Лингвомодели Иных Миров / Возможности

– Это кто?

– Сто лет… – приподнялся Полешек, – сто лет не интересно, кто. Нет никого. Жена моя покойная. Сто лет не интересно…

Жену звали Мотя – но не Матрёна, а Матильда. У неё были немецкие корни и фамилия «Майер», которую она, конечно, не стала менять на «Полешек». Она вообще не любила что-то менять, даже кушали они в одно и то же время, а если почему-нибудь не получалось – вовсе не кушали. Готовила она лучше всех, но всегда говорила, что это из-за Полешка, и если он умрёт раньше, она перестанет варить, ей будет хватать её чёрных сухариков с сушёной колбаской. Колбаска сушилась в вентиляции, на ней паслись огромные чёрные тараканы, Матильду ругали соседки, а она плакала – вот такими огромными слезами! Полешек смеялся, Мотя сердилась, тараканы носились… Теперь они ушли. Тараканы, соседки, Мотя. Не ин-те-рес-но…

– От чего она умерла?

– От рака лёгких. А ведь не курила… А выпила только раз. Но – сразу полстакана!.. Да, от рака лёгких… Это, говорит, Витя, очень лёгкий рак! Очень. А чего ж, говорю, ты тогда помираешь? Ах от любви, говорит. Шутили мы так – ах от любви. Что ни спроси – ах и всё тут. И вот так руками… Да вон там фотографии!.. И вон там ещё, и вон…

Полешек заснул часа через полтора. Гуля начала собирать фотографии, полезла за парочкой упавших и увидела под диваном бутылку.

Стакан мыть не пошла, сразу полстакана – получилось.

Стоял какое-то сумасшедше тёплый вечер, подтаял и чавкал под ногами снег. Улица была абсолютно пустая. Заболела голова, но не было никакой мути, всё чётко и ясно. Гуля нажала на «вызов», Можаров не сразу, но ответил.

– Наш муж нам не доверяет, – сказала она.

– Что? – не понял Можаров.

Внук вокруг

Люди всегда мечтали о бессмертии, и, наконец, домечтались, но только не мы.

Иржи Леман, "Лаки"

Первое июля две тысячи сто восемнадцатого года. Четыре часа восемнадцать минут до захода солнца. Прогулочная платформа № 108 Новоигнатьевской улицы, вид на которой и с которой прекрасен. Тихий IRLS-бит.

Внезапно: тихий IRLS-бит заглушён собачьим визгом, людским ропотом и огорчёнными возгласами человека женского пола, лет: сорок девять, ФИО: Самарина Ирина Алексеевна, далее – СИА:

– Как жаль! Мне так жаль!

Возгласы – реакция на только что случившееся. Внук СИА, Юрочка, выбросил за внешнее ограждение собачку Тошу, питомца человека мужского пола, лет: сорок шесть, ФИО: Сонин Владимир Николаевич, далее – СВН.

Визг питомца, в первые секунды пронзительно громкий, затихал по мере его падения, отдаления от платформы.

СВН сначала просто замер, а потом замер, закрыв лицо кистями рук.

Большинство гуляющих кинулись к ограждению и высунули головы в проёмы. Они смотрели вниз. Юрочка тоже. Никто не проронил ни слова. Кроме СИА.

– Мне так жаль! Может быть, пёсик не разбился? Тут не так и высоко… Может быть, он упал на что-нибудь мягкое или… эластичное?

СИА спрашивала об очевидном, утверждала неверное и предполагала крайне маловероятное = несла полнейшую чушь. Восемьсот метров плюс минус десять. Снизу – Раменские бахчевые угодья, а не батут. Пёсик разбился с вероятностью сто процентов.

Как такое могло случиться?

Ежевечерне СИА гуляла здесь с Юрочкой, а СВН с Тошей. Иногда мальчик играл с собакой. Вчера, например, они носились вокруг СВН – большими кругами, кругами поменьше, восьмёрками. СВН смотрел на это доброжелательно (возможный вариант: нейтрально).

