках моих обязанностей я буду проводить периодические интервью с сотрудниками отдела, начиная с вас, Главный Архивариус. Стандартная процедура для оценки когнитивной стабильности.

– Разумеется, – ответил Нарвел. – Когда вы хотели бы начать?

– Фактически, прямо сейчас, – сказал Векс. – Если у вас есть несколько минут. Это не займёт много времени.

Нарвел понимал, что отказ или отсрочка только усилят подозрения.

– Конечно, – согласился он. – Мы можем использовать мой личный кабинет для этого.

Они перешли в небольшое помещение, примыкающее к главной лаборатории. Когда дверь закрылась, Векс активировал небольшое устройство, блокирующее любые сигналы – стандартная мера для конфиденциальных бесед.

– Для начала, несколько базовых вопросов, – сказал Векс, активируя свой нейроинтерфейс для записи разговора. – Как давно вы работаете с человеческими эмоциональными паттернами, Главный Архивариус?

– С начала миссии, – ответил Нарвел. – До этого я имел опыт работы с эмоциональными структурами других видов в трёх предыдущих исследовательских экспедициях.

– И как бы вы сравнили человеческие эмоциональные паттерны с теми, что вы изучали ранее?

Нарвел понимал, что это не просто информационный запрос, а проверка его реакции на тему эмоций.

– Человеческие эмоциональные структуры демонстрируют беспрецедентную комплексность и интенсивность, – ответил он с научной отстранённостью. – Они характеризуются высоким уровнем взаимосвязанности различных эмоциональных центров и сложными ассоциативными связями с памятью и когнитивными функциями.

Векс едва заметно кивнул.

– Считаете ли вы эту комплексность… интересной?

Вопрос был намеренно амбивалентным. "Интерес" мог быть интерпретирован как профессиональная заинтересованность или как эмоциональная вовлечённость.

– С научной точки зрения, комплексность человеческих эмоций представляет значительную ценность для исследования, – осторожно ответил Нарвел. – Она позволяет нам лучше понять эволюционные пути развития сознания у различных видов.

– Понятно, – сказал Векс, не выказывая никаких признаков удовлетворения или недовольства ответом. – А теперь, Главный Архивариус, опишите ваше восприятие инцидента с PD-4. Как вы объясняете произошедшее?

Это был прямой вопрос о эмоциональной контаминации – тема, к которой Нарвел должен был подходить крайне осторожно.

– PD-4 работал с особенно интенсивными эмоциональными паттернами, – начал он. – Судя по данным, нейрологические фильтры, которые должны защищать от резонансных эффектов, не были должным образом откалиброваны для такого уровня интенсивности. Это создало условия для временного нейрологического резонанса, который система мониторинга корректно идентифицировала как начальную стадию эмоциональной контаминации.

– Вы используете термин "временный", – заметил Векс. – Считаете ли вы, что эффекты эмоциональной контаминации обратимы без интенсивного вмешательства?

Нарвел понимал, что этот вопрос был проверкой его собственного отношения к эмоциональной активации.

– Исследования показывают, что ранние стадии контаминации потенциально обратимы с использованием стандартных нейроингибиторов, – ответил он. – Однако продолжительное воздействие эмоциональных паттернов может создавать устойчивые нейронные изменения, требующие более интенсивного вмешательства. Научный консенсус поддерживает раннее и решительное подавление любых признаков активации.

Векс кивнул, делая пометку в своём интерфейсе.

– Последний вопрос на сегодня, Главный Архивариус. Если бы вы заметили признаки эмоциональной активации у себя самого или у кого-то из ваших коллег, каковы были бы ваши действия?

Это был прямой тест на лояльность протоколу.

– Протокол однозначен, – ответил Нарвел. – Немедленное сообщение медицинской службе и службе безопасности. Добровольная самоизоляция до прибытия специализированной группы. Полное сотрудничество с процедурами нейроингибирования. Эффективность миссии и безопасность экипажа имеют абсолютный приоритет над индивидуальными соображениями.

Векс изучил его несколько секунд, словно пытаясь обнаружить малейшие признаки неискренности, затем кивнул.

– Ваши ответы соответствуют ожидаемым параметрам, Главный Архивариус. На данный момент наше интервью завершено. Благодарю за сотрудничество.

Он выключил блокиратор сигналов и встал.

– Я продолжу наблюдение за операциями вашего отдела и проведу подобные интервью с остальными сотрудниками. Если у вас возникнут вопросы или обеспокоенность относительно безопасности, не стесняйтесь обращаться ко мне напрямую.

– Конечно, Офицер Векс, – кивнул Нарвел. – Мой отдел в вашем распоряжении.

Когда Векс покинул кабинет, Нарвел почувствовал, как напряжение, которое он сдерживал, наконец отпускает его. Это было изнурительное испытание – отвечать на вопросы о эмоциях и контаминации, одновременно скрывая собственные изменения. Но похоже, ему удалось пройти первую проверку.

Он активировал свой защищенный интерфейс и проверил нейрологические показатели, которые фиксировались во время интервью. К своему удивлению, он обнаружил, что во время разговора действительно смог подавить большую часть эмоциональной активности. Его растущая способность распознавать и контролировать свои эмоции оказалась неожиданным преимуществом.

Но долго ли он сможет поддерживать этот контроль? С каждым днём его эмоциональное пробуждение становилось всё более глубоким, всё более интегрированным в его мышление и решения. Рано или поздно маска совершенного алгорианца начнёт трескаться.

Нарвел вернулся в основную лабораторию, где его уже ждал Тез с новыми данными о операциях сбора. Молодой ассистент выглядел напряженным, его обычно плавные движения стали более резкими и механическими – признак сознательного контроля, вероятно, вызванного присутствием Офицера Векса.

– Главный Архивариус, группа "Эта-3" сообщает о завершении сбора в секторе P-12, – доложил Тез. – Двадцать семь субъектов успешно обработаны. Два субъекта демонстрировали аномально высокую эмоциональную интенсивность и были отмечены для дополнительного анализа.

– Перенаправьте этих субъектов в мою личную лабораторию, – распорядился Нарвел. – Я проведу анализ лично, с использованием усиленных протоколов безопасности.

Он заметил, как Векс слегка повернулся в их сторону, явно прислушиваясь к разговору.

– Какова природа их эмоциональных состояний? – спросил Нарвел, поддерживая профессиональный тон.

– Первый субъект демонстрирует сложное комбинированное состояние, которое наши алгоритмы классифицируют как "экстаз" с элементами страха. Второй субъект – экстремально интенсивный гнев, связанный с социальной несправедливостью. Оба состояния представляют научный интерес из-за их редкости и интенсивности.

Нарвел кивнул, хотя внутренне он был обеспокоен. Работа с особенно интенсивными эмоциональными паттернами усиливала риск дальнейшей активации его собственных эмоциональных центров. Но отказ от анализа таких образцов вызвал бы подозрения.