Вкус стеклянной крови

– Итак, прошу меня простить за прежнюю грубость, господин оберсекретарь, – вдруг вырвала его из мыслей Марго, что, стоя рядом, будто бы и не возникала в поле зрения сразу. – Слишком уж интересный образец, поверить не могла, что нечто подобное смогу разобрать на своём веку. В целом, я могу подтвердить вашу теорию: это скорее почти чистая магическая эссенция, разбавленная кровью. Почти вся структура начинает заменяться на кристаллические решётки, подобные драконьим кристаллам, но при этом остаётся в жидком состоянии. Что с преступником? Вы можете предоставить нам человека, из которого достали образцы?

– Это кровь не преступника, но жертвы, госпожа Леонтилль. Хотя это не выяснено до конца, но из кого мы достали образцы, виновен, официально, лишь в собственной глупости. Впрочем, думаю, мы сможем представить вам доступ и к статуям, которые остались после этих идиотов.

– К статуям? Выходит, все мертвы?.. – последняя фраза соскользнула из её уст несколько обречённо, а на глазах у доктора будто бы начала образовываться плёнка из слёз, которые та тут же смахнула, поведя головой в сторону и уводя взгляд в окно, прямо к шпилям академии. – У вас уже есть версии, как они стали такими? Здесь явно не обошлось без внешнего воздействия, но пока что сказать сложно. Нужно больше образцов, больше времени и… Не знаю, что это за вещество. Пока это выглядит так, будто его образование началось изнутри, но точно можно будет сказать после вскрытия…

– Вскрытие? – тут же рядом оказался до этого брюзжащий Делвин, разделяя теперь пространство между следователем и доктором. – Нас ещё и трупами озаботили в этот раз? Я не подавался в магические судмедэксперты или патологоанатомы.

– Тогда надеюсь, что вы всегда мечтали быть скульптором, господин Делвин, – саркастично подметил Ильтон, переводя внимание и недовольство на себя. – Или таксидермистом. Трупами это уже сложно назвать. В любом случае к вам прибудет наш эксперт, лишней работой грузить не будет. Могли бы обойтись своими силами…

– Да не смогли. Ваша дрянь мне перегонный куб чуть не разъела, так что я надеюсь, что приславший вас шеф будет рад не только отчёту, но и достойному чеку. – Марго попыталась было остановить начавшего язвить в ответ Делвина, но тот лишь смахнул её руку со своего плеча и пошёл обратно к своему микроскопу, не забыв толкнуть плечом, будто бы невзначай, самого Ильтона. – То городской совет, то полиция, не лаборатория, а проходной двор…

Ильтон решил не отвечать, лишь поведя плечом, вернулся взором к доктору, что смотрела на него несколько виновато за подчинённого и в целом после всей этой череды рабочих разговоров будто бы ожившей. В словах недовольного в конце концов была своя толика правды, и по-хорошему маг. следствию стоило разбираться силами управления, так что, слегка отводя взгляд, Маргарита, будто бы не находя слов, лишь протянула выжимку из отчёта, который уже принёс Феликс. Он казался единственным радостным обитателем этих стерильных палат науки, хотя Рейнхард больше отмечал, что в глазах девушки, что Делвина, – усталость и довольно большой недосып, будто бы те были уже не первые сутки в этой комнате и успевали поспать лишь между своими наблюдениями. Запомнив это и сухо попрощавшись, оберсекретарь подозвал своего подопечного и направился к выходу, перечитывая результаты анализа. Его хватило на пару раз, после чего, устало выдохнув, он передал листок Фриду с просьбой перевести.

Странные ощущения тяготили старшего следователя, но он всё не мог понять, чем они были вызваны. Эти две серебристые луны, казавшиеся более чистым и отполированным зеркалом его собственных серых глаз, нагоняли на него тоску, идущую из прошлого, которое он всё пытался отогнать, но не мог. И пока он упорно старался думать о текущем деле, а не о том, за которое он и получил своё прозвище, на выходе их догнала Марго, несколько запыхавшаяся, будто бы даже такой краткий промежуток дороги для неё был тем ещё испытанием. Ильтон удивлённо поднял бровь с немым вопросом.

