скачать книгу бесплатно
– Хе! Ничего удивительного! Если Блэкуотер разденется, на неё у покойника встанет, а у всех остальных – тем более!
«Проректор!!! – решил Арриго. – Это он его ночью вылечил!!!»
Верона, услышав Джимми, сказала с сарказмом в голосе:
– Зато если ты разденешься, то лучше я стану покойницей, чем буду иметь несчастье взирать на твоё достоинство.
Поскольку достоинство Джимми уступало в своих размерах обретённым достоинствам Томаса дюйма на два или около, то продолжать эту тему он счёл для себя унизительным и, пробормотав: «Ну ладно… Выискались любовнички…» – быстро покинул комнату, исполнившись намерением донести на Верону с Томасом по вышестоящей инстанции в лице куратора Джонсона.
* * *
Джонсон, встававший рано, был, как считали студенты, «хронически пунктуален». Подобная пунктуальность привела его к каменной арке именно в ту секунду, когда Брайтон, поднявшись с кресла, подумал: «Какая точность!» – часы над высокой аркой указывали на время: короткая стрелка – на восемь, минутная – на двенадцать.
– Сэр, извините, конечно, – начал вкрадчиво Джимми, – но, мне кажется, я обязан довести до вашего сведения, что мисс Блэкуотер сегодня ночевала не в собственной комнате, а вместе с Томасом Девидсоном, с вытекающими последствиями…
– Что?! – поразился Джонсон. – Джеймс, вы в этом уверены?!
– Уверен! – воскликнул Джимми. – Минут десять назад я увидел, как она от него выходит, а потом я зашёл к нему в комнату, а он ещё был раздетым и кровать была незаправлена! Тогда я спросил: «В чём дело?» – а Девидсон мне ответил, что это меня не касается! И я просто сделал выводы! Эти выводы сами напрашиваются! И ещё я обязан добавить, что Томас вполне состоятелен… по части его проблемы. Его излечили как-то! Господин Эртебран, наверное!
– Понятно, – сказал куратор.
Витражные створки раздвинулись. Верона – с листком бумаги, улыбаясь, вошла в гостиную и присела в изящном книксене. За ней появился Томас – с извинением за опоздание. Джонсон кивнул им приветственно и повернулся к Брайтону:
– Ну вот, а теперь послушайте. Что бы там ни случилась, я прошу вас в это не вмешиваться и больше не обращаться ко мне с подобными донесениями.
«Ладно, – подумал Джимми. – Раз не прошло с куратором, донесём до ушей проректора! Либеральничать он не будет! Этот Девидсон вылетит сразу же!»
– Пойдёмте! – призвал куратор.
Процессия первокурсников двинулась вниз по лестнице – на свой первый завтрак в Коаскиерсе. Столовая находилась в южном секторе здания. При их появлении в зале часть студентов зааплодировала. Первокурсники – засмущавшиеся, вереницей прошли за профессором до левой стены помещения и, столпившись у длинной стойки, принялись украдкой осматриваться. Пол был выложен тёмным мрамором, на стенах пылали факелы, с потолка – на цепях из бронзы – спускались вниз канделябры – круги с оплывшими свечками, шесть столов, плюс один пустующий, занимали студенты Коаскиерса, а восьмой был преподавательским.
– Ну вот, – пояснил куратор, – здесь принято самообслуживание. Берёте подносы в окошке и туда же их и возвращаете.
– А добавки?! – выкрикнул Брайтон.
– Берите подносы по очереди, – продолжал инструктировать Джонсон. Столы здесь шестиугольные. Это значит – садимся по пятеро. И имейте в виду, пожалуйста! Не расходимся после завтрака!..