Шестнадцать суток назад СИА решила, что СВН приятный человек, хотя и очень скромных доходов. Скромные доходы легко считывались с его одежды и типа связи – Qury-ot, двенадцатая модель. Кроме низкодоходного уровня жизни, вид СВН часто демонстрировал состояние уныния. СИА считала, что причина уныния – симпатия к ней при выраженной склонности к эмоциональной закрытости (СВН ни с кем не пытался общаться, общался только с Тошей) и невозможности, таким образом, в своей симпатии признаться. А теперь ещё и это досадное происшествие!

– Послушайте… – обратилась она непосредственно к СВН, а не как с прошлыми репликами – к совокупности гуляющих на платформе. – Послушайте, какова цена вашего Тоши? Разумеется, я оплачу! Какая это была порода? Если, конечно, он был породистый…

СВН никак не отреагировал на заданные вопросы. Он не отнимал рук от лица, так и сидел без движения.

СИА судорожно вздохнула. Это было похоже на всхлип. Немного помолчав, она продолжила:

– Вы, конечно, можете обратиться в компетентные органы, но вы ведь сами понимаете, собачка не входит в перечень незаменимых питомцев…

Гуляющие, один за другим, отходили от ограждения. Теперь они поглядывали на СВН и СИА, как будто чего-то ожидая. СИА чувствовала себя исключительно неловко. Она не знала, что делать дальше.

– Юрочка, подойди к бабушке! – позвала она после длительной паузы.

Он подошёл. СИА взяла мальчика за руку и присела на корточки рядом.

– Тебе ведь жалко Тошу?

– Тоша улетел! – хихикнул Юрочка.

СИА ещё немного помолчала, словно бы соображая, как поступить, и нервно тряхнув головой, снова обратилась к СВН:

– Вам грустно из-за собачки, да? Сочувствую и соболезную. Но бывают утраты и другого рода. Утраты, знаете ли, посерьёзнее… Однажды я потеряла внука. Почти потеряла. Болезнь Купера-Мильтона. Знаете, что это такое? Счёт шёл на дни. Сначала на дни, а потом и на часы… Но мы смогли найти решение! И решение, и ресурсы. Поверьте, это было непросто и недёшево. Но трансплантация Юрочкиного кода стала нашим спасением! Его спасением… Его существование в этой системе андроидного типа – совсем не прихоть!

– Трансплантация? – переспросил СВН, отнимая руки от лица.

Юрочке надоело просто стоять, он нетерпеливо переминался с ноги на ногу и пытался освободиться от цепкой бабушкиной хватки. Он выглядел и вёл себя как самый обычный мальчик лет пяти. Самый обычный красивый мальчик. Голубоглазый, с волнистой чёлкой, с правильными чертами лица.

– Ваш Юра – андроид? – СВН оглядывал его с каким-то озадаченным интересом, как будто впервые видел.

– Я бы так не сказала, но… да. Андроид с вживлённым кодом… Ах боже мой! – спохватилась СИА. – Возможно, вы недостаточно знаете, недостаточно слышали… Как бы вам объяснить… Онтогенокод – это ваша личность… Моя личность… Всех нас личности! Не всех, а каждого… Личный код. И этот код можно выделить. Выделить и трансплантировать! Куда угодно, в любую инфосистему, но делать это надо очень быстро, иначе он просто сгорит! Вот, – открыла она тематичку, – смотрите…

– Я понял. Я знаю, – отмахнулся СВН.

– Ну что вы там можете знать! Что-то, конечно, знаете, что-то все знают, но мы-то через это прошли! Это не так ужасно, как может показаться, – не унималась СИА. – Это технологии, всего лишь технологии. Наши надземные города – тоже технологии! Живём на такой высоте – и привыкли, даже не замечаем!.. Представляете, вчера Юрочка нарисовал наш дом, а сверху начал линии проводить. Так я не сразу поняла, что это рэйлы! Я решила, что он рамку хочет дорисовать. Ты же рэйлы рисовал, да, Юрочка? Вон те, да? Наши жилища висят на них, как груши на ветках… – СИА закинула голову и, щурясь, уставилась на уходящие в бесконечность золотистые рельсины, под которыми рассредоточились гигантские бусины домов.

