скачать книгу бесплатно
– Ага, вот значит как? Но это вам не поможет, сударь!
Собеседники вскочили. Стакан опрокинулся и со звоном покатился по полу.
– Назад, назад!..
Дикий, пронзительный крик хлестнул по нервам Кинлоха. Инстинктивно он бросился туда, где падали стулья и столы от сцепившихся тел. Человек, нанявший его, отступал в его сторону, зовя на помощь. Но прежде, чем он сделал шаг, он услышал звук более страшный, чем крик ужаса или боли – глухой, короткий стон и падение тяжелого тела на пол… В темноте Кинлох наткнулся на ширму, запутался в ней, потерял равновесие. Встав на четвереньки, он шарил обеими руками по полу, стараясь найти трость, единственное оружие: руки наткнулись на что-то теплое и влажное.
– Ага, крыса вылезла из норы! – произнес злобный голос.
Незнакомец шел к нему. Шел медленно и тяжело, будто был ранен или ушиблен опрокинутой мебелью. Кинлох бросился к стене, смутно надеясь найти окно или дверь. Слыша шаги противника за спиной, он инстинктивно увернулся от протянутых рук. В комнате стало тихо. Так тихо, что в темноте Кинлох слышал быстрое дыхание врага. Да, этот человек, несомненно, сам был ранен в схватке. Он дышал неровно, спотыкался.
Вдруг тишину пронзил женский крик:
– Нет, нет… Не надо!
Ошеломленный неожиданностью, Кинлох остановился. В то же мгновение человек навалился на него. Рука схватила за волосы, оттянула голову назад. Безумец обладал нечеловеческой силой.
– Все равно, одним больше, одним меньше! Один ответ…
В ужасе Кинлох упал на колени и взмолился, повторил слова женщины:
– Нет, нет… Не надо! Посмотрите на меня, я…
Что-то ударило в голову. В глазах блеснули искры и потонули во мраке. Глухо простонав, Кинлох свалился на пол.
Глава II
Неизвестно, сколько времени спустя Кинлох очнулся. Ему казалось, что он медленно выплывал из бездны на поверхность. Первым сознательным впечатлением был ровный, ворчливый и непрерывный шум, непонятного происхождения. Было похоже, что шумела голова. Вспомнился страшный удар. Кинлох чувствовал себя отвратительно. Тело ныло и болело. Он сделал инстинктивное движение, чтобы сменить позу, и понял, что лежит на спине. Испугавшись, он вновь застыл неподвижно, ожидая второго удара. Но удара не было. Он все же не двигался. Если не будет шевелиться, на него, может быть, не обратят внимания.
Лежал он так долго. В голове проносились отрывочные мысли о скверной, дурацкой истории, в которой он очутился. Произошло убийство. Достаточно проявить малейший признак жизни, чтобы убийца закончил дело. Притаившись, сознавая страшную опасность, Кинлох старался уловить на слух движения врага.
Трудно что-нибудь услышать из-за этого непрерывного, жужжащего шума в голове. Он старался вслушаться сквозь шум и не мог. Было холодно и сыро. Совершенно такое же ощущение, как в Ла Буазель, где он пролежал раненый на поле всю ночь.
Была, однако, разница. Тогда он не испытывал злобы к тому, кто свалил его наземь. То была схватка не на жизнь, а на смерть, в равных условиях. Теперь же он сознавал себя беспомощным, беззащитным в руках рассвирепевшего убийцы. Стыдно было вспомнить, что он молил о пощаде. Стыдно, мучительно лежать, сознавая неспособность к борьбе. Умирать, как собака, в темном углу. Беспомощно встречать такую смерть? Лучше было умереть тогда в Ла Буазель. По крайней мере, умер бы, как мужчина. А так тошно, холодно, страшно… Вдруг сознание пронзила мысль: не лежит ли он слишком долго… дольше, во всяком случае, чем нужно стоящему над тобой человеку, чтобы проверить, жив ли ты или мертв? Зашевелилась надежда. Вспомнив, что он упал около стены, Кинлох осторожно протянул правую руку.
Рука тронула не стену, а нечто, от чего из груди вырвалось изумленное восклицание. Тотчас над ухом металлически что-то щелкнуло, будто кто-то взвел курок револьвера.
– Черт! – простонал он, испугавшись, что выдал себя.
Чья-то рука легла на его плечо.
– Не бойтесь. Вам больше ничто не грозит.
Это был женский голос. Голос женщины, пытавшейся остановить убийство.
– Он ушел? – прошептал Кинлох.
В ответ вновь послышалось металлическое щелканье.
– У вас револьвер, – сказал он и, подняв руку, почувствовал, что его голова и лицо обвязаны бинтами.
– Нет, это электрический выключатель. Я повернула, чтобы посмотреть, в порядке ли вы. Постарайтесь заснуть. Я должна смотреть на дорогу.
