Рука Короля Солнца

Пока он говорил, по спине у меня пробежал холод – уж слишком не вязались его слова с кротким выражением лица. Я поклонился, поблагодарил его за предупреждение и сел в паланкин, который должен был отвезти меня домой в последний раз за многие последующие годы.

Курьеры разъезжались по всей империи с результатами первых экзаменов, которые прошли в Найэне.

Всего через несколько дней после нашего с Коро Ха возвращения домой в поместье прибыл отец. Он сиял от гордости, когда обнял меня и крикнул стюардам и слугам, чтобы они начали приготовления к празднику.

– Мне не следовало сомневаться в тебе, Ольха, – сказал он. – Как только я услышал о твоем успехе, то немедленно продал в Северной столице все товары, которые смог, – за часть их истинной цены, – и сразу поспешил домой. – Он с восхищением посмотрел на серебряную тетраграмму на моей левой руке. – Подумать только, мой сын… Рука императора!

«Интересно, – подумал я, – поспешил бы он домой, если бы я не добился такого успеха на экзаменах?» Потом отец повернулся к Коро Ха, обнял его и заявил, что мой наставник стоил всех денег, заплаченных ему за десять лет моего обучения.

Моя мать плакала тихими счастливыми слезами, но старалась не смотреть на мою тетраграмму. Разумеется, до нее доходили те же слухи, которые Чистая-Река использовал в качестве угрозы, и она знала об уроках моей бабушки. Я хотел ее успокоить, сказать, что ни разу не почувствовал, как чужие глаза смотрели на мир моими глазами или чужого присутствия в мыслях, лишь ощутил новый прилив силы, – но мать никогда открыто не признавала мое наследие найэнов, не говоря уже о магии бабушки. Некоторые вещи мы хотели, но не могли произнести вслух, и после того как она меня поздравила, повисло неловкое молчание.

Несколько следующих дней я провел, собирая вещи. В наше поместье постоянно прибывали друзья моего отца, они заняли все свободное пространство, и вскоре в доме не осталось ни одной пустой комнаты, а отец хвастался, что даже гостиница в ближайшей деревне Поляна Пепла заполнена гостями, которым не хватило места в доме. За день до того, как мне предстояло отправиться в Восточную крепость и начать обучение, наши слуги – с помощью девушек найэни, нанятых в деревне, – установили в саду длинные столы и скамьи для пяти дюжин гостей.

Отец приказал достать из подвала все бочки и пыльные бутылки с вином, а также нанял женщин из деревни, чтобы они сплели из диких цветов венок, в центре которого поместили мое имя из желтых хризантем, ярких, точно золото.

К полудню гости заняли свои места, наполнив наше поместье шумом и разговорами. Отец посадил меня одного за стол, стоявший на помосте, рядом с садовой беседкой, а сам ходил среди гостей, подводил их по очереди к беседке, где каждый улыбался, склонив голову, и восхищался серебряными линиями на моей ладони, а отец повторял:

– Позвольте познакомить вас с моим сыном, Рукой-Ольха!

Лица и имена исчезали из моей памяти, как только отец уводил очередного гостя обратно к столам, уставленным пирожными в форме рук с имперской тетраграммой. Я поискал взглядом Коро Ха – или даже господина Йата, его я хотя бы знал, пусть нас и не связывали дружеские отношения, но не нашел ни того, ни другого. Разумеется, я оценил огромные расходы, на которые пошел отец, организовав праздник, чтобы показать свое расположение ко мне, но чувствовал себя одиноким и использованным – как будто отец хвастался самоцветом из своей сокровищницы.

Быть может, если бы я рассматривал свой успех так же, как отец – считая первым шагом к восстановлению репутации нашей семьи, – я бы не испытывал такого отвращения оттого, что он всячески выставлял меня напоказ. Однако для меня должность Руки императора являлась лишь способом получения магии, которая – как меня предупреждал Рука-Вестник – ограничивала меня своими собственными законами и правилами.

Впрочем, я был готов проявить терпение, ведь теперь обещание магии стало ближе, чем когда-либо прежде. Но я твердо решил, что не стану посвящать свою жизнь реализации амбиций отца, возвеличиванию империи или участию в восстании бабушки.

