Вкус стеклянной крови

– Ближе к телу, Фаррон. У меня нет никакого желания вспоминать о крысах, свиньях и грязи, в которой тебе нравится копаться. Картина складывается в магическое самоубийство без следов внешних формул и заклятий, да вот только я не припомню, чтобы простые рабочие были так талантливы или богаты, чтобы такое сотворить, – привычно устало ворчал следователь, слегка понизив голос.

– Что же, и ты иногда бываешь прав. Да не во всём. Может, ты и не приметил каких-то внешних формул, но я тут разнюхала: в бедных районах ходят слухи о некой, как ты сказал? «Внешней формуле». Говорят, будто есть одна такая вещица, что может одарить магией даже самого бесталанного. Наведаешься по этому адресу – узнаешь больше, – мило улыбаясь, Элин опустила бумажку во внутренний карман шинели, после чего направилась прочь, подзывая своего молчаливого фотографа, что уже успел истратить все кристальные карточки на запечатление картин будущей сенсации.

Усталый вздох покинул грудь немолодого следователя, чтобы со следующим вдохом его лёгкие наполнились тяжёлым дымом подожжённой сигареты. Взглянув слегка мрачно на Фрида, он лишь помотал головой, и, пока тот смущённо пытался скрыться где-то в районе припаркованной брички, Ильтон вновь направил свой взор в глубину оцепления, ментально переносясь к бушующей энергии, что ещё сегодня была человеком. Дело становилось хуже с каждой новой деталью и не прибавляло лёгкости в разгадке. Хотя в следственной сумке уже было пару зацепок, клубок оставался неприятным. В конце концов, на памяти Рейнхарда там, где появлялась Фаррон, не обходилось без внимания корпораций. Взглянув на уже пустую пачку красных «Вальдрэксов», Ильтон скомкал её и отправил в карман к записке. Ему предстояло много работы.

Глава II. Лабораторная работа

Фемрис, будучи одним из штатных городов Амбурнийского Союза, почти всё своё существование представлял из себя образ могущественного и великолепного города. Репутация научной столицы тянулась за ним ещё с XVII века, когда разрозненные города-государства и княжества к северу от тракийского хребта были объединены едиными идеями загадочно погибшего Гарона Амбурна. Он был новатором, человеком-эпохой, одним из редких "универсальных людей", чьи идеи были настолько велики, что смогли преодолеть не только столетние распри множества народов этих долин и холмов, но и преобразить почти всю магическую теорию, что до него строилась на колдовстве и чародействе. Впрочем, среди жителей всего континента всегда витали идеи, что именно его новаторство и сгубило его. Он был слишком удобным символом, а потому, став мучеником, позволил могущественным аристократам и процветающим буржуа наконец-то стереть с этой части карты опостылевшую монархию. У любой истории всегда есть две стороны – и пока с одной яркими красками расцветают цветы идеалов, с другой таятся ужасающие теории о жестокой циничности этого мира. Правда же, как всегда, была где-то посередине, неподвластная простому уму и потому сходу вычёркиваемая, заменяемая чем-то, во что хотелось верить.

Тяжёлый стук колёс рассыпался по мостовой в унисон множества иных голосов машин – город всё ещё кипел после своего пробуждения, и чем ближе секретари были к своему управлению, тем больше в этом потоке людей и техники было машинного. Новомодные брички гудели всеми возможными визгами клаксонов, лошади, запряжённые в старомодные телеги и не столь дорогие брички, ржали и фырчали, особенно в моменты слишком близкого сближения со всё ещё диковинной новизной маготехники, а люди лишь старались не попадаться ни под копыта, ни под колёса лишний раз. Во всём этом шуме ворчание Ильтона, вновь находящегося за рулём, явно не было бы услышано, даже если бы его голос проникал куда-то за пределы бронированных переборок и стекла. Впрочем, тот, кому оно предназначалось, напротив – не мог бы от него скрыться, как ему бы этого не хотелось.

– Сколько раз мне напоминать тебе, Фрид, что мы не распространяемся с гражданскими? Не воркуем, не флиртуем, не говорим о погоде и современной моде, – устало почти рычал Рейнхард, пока управлялся со своей служебной колесницей в потоке, ища взглядом место, чтобы обогнать текущий поток и дать волю манадвигателю разогнаться по мостовой.