На завтрак у первого курса, как у всех остальных в Коаскиерсе, был омлет, тарталетки с грибами и заварные пирожные. Иртана, Лирена и Терна, первыми взяв подносы, сели так, что в их обозрении оказались и преподаватели, и раздаточное окошко, и студенты седьмого курса, и студенты шестого курса, и даже двери в столовую, на что Верона заметила, обращаясь к новой приятельнице: «Придётся садиться рядом. Стратегические позиции». Все девушки, таким образом, заняли общую линию. Угол стола рядом с девушками был выбран стратегом Томасом. Дальше сели – в привычной последовательности: Гвелдеор, Аримани, Маккафрей и Джимми – на крайней позиции, нисколько не помешавшей ему следить за столом эрверов и, в частности, за проректором. Лээст сидел между Джошуа и куратором пятикурсников, нестандартная внешность которого претерпела одно изменение.
– Ну и ну! – поразился Джимми. – Крюгер у нас обстригся! Это кто же так обкромсал его?!
Верона, сразу отметившая – уже при входе в столовую, что куратор пятого курса укоротил свои волосы и стал, сообразно Джимми, «ещё больше похож на пугало», снова невольно подумала: «Как?! При каких обстоятельствах?! О нет, это просто немыслимо…» Эртебран широко улыбнулся ей, что было подмечено Джонсоном и парой других кураторов, а Джош, при виде футболки – исцветшей, предельно заношенной, спросил себя: «Это – сознательно? В противовес своей внешности? Или проблема в средствах? И ничего ведь не сделаешь. Ведь не пойдёшь и не скажешь ей: „Мисс Блэкуотер, простите, пожалуйста, но одежда такого рода вас просто дискредитирует“. Надеюсь, она сумеет заработать эту стипендию… Сумма, конечно, смешная, но, возможно, в её положении… Я бы слетал с ней в Дублин, и она бы там приоделась бы. И надо сказать ей, кстати, что взносы необязательны. Что они могут жить в Лисканноре, сколько заблагорассудится. Надо только продумать срочно, как ей сказать об этом, чтобы она не обиделась… чтобы она не расстроилась… как-то поделикатнее…» Пока он размышлял об этом, его завтрак остыл окончательно, в результате чего астрологу пришлось подъедать холодное.
Сама Верона – счастливая – и выздоровлением Томаса, и заботами Джона – трогательными, и тем, что она приблизилась к разгадке проблемы с именем, завтракала с удовольствием, не в пример пятикурснице Джине, не съевшей ни тарталеток, ни десерта – весьма изысканного, и лишь вкусившей омлета – с трагическим выражением, сопряжённым с переживаниями личностного характера.
Профессор шестого курса тоже, как мистер Джонсон, заметил реакцию Лээста на приход Вероны в столовую и сказал себе: «Любопытненько. Наш проректор запал на студенточку. Конечно! Такая штучка! Таких до неё здесь не было. Но я, на его бы месте, вёл бы себя осмотрительнее…»
После завтрака ход событий несколько убыстрился. Джонсон прошёл с первокурсниками обратно в гостиную комнату и объявил торжественно:
– Арверы, прошу внимания! Начинается самое главное! Сегодня вы все приобщаетесь к Великому Братству Коаскиерса! У вас на столах, в ваших комнатах, пергаменты с «Клятвой» и «Правилами»! Заучите дословно, пожалуйста! Также вы обнаружите теарады и фреззды с арвфеерами! Теарады – это сандалии, арвфееры – платья для девушек, а фреззды – одежда для юношей! Будьте готовы к одиннадцати! Из гостиной я вас забираю ровно в одиннадцать тридцать и отвожу на пристань перед главным входом в Коаскиерс! Церемония Посвящения состоится на пятимачтовике!..
Когда Джонсон покинул гостиную, Верона, сославшись на Джину, упорхнула вслед за куратором, на что Томас отреагировал долгим взглядом в сторону лестницы. Герета, павшая духом, ушла к себе и расплакалась. Арриго – переживающий – и за Томаса, явно влюблённого, и за свою однокурсницу арвеартского происхождения, взялся с расстройства за флейту – за один из этюдов Генделя. Джимми, в мечтах о возмездии, переместился в комнату и стал сочинять для проректора чрезвычайно гадкую кляузу. Эамон, всю ночь провертевшийся и представлявший с ужасом, как эртаоны-Кураторы объявляют во всеуслышание, что у него – Маккафрея – нет никаких способностей, расклеился окончательно при виде пергамента с буквами. Буквы были старинные, сложные для прочтения, и в целом весь текст представлялся немыслимым для заучивания.