Пока я принимал уважительные поклоны и поздравления и пожимал руки незнакомцев – прикрывая маской вежливости растущее разочарование, – во мне росла решимость: как только я овладею магией достаточно хорошо, то воспользуюсь свободой, которую она дает, чтобы создать третью тропу.

На сад спустились сумерки, когда отец закончил представлять меня гостям. Бочки и бутылки быстро пустели в свете сотен светильников с имперской тетраграммой, начертанной золотыми чернилами. Отец заставил меня рассказать обо всех блюдах, которыми потчевали в особняке губернатора тех, кто успешно сдал экзамены, чтобы повторить это меню. Конечно, наша кухня бледнела по сравнению с кухней Голоса Золотого-Зяблика, и я, покраснев от смущения, отодвинул в сторону тарелку с полусырым угрем.

Я пытался утопить свои переживания в вине, что лишь их усиливало и заставляло пить еще больше. К тому моменту, когда отец, продолжавший горделиво жестикулировать, подарил мне лаковую панель с изображением родословной нашей семьи, в конце которой он добавил мое имя, написанное крупными, бросавшимися в глаза символами, я был уже сильно пьян.

Я улыбался и кивал, пытаясь вспомнить время, когда начал учить свою родословную с Коро Ха. Вот Вэнь Могучий-Дуб, ставший для меня образцом, – именно его заслуги заставили меня подумать, что я смогу овладеть магией. Тот семилетний мальчик был бы рад увидеть свое имя, гордо написанное рядом с именами своих уважаемых предков, но сейчас мне хотелось только одного: чтобы вечер поскорее закончился и я смог вернуться к Руке-Вестнику и начать обучение.

Другие незначительные ритуалы должны были возвеличить мое имя и достижения, но лишь еще сильнее меня смутили. Мне пришлось встать и процитировать по памяти высказывания мудрецов. Потом отец принес копии моих экзаменационных эссе и заставил меня их прочитать, что я и сделал, пока не поднял взгляд и не увидел, что гости, которые не были заняты тихой беседой, смотрели на меня остекленевшими глазами – им стало скучно, и они ничего не понимали.

Нет, здесь собрались совсем не те образованные люди, с которыми я обедал в Восточной Крепости. Вокруг меня сидели друзья моего отца: купцы и местные землевладельцы – богатые, но менее важные для империи, по утверждению Путника-на-Узком-Пути, родом из этой далекой части Найэна, где пустил корни мой отец только по той причине, что именно тут ему удалось дешево построить свои впечатляющие владения. Я поискал глазами отца и увидел, что он сидел с каким-то другим торговцем, они сблизили головы и о чем-то говорили, пока я читал свое эссе.

Мое смущение превратилось в отвращение, и я прекратил чтение на середине предложения, а отец и гости разразились не слишком дружными аплодисментами, после чего возобновили свои разговоры. Я сел и допил вино, встал и молча ушел в свои покои.

По пути я наконец нашел Коро Ха, который стоял на берегу мелкого пруда в саду, в одной руке он держал трубку, в другой – чашу с вином. Громкие звуки праздника доносились сюда приглушенно, а пруд освещала лишь луна. Коро Ха еще не увидел меня, и я наблюдал, как он смотрел на пруд, потягивал вино, медленно затягивался и выпускал колечки дыма. Прежде он никогда не курил. Или просто скрывал это от своего ученика?

Наконец он повернулся и увидел меня.

– Ольха! – воскликнул он, закашлялся и закрыл рот. Когда он пришел в себя, Коро Ха спрятал трубку в ладони и опустил руку – возможно, надеялся, что я ее не заметил. – Твой отец потратил столько денег ради тебя. Тебе следует там быть.

– Не ради меня, – ответил я. – Я для него лишь повод похвастаться. Он делал один круг за другим, завязывал новые торговые контакты и укреплял старые, пока я читал гостям отрывки из своих экзаменационных эссе.

Я протянул руку к трубке. Коро Ха приподнял брови. Прежде он не стал бы потакать подобным порокам.

Но сейчас не мог мне отказать, ведь я стал Рукой императора.

– Тебе это кажется оскорбительным, – спокойно сказал Коро Ха и протянул мне трубку.