Ни монументальной картиной, ни поэтической метафорой Юра не заинтересовался. Он по-прежнему хотел вырваться, бормоча «ну бабушка» и «ну всё уже».

СВН продолжал смотреть на него задумчиво, как на новое для себя явление.

– Вам интересен принцип его работы? – с готовностью объяснять столько, сколько нужно, спросила СИА. Но СВН задал вопрос о другом:

– Возможно ли узнать, кто виноват? Кто виноват в том, что случилось, ваш внук или… принцип работы?

– Разумеется. Разумеется возможно, – с прохладцей ответила СИА, вставая с корточек и отпуская внука. Юрочка тут же сквозанул к ограждению и снова высунул голову наружу.

– Но к чему вы клоните? – осведомилась СИА. Её начинал раздражать этот «собачник». Сколько можно? Извинения принесены. Возмещение предложено. Ситуация обрисована…

– И что для этого нужно? Какая-то экспертиза? – вопросом на вопрос ответил СВН. Создавалось впечатление, что он не слушает, думает о чём-то своём. Он говорил спокойно, но СИА пришлось сделать над собой усилие, чтобы ответить не срываясь.

– Для этого достаточно понять, что мой Юрочка не стал бы так поступать, не стал бы делать ничего подобного, вот и вся экспертиза, – фыркнула она. И торопливо добавила: – Андроидная система дала сбой, это очевидно. Но не потому что она плохая! Нет! Это хорошая, самая новая, самая современная модель…

– Тошу убила машина?

– Ну зачем вы так. «Убила», «машина»… – недовольно повела плечами СИА. – Ни одна из систем не застрахована от ошибки. Вспомните ту ужасную аварию на Магистральной улице! Но ведь это не повод чернить весь наш образ жизни! До чего мы так дойдём? Вернёмся на поверхность? Снова заполоним собой посевные площади и заповедники?

СИА казалась себе очень убедительной, но её собеседник молчал. Весь его вид говорил: никакие это не убедительные доводы, а просто невразумительное кудахтанье.

– Как вы думаете… – произнёс он медленно и как бы внимательно слушая самого себя, – что будет, если новый носитель кода упадёт с почти километровой высоты?

– Что будет с носителем?

– Что будет с кодом.

СИА непонимающе захлопала глазами:

– Зачем упадёт?..

– Тоша – синтетический организм. Машина. Такая же машина, как ваш Юрочка. Носитель кода моего сына Антона.

– Антона?.. – растерянно повторила СИА. – Но почему… – она осеклась и замолчала, закусив губу.

– Почему собака? А не хорошая, самая новая, самая современная модель андроида?

– Простите…

– Не знаю.

– Что не знаете? – насторожилась СИА. Тон этого «собачьего папы» ей как-то совсем-совсем уже не нравился. Похоже, он всё-таки обратится в компетентные органы…

– Не знаю, прощу ли. Не знаю, как простить.

– Да?.. – СИА даже попятилась немного, потом взяла себя в руки и неожиданно бодро предложила: – Давайте я расскажу вам одну очень красивую легенду. Нам её трансплантолог рассказал. И как раз о том, о чём вы спрашивали!

– Расскажете сказку?

– Нет, не совсем. И даже совсем нет. Это не сказка, это такое поверье. И доказательная наука, кстати, его не отрицает.

– Ваш Юрочка опять там что-то сбрасывает. Кажется, из карманов, – прервал её СВН.

СИА оглянулась:

– Всё хорошо, это деньги… Есть вероятность, что код, который выделили и не успели трансплантировать…

– Деньги?