– Но, господин, вы же сами сказали – нужно было опросить свидетелей, собрать показания… – Карт, сидящий справа и параллельно разбирающий бумаги, что безуспешно пытался заполнять прямо на ходу, поджав губы, старался хоть как-то отбиться от хлёстких слов старшего коллеги, чувствуя себя при этом снова учеником академии, а не служащим закона.

– Опросить свидетелей, а не подвергаться опросу. Тебе повезло, что это была Элина. Или наоборот…

– Она ваша давняя знакомая, как я понял. Хотя я ни разу не видел, чтобы она фигурировала в наших делах.

– И хорошо, что не фигурировала. Журналисты – народ непростой. А Элин, дракон её подери, непростая среди непростых. Там, где она, помяни моё слово, всегда ищи интересы рыбы покрупнее, просто так она не является. Я бы не назвал это привычным нюхом на сенсацию, о котором они любят заливать, скорее правильными указами, что маскируются под наводку…

– Я вас понял, господин Рейнхард, больше не повторится. Я постараюсь быть лучше… – обиженный мальчишка, чувствуя, что его всё же макнули с головой в собственные молодые ошибки, старался погрузиться больше в протоколы опросов, которые сейчас сортировал по различным пунктам. – Однако, я успел насобирать достаточно полезного. Да и госпоже Фаррон не так много сказал. Местные не до конца опознали нашу жертву, но по всем сведениям – на улицах он был один, вооружённого столкновения не было, следов разбоя и грабежа тоже. Свидетелей прямого стекленения не обнаружилось, но сообщали, что в предположительное время на улицах стоял душераздирающий крик и фиолетовый свет, как будто в их переулки нагрянул какой-то военный маг и начал кидаться налево и направо магией. Это можно было бы списать на горячее описание, но на зданиях рядом с нашим Джоном действительно нашли следы, которые подпадают под категорию магических воронок и отверстий, будто бы какой-то самоучка стрелял чистой энергией. Магический калибр был неединый, все повреждения уникальные, лёгкий стихийный элемент, не указывающий на управление по современной магической теории.

Поток вновь нарушил свою монотонность новым хриплым звуком в момент, когда Ильтон, ударяясь о рулевое колесо, вызвал из их служебной брички настоящую бранную тираду. Клаксон секунд десять звенел, распугивая лошадей и слишком близко подошедших к проезжей части мостовой людей, но сам оберсекретарь не застывал, скорее пытался уловить как дух улицы, по которой он всё ещё пытался проехать как можно быстрее, так и все слова из аналитики младшего секретаря. Мужчина мог сколько угодно ругаться на своего незадачливого подопечного по разной мелочи, но его аналитические способности он никогда не мог, да и не смел, подвергать критике, разве что направлять в нужное русло, когда тот, заходясь очередной бравадой, уводил дело куда-то в разделы идеальных преступлений и прочей полуфилософской, полусказочной тематики.

– Значит, наш Джон внезапно пытался отстреливаться посреди улицы магией, которой отродясь не обучался? Самоучки – та ещё проблема в рабочих районах, да вот только даже для таких фокусов нужны годы хоть какой-то практики и материалы дороже, чем вся его жизнь… – оберсекретарь скорее говорил сам с собой, наблюдая, как машины наконец сдвинулись и их поток вновь приблизился к злополучному управлению, в которое одновременно не хотелось и было очень нужно возвращаться.

– На месте всех этих хаотичных повреждений следов борьбы, побега, крови или материалов обнаружено не было. Хотя картину сложить получилось. Словно бы сначала шёл наш Джон довольно медленно, по следам и первичному магическому анализу он скорее брёл, будто пьяный, но шлейф от его магической походки развеялся где-то за квартал-полтора. Магический распад слишком быстрый, так что детали всё ещё не ясны, но выглядит скорее так, что магия буквально начала вырываться из него неуправляемо за минуту, если не за секунды до момента наступления стекленения, – подвёл итоги Фридрих, который успел переметнуться буквально за минуту из обиженного школьника в собранного мужчину, а теперь снова освещал почти всю крытую бричку своей лучезарной улыбкой.

