Фурия Первого консула

Надежда на это маленькая и хлипкая, понимал Эрен, но тощий малорослый курсор твердо решил ее лелеять.

Все равно.

Ничего другого ему не оставалось.

* * *

Гай Исана, формально Первая госпожа Алеры, поплотнее закуталась в толстый дорожный плащ и уставилась в окно воздушных носилок. Должно быть, они сейчас совсем рядом с ее домом – долиной Кальдерон, которая когда-то считалась самой дальней и примитивной окраиной Алеры. Далеко внизу медленно проплывала земля. Исана не без досады вглядывалась в нее. Ей нечасто доводилось видеть Кальдерон с воздуха, видеть протянувшиеся на многие-многие мили земли. Все это выглядело одинаково – либо дикий лес с пологими горами, похожими на складки на скатерти, либо обжитые земли с широкими, ровными полосами озимых полей, готовящихся к весне, с прочерченными, как по линейке, дорогами от домена к домену, от селения к селению.

Насколько она знала, в этот самый момент она могла смотреть на свой дом. У нее не было ориентира, чтобы узнать его с такой высоты.

– …что сдержало распространение болезней в лагере беженцев, – ровно прозвучал рядом молодой женский голос.

Исана, поморгав, обернулась к спутнице – стройной серьезной молодой женщине с пушистыми, почти белыми волосами, ниспадавшими шелковой волной ниже лопаток. Исана улавливала в ней терпение и мягкую улыбку, притушенную такой же мягкой грустью, – чувства лучились, как тепло от кухонной печи. Исана не сомневалась, что Верадис так же ясно чувствует улыбку в ее блуждающих мыслях.

Верадис, оторвавшись от заметок, подняла тонкую светлую бровь. По ее губам скользнула тень улыбки, но в душе девушка осталась серьезной.

– Моя госпожа?

– Простите, – мотнула головой Исана. – Я вспоминала дом. Отвлеклась.

– Немудрено отвлечься, – наклонила голову Верадис. – Поэтому я о своем стараюсь не вспоминать.

В ней вспыхнула на миг горькая печаль, выраставшая из чувства вины и чуть-чуть не дотягивавшая до ярости. И так же быстро погасла. Верадис применила свою магию фурий, чтобы скрыть чувства. Исана с благодарностью приняла такую скрытность. Не уравновешенная магией металла, обостренная чувствительность водяного мага бывала болезненной – сильные внезапные чувства ощущались как удар в лицо.

Винить в этом девушку не приходилось. Отец Верадис был консулом Цереры. Верадис видела, что сотворил ворд с ее родиной.

Там теперь не осталось ничего человеческого.

– Простите, – тихо сказала Исана. – Я не подумала…

– Право, моя госпожа… – В голосе Верадис теперь звучало отстраненное спокойствие – она явно призвала магию металла, чтобы усмирить и скрыть свои чувства. – Пора вам с этим кончать. Если избегать всего, что может напомнить мне о Цер… о доме, вам и поговорить со мной нельзя будет. Для меня естественно чувствовать боль. Вашей вины в том нет.

Исана легонько коснулась ее руки и кивнула.

– И все-таки, детка…

И опять Верадис ответила слабой улыбкой. Заглянув в свои бумаги, она снова подняла глаза на Исану. Первая госпожа распрямила спину и плечи, кивнула.

– Прошу прощения. Так о чем мы… Что-то о крысах?

– Мы не догадывались, что они могут разносить заразу, – сказала молодая женщина. – Меры в тех трех лагерях принимались против проникновения захватчиков ворда, но они же привели к серьезному сокращению численности крыс. И через месяц в этих лагерях почти прекратились болезни.

Исана кивнула:

– Значит, остаток выделенных Лигой Дианы средств пустим на внедрение таких же мер в других лагерях. В первую очередь в тех, что больше всех страдают от заразы.

Верадис, кивнув, вытянула из пачки второй лист. И подала его Исане вместе с пером.

Просмотрев содержание, Исана усмехнулась:

– Если заранее предвидели мое решение, почему не распорядились сами?

– Потому что я – не Первая госпожа, – ответила Верадис. – Я не вправе распоряжаться средствами Лиги.

Что-то в ее голосе – или, может быть, в осанке, насторожило Исану. Так же она чувствовала, когда маленький Тави что-то от нее скрывал. Совсем маленький. Едва подрос, он выучился избегать ее проницательности. Верадис далеко было до его искусства.