– Да. Не перебивайте, пожалуйста. Это его монетки. Карманные. Есть вероятность, что онтогенокод, который не смогли трансплантировать в очень сжатые сроки, не сгорает. Не сгорает, а распределяется по всему окружающему пространству, по всем инфосистемам.

– Да, я слышал.

– Трансплантолог рассказывал, что у них в отделении живёт девушка Лора – в виде кода. Живёт уже давно, в аппаратах и системах, и все про неё знают, находят следы её присутствия. Даже те, кто не верит, что такое возможно… Значит, код вашего сына – он не пропал!

– …А распределился по всему окружающему пространству! – подхватил СВН. СИА даже решила, что весело подхватил, хоть это и было странновато. Не сошёл ли он с ума? Этот «собачий папа»…

– Легенда даёт надежду, – осторожно подсказала СИА. – Надежду и успокоение.

– Правда? Вы так думаете? – СВН резко встал со скамьи и быстрыми шагами направился к Юрочке.

– Куда вы? Что вы?.. – оторопела СИА.

Юрочка продолжал проделывать какие-то выбрасывательные манипуляции, хотя оба его кармана были пустыми, вывернутыми цветастыми мешочками они торчали один влево, другой вправо.

СВН, быстро и решительно шагающий по направлению к мальчику, сразу же привлёк внимание большинства прогуливающихся. Некоторые смотрели с интересом, многие с испугом.

– Остановите его! – успела крикнуть пожилая женщина с высокой ретро-причёской прежде, чем он подхватил Юрочку под мышки.

Юрочка не пикнул и, судя по выражению его лица, не испугался.

СВН размахнулся им как неодушевлённым предметом и со всей силы ударил в ограждение. По ограждению прошла длинная очень кривая трещина, похожая на какой-нибудь график.

– Что вы делаете?! – не своим голосом заорала СИА. Что-то подобное кричали и другие.

Подобрав юбки, СИА побежала спасать Юрочку, но СВН снова размахнулся и снова ударил, и спасать было уже некого. Юрочка вылетел в проломленную дыру.

– Распределился по окружающему пространству, – подумал СВН (возможный вариант: нет, не подумал).

Двадцать один сорок семь

– Дед! – позвала Соня, расстёгивая пыльные ботинки. Странно, что он не вышел её встречать, обычно выходил, все четыре недели…

– Деда!.. Вот чёрт… – Левый верхний замочек заело, да так, что хоть ломай.

Прикатил чистильщик (дед называет его котофеем, но какой там котофей, так, блестящий цилиндр на колёсиках) и, не дождавшись второго ботинка, принялся, тихонько урча, за первый.

– Ну – где хозяин? – машинально погладила Соня глянцевую спинку. Урчание, тишина… Хотя нет – голоса, из «камбуза». Дед – и контролёрша?.. Ну естественно контролёрша, кто же ещё. Соня вздохнула… Господи, только бы всё было хорошо!

Конечно, оно и так было неплохо – теперь. Теперь, пожалуй, даже хорошо, ведь их – та-дам! – переводят из Приёмника в Город. Наконец-то переводят!

Двадцать восемь дней прошло с того момента, как они, восхищённо поглядывая наверх (ещё бы, небо – гигантский помигивающий датчиками купол!) выгружались из паромного модуля. Они – и ещё четыре семьи: Рейны, Маглясы, Шаповаловы, Козины. «Ну вот мы и на месте!», «Надеюсь, купол не обвалится? Молчу, молчу…», «Ура, мы поселенцы!» и так далее. Правда, паромщик тут же поправил: «Не купол, а Свод. Не поселенцы, а прибывшие». Соня только хмыкнула, – мол, какая разница? Но это она сдуру, конечно. Или, как выразился дед, «с неофитства». Очень скоро стало ясно, что всё их существование здесь – какое-то предсуществование, жизнь с мыслью о Городе. Там они станут, наконец, настоящими поселенцами, полноправными жителями, а не какими-то прибывшими на испытательном сроке, которым… да много чего которым! Так сразу и не рассказать, «чудеса» начались, едва они дошагали до жилкапсул.

