скачать книгу бесплатно
Человек в темноте. Серия «Мир детектива»
Джон Фергюсон
Слепой случайно становится свидетелем убийства. Поскольку он ветеран войны и весьма неглупый человек, слепой пытается, несмотря на свои физические ограничения, разыскать убийцу, а также спасти женщину, втянутую в эту криминальную историю. Захватывающий детектив от Джона Фергюсона.
Человек в темноте
Серия «Мир детектива»
Джон Фергюсон
Переводчик А. Владимирович
© Джон Фергюсон, 2024
© А. Владимирович, перевод, 2024
ISBN 978-5-0064-1318-4
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Серия «Мир детектива»
Хьюм Ф. Человек в рыжем парике
Смолл О. Дж. Образцовая загадка
Фримен Р. Остин. Тайна Анджелины Фруд
Хрущов-Сокольников Г. Джек – таинственный убийца: большой роман из англо-русской жизни
Хрущов-Сокольников Г. Фараоны
Хрущов-Сокольников Г. Кто убил? Детективные повести и рассказы
Хрущов-Сокольников Г. Гордиев узел. История сторублевой бумажки
Хрущов-Сокольников Г. Осада столицы: романы, повести, рассказы
Мейсон А. Э. В. Дело в отеле «Семирамида». Бегущая вода
Мейсон А. Э. В. Часы и дилеммы
Мейсон А. Э. В. Страшнее тигра
Александров В. Медуза
Александров В. Без исхода
Панов С. Убийство в деревне Медведице. Собрание сочинений С. Панова
Детектив на сцене. Пьесы о Шерлоке Холмсе
Бьюкен Д. Охотничья башня
Мьюр Р. Тайна старой усадьбы
Мари Ж. Ошибка доктора Маделора
Гейнце Н. Под гипнозом: уголовный роман из петербургской жизни, или приключения сыщика Перелетова
Гейнце Н. Жертвы азарта
Гейнце Н. Кто убийца?
Гейнце Н. Столичные хищники. В каменных объятиях
Гейнце Н. На рынке любви
Гейнце Н. На золоченом дне
Лабурье Т. Черная банда
Ракшанин Н. Тайна Кузнецкого Моста
фон Перфаль А. Месть десперадо. Эпизод из жизни Хоакино Мурьеты
Бело А. Королева красоты
Хрущов-Сокольников Г. Рубцов
Макнейл Г. С. Черная банда. Второе приключение Бульдога Драммонда
Зарин А. Змея
Зарин А. Проклятое наследство
Чесни У. Таинственный изумруд
Матулл К., Бланк М. Путешествия Шерлока Холмса
Пономарев И. Василий Кобылин. Трилогия
Русский Лекок: агент сыскной полиции
Преступная мать
Под давлением судьбы
Пономарев И. За нас Европа
Цеханович А. Темный Петербург
Цеханович А. Петербургская Нана
Цеханович А. Кровь невинных
Тоннер Ж. Тайная сила, или Король воров
Ковен А. Кровавая рука. Роза Валантен
Иванов Ф. Темное дело. Пещера тысячи голов
Иванов Ф. Тайны Замоскворечья
Иванов Ф. Убийство в Зарядье
Животов Н. Банкир и Роза
Шкляревский А. Новая метла
Вудхауз П. Г. Шерлок Холмс
Человек в темноте
I. Убийство в Илинге
Глава I
Туман на Набережной был гуще, нежели на Стрэнде. Кинлох даже удивился, что на таком близком расстоянии разница может быть так велика. Туман, действительно, был много гуще. Серный вкус, смешанный с острым запахом реки, сильнее ощущался во рту и ноздрях.
Идти по Набережной было легче. На Стрэнде он на каждом шагу наталкивался на какого-нибудь пешехода. Какими грубыми стали люди! Правда, большинство избегало столкновения, вовремя вытягивая руки, но другие нарочно норовили ушибить плечом или локтем. Для человека в положении Кинлоха путешествие по улице было настоящим кошмаром. Но на Набережной, хотя шел он робко и неуверенно, чувствовалось больше места, дышалось свободнее, кругом было тихо и спокойно, как на дороге посреди шотландской деревни в воскресный день.
Странные вещи все-таки ощущает пешеход, бредущий в тумане. Некоторые звуки глохнут, другие, наоборот, расширяются до громового раската. Чихание или кашель слышны с другой стороны улицы; поезд, проносящийся по мосту, гремит и сотрясает все кругом, а колокола Вестминстерских часов звонят слабо, серебряным шепотом, будто с далекой небесной высоты.
На углу Вильерс-стрит Кинлох вновь попал в людской поток. Зато он знал, что ошибки не будет. Станция подземной железной дороги находилась в нескольких шагах. Следуя за толпой, он спустился по лестнице под землю. Люди спешили и толкались, у окошка кассы торопливо звенели металлические деньги. А Кинлоху спешить было некуда. Никто его дома не ждал. Время не имело значения. Туман?.. Даже в такую погоду дорога туда и обратно займет вряд ли больше двух часов. Странно, до чего он ощущал свое одиночество. Спускаясь по лестнице, он держался одной рукой за перила, пропуская вперед обгонявших его людей. В ушах стоял непрерывный шум поспешных шагов. Ощущение одиночества было тягостно, но была в нем и другая сторона. Может быть, судьба нарочно отделила его от толпы, предвидя дальнейшие события ночи. Судьба обычно так поступает. Она использует людей для целей, о которых те не имеют понятия. Идет человек по улице, подобно прочим пешеходам, ничего не подозревая, и вдруг случается нечто, что меняет затем всю жизнь. Это бывает чаще, чем многие думают.