Прокашлявшись, Исана послала девушке ехидный взгляд.

Та в ответ сверкнула глазами и если не покраснела, то наверняка лишь за счет магии фурий.

– Впрочем, моя госпожа, поскольку речь шла о спасении жизней, я действительно направила подрядчикам гарантийные письма, чтобы они сразу приступали к работе, начав с самых трудных лагерей.

Исана расписалась под приказом и улыбнулась:

– А это не называется «распорядиться без меня»?

Забрав у нее бумагу, Верадис осторожно подула на свежие чернила и с довольным видом ответила:

– Теперь уже нет.

Ощутив боль в ушах, Исана нахмурилась и выглянула в окно. Они снижались. Через минуту в стекло с ее стороны вежливо постучал и помахал рукой юноша в блестящих новеньких стальных доспехах. Она открыла окно, впустив внутрь вой холодного ветра и рев воздушного столба, на котором держались носилки.

– Первая госпожа, – вежливо отсалютовал ей молодой рыцарь. – Через минуту будем на месте.

– Спасибо, Териус, – прокричала в ответ Исана. – После приземления отправите гонца к моему брату? Пожалуйста.

Териус снова отсалютовал:

– Непременно, моя госпожа. Не забудьте закрепить ремни.

Улыбнувшись ему, Исана закрыла окно. Молодой командир ушел вверх и в сторону, вернулся на свое место во главе строя охраны. После рева ветра показалось, что в носилках стало слишком тихо.

Верадис помолчала немного, поправляя взлохмаченные ветром волосы, и сказала:

– А ведь он может знать.

Исана вопросительно подняла бровь:

– Хм?

– Аквитейн, – пояснила Верадис. – Возможно, он знает о построенных вашим братом укреплениях. И о том, что вы сегодня будете здесь.

– Почему вы так думаете?

– Я сегодня утром заметила, как в палатку сенатора Валериуса входил один из людей Териуса.

«Валериус… – подумала Исана. – Отвратительный тип. Право, я рада, что Бернард счел нужным сломать ему нос и проредить зубы».

– Неужели? – сказала она вслух. И, поразмыслив, пожала плечами. – Пусть себе знает. Что бы он ни говорил, что бы ни напялил на голову, он не настоящий Первый консул и никогда им не будет.

Верадис покачала головой:

– Я… моя госпожа… – Она развела руками. – Кто-то должен был встать во главе.

– И встанет, – ответила ей Исана. – Законный Первый консул Гай Октавиан.

Верадис потупилась и очень тихо сказала:

– Если он жив. – (Исана, сложив руки на коленях, стала смотреть в окно на быстро выраставшую Долину, на проявлявшиеся краски земли.) – Вы ведь не знаете точно?

Не отводя глаз от окна, Исана чуть нахмурила брови.

– Я… точно я не знаю, – наконец откликнулась она. – Но чувствую верно. Чувствую… как будто время к ужину и он вот-вот вернется от стада. – Она покачала головой. – Не буквально, конечно, но ощущение, эмоции точно такие. – (Верадис устремила на нее спокойный серьезный взгляд и ничего не сказала.) – Он возвращается, – тихо добавила Исана. – Октавиан возвращается домой.

Молчание. Исана уже видела стены Гарнизона – города-крепости, подчиненной ее брату. Они вырастали, проступали подробности, резкая складка земли превращалась в громаду бесшовного, сложенного фуриями камня. На ветру бился флаг Первого консула – алый орел на голубом поле, и рядом знамя брата – бурый медведь на зеленом.

Городок еще вырос за две недели, что Исана его не видела. Теснившиеся под стенами хибарки сменились основательными каменными строениями, и их окружила новая защитная стена. И она тоже обросла лачугами, так что техники Бернарда еще при Исане заложили третью стену – еще один полукруг, обхвативший растущий город.

Теперь те трущобы исчезли, на их месте стояли каменные здания – приземистые, грубоватые, почти не отличимые друг от друга, но наверняка вполне удобные и практичные.

А за третьей стеной, как мох на северной стороне валуна, уже вырастал новый временный городок.

Верадис смотрела на все это круглыми глазами.

– Ну и ну! Немаленький городок для графских владений.

– Теперь много бездомных, – сказала Исана. – Возможно, мой брат, если вы спросите, с безупречной логикой объяснит их присутствие. А на самом деле он просто никогда никого не прогонял от своего порога. Уж если люди добрались в такую даль… – Она покачала головой. – Он делает для них все, что в его силах. И дает всем поровну, даже если для этого придется снять с себя последний плащ. Брат никогда не останавливается на полдороге.