– Г-господин оберсекретарь, не серчайте так на Делвина. У нас правда выдалась "весёлая" неделька, не такая, конечно, как у вас, но…

– Ближе к делу. Вы же догоняли меня не для того, чтобы извиниться за подчинённого? – Рейнхард сухо отрезал, как при допросе. Впрочем, по смысловой интонации он скорее не хотел, чтобы доктор говорила за мужчину.

– Н-нет, вы правы. Вы наблюдательны, Ильтон. – отдышавшись, Марго выпрямилась, вновь смотря будто бы и на Ильтона, и куда-то в сторону, так же, как и он, не желая сталкиваться взглядами напрямую. – Вы же вернётесь? Я имею в виду с новыми образцами или чем-то ещё связанным?

– Куда ж я денусь? Не переживайте, док. Мы выясним, кто заигрался с магией, и, может, вы ещё успеете спасти наших остекленевших, если это возможно. Главное, сами тут не заиграйтесь. А теперь, прошу нас простить. – оберсекретарь в этот раз усмехнулся добродушно, скорее даже по-отечески, чему вторил Фрид, кивая головой.

Глава III. Два лица одного города

Вечерний Фемрис напоминал десятки других городов как Союза, так и всего континента: стихали толпы людей и зевак, медленно зажигались огни на улицах и в домах. Где-то на кухнях лился радостный смех семейных посиделок, в политических кулуарах наступала зловещая тишина, предвещающая новые перемены, а на заводах свистки издавали протяжный праздничный рёв, отпускающий одну смену и запускающий в свои недра другую. Город оставался живым даже под сенью звёзд и лун, а для многих новоприбывших жителей деревень и сёл казался местами ещё ярче, чем днём.

В буйстве этого праздного света Ильтон оставил своего верного помощника в их кабинете одного – собирать в кучу все мысли за прошедший день, составлять карту показаний и улик, в том числе тех, что прибыли с другими жертвами. Опрос немногочисленных свидетелей с других мест обнаружения статуй он также оставил на него, пока сами статуи перенаправлялись в лабораторию. По городу к вечеру этого отвратительного дня насчитывали уже пятёрку самых различных людей, превращённых волей злого магического рока в предмет современного искусства. Пока что не было понятно ровным счётом ничего.

Уставший Рейнхард уже предвещал за последней офисной чашкой кофе, что на утро газеты начнут пестрить заголовками об этой «стеклянной эпидемии», что счёт статуй перейдёт на десятки, а в самых желтушных и вовсе на сотни. Обвинять будут всех подряд: корпорации и их ужасные эксперименты или же отвратительные рабочие условия на магическом производстве, правительство – понося каждый его департамент вместе и по раздельности, особенно вменяя магическому следствию, что то сидит в своих кабинетах и ждёт, пока виновные сами сдадутся, – банды рабочих кварталов, профсоюзы, кармерийских шпионов, нидов иммигрантов и безумных магов, что вышли из-под контроля и уже не боятся творить свои зверства прямо средь бела дня.

– Клянусь, если «Правда Гарона» завтра подкинет мне под дверь выпуск со мной на обложке, я убью Элин в первый же день после увольнения. И, как офицер, застрелюсь в объятиях задушенной проститутки… – ворчал себе под нос Ильтон, петляя по переулкам старого города и ища глазами хоть какую-то грязь.

В самой цивилизованной части города было слишком чисто. Будто только что прямо по мостовой прошла колонна пожарных с новейшими представителями маго-техники, так, что просадили на дороги столько мыла, сколько весь город тратит на себя в год. Как назло, оберсекретарь был в схожем положении: после процедуры стерилизации в лаборатории он чувствовал себя до безумия чистым, что практически пугало. Всё это вопило о том, что из одежды следует выпрыгнуть в эту же секунду и помчаться нагишом и босым вдоль каменных улиц навстречу неряшливой свободе.

Однако ворчать и сетовать на собственную чистоту Ильтон желал совершенно по иной причине. Весь его костюм сейчас показывал миру, кто он: штатный оберсекретарь, полицейский, слуга закона, одетый с иголочки за деньги налогоплательщиков этого славного города и его агломерации. А этот факт был последним, который шатен хотел показывать миру здесь и сейчас, особенно пока шёл к месту, на которое ему указала та самая ненавидимая сейчас Элин. На задворках городской жизни его ждал паб «Драконья Голова» – полный слухов и возможных источников оперативной информации, которую потом ещё придётся как-то приписывать к официальному делу.