– Да, – ответил я. – Впрочем, я могу ошибаться. Мой отец не получил хорошего образования. Как и все эти люди.

Я поднес трубку к губам, втянул в себя едкий дым – и мне тут же пришлось сделать хриплый выдох. Коро Ха прикрыл рот рукой, скрывая смех, а я еще долго плевался и кашлял, вернув ему трубку.

– Есть у него образование или нет, он остается твоим отцом, – сказал Коро Ха. – Ты знаешь первые афоризмы. И прекрасно понимаешь, чем ты ему обязан.

– Мое новое положение все меняет, – сказал я. – Отныне я Рука императора. Разве теперь я не стал его старшим братом в иерархии империи?

Коро Ха вздохнул и предложил мне свою чашу с вином. Я выпил. Вино оказалось не слишком крепким и разведенным водой – и принесло облегчение моему горевшему горлу.

– Ты амбициозен, Ольха, и очень неплохо этим воспользовался, – сказал Коро Ха, – но постарайся наслаждаться своими успехами по мере их достижения. Глаз, который всегда ищет следующий поворот тропы, не видит красоты леса.

– Какой мудрец это сказал? – спросил я.

– Коро Ха, – с улыбкой ответил он.

Я рассмеялся и вернул ему чашу.

– Достойная мудрость из надежного источника.

– О, тут у меня нет уверенности, – ответил он. – Я всего лишь наставник, а ты – Рука императора, очень скоро тебя начнут обучать тайному знанию и магическому искусству.

– Тем не менее я должен поблагодарить тебя за мой успех, – сказал я. – Без твоего руководства я бы так и остался глупым сыном простого торговца.

– Вовсе нет, – возразил Коро Ха. – Работа художника хороша настолько, насколько хорош исходный материал. Как однажды заметил Путник-по-Узкому-Пути: «Великая резьба равна качеству нефрита».

Его слова наполнили мою грудь и опустились в желудок. Всю свою жизнь я старался соответствовать стандартам Коро Ха. Он постоянно толкал меня вперед, ругал за ошибки, упрекал в глупости. И никогда не делал комплиментов.

И сейчас, когда время, проведенное нами вместе, подошло к концу, я расставался с человеком, к которому был гораздо ближе, чем к отцу, и я страстно желал связать наши умы и сердца. Я хотел, чтобы Коро Ха понял, как много он для меня значит, узнал о моих разочарованиях и благодарности, пока я не отправился учиться дальше, а он не отбыл к следующему ученику. Однако я все еще чувствовал возникшую между нами пропасть – следствие моего глупого пьянства.

Я уже потерял навсегда первого человека, который во времена моего детства имел огромное значение. Меня покинула бабушка, но что плохого сделал мне Коро Ха, чтобы я так грубо с ним обошелся?

И если он иногда вел себя сурово по отношению ко мне, то лишь из-за того, что верил в мой конечный успех на имперских экзаменах, который должен был привести меня к успешной жизни в империи. Да, ему платили за то, что он меня учил, но он мог бы это делать более жестко и менее тщательно. История о кошке с пятым пальцем могла закончиться гораздо хуже, если бы он не подготовил меня к подозрениям, которые всегда будут вызывать моя темная кожа и вьющиеся волосы.

Все эти мысли перемешались с вином и ударили мне в голову, где стало расти странное, болезненное давление, искавшее возможности вырваться наружу, – но слова от меня ускользали, когда мы стояли рядом в наступившем неловком молчании.

Я понимал, что должен вскрыть нарыв, не позволив нехватке слов лишить меня шанса принести Коро Ха извинения. Ведь он всегда обращался со мной с добротой и уважением, больше, чем кто-либо другой в моей жизни.

– Я сожалею, – выпалил я.

Он помолчал, держа чашу с вином у губ и нахмурив лоб.

– Я отвратительно себя повел во время праздника у губернатора, – продолжал я, стараясь поскорее произнести все нужные слова, опасаясь, что потом у меня не хватит на это мужества. – Ты был прав. Я напился и совершил глупость, которая едва не стоила всего. Мне следовало внять твоему совету, несмотря на то что я показал лучший, чем у тебя, результат на экзаменах.

И вновь наступила неловкая тишина. Коро Ха смотрел на меня, и выражение его лица постепенно смягчалось.