Но ему было не до сна. Он лежал, стараясь понять ее слова. Почему она должна смотреть на дорогу? Шум в голове мешал думать. Непрерывно гудела буква «ррррр…» и так быстро, что ее не могли выговорить человеческие губы.
Наконец, он сообразил. Боль была в голове, а шум шел снаружи.
Кинлоху стало ясно, что это жужжал автомобиль. Слова женщины об электрическом выключателе и о дороге стали сразу понятны. Она везла его куда-то. Они покинули дом и находились на какой-то дороге!
Осознание произвело мгновенные изменения в Кинлохе. Пока он думал, что шум стоял в голове, он испытывал беспредельную слабость. Теперь он вдруг ободрился, повеселел, с удовольствием вслушиваясь в тихое, ровное рычание. Было приятно знать, что опасность миновала, что его увозят от убийцы. О женщине и о том, куда его везут, он не думал: он даже не спрашивал себя, кто эта женщина. Жадно вслушивался он в старательную, торопливую работу мотора. Машина была почти живым существом, уносившем его от смерти. Слава Богу! Теперь не опасно… спасен…
Следующей вещью, которую помнил Кинлох, был звон… звон колокола на церковном соборе. Колокол пробил шесть раз, с равными промежутками времени. Странно, что маленький город имел такую хорошую колокольню. Потому что город был маленький. Эхо мотора, отражавшееся на улицах, длилось недолго: снова наступила тишина, когда автомобиль выехал на шоссейную дорогу.
Потом он часто цеплялся за это воспоминание. Но в ту минуту душе было не до звона. Кинлох переживал мучительный стыд. Женщина слышала, как он молил о пощаде, как блеял, как баран, от страха… Ничего более позорного не бывало с ним в жизни. Жалость женщины звучала обидой, в ней чувствовалось презрение.
Опять послышался металлический щелк.
– Вы опять зажгли свет, – простонал он невольно. Он не желал, чтобы она видела его в эту минуту.
– Нет, я потушила фары… Скоро будет день.
Они, видно, ехали по лесной дороге, потому что Кинлох слышал теперь чириканье птиц. Начинался рассвет. Кинлох, лежал и слушал. Воздух был свежий, но сухой. Через некоторое время птичье щебетанье утихло, оставшись позади.
Женщина заговорила снова:
– Зачем вы связались с этим негодяем? Лицо у нас… не похоже на преступника.
После блаженных мыслей о женщине и автомобиле, вопрос поразил его и обидел.
– Разве достаточно светло, чтобы видеть это? – спросил он насмешливо.
Она, как будто, не сразу поняла.
– Если вы сядете и посмотрите, то увидите, что уже день… вокруг нас лес… и… птицы. Но, – прибавила она, сменив тон, – вряд ли вас такие вещи интересуют.
– Да… нет… не сейчас.
– А обычно интересуют? Я хотела бы думать, что вы не совсем пропащий человек.
Тон ее обозлил Кинлоха.
– Слушайте, – сказал он резко, – вы о душе моей не мучайтесь. Нравственность моя не лучше моей внешности.
Невольно он спрашивал себя теперь, кто эта женщина. Его нерешительный ответ она истолковала по-своему и подумала, что упоминание про природу тронуло в нем лучшую часть души. Значит, она считала его негодяем, злодеем? Правда, забинтованный, небритый и немытый, в порванной одежде он должен был выглядеть неважно. Особенно, в лучах нарождающегося утра. Контраст легко представить. Но, все-таки, считать злодеем! Самолюбие Кинлоха было раздражено.
Он молчал. Женщина тоже больше не говорила. Кинлох размышлял. Когда автомобиль свернул с шоссе и, замедлив ход, выехал на боковую дорогу, он решил, что имеет право задать вопрос:
– Куда вы меня везете?
– Теперь недалеко… Я высажу вас на дороге.
– Высадите на дороге! Зачем?
– Чтобы избавиться от вас… вы должны быть благодарны за участь, которой не заслуживаете.
Это напомнило ему про действительность.
– Он умер?
– О, да. Но есть вещи похуже смерти, вы знаете.
Кинлох внутренне содрогнулся. Уж не намекала ли она на его недостойное поведение, когда он молил о пощаде.
– Вот как? – усмехнулся он. – Интересно, что он думает теперь об этом. За это полагается виселица, вы знаете?
– Вам она, во всяком случае, не грозит… если не попадете в полицию.
– Понимаю, все это делается, чтобы спасти убийцу. Вы думаете, что я видел его, и ради него стараетесь убрать меня подальше. Тоже нашли свидетеля! Одним словом, выбрасываете меня на дороге?
После паузы женщина холодно ответила:
– Да, я заинтересована в его безопасности. Вы должны быть благодарны за это Богу, потому что иначе вам было бы еще хуже.
Это был опять намек на его преступную натуру. Видно, она считала случайностью, что не он совершил убийство. Обозленный Кинлох сделал усилие и сел.