Заскочив к себе домой, пускай это и было не совсем по пути, Ильтон смог собрать себе хоть какой-то наряд, достойный злачных улиц. Привычный мундир сменила рабочая рубаха, брюки утратили свежесть и сбросили в цене, военные сапоги сменились простыми ботинками, а главные признаки – любимая двубортная шинель и не столь любимая фуражка – легко заменились простеньким пальто и кепи.

Особого мастерства маскировки Рейнхард никогда не проявлял, предпочитая в редких ситуациях подобных вылазок просто слиться с толпой и особо не отсвечивать своим магическим фоном. Пускай среди врагов закона было не так много магов, но там оставались сотни самоучек, которые считали себя настоящими рыцарями плаща и чародейства лишь от того, что смогли однажды показать фокус без ловкости рук, а с помощью каких-то простеньких устаревших формул.

Прятался секретарь всё равно не от них. Маг был слишком заметен не только в момент сотворения даже простенькой инкантации, но и после. Ярким свидетельством этого оставались пурпурные пряди, которые так невыгодно выделяли его в толпе. С висками было проще: с ними можно было разобраться, придав себе ещё более колоритный вид новомодной причёской, популярной в тех районах. Но от усов офицеру избавляться было невозможно как по личным причинам, так и из профессиональной гордости.

С трудом он выдрал лишние, пропитанные магией волоски, прошёлся бритвой и перед уходом принял пару таблеток с настолько замысловатым названием, что и не пытался запоминать его, называя их про себя антимагином. Смотреть в зеркало совершенно не хотелось, но приходилось. Он пытался не сталкиваться с собственным взглядом, в котором до сих пор иногда виднелись те искры серебра, которые раньше наполняли эти два водянистых шарика. И было непонятно до конца от чего же его взгляд за годы так потускнел, то ли от постоянных заклинаний, которыми он не хотел сыпать, но ситуация всё ещё вынуждала, то ли от того дела десять лет назад, которое должно было загубить его карьеру в самом начале, но погубило лишь плоды трудов молодой студентки с серыми глазами и подарило улыбки корпоративным менеджерам. Образ Леонтилль на пару мгновений возник в этом зеркале и Рейнхард не мог понять – завидует ли он тому, что та смогла через годы пронести этот азарт и страсть или же сожалеет, что это самое потускнение встретит её много позже.

Привычная слякоть поздней осени и до отвратительного прекрасная грязь быстро придали виду ботинок и полога слишком длинного пальто ещё более носимый вид, нежели обычно. За ухом вместо привычных дорогих «Вальдрэкс» стояла народная самокрутка, купленная у бабушки в первом же переулке за пару монет. Недовольства в Ильтоне после работы было достаточно, чтобы сойти за местного.

Чем глубже он заходил в эти районы, тем темнее они становились. Если кто-то и мог найти поэзию в таких переходах, то Рейнхард не сетовал ни на нависший смог, ни на разбитые уличные фонари. Он лишь радовался тому, что в темноте его лицо было ещё незаметнее. Значит, оставалось лишь не нарываться на излишне наглых товарищей.

Определённое напряжение сопровождало следователя с самого захода в район. Ощущение слежки и наблюдения не отпускало, а паранойя перерастала в нездоровую. Мысли тяжелели вместе с шагами, а лишние шорохи казались вовсе не лишними, скорее ещё неопознанными.

Завернув в очередной переулок, Ильтон рассчитывал на встречу. Ему нужно было оценить обстановку, а лучше – получить лишний раз в морду, чтобы точно слиться с основной клиентурой искомого паба. Однако тот застыл сначала в недоумении, а потом в негодовании.

Фридрих никогда не умел маскироваться. Даже не будучи дураком, ему это просто давалось сложно с его-то ростом и аристократическими чертами лица молодого студента магической академии. Накинутый сверху, как ему казалось, дешёвый коричневый плащ, больше напоминающий мешок из-под картошки, едва доходил до бёдер и совершенно не помогал, напротив – привлекал излишнее внимание.

Этот наивный дурачок даже не удосужился снять с лица свою улыбку, которая только сейчас начала сходить на нет, когда он начал осознавать, что был раскрыт. Они стояли так, словно вкопанные, ещё несколько секунд: Фрид явно подбирал оправдания, а его наставник – ругательства. Но, едва малец собрался открыть рот и повернуться себе за спину, будто студенческая чуйка всё же запоздало сработала на профессора, судьбоносную встречу нарушил третий лишний.