Верадис задумчиво кивнула:

– Это ведь он растил Октавиана?

– Да, – сказала Исана. – Особенно в последние несколько лет. Они были очень близки.

– Вот почему вам кажется, что Октавиан вернется. Потому что он не останавливается на полдороге.

– Да, – сказала Исана. – Он возвращается домой.

Верадис еще помолчала, пока носилки пролетали над наружными стенами Гарнизона. Потом склонила голову:

– Как скажете, моя госпожа.

Исана отбросила назойливую тревогу, теребившую ее мысли со времени отплытия сына с канимской армадой.

Тави вернется.

Сын уже возвращается домой.

* * *

Гай Октавиан, сын Гая Септимуса, сына Гая Секстуса и некоронованный Первый консул Алеры, лежал навзничь, разглядывая звезды.

Учитывая, что лежал он на полу пещеры, эти звезды не сулили добра.

Он пошарил в разваливающейся памяти в поисках объяснения: с чего бы он этим занимался и отчего звезды такие яркие и так быстро над ним кружатся, но, как видно, объяснение где-то затерялось. Может быть, его заслонила вздувшаяся на голове шишка. Он взял на заметку спросить Китаи, если окажется, что и она тоже лежит на полу поблизости.

– Довольно поучительная попытка, дитя, – пробормотал над ним женский голос. – Ты убедился, как важно не только поддерживать под собой воздушный поток, но и заслоняться ветряным щитом.

Ах да. Уроки. Он берет уроки. Объяснений полным-полно – при такой-то наставнице. Он попробовал вспомнить тему урока. Судя по тому, как он усердствует, скоро выпускной экзамен, а на этих безумных и беспощадных испытаниях студентов не милуют.

– У нас история? – пробормотал он. – Или математика?

– Понимаю, интуиция подсказывает, что удерживать ветер одновременно под собой и впереди невозможно, – невозмутимо продолжала наставница. – Однако твое тело не приспособлено к высокой скорости полета. Без установленной защиты, в особенности для глаз, даже сравнительно небольшое присутствие в воздухе мелких частиц способно тебя ослепить или иным способом… привести твой полет к решительному и поучительному завершению. Опытные летуны отрабатывают этот навык настолько, что удерживают щит без сознательного усилия.

Звезды понемногу гасли. Видно, туча заслоняет? Близкий дождь озаботил бы его – не будь он сейчас в пещере. Что снова поднимало проклятый вопрос, откуда в ней взялись звезды.

– Ой, – протянул Тави. Звезды гасли, зато в голове забилась боль, и он сразу вспомнил, где он и чем занят. – Ой…

– Думаю, ты не умрешь, дитя, – хладнокровно заметила Алера. – Давай повторим упражнение.

Голова гудела. Тави сел, и бьющаяся в затылке боль немного унялась. Он пристроил голову на кончик свисающей сосульки – у основания она была с добрый ствол толщиной и притом жестче камня. Пещера освещалась тусклым сиянием из круглого прудика посредине – вода в нем стояла почти вровень с полом. Тени и блики плясали, бежали рябью по ледяным стенам, цветные переливы воды отражались на них полосами.

Кругом стонал и потрескивал лед. Пол равномерно кренился и раскачивался, хотя на таком огромном ледяном судне качка ощущалась много слабее, чем на любом другом.

– Возможно, нам не стоит называть это пещерой, – задумчиво проговорил он. – Скорее, это грузовой трюм.

– Насколько я понимаю, – сказала Алера, – людям обычно известно о существовании на их судне грузового трюма. А это пространство известно только мне, тебе и Китаи.

Тави помотал головой в попытке изгнать звон из ушей и поднял глаза на наставницу. Алера выглядела рослой молодой женщиной. Она и в холоде пещеры обходилась легким платьем, сшитым на первый взгляд из серого шелка. При ближайшем рассмотрении ткань оказывалась темным, как грозовое облако, туманом. Цвет глаз ее постоянно менялся, принимая все мыслимые оттенки. И еще волосы цвета спелой пшеницы, босые ноги, нечеловеческая красота…

Как и следует быть, отметил Тави, ведь Алера вовсе не человек. Она воплощение фурии, может быть величайшей на лице Карны. Тави понятия не имел о ее возрасте, но о полулегендарном основателе державы Гае Примусе Алера говорила так, словно только вчера с ним беседовала. И силы своей она ни разу еще не проявила, однако Тави предпочитал держаться с ней вежливо и любезно, не дожидаясь проявлений.