– Ладно. Фрид, ты молодец. Сравнял счёт по этому делу пока что в один к одному. Сильно не гордись собой, но и не хандри. Молодость тебе для того и дана, чтобы набивать шишки, через которые у тебя мудрость прорастает, – на усталом лице Ильтона появилось что-то, что можно было назвать улыбкой. А после, когда он уже парковал бричку, он даже взъерошил волосы своего рыжего несчастья. – Сшей дельце по-быстрому, а я к шефу. Отчитаюсь и затребую с него контактов. Здесь понадобится алхимик посерьёзней. Свезло же Гансу свалить в отпуск на такой злачный месяц…

Надолго в управлении секретари всё же не задержались, как и думал Ильтон, – пока Фридрих занимался всей бумажной волокитой, подбивал нужные запросы, перепечатывал протоколы опросов и составлял предполагаемую карту дела, его наставник, не теряя времени, нацепив своё самое усталое лицо, запросил у секретарши два кофе "на старый лад". Не то чтобы вторая встреча со старым учителем за один день была в тягость оберсекретарю, однако, почему-то внутри что-то всегда сжималось, когда он поднимал взгляд на своего бывшего напарника и наставника. Эртвиг не представлял из себя сошедшего со страниц жёлтой прессы карикатурного управленца из полиции, каким его хотели бы видеть в городе. Возможно, в глазах того же Ильтона тот и успел поднабрать лишнего веса, засидевшись в кресле в окружении всей этой бюрократии и пышных банкетов с высокими чинами города, но всё ещё был внушительным человеком. Пышные усы уходили в ещё более пышные уже совсем седые бакенбарды с довольно заметной для внимательного человека краской. Всё же магический след было скрыть трудно, а в бывшем оберсекретаре его явно было слишком много. Поигрывая протезом правой руки, сотканным из магического металла с множественными мелкими инкрустациями из разноцветных кристаллов, господин Уэссен внимательно выслушивал своего бывшего напарника. Местами, не очень уместно, вспоминал молодость, рассуждая о новом деле, и иногда, между небольшими глотками кофе, даже посмеивался в усы. Рейнхард не мог до конца понять, что именно такого было в старике управленце, что отзывалось таким трепетом в его всё же не таком уж чутком сердце. Быть может, то, что он уже не мог представить, как они вдвоём врываются с ружьями наперевес в какой-нибудь притон, или же то, что теперь игра в "передай бумажку" просто разрослась на ещё одного человека, оставляя вечным секретарём по бумаге именно младшего. Под конец их разговора подоспел как раз Фридрих, и потому, подмахнув несколько бумажек, главный секретарь магического следствия направил двух своих полевых коллег дальше – в стены кафедры алхимии. Покидая кабинет, Ильтон был как-то непривычно недоволен, и не было до конца понятно, от чего щемило сердце на самом деле: то ли от очередного напутствия не пытаться лезть с этим делом в кулуары политических интриг города, то ли от совсем уже расфокусировавшихся в пурпуре когда-то голубых глаз.

Новая поездка прошла почти незаметно: то ли поток на улицах успел стихнуть, и потому секретари на дороге не успевали заскучать, особенно из-за несколько лихой манеры вождения Фрида, то ли от того, что выдыхание дыма в опущенное стекло прерывалось в этот раз не столько обсуждением главного дела, сколько тёплыми воспоминаниями обоих секретарей о прошлом, когда оба ещё были всего лишь студентами магической академии Фемриса. И пускай они были с разных выпусков и из абсолютно разных поколений – вспомнить им было много чего общего, даже несмотря на то, что как студенты они были сильно разными и вряд ли могли бы пересечься, окажись ровесниками. Хотя, зная своего заучку, Ильтон не всегда мог поверить в те рассказы о передрягах, что с ним случались. В глазах своего старшего коллеги Фридрих всегда был скорее рьяным всезнайкой, что мог попасть разве что в списки отличников, но никак не быть пойманным за ухо в курилке с отъявленными прогульщиками.

– Собственно, так я и познакомился с зав. кафедры прикладной магии. Ну, видел я её и до этого, но личное знакомство… началось не с лучшей стороны, – с кривой усмешкой заканчивал историю Карт, пока закрывал бричку и поправлял мундир, догоняя Рейнхарда.