– Ты! Стой на месте. Давай, чё там у тебя, бросай под ноги и не дёргайся, – зычный бас грабителя раздался за спиной унтерсекретаря и в паре метров от старшего. Пока парнишка, всё ещё скованный, оказывался под дулом старого револьвера, незнакомец продолжал: – Давай, курьерка, сдавай, чё хотел сдать мальцу, и мы друг друга не видели, и все живые.

– Иль!.. – успел только выкрикнуть Фрид.

– Тцк… – Рейнхард цыкнул так строго, что даже ночной грабитель схватился за свой ствол покрепче, хотя предупреждение предназначалось не ему. – Мужик, не банкуй. Мне с чего переживать за шпильную мелочь? Дракон с ним, ничего я ему не должен.

– Ага, сказывай, сказывай, мужик. Чё, думали, вашу шкертню не заметить? Ходите тут по райончику, ищите местечко пересечься без лишних глаз. Я знаю, что ты принёс и оно мне позарез нужно, – продолжал грабитель, чуть ли не стуча стволом револьвера по виску Фрида, словно действительно ожидал стрельбы.

– Дружище, не кипишуй. Давай я пойду, и ты сам сдерёшь все шкуры, что хочешь с паренька. Я тут чисто до «Дракона» топаю… – Ильтон пытался урегулировать ситуацию, просчитывая все варианты и намечая замечать странность в глазах этого мужчины.

– Не-не, раз в «Дракона» топаешь – точно чёт есть. И тебе нужно отдать это до того, как туда сунешься. Так что давай-ка, освобождай карманы, а то пуль на всех хватит.

Рейнхард мог бы тянуть этот диалог ещё пару минут, но понимал, что вечного терпения драконы явно не отсыпали этому незадачливому бандиту, который почему-то принял сцену встречи невзрачного мужчины и молодого аристократа за наркотическую передачку, а по итогу, умудрившемуся нарваться сразу на двух профессиональных военных магов.

Он начал тихо зачитывать нужные инкантации ещё в тот момент, когда почувствовал что-то неладное. Сейчас нужно было рассчитать всё быстро и чётко. Шанс был всего один. О других вариантах маг хотел бы не думать, но физически не мог, когда уже разогнал свой мозг до нужной кондиции. Расчёты должны были быть верны: все силы, направления, встречные силы. Математические формулы пронизывали сознание потусторонним огнём, когда следователь моргнул перед началом действия.

После этого время для всех будто замедлилось, отображая десятки эмоций на каждом лице – удивление, гнев, разочарование, страх, неверие.

Фрид лишь успел прочитать с губ своего наставника: «Считай до трёх». Всё уже закончилось.

С нечеловеческой скоростью Ильтон достал из внутреннего кармана пальто свой револьвер с кристаллическим барабаном, и оглушительный шёпот пронёсся по всему переулку, а вслед за ним – выстрел. Луч фиолетовой энергии сверкнул в темноте, пока следователь всеми правдами и неправдами сдерживал звук и силу выстрела.

Ещё до того, как луч вонзился в плечо грабителя, Ильтон уже рванул с места, откидывая в сторону Фридриха и заламывая на земле потерпевшего поражение в этой короткой и стремительной перестрелке.

Унтерсекретарь магического следствия с застывшим ужасом в глазах, будто в замедленной съёмке, наблюдал за происходящим. В его голове смешалось всё: картинка, звук, образы. С открытым ртом он смотрел, как его наставник барахтается в грязи тёмного переулка с простреленным человеком, зажимая тому рот, пока тот кричал от неимоверной боли, брыкался и истекал кровью.

Ильтон уже заносил свой тяжёлый кулак, чтобы утихомирить жертву. Он наносил удары точно и стремительно, так что Фриду казалось, будто сейчас неудавшийся грабитель будет убит, и его мозги окрасят грязные улицы рабочих кварталов.

В глазах юного блондина застыл ужас – от понимания и одновременно непонимания происходящего. Тот выстрел мог спокойно убить человека: магического импульса хватило бы, чтобы голова преступника лопнула, как переспелый арбуз. Теперь же ему приходилось видеть другую ужасающую сцену.