Верона, спустившись по лестнице, быстро сориентировалась и двинулась в сторону холла – по коридору с окнами, что смотрели во двор Коаскиерса. В руках её был листочек с именами Отцов-Прародителей. «Арлена?равиро?н? – размышляла она. – Нет. Имя какое-то странное. Джона оно не украсило бы. Безери?нгедано?н? Не думаю. Тревела?рлеато?н? Сомнительно. Элари?нтеаро?н? Не особенно. Варневи?рлегаро?н? Отрицательно. Релари?нкордева?н? Без шансов. Эрневи?нтерадо?н? Пожалуй… Это имя мне точно нравится. Ведь недаром же Томас назвал его…»
Коридор увенчался дверью. Зал за тяжёлыми створками был пуст и залит сиянием – от нескольких люстр – хрустальных, от странных шаров – светящихся, что просто парили в воздухе, и от портретов Создателей. Верона, свернув налево, прошла до уровня лестницы, встала лицом к гобеленам и начала изучать их. Ни один из шести Советников не вызвал в её сознании ни отклика, ни желания признать его исключительным, ни каких-то ассоциаций, хотя все они безусловно, со своими рельефными мышцами и твёрдыми подбородками, не уступали Джону – согласно её восприятию. Когда она констатировала: «Эрневинтерадон, простите меня. Имя у вас прекрасное, но вы тоже не Джон, мне кажется…» – взгляд её, по инерции, обратился к портрету в центре – к эртаону первого уровня. Плавящий взгляд Эркадора вошёл в неё с тем эффектом, с каким бы вонзилось в масло раскалённая сталь – вольфрамовая. Верона едва не упала, ощущая слабость – смертельную, примерно такого свойства, как накануне с Джоном, – на грани потери сознания. Секунду-другую-третью она всё пыталась справиться – со страшным головокружением, со звоном в ушах – оглушающим, с тошнотой, продолжавшей усиливаться, но сумела найти в себе силы лишь на то, чтобы снова выпрямиться. Эркадор улыбнулся внезапно. Верона похолодела и одновременно почувствовала, что слабость её исчезла, а в теле возник тот вакуум, что предвещал начало сильного возбуждения.
– Великий Экдор, вы не смеете! – взмолилась она в отчаянии.
Тем не менее ощущения – прекрасные, нарастающие – охватили все её тело и начали концентрироваться – так, как могло бы случиться от физического воздействия. Внутренне сопротивляясь, она – с максимальным усилием – сделала шаг, качнулась и стремительно села на пол, предотвратив падение. Затем она просто сжалась. Тело её – беззащитное, абсолютно ей неподвластное, в тот момент продолжало испытывать резкое наслаждение, примерно такого уровня, когда разум уже отказывает, а блаженство подходит волнами – глубокими и горячими. Эркадор перестал улыбаться. Глаза его полыхнули – лазуритовым – ярким – пламенем.
– Нет, я смогу… не дождётесь… – прошептала Верона, борясь с ним, и тоже пошла на крайность, закусив губу – так решительно, что почти прокусила полностью.
Все её ощущения куда-то пропали сразу же. Осталось лишь чувство боли – сильное и усиливающееся – острой, до слёз, пульсацией. Сплюнув кровавый сгусток, она поднялась – негодующая, дошла до подножия лестницы и, поднявшись на пару ступеней, присела – с целью лечения. Не успела она сконцентрироваться, как дубовые створки разъехались и возникла фигура «Крюгера» – куратора пятикурсников. Он тоже направился к лестнице и остановился, приблизившись. Верона не отреагировала. Губа её – окровавленная – распухшая и посиневшая – выглядела устрашающе. Кровь продолжала сочиться – струйкой – по подбородку, и дальше – чёрными каплями. Так протекла минута. Арвеартец стоял, не двигаясь. Верона, глаза которой ещё хранили презрение, разглядывала профессора – сюртук его – грязный, болтающийся; рубашку десятой свежести; гармошки штанин над туфлями; торчащие в стороны волосы; и от мысли, что в этом августе он – безобразный, запущенный, пахнущий грязью и по?том, решится поцеловать её, гнев продолжал в ней усиливаться. «Крюгер», глаза которого тоже были полны презрения – в виде защитной реакции в ответ на её эмоции, ухмыльнулся, потёр свои шрамы и сказал с показным равнодушием:
– Встаньте, рэа Блэкуотер. Вас что, не учили в школе, что при встрече с преподавателем вы всегда обязаны кланяться?