Алера смотрела на него, подняв брови:

– Повторим упражнение?

Со стоном поднявшись, Тави смахнул с одежды мелкий мягкий снежок. Пол был засыпан им едва ли не по колено. Алера сказала, что добавила снега, чтоб у Тави было больше шансов выжить при обучении.

– Дай передохнуть, – взмолился Тави. – Летать – дело трудное.

– Напротив, летать очень просто, – с веселой улыбкой возразила Алера. – Труднее пережить приземление.

Тави почти сразу потушил горящий обидой взгляд. Вздохнув, он прикрыл глаза и сосредоточился на воздушной магии.

Правда, в воздухе пещеры не было основательных, солидных фурий вроде ветрогривов или служившего графине Кальдеронской Цирруса, и все же фурий было полно. Каждая в отдельности – крошка, почти бессильная мошкара, но, собранные воедино волей и властью заклинателя воздуха, они приобретали огромную силу – гора, составленная из песчинок.

Собирать их в достаточном для полета количестве было скучновато. Тави представил фурий в виде солнечных зайчиков, роем светлячков мельтешащих в воздухе. Затем он вообразил легкое как пух дыхание ветра, одну за другой, потом по две и по три направлявшее к нему фурий, пока вокруг не собралась целая туча. В первый раз он собирал фурий добрых полчаса. С тех пор время сократилось до трех минут, но над этим предстояло еще работать и работать.

Определить готовность было легко. Сам воздух вокруг него мельтешил, гладил и ласкал кожу. Открыв глаза, Тави призвал фурий в свои мысли и собрал их в ветряной поток, который завихрился, раскрутился и мягко поднял его над заснеженным полом. Когда подошвы зависли в двух футах над полом, он остановился и сосредоточенно насупился.

– Хорошо, – сдержанно похвалила Алера. – Теперь измени направление – и не забудь ветряной щит.

Кивнув, он изменил направление воздушного потока, заставил его толкать себя в спину и снизу, медленно продвигая через пещеру. Для этого требовалась немыслимая сосредоточенность, и все же Тави попытался разделить сознание на два слоя, удерживая ветряной поток и в то же время создавая перед собой щит из уплотненного воздуха.

На мгновение ему показалось – все получится, он уже начал наращивать силу, ускорять полет. Но через считаные секунды сосредоточенность ослабела, ветряные фурии разлетелись как пух одуванчика, и он рухнул вниз – прямо в пруд.

От ледяной полузамерзшей воды перехватило дыхание. Он судорожно барахтался, пока не вспомнил, что тут нужна не сила, а ум. Тогда он дотянулся до водяных фурий, собрал их к себе, уложившись в неполную четверть минуты, – водяная магия была ему привычнее – и приказал вытолкнуть себя из воды на заснеженный пол. Жестокая пронзительная боль в заледеневшем теле не унялась и тогда, и Тави замер, дрожа.

– Продолжаешь совершенствоваться, – сверху вниз взглянула на него Алера. Ее не смущало, что он едва не превратился в ледышку. – Строго говоря.

– Н-н-е мног-го ж-же от т-теб-бя п-пом-мощи, – выдавил Тави.

– Действительно, – согласилась Алера и, оправив на себе платье как обычную одежду, опустилась рядом с ним на колени. – Постарайся меня понять, юный Гай. Возможно, наружностью я напоминаю тебя, но я не из плоти и крови. Мои чувства – в отношении многих вещей – иные.

Тави пытался сосредоточить в теле жар огненных фурий, но их осталось так мало, что греться пришлось бы долго – если бы вообще удалось. Проще было бы с открытым огнем, да где его взять?

– К-каких, наприм-м-мер?

– Например, относительно вероятности твоей смерти, – объяснила она. – Если ты сейчас замерзнешь насмерть, меня это не особенно взволнует.

Тави решил, что лучше бы ему сосредоточиться на магии огня.

– П-п-почему?

Она с улыбкой смахнула с его лба прядь волос. Волосы захрустели, на ресницы просыпались ледяные крошки.

– Всё умирает, юный Гай, – сказала она. Взгляд ее на миг стал далеким. Алера вздохнула. – Всё. А я стара – так стара, что тебе и не вообразить.