Тогда они, правда, ещё не знали, что это жилкапсулы, как-то и в голову не приходило, что эта зона – жилая. Паромщик показал «во-он туда», вон туда они и шли, когда их нагнал мальчик в красно-синей форме космосервиса, вежливо поздоровался и вручил – каждому – по подарочной секретке. Все, конечно, обрадовались («Сюрприз! », «Можно нажимать?»), но тот молчал как рыба.

Соня нажала мерцающую кнопочку. Раздался стандартный хлопок, взметнулось стандартное облако безумно красивой оптической пыли – и обнаружилось, что в секретке всего лишь текст. Маленький текстик, впечатанный в альбитовый ромб:

Держать настрой!

Живи – и строй!

Наш новый дом – Луна,

Настроены мы на _ _ _

– Вроде сувенира, – предположил дед, заглушаемый хлопками. У всех были те же «сувениры». – Интересно. Настроены мы, значит, на… И на что же мы такое настроены?

– Деда, прекращай! – одёрнула Соня.

– Прекращаю, – согласился дед.

Они с Соней ещё до перелёта договорились, что на новом месте он – не спорит. Так лучше будет, действительно лучше. Просто… человек он такой, «с сарказмами и прочими свинствами». Это шутил он конечно, про свинства. Ну а если без шуток… В некотором смысле это всё-таки свинство, вот этот его характер. Прямо доисторический какой-то! Сейчас люди проще и как-то… глаже. А дед, он весь как будто в зазубринах. Прибауточки эти его, упрямство, недоверчивость… Соня даже придумала, как его воспитывать – вот в этом же его эксцентрическом стиле (а воспитывать надо, куда ж деваться!). Время от времени она «напоминает»: «Двадцать один сорок семь, если что!». Мол, год-то какой? Две тысячи сто сорок седьмой, между прочим. И хватит тебе, деда, упрямиться и не слушаться внучку, которой девятнадцать (а тебе сто тыщ мильёнов уже!) и которая, конечно же, лучше во всём разбирается (чем ты со своими позапрошловечными заморочками!)…

Взять хоть лунные поселения. Соня загорелась этой идеей, а дед – «Куда? НА ЛУНУ?.. Ну-ну», – вот и весь разговор. В общем, тоже отшутиться хотел. Не вышло. Какие уж тут шутки, когда у Сони диплом астробиолога, специализация «Обеспечение жизнедеятельности в искусственной среде»? Что ждёт её на Земле? Макетирование да моделирование? Луна – вот настоящие возможности. Гигантские агрозоны, километровые флорлайны. А системы орошения? Вся (вся, до мельчайших капилляров!) гидросистема прошита голубым ирицитом, и когда включаются насосы, всё это сияет как… окультуренная молния! А семена «Мунстоун»? А гравитационные кривые? А время Ларсона?.. Да ладно время, ладно семена – дома там какие! «И какие?». Дед, конечно, не всерьёз это спросил, просто он знал, что Соню буквально завораживала такая «строительная методика». Она насмотрелась изошек, и её хлебом не корми, а дай рассказать, как из горки студня, словно по волшебству, лепится дом – лёгкими движениями, полу-движениями, квази-движениями. Всё-таки гель-шик – уникальный материал, реагирует, пока не застынет, даже на дыхание… «Будешь строить не дыша?» – «Буду! Да и тебе, кстати, занятие найдётся». В общем, Соня была упорна, Соня была непреклонна. И дед сдался. «Перевоспитался». Всё-таки характер у Сони – папин, а способность убеждать – мамина. Вот так. Единственная дочка геройски погибших пилотов Савельевых…

Правда, характер характером, а этот месяц в Приёмнике дался ей нелегко. Придумал же кто-то, прибывшие…