– Ваша заботливость об убийце прямо трогательна, – усмехнулся он. – Не понимаю, как вы могли связаться с таким человеком… вы, кажется, имеете такие высокие понятия о нравственности, любуетесь солнечным восходом и пением невинных птичек?
Слова задели ее. Он слышал, как она глубоко вздохнула. Видно, она хотела что-то сказать, но промолчала. Когда автомобиль въехал на гору и начал спускаться вниз, она заметила:
– Во всяком случае, я спасла вас от ареста и, может быть, от смерти. Естественно, я хочу, чтобы мои усилия не пропали даром и чтобы вы оказались не таким дурным человеком, как я думаю.
– Высаживайте меня здесь, – грубо сказал Кинлох. – Ваша проповедь мне надоела.
Тотчас шаркнули тормоза, машина стала.
Кинлох нащупал дверную ручку, но не мог открыть. Она отстранила его и распахнула дверцу. Неловко Кинлох вылез на дорогу.
– Черт! – пробормотал он, – деловая вы женщина, я вижу. Сколько вам лет?
– Меньше, чем это может казаться сегодня утром.
Стоя против нее на дороге, Кинлох громко рассмеялся. Он сейчас скажет ей такое, от чего она ахнет. Забавно будет поразить ее.
– Если бы вы были умнее, вы просто отвели бы машину в гараж, а сами пошли бы спать: отвозить меня так далеко не было смысла.
– Китти ничего не имеет против.
– Китти? – удивился он.
– Так я называю свою машину. Хорошая Китти, на нее можно положиться.
Беспечный ответ и то, что пришлось задержаться со словом, которое должно поразить ее, опять наполнили Кинлоха раздражением. Он оперся рукой на крыло машины и спросил нагло:
– А на вас можно?
Щелкнул рычаг переключения скоростей. Мотор загремел на холостом ходу.
– Будьте добры отойти в сторону, – сказала женщина холодно. – Я оставляю вас…
Но Кинлох не отпускал крыла и стоял прямо перед ней.
– Я хочу, чтобы вы знали одну вещь, – объявил он со сдержанным злорадством. – Я никогда не видел убитого и не видел того, который… который убил, поэтому, опасным свидетелем я быть для вас, все равно, не мог.
– Неправда! Для этого нужно было быть совершенно слепым.
– Верно, – повторил он, – для этого нужно быть слепым.
Прошла секунда или две, прежде чем она поняла. Потом вдруг мотор перестал шуметь, будто нога съехала с акселератора.
Кинлох чувствовал, что женщина смотрела на него широко раскрытыми глазами.
– Слепой, – прошептала она. – Боже!.. это… не может быть… не может быть! Я сама, значит, слепая, если не заметила этого.
– Более проницательные взгляды, чем ваши, – рассмеялся Кинлох с горечью, – не заметили этого вчера ночью, потому что был туман. Все вы вели себя, как слепые.
Женщина, казалось, не слушала.
– Боже, что же теперь делать? Что делать? – шептала она, глядя в невидящие глаза человека на дороге.
Ужас в ее голосе поразил Кинлоха. Не все ли ей равно, слепого или зрячего высаживать в поле? Наоборот, она должна чувствовать себя в большей безопасности. Он вспомнил про человека в меховой шубе. Тот обрадовался, узнав, что он слеп. Рассмеялся даже. Так и ей следовало бы. Правда, она совершила бесполезное путешествие, всю ночь зря гоняла автомобиль по дорогам, зато теперь может быть спокойна. Почему же она молчит? Почему не уезжает? Слепота Кинлоха должна быть хорошей вестью для нее и для… Слух слепого вдруг поймал необычный звук: женщина плакала.
Глава III
Это было так неожиданно и совершенно непонятно, что Кинлох растерялся. Не такого поведения он ждал от нее. Вела она себя хладнокровно, уверенно, расчетливо, и он почти не сомневался, что имел дело с пожилой, опытной женщиной или с девушкой той современной породы, которой неизвестны добрые чувства даже к самим себе. Она была крепкой натурой, это, несомненно. Но вот, оказывается и ее прорвало. Стоя около нее и не зная, что сказать, он услышал вдруг гудок автомобилиста на дороге.
– Кто-то едет, – предупредил он поспешно. – Возьмите себя в руки.
Сам он опустился на колени около заднего колеса, сделав вид, будто что-то поправляет. Если она не успеет утереть слезы, пусть проезжий думает, что отчаяние вызвано неисправностью в машине. Засунув голову под машину, он слышал, как автомобилист проехал мимо, и поднялся, когда гудок прозвучал где-то вдали.
– Он смотрел на вас, – шепнул женский голос.
– Кто это?
– Полисмен… деревенский полицейский объезжает округу.
Неприятно, что с полицией пришлось встретиться так быстро после ночных событий. Плохое предзнаменование. Но Кинлох был доволен уловкой, благодаря которой укрылся от полицейского взгляда.
– Я сделал вид, будто надувал шину.