– Ну, бывает. Тебе хотя бы хватило ума не удирать и не идти в отказ, как тот твой сокурсник-идиот. У тебя с тех пор развилась такая память на лица, да? – слегка мотая головой, уточнял оберсекретарь, пока бегло проводил взглядом черту по шпилям академии.

– Ну, можно и так сказать, да. Я с тех пор госпожу Валерию чуял, кажется, и спиной, и за десять метров, – Фрид усмехаясь и прикрывая глаза, почесал затылок так, будто бы на нём действительно с тех пор то ли отросли глаза, то ли какой-то магический артефакт, что по памяти чуял, что надо бы менять диспозицию.

Впрочем, целью двух следователей были не основные ученические корпуса академии, что гордо возвышались, казалось бы, над всем центральным районом города, будто стараясь пронзить своими шпилями магической связи саму синеву неба. Кратко пообщавшись с местными служащими, они направились к лабораторному комплексу, который, по студенческим анекдотам и страшным историям для первокурсников, будто бы уходил под землю ещё глубже, чем поднимался этажами ввысь. Здания лабораторий представляли собой самый настоящий новострой, достаточно контрастируя с древней архитектурой самой академии. Пока та показывала всё своё могущество и вместе с тем изящество – драконьими барельефами, высокими узкими окнами и охранными рунами – лаборатории выглядели скорее брутальными коробками с новомодным бронированным магическим стеклом, которое панорамно открывало вид на весь комплекс изнутри. В этом, несомненно, тоже было некое изящество: простота форм будто бы давала понять, что именно здесь магия из чуда переходит в раздел точных наук, и всё это в задумке архитектора наверняка представляло собой целый ансамбль укрощения строптивой природы.

Внутри их уже ждали, что стало смешанным сюрпризом для Ильтона. Зная все тонкости бюрократических процессов и напутствия Эртвига, он точно ожидал, что приём их затянется, и сразу посматривал на тяжёлую сумку своего помощника, в которой были заготовлены все орудия бумажной войны, чтобы хоть как-то облегчить прохождение столь необходимых процедур. Внутренняя паранойя даже несколько напряглась, и шепотки в его голове будто бы начали продумывать планы отступления и поиска альтернатив для исследования злополучных пурпурных слёз. Слишком тёплый приём работал в обе стороны, выбирая между невидимой рукой корпоративного заговора и известной в городе научной рьяностью местных исследователей. Встречавший их мальчишка, по-другому Рейнхард отказывался его воспринимать, прямо светился от счастья, пока представлялся и знакомился с Фридом, который был брошен своим старшим коллегой на эту социальную амбразуру. Его речь напоминала скорее пулемётную ленту, которая обрушилась градом огня на подавление прямо на унтерсекретаря, но тому тоже было что ответить. Они с Феликсом Зейном, как представился златовласый юноша, в целом быстро нашли какую-то свою общую волну и в ней же направились на нужный этаж, после того как Ильтон сухо перекинулся парой фраз в регистратуре – не столько из необходимости, сколько из надежд, что рекомендация шефа магического управления вела их не к этому юному дарованию алхимических наук.

– Да-да, в целом из представленного вами описания мы, ну, то есть я, представлял себе как раз такую картину. Вихреобразование Шерминга почти точь-в-точь описывает природу объекта, который вы хотите передать нам на изучение. Отсылающее к природной магии драконов, оно довольно плохо поддаётся контролю и потому редко используется в современной магической науке… – продолжал Феликс на подходе к кабинету, принуждая усталого оберсекретаря с очень большим интересом изучать местное строение плит и их архитектурную композицию в надежде хотя бы на минуту отвлечься.

– Однако, если верить современной струнной магической теории, в целом даже хаотические нити можно вплести в основную формулу заклинания, если внедрить достаточно фокусирующего элемента. Тракийские кристаллы как раз обладают нужной структурой, и их решётка позволяет распределить даже фрактальную нагрузку, если она не превышает… – вторил ему уже Фридрих, явно не менее счастливый от того, что его вырвали из бумажной волокиты будней и позволили хотя бы на краткий миг вернуться в академическую среду. В такие моменты Рейнхард, тщетно пытающийся не слушать молодое поколение, не менее тщетно пытался понять, от чего его рыжее чудо пошло в следствие, а не в науку, которой он так горел.