Вообще говоря, в соглашении этот Приёмник – наглухо изолированный от Города «предбанник» – упоминался, но вскользь. Ну есть и есть. Имеется… Изображений никаких, даже описаний. Да и не легли бы в это замечательное соглашение сколько-нибудь правдивые описания: ни этих «жилкапсул» – грязно-серых ячеек, притулившихся к основанию Свода, – ни этого тоскливого пейзажа, ничем не напоминающего яркие обжитые просторы с лунных изошек… Соня как-то посчитала, в окне семь предметов: четыре жилкапсулы, два ангара, модуль. А внутри так и считать нечего, стенки да полки в обоих отсеках (дед их сразу обозвал «каютой» и «камбузом»), вот, собственно, и всё… Ах да! Самое-то главное, восьмой «предмет» в окне – стена, щит, отделяющий их от Города. Это жёлтое нечто, оно тут фоном для всего… В общем – красота. А тут ещё Кама Васильевна со своими контролирующими вопросами («Достаточно ли вы бодры?»)! НЕТ. НЕДОСТАТОЧНО.

Но вслух-то этого Соня, конечно, не говорила. Не хотелось же ей навечно застрять в этом «замечательном» Приёмнике, а то и вовсе вернуться! Да, так бывает, люди возвращаются… Нет-нет-нет, только не обратно – вот о чём она думала, бодро улыбаясь контролёршам и на все «достаточно ли?..» отвечая «достаточно!». Непонятно только, о чём думал дед…

Вот как раз Каму Васильевну он и озадачил первой. В первый же её визит. Потом она, казалось, уже не слишком озадачивалась, да и другие контролёрши, похоже, попривыкли, но эта первая встреча…

– Что это с вами? – спросила Кама Васильевна. Дедовы брови поднялись таким высоким домиком, что это был уже и не дед, а чистое изумление.

– Со мной?.. Ничего. Эмм… Что-что мне надо делать?

– Повторяю… На мой призыв: «Держать настрой! Живи и строй!», вы отвечаете: «Наш новый дом – Луна, настроены мы на…» – и перечисляете.

– Так, перечисляю… А что перечисляю?

– Всё хорошее. То есть – то хорошее, на что вы настроены. Радость, счастье, эффективная работа, физическое и моральное здоровье…

– И это совершенно необходимо?

– Здоровье?

– Перечислять.

– Крайне.

– Понятно, – кивнул дед. Но когда дошло до перечисления, ограничился «радостью» и «счастьем», причём в таком вот варианте – «настроены мы на: то радость, то счастье, то радость, то счастье, то радость, то счастье, то радость, то счастье»…

– Странно вы поняли задание, – помолчав, резюмировала Кама Васильевна.

– Задание странное.

– Почему вы не упомянули… работу например?

– Да упомянул же. В составе радости и счастья, всё на месте.

– Вы не хотите работать?

– Хочу, – сказал дед.

В чём состоит работа, им показали на следующий день, и он от неё отказался!

Вот этого Соня уж совсем никак не ожидала. Там ведь и отказываться-то было не от чего! Разве это работа? В ангаре – куски альбита, они пронумерованы. Сносишь старый номер (машинкой, это секунда) – наносишь (машинкой, секунда) другой, новый. Любой, совершенно. Ни от чего не зависит, вот просто любой и всё.

Папаша Козин спросил, сколько штук надо перенумеровать, контролёрша ответила «на ваше усмотрение», все дружно решили, что дело всё-таки в количестве и углубились в цифры.

Дед спросил, зачем это нужно, контролёрша не ответила ничего, дед развернулся и пошагал из ангара.

На работу он больше не выходил. Ни разу.

– Деда, ну это же временно. Только пока мы в Приёмнике! Зачем, как ты думаешь, испытательный срок? Они испытывают, смотрят…

– Смотрят, Сонюшка, ещё как смотрят, – соглашался дед. Увещевания не помогали.

– Но ты ведь хотел работать! Ты говорил!