– С-с-колько тебе?

– Тебе не на что опереться для исчисления моего возраста, – ответила она. – Разум у тебя необыкновенно способный, но даже ты едва ли сумеешь вообразить миллион предметов, а тем более миллион лет. Я, Октавиан, видела тысячи миллионов лет. За этот срок возникают и гибнут океаны. Пустыни становятся зелеными полями. Горы истираются в пыль, превращаясь в равнины, а из огня рождаются новые горы. Сама земля течет как вода, по ней гуляют, сталкиваются огромные складки, звезды вращаются и меняют рисунок созвездий. – Она улыбнулась. – В этом великом танце, алеранец, жизнь твоего рода лишь неизмеримо малое мгновение.

Тави все сильней била дрожь. «Это хорошо, – решил он. – Значит, к мышцам приливает больше крови. Понемногу они отогреваются». Он продолжал заниматься огненными фуриями.

– За этот срок, – продолжила Алера, – я видела смерть множества вещей. Возникали и уходили целые виды живых существ – как искры от костра. Пойми, юный Гай. Я не желаю тебе зла. Но каждая отдельная жизнь, честно говоря, так мало значит. Мне трудно было бы отличить твою от другой.

– Если т-так, – проговорил Тави, – почем-му ты здесь со мной?

Она послала ему горестную улыбку:

– Быть может, я уступила прихоти?

– А может, ты сказала мне не в-всю прав-вду.

Она засмеялась – смех звучал так тепло, что в груди у Тави встрепенулось сердце и расслабились сведенные мускулы.

– Умница. Ум – одна из привлекательных черт твоего рода. – Она помолчала, задумчиво хмурясь. – Никто и никогда не говорил со мной, – сказала она наконец. – Пока не появились вы. – Алера улыбнулась. – Может быть, мне приятно ваше общество.

В животе у Тави разрасталось тепло – огненные фурии наконец расшевелились. Теперь нужна только осторожность – не перестараться бы. Как он ни продрог, обжечь себе нутро будет ничуть не приятнее.

– А ес-сли я умру, ты с кем буд-дешь разговаривать?

– Придется поискать, но, думаю, я найду себе кого-нибудь другого.

Дрожь наконец-то – вдруг! – отпустила его. Тави медленно сел, пальцами расчесал мокрые волосы. Пальцы еще плохо гнулись. С волос сыпались кусочки льда. Он поторопил огненных фурий.

– Вроде Аквитейна Аттиса? – предположил он.

– Вполне вероятно, – кивнула она. – Что ни говори, он гораздо больше, чем ты, похож на твоего предшественника. Кстати, он, как я понимаю, зовется теперь Гай Аквитейн Аттис. Не ручаюсь, что мне понятен процесс такого изменения личности.

Тави скривился:

– Личности он не менял. Это он других заставляет думать о нем по-новому.

Алера покачала головой:

– Загадочные создания. Непросто управлять даже собственными мыслями, а чужими тем более.

Тави улыбнулся, не разжимая губ:

– Сколько еще ждать, пока можно будет передать им сообщение о нашем прибытии?

Алера снова уставилась вдаль и ответила не сразу.

– Ворд, видимо, понял, как водные пути используются для связи. Они запрудили множество ручьев, а на другие реки и их притоки поставили фурий-часовых – перехватывать фурий-гонцов. Они почти целиком заняли западный и южный берег материка. Потому связь через воду вряд ли получится установить, пока вы не углубитесь на несколько дюжин миль вглубь суши.

Тави поморщился:

– Придется, когда подойдем поближе, послать летучих гонцов. Ворд, надо полагать, о нас знает?

– Это пока неясно, – возразила Алера. – Но предположение здравое. Где ты намерен высадиться?

– На северо-западном побережье, поближе к Антилле, – ответил Тави. – Если там ворд, поможем защитникам города и своих мирных жителей там оставим, прежде чем продвигаться дальше.

– Не сомневаюсь, что консул Антиллы придет в восторг от десятков тысяч канимов у своих ворот, – пробормотала Алера.

– Я Первый консул, – напомнил Тави. – Или должен им стать. Как-нибудь перетерпит.

– Не перетерпит, если канимы сожрут его запасы – продовольствие, живой скот, его людей…

Тави натужно крякнул:

– Оставим с ними несколько охотников на левиафанов. Уж избавлению своего берега от этого зверья он должен обрадоваться.

– А чем ты будешь кормить войско на марше? – осведомилась Алера.