Благодатная тишина опустилась на уши оберсекретаря именно в тот момент, когда они наконец ступили на территорию искомой лаборатории. Выглядела она идеально, будто бы даже опережая время, в котором остановился весь комплекс. Множественная химическая и алхимическая аппаратура состояла из замудрённого ансамбля стеклянных и металлических труб, которые соединяли между собой различные аппараты, обрамлённые рунами и свитками с запечатанными формулами. По периметру можно было заметить бесчисленные стеллажи с документацией и образцами. Всё здесь намекало на то, что, если в этой лаборатории и бушевал Феликс, сейчас несколько взъерошенный и местами даже расхлёстанный, то под чьим-то тщательным надзором. Именно фигура этого надзора, видимо, и вызывала эту долгожданную тишину, ведь, войдя в лабораторию, Ильтон обнаружил две пары глаз. Одна из них неотрывно продолжала вести какой-то эксперимент в дальнем углу, даже не оборачиваясь на вошедших, разве что, буркнув себе что-то под нос, поглубже зарываясь в микроскоп, пока две серебристые точки с толикой укора осматривали вошедших. Рейнхард приосанился, будто бы вытягиваясь из своего обычного полусгорбленного состояния, смотря сверху вниз на невысокую девушку или же женщину. Сходу ему было сложно определить точный возраст внезапного молчаливого собеседника, по глазам которого будто бы пробегали множественные строки, среди которых и нужно было искать истину. По тому, как она осматривала вошедших, оберсекретарь всё же склонялся к тому, что перед ним скорее его ровесница. Пусть и не поднимая головы, она смотрела бы ему куда-то в грудь. В её взгляде читалась определённая властность с нотками нетерпимости к нарушению порядка. Было понятно, что это они зашли на её территорию, и уже из этого что-то пошло не по её плану, но выражать негодование от этого та не стремилась. Волосы её, иссиня-чёрные, напоминали собой беззвёздное небо, приближающееся к закату, пока на нём ещё не начали высыпать звёзды, но и Солнце уже где-то скрылось. Собранные в высокий пучок, они как раз прекрасно оттеняли глаза, которые теперь были скорее отражениями лун Тервероаза в глубоком горном озере. Однако, было видно, что волосы были собраны не ради чужих взглядов, а скорее в собственной строгости, чтобы не нарушать каких-то своих планов. Отметить макияж на её лице оберсекретарь также не смог, хотя как мужчина немолодой прекрасно знал, что, когда его коллеги описывают таких девушек, они всё ещё провели большую работу над собой. Но здесь было видно профессионала, который не хотел и не собирался пропускать в свою лабораторию ни грамма лишнего вещества. В этих серебристых глазах было что-то ему до жути знакомое, но память, будто бы уже не та, не позволяла выцепить схожий образ.

А суть укора становилась яснее с каждой секундой, возвращаясь к мысли о лишнем, потому как взор неизвестной владычицы алхимии явно проходился скорее не по глазам вошедших, ища ответа, смущения или чувства вины в них, а по одеждам и принесённым с собой вещам. Уловив суть её взгляда, почему-то с которым ему не хотелось пересекаться, Ильтон даже в некой мере испытал ту неловкость, что хотела бы увидеть иная дама в такой ситуации, вспоминая, что половина его шинели скорее представляла из себя предмет исследовательского интереса для геологов, биологов, а местами и археологов, учитывая, какая въедливая пыль была в старом центре города, где он как раз и проживал.

– Делвин, стерилизуй их, – оборвала на полуслове собиравшегося уже извиняться Ильтона девушка. Правда, после такого выражения внутри у него что-то упало, и извинения в голове быстро перерастали в множество вопросов без единого ответа.

– Что, даже Феликса? А я уж думал, он твой любимчик… – сухо усмехнулся лысый мужчина у микроскопа, отодвигаясь от него и поднимая вместе с тем кристаллический жезл со стола. – Больно не будет.