– Хотел, говорил, – снова не спорил дед, да тут и не о чем было спорить. Сорок лет он отдал службе «Орбита-Фактор», старой доброй спасалке-околоземке, спасал и помогал бы и дальше, но в «Орбите» жёсткие возрастные ограничения, и этой весной его уволили в запас. Он «скучал-хандрил-гнил», а заполняя предполётные анкеты, вбил пять (Соня видела – пять!) плюсов в графу «дееспособность/автосуждение». Ну на что он надеялся? «Орбита» в прошлом, и с этим ничего не поделать. Там, в Городе, ему подыщут занятие, а здесь… а здесь – пока – все делают то, что сказано, то, что надо. А если кто не делает… Продлят испытательный срок? Отправят обратно?

Однажды она даже расплакалась.

– Дед, ну пожалуйста! Двадцать один сорок семь, ну, слышишь? И мы не на Земле, и здесь всё по-другому… А ты капризничаешь! Тебя отправят назад, понимаешь? Ну, что ты?

– А ревёшь-то ты чего?

– Да ничего. Догадайся. Может быть, я не хочу, чтобы тебя отправляли, вот как ты думаешь? Вот нравишься ты мне, ясно?.. Ну почему ты упрямишься! Ну… ведь это даже весело!

– Что «весело»?

– Эта работа.

– Да-а? Правда, что ли?.. Правда, спрашиваю?

– НЕТ КОНЕЧНО!

Соня и сама не знает, почему выпалила это «нет». Рейны-и-так-далее не забывали ни о количестве, ни даже об «индивидуальном учёте перенумерата» (папашу Козина осенило), но отнюдь не скучали. Хихикала с ними и Соня, но как-то по инерции, а в последнее время и вовсе перестала (после того, как поругалась – долго они, как говорится, думали, взялись обсуждать деда, даже так, осуждать, – ну что они в этом понимают?). Да и с контролёршами она была «бодра» по чистой инерции. Надеяться было не на что, дед не перевоспитывался…

Его, конечно, отправят обратно, и очень скоро отправят, это ясно как день. Как и то, что – она так решила, да тут и решать-то особенно не пришлось, чего решать-то? – она возвращается вместе с ним. Но это ей ясно. А контролёршам надо как-то озвучить. Сегодня. Когда-то же нужно! Да и вообще – нужно уметь проигрывать, так говорил папа. А может, всё-таки дед. А скорее всего оба… Да, это скорее всего.

Подождав, когда шумный, припорошённый альбитом ком Рейнов-и-так-далее выкатится из ангара, Соня подошла к контролёрше, чтобы поговорить с ней наедине, не только без этих, но и без деда (да, лучше было всё-таки и без деда, мало ли какой трюк он выкинет!). Контролёрша была так себе, не самая дружелюбная, были и полюбезней (даже Кама, пожалуй, как-то поживей), но Соню это не остановило. К чему ей сейчас та любезность? Даже понимание, пожалуй. ни к чему, только факт: она сказала, они знают.

Но контролёрша, внимательно выслушав её, вдруг улыбнулась и, совсем как-то просто, сообщила:

– Вас переводят.

– Когда? Куда?.. – растерялась Соня.

– В Город. Завтра.

– Всю группу? А как же… дед?

– Вас обоих, тебя и его. А группа возвращается.

– Возвращается? Почему?..

– Они нам не подходят, наверно поэтому…

Больше контролёрша ничего не сказала. Может, просто не успела – Соня умчалась как на крыльях, сама не помнит, как долетела до жилкапсулы. И только теперь, прислушиваясь – сквозь монотонное урчание котофея – к голосам из «камбуза», задумалась. Как-то сразу обо всём – мысли наскакивали одна на другую, странные задания, странный Приёмник, их переводят, остальных отправляют… До неё долетали только обрывки фраз. В основном говорила контролёрша – похоже было, что дед спрашивает, а она отвечает. И Соня всё никак не могла определить, Кама Васильевна это или нет, голос похож – и не похож (у Камы-то он был каким-то подмороженным, а этот – нет, не был):