Услышав его замечание, в сущности – справедливое, невзирая на все обстоятельства, Верона дерзко ответила:
– Учили, экдор, представьте! Но момент упущен, по-моему, так что с этим уже не получится!
Тем не менее она встала и сошла к основанию лестницы. Неприятный запах усилился. Профессор спросил внезапно:
– Что с вашей губой? Вы поранились? – в расчёте на откровенность, вместо возможной грубости – той, что в ней концентрировалась.
– Нет! – ухмыльнулась Верона. – Я её прокусила! Я подвержена мазохизму в самых худших его проявлениях!
Пауза вышла долгой.
– Простите, – сказал арвеартец. – Я бы мог попытаться помочь вам, но боюсь, что с вашими баллами здесь помогать вам некому, за единственным исключением.
Верона, представив Лээста, едва уловимо пахнущего – чем-то тонким, предельно волнующим, более чем ухоженного, одетого с крайней изысканностью – сочетание строгого стиля с благородно подчёркнутой роскошью, резко спросила:
– Вы шутите?! Я не нуждаюсь в помощи! Я крайне самодостаточна!
– Забудьте, – сказал профессор, уловивший в её ответе глухую ноту отчаяния – почти на грани растерянности и детского чувства беспомощности, и нейтрально добавил: – Попробуем. Попытка не пытка, знаете? Закройте глаза, пожалуйста.
Верона, пожав плечами, хмыкнула, но зажмурилась. Зажмурилась и почувствовала, как «Крюгер» платком – очень бережно – промокает ей кровь – текущую, после чего, сконцентрировавшись, пытается сделать что-нибудь – в меру своих возможностей – под восемьсот по Эйверу. Через десять секунд примерно он сказал: «Получилось, кажется. Кровь уже не идёт, по-моему…» Глаза её вновь раскрылись. Профессор, худыми пальцами, смял свой платок – бумажный, сунул в карман не глядя и добавил: «Но без реверсии». Секунду-другую-третью они просто стояли молча, изучая друг друга на уровне, близком к молекулярному.
– Скажите, зачем вы приехали? – спросил он, нарушив молчание, становившееся бессмысленным. – У вас ведь есть Академия. Неплохая, насколько я знаю, и Таерд вам покровительствовал.
Чуть свыкнувшись с его запахом – настолько, чтобы не думать о нём, Верона спокойно ответила:
– А вас это не устраивает?
– Представьте, что не устраивает. Я был изначально против вашего зачисления.
Глаза её потемнели:
– Не только вы, полагаю, но ещё кое-кто во Вретгреене. Вретгреенское отделение известного Департамента. Но я уже здесь тем не менее, так что смиритесь, пожалуйста.
При фразе о Департаменте лицо его – исказившееся – то ли гримасой боли, то ли гримасой ненависти, стало настолько страшным, что Верона невольно съёжилась, а сам он, заметив это, бесцветно сказал:
– Разумеется, но только, пожалуйста, помните, что ваше здесь появление будет стоить жизни кому-нибудь.
Она опустилась в книксене, посчитав разговор оконченным. «Крюгер» заметил: «Не стоило. Поклоны в первую очередь свидетельство уважения…» – и направился вверх по лестнице, а сама она, с мыслью: «Ясно… „Может стоить жизни кому-нибудь…“ На этом всё и завязано…» – отправилась к новой приятельнице – как к источнику «Вога» – ментолового, и источнику информации.