Когда Кинлох сошел с поезда в Илинге и поднялся из метро, по-прежнему стоял туман, холодный и густой. Дышать, однако, было легче, серный привкус исчез. Справившись о направлении у шофера такси, который по одежде догадался, что Кинлох не пассажир для него, наш путник двинулся в сторону Олбани-Роуд. Там жил Питер Данн: а на Питера Данна была вся надежда. Человек, живший с Кинлохом в одной ночлежке, нашел его имя в телефонной книге, он же дал деньги на дорогу в Илинг. Хороший человек, хотя профессия у него неважная: специалист по составлению прошений. Совместного капитала хватило только на билет от Чаринг-Кросса до Илинга: если затея Кинлоха не удастся, обоим придется без ужина лечь спать.
Первый раз в жизни Кинлох обращался за помощью. Хотя он не сомневался в успехе, потому что доктор был давним другом, путешествие в Илинг было неприятно. Это удивляло его. Ему казалось, что он очерствел и потерял последние остатки достоинства. А вот, как будто, живы еще остатки дурацкого самолюбия… Вышагивая во тьме, он мысленно подсчитывал случаи, когда жизнь сводила его с Питером Данном. Ничего хуже сделать он не мог: вспоминать о прошлом! Зачем? Только напрасно растравить себя. Вот кем он был и кем стал. Глядя на себя теперь, он вспоминал, каким был раньше.
Познакомил их впервые Юз Аберкромби, дорогой, чудный Юз, одинаково дружный с обоими. Все трое были тогда студентами. Они встретили друг друга, ощетинившись, как псы, ревнующие к хозяину. Но Юз делил между ними дружбу поровну, повода для ревности не было. Данн имел тайное пристрастие к литературе. Правда, страсть эту он скрывал и не позволял ей мешать научным занятиям, однако, она сблизила обоих. Много они тогда пережили вместе, хорошее было время… Кинлох вспомнил затем о последней встрече. Казалось, это тоже было очень давно. После первого ранения его доставили в госпиталь в Булони. Он лежал на носилках, плохо сознавая, что происходило вокруг. Когда Данн вышел во двор в белом халате, то сразу узнал раненого и подошел. Но глаза Кинлоха видели плохо. Наклонившись к уху, Данн начал читать его собственные стихи. Стихи, написанные на школьной скамье.
Вздрогнув при звуке знакомых слов, Кинлох уставился на человека в белом халате, сердце его быстро и радостно забилось.
– Питер!
Данн положил руку на его плечо и дочитал стихи до конца… Да, это, была удивительная встреча. С волнением вспоминал о ней Кинлох, бредя по улицам и переулкам Илинга. Странно, что воспоминания ослабляли уверенность. Вероятно, от сознания того, как глубоко он пал с тех пор. Чем ближе подходил он к дому Данна, тем яснее сознавал падение. Данн вышел в люди, а его жизнь не удалась. Что он теперь? Бродяга, попрошайка. Кроме того, – шесть лет он не видел Питера Данна. Мало ли что могло случиться за шесть лет! Страшно было найти старого друга с женой, может быть, с детьми, преуспевающего врача, с хорошей, разросшейся практикой. Поэт, разумеется, давно умер в душе лекаря, ведь даже студентом он смотрел на пристрастие к стихам, как на болезнь. Ясно, что вылечился! Женился, наверное… При этой мысли сердце Кинлоха окончательно упало. Данну будет стыдно представить жене старого друга, павшего так низко, а если соберется с мужеством и представит, то жена встретит его застывшей улыбкой и холодным взглядом, с опасливой мыслью о том, что подумает горничная…
В нерешительности Кинлох остановился на перекрестке. Чувство стыда боролось с сознанием неотложной нужды. За спиной раздались вдруг тяжелые шаги полисмена.
Судьба остановила его и вмешалась. Дальнейшее теперь уж не зависело от его воли. Тяжелая рука полисмена легла на плечо.
– Что вы тут бродите?
– Я сбился с дороги, – смущенно объяснил Кинлох.
Он испугался, как ребенок, внезапно очнувшийся от сна. Сбился с дороги! Это верно. Но случилось это много раньше, чем сегодня. Смутная мысль об этом увеличивала растерянность. Полисмен же видел в этом сознание вины. Выхватив трость из дрожавшей руки Кинлоха, он крикнул грозно:
– Ладно! Явный случай бродяжничества. Я уж полчаса слежу за вами. Идем в участок.
Рука полисмена взяла Кинлоха за шиворот.
– Я ищу номер 28, на Олбани-Роуд, – возразил Кинлох, вполне очнувшийся.
Полисмен усмехнулся.