В самом деле Карт не знал, кого он, сидя сейчас и вжимаясь в стенку обшарпанного дома, боялся больше.

Когда последнее сопротивление стихло, тяжело дышащий Рейнхард встал и, вытирая кровь с костяшек о куртку незнакомца, обернулся к Фриду. Он поднял его рывком на ноги и отвесил такую оплеуху, что её свист разнёсся по переулку громче всех предшествующих звуков.

В расширенных зрачках старшего следователя, по кайме которых до сих пор плясали магические искры, смешалось столько эмоций, что юный блондин сжался до размеров своего внутреннего ребёнка и задрожал от страха. Казалось, он ожидал, что сейчас, когда кровь уже льётся по улицам, он станет следующим.

Но вместо выстрела прилетела ещё одна оплеуха – более выверенная, явно отрезвляющая. Звон в ушах Фрида прекратился, хотя сердце всё ещё бешено колотилось. Таким своего наставника парень не видел даже во время страшнейших облав.

– Идиот! – грозно прошипел Ильтон, тряся парня за грудки. – О чём ты думал, пока шёл за мной? Я же чётко сказал: занимайся бумагами и иди домой! Ты мог умереть, ещё не дойдя до меня!

– Я… – трясущимися губами Карт пытался выдавить хоть что-то, но не мог.

– Это место – не детская площадка! Здесь с тобой нянчиться никто не будет. Когда ты будешь готов – я возьму тебя с собой. Но не здесь. И не сейчас. И, видимо, ещё позже, чем я думал, – яростное шипение постепенно перешло в наставительный тон. В нём звучало больше разочарования, чем ненависти. От этого на душе у Фрида стало ещё хуже. – Перевяжи это тело и веди его в город, будто попавшего в перепалку товарища. А там дойдёте до управления – потом разберёмся. Он думал, что ты покупатель или получатель чего-то… Быть может это связанно с делом. Вот только эта удача не оправдывает твою глупость!

Оберсекретарь не дал своему ученику ни шанса, ни времени на оправдания. Он поднял тушу без сознания на ноги и поставил так, чтобы Карт смог подхватить её под плечо. Затем залатал сквозное ранение обрывками рубахи неудачливого нападавшего.

Следователь мог порадоваться только двум вещам: его подопечный остался жив и получил ценный урок. Без таких молодёжь не учится, даже если доживает до седин. А вот что его пугало больше, чем возможная смерть юнца у него на руках, так это схожая со статуей эманация у напавшего, что ещё была видна его магическому взору. И то, что тот почти успел среагировать на его магию, будто бы сам уже начиная творить какое-то контрзаклятие даже без наличия катализаторов с собой. С его допроса, видимо, утро у следователей и начнётся.

Грязный вид и потрёпанность в крови и грязи стали хорошим бонусом перед входом в нужный паб. До него оставалось ещё несколько кварталов – достаточно, чтобы к Рейнхарду вернулась хладнокровность и привычная рассудительность.

Паб – было слишком громким словом для заведения, в которое, медленно осматриваясь, входил Ильтон. "Драконья Голова", в простонародье просто называемая "Драконом", занимала первые два этажа одного из доходных домов на перекрёстке главных дорог в самой глубине рабочих кварталов. Она оставалась под смогом труб и искрящими от магических молний облаками, позволяя каждому усталому работяге добрести сюда после смены гораздо быстрее, чем до собственного угла в каком-нибудь бараке. Убранство здесь подбиралось соответствующее – скорее прочное и надёжное, нежели красивое: столы и стулья из дешёвого и грубого металла, который здесь достать было куда проще; старомодные деревянные кружки, что редко бились, в отличие от драгоценного в этих местах стекла; и, конечно же, освещение, глядя на которое Ильтон подозревал, что фонари в этих местах если и били, то очень тщательно и с дважды злым умыслом.