– Я об этом думаю. – Тави помрачнел. – Ворд, если его не остановить, вероятно, уничтожит всех мне подобных.

Алера обратила к нему искрящиеся, переливчатые, как драгоценный камень, глаза:

– Да.

– И с кем ты тогда будешь разговаривать? – спросил Тави.

Ее лицо осталось непроницаемым.

– Это меня не так уж беспокоит. – Она покачала головой. – Ворд в своем роде не менее интересен, чем вы, хотя уступает вам в гибкости мышления. Среди них почти отсутствует разнообразие – как это слово ни понимай. Они быстро наскучат мне. Однако… – Она пожала плечами. – Будь что будет.

– И все же ты нам помогаешь, – заметил Тави. – Обучаешь. Доставляешь сведения. Бесценные сведения.

Она склонила к нему голову:

– Это далеко от прямого выступления против них. Я помогаю вам, юный Гай. Им я не врежу.

– Разница почти неуловимая.

Она пожала плечами:

– Какая есть.

– Ты говорила, что прямо вмешалась в сражение за Цереру.

– Гай Секстус, призвав меня на помощь, попросил создать условия, которые с равной силой влияли бы на всё сущее.

– Но Алере эти условия были более выгодны, чем ворду, – сказал Тави.

– Да. И они укладывались в те пределы, которые я установила для Дома Гаев тысячу лет назад. – Она пожала плечами. – Поэтому я исполнила его просьбу, как и умерила погоду для плавания по твоей просьбе. – Она чуть склонила голову к плечу. – Вижу, ты пережил предыдущий урок. Попробуем снова?

Тави устало поднялся на ноги.

Следующая попытка продлилась целых полминуты – дольше первой – притом ему удалось свалиться не в ледяную воду, а в чудесный мягкий снежок.

– Перелом кости, – отметила Алера. – Превосходно. Вот тебе случай попрактиковаться в водяной магии.

Тави взглянул на нелепо вывернутую левую ногу. Скрипнув зубами, он попробовал приподняться, но левая рука вывернулась из-под него. Не было сил терпеть такую боль. Снова упав в снег, он нашарил на поясе рукоять кинжала. Почти сразу ему удалось привнести в мысли упорядоченную кристаллическую структуру доброй стали, и боль унялась, оставив спокойное бесчувствие магии металла.

– Я устал, – сказал он. Голос тоже как будто отделился от него самого. – Сращивать кости – дело утомительное.

Алера улыбнулась и собиралась ответить, но тут пруд взорвался облаком брызг и колючих капель.

Заслонившись от ледяной волны, Тави проморгался и уставился на Китаи. Фурии подняли ее из пруда на водяном столбе и аккуратно опустили на пол. Непривычная алеранцам красота молодой женщины дополнялась необыкновенным изяществом. Волосы у нее, как почти у всех маратов, были мягкими и чисто белыми. По бокам она сбривала их наголо, оставляя длинную гриву, спускающуюся по центру головы, по обычаю клана лошадей племени маратов. Она была одета в облегающую серо-голубую летную кожаную куртку. Одежда превосходно подчеркивала ее стройное телосложение с более развитой мускулатурой, чем у обычной алеранской девушки. Ее раскосые глаза яркой зеленью походили на глаза Тави, но при этом жестко блестели.

– Алеранец! – рявкнула она так, что эхо отдалось от ледяных стен. Тави явственно ощутил жар ее ярости у себя в животе.

И поморщился.

Китаи шагнула к нему, уперлась кулаками в бока.

– Я говорила с трибуном Кимнеей. Она уведомила, что ты относишься ко мне как к шлюхе.

Тави захлопал глазами:

– Мм, что?

– И не разыгрывай мне тут невинность, алеранец! – бросила она. – Если кому и знать, так это Кимнее.

Тави ничего не понимал. Кимнея служила трибуном логистики в Первом алеранском легионе – но до того, как непреодолимые обстоятельства сделали из нее трибуна Кимнею, она была хозяйкой Кимнеей – хозяйкой лучшего дома дурной репутации в маркитантском лагере.

– Китаи, – взмолился Тави, – я ничего не понимаю.

– Ага! – Она взмахнула руками. – Надо же, такой блестящий полководец и такой безмозглый! – Обернувшись к Алере, она ткнула в Тави пальцем. – Объясни ему.

– Не нахожу в себе необходимых способностей, – с холодком отозвалась Алера.