Джина, как вскоре выяснилось, обреталась в конце коридора, у душевых, в «шестнадцатой». Комната её – светлая, с прозрачными занавесками, с пушистым ковром из шёлка, с вазами и картинами, – источала благоухание и казалась весенним оазисом. Джина – царица оазиса – в длинном салатном платье, в балетках, ярко накрашенная, при виде Вероны ахнула:
– Ты что, целовалась с кем-нибудь?! Тебя укусили?! Боже мой!
– Увы, – вздохнула Верона, – целоваться тут не с кем, мне кажется. Даже Крюгер далёк от подобного, хотя я полагала обратное. Назовём это «производственное».
– «Крюгер»?! Какой ещё «Крюгер»?! – вопросила Джина в растерянности.
– Ваш куратор. Не знаю имени.
– Брареан! – сообщила Джина. – Он точно далёк, уверяю тебя! Но не могу быть уверенной относительно Джоша Маклохлана!
– Да! – рассмеялась Верона. – Ваш Виргарт уже намекнул мне, что если мне вдруг захочется «чего-нибудь романтического», то Джошуа – вне конкуренции!
– Ага! – усмехнулась Джина. – «Чего-нибудь романтического». То есть – виски или «Парламента».
– Он – молод? Ему лет тридцать?
– Джошуа?
– Нет, Брареану.
– Двадцать во… Двадцать девять, по-моему. А почему ты спрашиваешь?
– Да так. Интересно стало. Не часто встретишь подобное.
– Да, – согласилась Джина. – Брареан в своём роде уникум. Но лучше скажи мне, пожалуйста! У вас через час – Посвящение! Это же надо залечивать! Там же будут Кураторы!
– Нет, – возразила Верона. – Залечивать я раздумала. Пусть это служит символом… – и поскольку во взгляде Джины проявилось недоумение, пояснила: «Моей независимости», – чем повергла свою приятельницу в ещё большее недоумение.
* * *
В это время проректор Коаскиерса, получивший письмо от Джимми или лучше сказать – донесение, связался с профессором Джонсоном и обратился с просьбой направить к нему Верону, при этом – незамедлительно. Куратор, обеспокоившись, поспешил выполнять задание. Так как самой Вероны на месте не оказалось, Джонсон решил обратиться за поддержкой к Томасу Девидсону. Томас, проинструктированный, побежал на этаж пятикурсников. Таким образом в скором времени Верона, покинув Джину, поспешила в обратную сторону – к центральному холлу Коаскиерса, где, взглянув на плевок – подсохший, скосилась на Эркадора – на портрет его, ярко сияющий, пробормотала: «Монстр!» – и быстро направилась к лестнице, полная негодования – того, что опять закипело в ней. Подъем до нужного уровня нисколько не охладил её. Разыскав кабинет проректора – согласно табличке с именем над квадратом идентификатора, она приложила пальцы к дисплею с сенсорной поверхностью – мало на что рассчитывая и просто экспериментируя. На дисплее сразу же высветилось: «Личность не установлена», – и следом раздался голос с механическими интонациями:
– Вы не идентифицированы.Вы должны пройти регистрацию.
– Где? – спросила Верона. – Надо думать, в Седьмом департаменте?
– Да, в Седьмом департаменте.Во Вретгреенском отделении.
– Хорошо, я учту на будущее. А с кем я сейчас разговариваю?
– Данный вопрос некорректен. Обратитесь с новым, пожалуйста.
– Хорошо, – согласилась Верона. – Как мне найти проректора?
– Экдор Эртебран отсутствует. Вы можете подождать его.
– Понятно – сказала Верона. – Я подожду, разумеется.
Завершив разговор с дисплеем, она опустилась в кресло – стандартное – для ожидающих, и попыталась занять себя размышлениями об имени: «Шестеро отпадают. Джон – из числа оставшихся. Тралаве?рстрелара?н? Навряд ли. Хотя имя в целом чудесное. Просто язык сломаешь. Рум-пель-штильц-хен бы умер от зависти…» Попытка была напрасной. Образы Эркадора не давали ей сосредоточиться. Не просто портретные образы, а новые – продуцируемые, где он – во плоти и крови – затмевал собой Джона полностью. Тело её – повторно – сковала сладкая изморозь.