Под вечер паб был набит всем, кем только можно: рабочие, пришедшие или только уходящие с прошлой попойки, составляли основной костяк, но не привлекали к себе столько внимания, как раскиданное по всему первому этажу отрепье. Шулера, ставочники, дилеры, информаторы – в чём следователь был точно уверен, так это в том, что, если в этой дыре покопаться, можно найти кого угодно. Будто подтверждая эту мысль, мимо него проскочила весёлая гурьба – то ли пара детей, то ли пьяные карлики, которые, спотыкаясь, убегали на второй этаж под общий гогот. В этот момент, выдыхая, уставший путник мог лишь улыбнуться, радуясь тому, что на поясе он ничего не держал. Его взгляд проскользнул по незанятому пути между столами и пьянчугами, будто бы оценивая все возможные варианты происшествий, которые здесь могли бы случиться, или же пытаясь проследить за неудавшимися карманниками. У лестницы на второй этаж, где те больше всего и спотыкались, Рейнхарду показалось, будто он увидел что-то знакомое: пару невыразительных фигур за дальним столиком, которых от местных отделяли разве что детали для опознания. Шрам на лице, кристаллический фотоаппарат подле… Стоило ему моргнуть, и это наваждение исчезло за спинами и пузами новоприбывших работяг, что заполняли собой место в пабе, где и так было не протолкнуться.

– Тяжёлый день, да? – заметил бармен, приветливо улыбаясь, глядя на замаскированного оберсекретаря. Замаскирован он был так, что сейчас на него, грязного, с запёкшейся кровью на ботинках и костяшках пальцев, без слёз нельзя было посмотреть. – И взгляд такой, будто бы ночь впереди не легче.

– Налей чего-нибудь. От боли. Не душевной, – хрипло выдавил из себя Ильтон, имитируя прикосновение к свежему синяку в районе грудины и слегка складываясь у барной стойки.

– После нашего болеть будешь только завтра, если останешься до утра, – усмехнулся мужчина комплекции кармерийского шкафа. Поставив перед Рейнхардом кружку, он налил туда что-то явно алкоголесодержащее – по запаху уж точно.

Пригубив, будто бы зря, Ильтон выдохнул и поднял взгляд выше. За стеллажами немаркированных и мутных бутылок, прямо над чем-то вроде меню, совмещённого с доской для ставок, красовалась та самая драконья голова. Впрочем, была она не трофеем, что можно было бы увидеть в старинных тавернах, где воины, воры и маги праздновали свой очередной успешный поход, а скорее жалкой пародией: скрученный из проволоки образ драконьего черепа прослеживался, хотя явно без академической и анатомической точности. Таким мог представить себе череп тиранической твари любой, кто хотя бы наслушался бабушкиных сказок. И как видел следователь, почти у каждого здесь было хотя бы маленькое деревянное копьё, висящее на верёвке на шее. Символ свободы, символ победы, копьё, что положило конец тирании драконов и позволило людям вздохнуть полной грудью. По крайней мере, так говорили они. Оберсекретарь, массируя висок, на секунду вспомнил, что примерно за такой же амулет, но из каких-то благородных металлов, держался Фрид, пока пытался отдышаться в переулке.

– Слушай, друг… А нет от боли чего получше? До утра засиживаться неохота… – тянул после очередного глотка Ильтон, всё так же изображая из себя самого болезного человека в пабе.

– Допивай и проваливай. Всё, что могу предложить. Мне проблемы с Чёрной Королевой ни к чему, – бармен довольно сильно помрачнел от одного лишь намёка, которым следователь пытался прощупать, не в сговоре ли он с какими-то местными элементами, знающими толк в развлечениях для бедняков и готовых раскошелиться.

– Да ты чего. Я так… Может, таблетка какая завалялась, для нужд человеческих. Ничего такого… – виновато потёр уже сам Ильтон затылок, чем-то напоминая сейчас недопущенного в такие глубины расследования Карта.

– Ага. Я ж тут аптека. Могу либо долить, либо сделать кое-чего покрепче, если потянешь.

Рейнхарду оставалось лишь помотать головой и допивать, уже сидя в пол-оборота, в надежде приметить кого-то, кто мог обратить на него внимание. Неважно, с кем там именно договаривался бармен, владелец паба и кем была та самая Чёрная Королева – если у человека была проблема, то решений к ней находилось уйма. Иногда, правда, сначала приходилось создать проблему, чтобы продавать к ней готовое решение, но явно не в этот раз. Прощупывать всевозможные источники внешних магических формул, от которых по городу начинают стекленеть люди, нужно было по низу. Вспоминая слова Маргариты, он всё прокручивал её мысль о том, что процесс будто бы начинался изнутри, а значит, это явно было не заклинанием.