– Может быть, живете там?
– Нет… я… к доктору Данну.
– Мог бы сбрехнуть чего умнее. Доктор Данн таких больных не принимает… разве только в мертвом виде для вскрытия. Идем!
Он грубо толкнул Кинлоха под ребро и наступил тяжелым сапогом на ногу. Прежний Сэнди Кинлох ожил на мгновение, с молодым гневом он оттолкнул полицейского.
– Прочь, негодяй!
Полисмен со звериной радостью навалился на него, обхватив плечи мускулистыми руками. Кинлох слышал рассказы о таких случаях. С трудом он удержался от сопротивления, поняв, что оно только ухудшило бы его положение. Разве невиновный человек сопротивляется? Кинлох знал по опыту, что многие полисмены стараются нарочно создать преступников, чтобы оправдать собственное существование.
Поджав больную ногу и сделав над собой усилие, чтобы не дать сдачи, он сказал с напускным равнодушием:
– Ладно… Мне все равно, сам ли я доберусь до доктора Данна, или вы приведете его ко мне.
Вы когда-нибудь пробовали переубедить полицейского? Трудновыполнимая задача. Кинлох был поражен успехом. Возможно, что равнодушный тон его слов произвел впечатление. Вероятнее, впрочем, что полисмен вспомнил про выговор, полученный недавно от начальства за подобный случай. Так или иначе, он выпустил ворот Кинлоха и взял его под руку.
– Олбани-Роуд по дороге. Зайдем к доктору и проверим.
Уверенность его, однако, ослабела. Олбани-Роуд оказалась соседней улицей. Полисмен распахнул калитку. Кинлох услышал, как открылась и захлопнулась дверь на крыльце. Вышел кто-то или вошел? Почувствовав, что рука закона отпустила его, он привычным жестом поправил галстук. Голос в дверях спрашивал:
– В чем дело, констебль?
Полисмен толкнул пленника вперед.
– Вот этот тип, сэр, я задержал его за бродяжничество. Говорит, будто знает вас и шел к вам.
– Знает меня? А ну, посветите фонарем…
Секунду спустя раздалось изумленное восклицание:
– Сэнди… Сэнди Кинлох, Боже мой…
Голос оборвался. Профессиональный глаз врача заметил то, что укрылось от взгляда полисмена. Полисмен, словно обжегшись, выпустил руку пленника.
– Сэнди, бедный Сэнди!
Полисмен вернул трость и сошел с крыльца. С облегчением он спешил покинуть усадьбу. Вот уж чуть было не попал впросак!.. Данн взял под руку старого друга.
– Идем, дружище, идем.
– Но, Питер, ваша… ваша жена, – пробормотал Кинлох, упираясь.
– Жена?
– Вид у меня уж очень плохой. Что она подумает?
– Кто вам сказал, что я женат?
– Никто. Я сам догадался.
– Не угадал, Сэнди: ни одной бабы в моем доме нет, даже прислуга мужская. Вытри ноги на пороге и входите.
Данн говорит, что сразу понял положение Кинлоха. Это, наверное, так. Профессиональный опыт подсказал ему то, чего не замечали другие. Он говорит, что вначале не сказал об этом ни слова, и только шутливо обратил внимание на необычайно длинные волосы друга. Кинлох ничего не ответил. Вероятно, потому, что в той среде, в которой он жил в течение последнего года, стричь волосы считалось предрассудком.
В кабинете Данна, после ужина, какого у него давно не случалось, Кинлох рассказал свою историю. Повторять ее здесь не стоит. Не потому, что она полна тяжелых и не вполне пристойных подробностей, а потому, что прямого отношения к дальнейшему рассказу не имеет. Настоящая история, собственно, началась именно в эту ночь, хотя оба собеседника о том не подозревали.
Данн выслушал рассказ молча, изредка прерывая его возгласами возмущения. Когда Кинлох закончил, он стукнул кулаком по столу с такой силой, будто то была голова Макстона. Макстон был тем издателем, который обманул Кинлоха и выгнал на улицу.
Голос доктора дрогнул.
– Я никогда не мог понять, Сэнди, зачем ты это сделал?
– Что сделал?
– Взялся за дурацкое бумагомаранье и погубил блестящее будущее, которое перед тобой открывалось.
– Я не мог иначе.
Данн с сомнением покачал головой.
– Я сам увлекался стихами, но потом нашел, что это искушение, от которого не так уж трудно устоять.
Кинлох рассмеялся. Впервые рассмеялся за много дней.
– Как же, помню! Но только, друг мой, вы никогда не знали радости творчества… радости облекать мысль плотью, создавать жизнь из ничего.
– И которая… обращается в ничто.
В голосе доктора прозвучало нескрываемое презрение. Кинлох был необыкновенно чувствителен в эти дни. Он решил, что Данн догадался, зачем он пришел, и испытывал смущение. Мысль эта произвела на него действие холодного душа. Вместе, с воспоминаниями, в Кинлохе проснулась прежняя гордость. Он покажет этому Данну, что ему ничего не нужно. Приняв упрек за предостережение, он поднялся. Но Данн не обратил внимания на его жест.