«Это тебе не Девидсон! Это мужик со способностями!»
«Наш Эхнатон Великий поразил твоё воображение…»
«Великий Экдор, вы не смеете…»
Через какое-то время раздались голоса на лестнице. Определив безошибочно приближение Джоша Маклохлана, «Крюгера» -Брареана и мистера Грегори Акройда, Верона, поднявшись с кресла, попыталась унять волнение, порождённое теми картинами – более чем откровенными, что возникли в её сознании, но картины не исчезали, соответственно – и волнение. Боль в губе внезапно усилилась. Маклохлан, узрев Верону, задался сперва вопросом: «Чего ей нужно у Лээста?!» – но, увидев её травмированной, растерялся до крайней степени.
«Чёрт! – озаботился Акройд. – Как её угораздило?! Ох как это не вовремя!»
«Взвинчена до предела… – было отмечено „Крюгером“. – И губа до сих пор не залечена. Что это? Ультиматум? Кому? Эртебрану? Вряд ли. Через час у них Посвящение. Эртаонам, по всей вероятности…»
– Рэа Блэкуотер, скажите, – резко спросил астролог, – почему вы не в общежитии?! Ведь вам сейчас полагается готовиться к Посвящению!
«Бедняга… – подумал Акройд. – Так ревнует её к Эртебрану, что не может себя контролировать».
Верона смиренно ответила:
– Простите меня, дорверы, но просто меня сюда вызвали, через профессора Джонсона. Я пришла. Проректор отсутствует.
– Проректор сейчас находится в малом конференц-зале, – поспешил известить её Грегори, опережая Маклохлана, явно намеревавшегося продолжить свои выяснения. – Нас всех туда только что вызвали. Это что-то в связи с Посвящением, так что ваша встреча откладывается.
– Спасибо, – сказала Верона, поднимая глаза на кураторов.
Акройд стоял с улыбкой. Ирландец, напротив, хмурился, а «Крюгер» в эту секунду приглаживал волосы пальцами. Сюртук он сменил на новый – более-менее вычищенный, и даже сменил рубашку на тщательно отутюженную и принял душ, по всей видимости, так как запах теперь отсутствовал, но брюки остались прежними – собравшиеся гармошками. Впрочем, при взгляде студентки он прекратил свои действия. Выразив извинения, она поклонилась низко и, после кивка саматурга, направилась в сторону лестницы.
– Рана весьма характерная… – констатировал Акройд задумчиво.
– На завтраке этого не было! – агрессивно заметил Джошуа.
– Нас это всё не касается, – произнёс Брареан с выражением, отбившим у Джоша желание обсуждать эту тему далее. – И уже три минуты двенадцатого. Пойдёмте, дорверы. Опаздываем.
* * *
На последнем витке перед холлом Верона, замедлив движение, прошептала: «Силы небесные, как мне теперь смотреть на него?» – и, спустившись на пару ступеней, увидела Джонсона с Хогоартом, куратора четверокурсников и порядком уже запыхавшегося наставника шестикурсников. Лицо его было красным, а лысина ярко посверкивала. «Надо же, как торопятся! Вероятно, плохие новости…» – сделав подобный вывод, она опустилась в книксене, а Джонсон, быстро приблизившись, спросил: «Вы в порядке, простите?! По-моему, вы травмированы!» Не успела Верона ответить, как Хогарт сказал: «Разумеется! Стоит на ногах – это главное! – после чего скомандовал: – Ефрейтор, бегом в общежитие! Всё остальное успеется!»
Джимми, буквально сгоравший от детского нетерпения узнать результат своей кляузы, расхаживал по гостиной и размышлял напряжённо, как ему справиться с Томасом, если экдор проректор не произведёт отчисления. Именно в это время Верона возникла в арке – в испачканной кровью майке и с распухшей губой – ужасающей.
– Хе! – поразился Брайтон. – Это кто постарался?! Девидсон?!