Пока два представителя магического следствия переглядывались так, словно прощались в последний раз, их златовласый попутчик лишь хихикнул, перед тем как воздух вокруг них начал наполняться магическим излучением. Вокруг троицы всего на несколько секунд образовалась магическая полусфера, что отделила их от лаборатории, а затем уже начались изменения: воздух бросало то в жар, то в холод, отчего молодой Фридрих даже остолбенел и вытянулся по струнке, будто бы на него впервые гаркнул Ильтон при ошибках в раппортах. Более опытный маг, хоть и застыл в полуудивлении, следил за тем, что именно делает один из алхимиков, медленно водящий жезлом на том краю лаборатории и продолжающий зачитывать слегка вялым распевом нидского языка довольно сложную инкантацию, из которой Рейнхард разве что мог различить пару формул, прочитанных по губам. Как только мужчина с гигантским шрамом от алхимического ожога на пол-лица закончил процедуру, по шеям троицы прошёлся будто бы освежающий холодок горных пиков, а вся грязь, пыль и дракон знает, что – сошли на нет, оставив небольшую кучку на границе проведённой процедуры.

– А, да, простите, мне стоило предупредить заранее… – начал было Зейн, неловко почёсывающий затылок и уже стремящийся к остаткам мусора на полу со щёткой и совком.

– Не предупредить заранее, а провести самостоятельно, – укоризненно бросила в сторону стремительно убегающего уже в другой угол паренька глава лаборатории. – Маг.чистка за счёт заведения. На первый раз. Маргарита Леонтилль. Ваши имена мне уже известны. Показывайте, с чем решили обратиться.

– В-вот, прошу, – всё ещё растерянный Фрид, после краткого кивка наставника, достал из сумки герметичную колбу, что до сих пор как-то странно переливалась уже скорее чёрно-пурпурной жижицей, а после протянул её Марго.

Девушка, не теряя времени, лишь кратко оглядев колбу, на которую смотрела явно с большим интересом и пытливостью, нежели на вошедших, тут же выхватила её из рук и принялась отдавать команды, что разлетались то налево к вновь возникшему словно молния молодцу, то направо к желавшему вернуться к своему наблюдению лысому, что так и не представился вошедшим представителям закона. Им, впрочем, оставалось лишь наблюдать за тем, как весёлая вереница лабораторных халатов запускала своё различное оборудование, подготавливала журналы наблюдений и начинала исследование переданной субстанции. Командующая всем этим хороводом явно подготовилась на основании тех предварительных отчётов, что успела прочитать перед прибытием самих отчитавшихся, а потому работа достаточно быстро переходила от одной магической машины к другой. Вспыхивали горелки, визжали карусели центрифуг, а едкая жижа, пытаясь пробиться сквозь стекло лабораторных трубок, только успевала призывать к себе то молодого, то возрастного алхимика, что какими-то заклинаниями прямо на ходу изменяли параметры своих аппаратов, лишь бы те выдержали. Доктор алхимических наук же довольно быстро отошла к основному образцу, где внимательно изучала его, на удивление, без применения каких-либо защитных чар, лишь добавляя иногда различные реагенты и меняя условия наблюдения. Ильтон подошёл к ней, аккуратно выглядывая из-за плеча с толикой недоверия к процессу, позволяя Фриду развлекаться в живой перепалке с Феликсом. Те уже продолжали выдвигать сложные научные теории, ссылаясь на новейшие выпуски журналов и последние съезды союзной коллегии магов, пока уставший, лишь за пару минут нахождения с ними, Делвин изредка брюзжал на молодёжь, то ли поправляя, то ли просто призывая к тишине рядом с его рабочим местом.

– Ну, так что скажете, док? Я, конечно, провёл первичный анализ на месте, но моя работа…

– Сейчас ваша работа – помолчать и подождать, – оборвала его девушка, даже не оборачиваясь. – Я уже читала ваши отчёты. Ответы на вопросы, которые были ими порождены, ждут меня под микроскопом, а не из ваших уст.

Понимающе пожав плечами, Ильтон лишь отошёл в сторонку, чтобы изучающе оглядеть лабораторию вновь. Было видно, что хоть их и принимали здесь все по-разному, но общая атмосфера была скорее снисходительной. Оберсекретарь и не горел желанием быть всезнайкой, ему хватало собственных знаний, от которых голова обычного человека уже болела от одного перечисления дисциплин и их поднаправлений. А что до Фридриха… Молодой голове лишь бы взять лишку, да побольше, отчего, слегка улыбаясь очередной заумной перепалке, Рейнхард мог лишь покачать головой. Ещё переболеет.