– Все в порядке, Ольха, – мягко сказал он. – Я также был молодым и глупым.

– Вовсе нет, – возразил я. – Ты мой наставник. Ты увидел во мне лучшее. А я в ответ повел себя с тобой как с последним слугой и не послушал твоего совета.

– Так и было, и я тебя прощаю. – Он улыбнулся и засунул в рот трубку. – У тебя будут другие учителя, Ольха. Они увидят в тебе то же, что и я. А теперь выпей со мной. Нам предстоит досидеть до конца праздника твоего отца.

Часть II. Ученик

Глава 8. Первые уроки

Я поселился в гостевом доме в восточной части сада Голоса Золотого-Зяблика, который Рука-Вестника получил на все время своего пребывания в Найэне. Наши комнаты выходили на искусственное озеро, где зимородки вили гнезда на высоком пористом камне, часто ныряя в воду за мелкой рыбешкой. На юге находились бамбуковые рощи и искусственные скалы, остававшиеся на заднем плане во время имперских экзаменов. На севере тянулись заросшие травой поля, похожие на гирзанские степи, – там сыновья губернатора, Иволга и Крыло, ежедневно получали уроки верховой езды.

Самой маленькой была западная часть сада, плоская песчаная поверхность, усеянная камнями, где Голос занимался созерцанием. В сердце сада располагался большой дом губернатора и его семьи, закрытый даже для Руки-Вестника и меня, туда мы могли попасть только по приглашению.

Рука-Вестник не стал тратить время и сразу приступил к нашим урокам. Он велел мне изучать карты до тех пор, пока я не смог определять границы всех провинций и оценивать их значимость для империи: Найэн, гористый остров, защищал восточное побережье империи; Тоа-Алон, богатая золотом страна с джунглями, покрывавшими мраморные предгорья Столпов Богов, гор, которые формировали южную границу Сиены. На севере простирались огромные равнины для лошадей и крупного рогатого скота, доходившие до тундры, где до сих пор бродили гирзанские племена. На западе находились Пустыни Батира и город-оазис Ан-Забат, мост между Сиеной и далекими землями, источник диковинок и роскоши, населенный непокорными говорящими-с-ветром.

В Центральной части, богатой заросшими лесом горами с залежами серы и холмистыми равнинами, выращивали пшеницу и просо.

Когда я овладел картами, Рука-Вестник предложил мне экономические задачи. Коро Ха тренировал мой разум структурами классических ссылок и сложностями языка, а Рука-Вестник учил логике и тактике торговли: как управлять кредитными линиями, продавать избытки товаров, скопившихся на складах, уравновешивать налоги и тарифы, чтобы поощрять торговлю и препятствовать затовариванию складов.

– У тебя хорошая голова для подобных вещей, – сказал он мне однажды, изучив мою работу. – Я замолвлю за тебя словечко в Бюро Экономики. Возможно, закончив обучение, ты сможешь получить полезную практику в качестве министра торговли в каком-нибудь отдаленном городе.

Я не сумел скрыть разочарования, и по его губам промелькнула уже хорошо знакомая мне призрачная улыбка.

– Тебе не нравится такая идея?

– Не мне давать оценку таким вещам, – ответил я.

Рука-Вестник небрежно отмахнулся от моих слов.

– Ольха, ты Рука императора. В стране не найдется и тысячи людей выше тебя чином.

– Но вы мой наставник, – сказал я. – Я буду делать то, что вы посчитаете правильным.

– Ну, я считаю, что будет лучше, если ты расскажешь мне, как ты относишься к идее стать министром торговли.

Это было чем-то новым. Ни отец, ни бабушка, ни Коро Ха никогда не спрашивали, что я думаю о своем будущем.

Улыбка на губах Руки-Вестника никак не отразилась в глазах, и я не мог понять выражения его лица.

– Я думал, что мои обязанности Руки императора окажутся… – я поискал нужное слово, – более уникальными.

– Уникальными в каком смысле? – Кажется, я уловил смех в его голосе.

В течение двух месяцев я старался забыть про тетраграмму на моей ладони и глубины нового могущества, которые она мне открывала. Я думал, что Рука-Вестник начнет учить меня волшебству, когда наступит правильное время. Но он дразнил меня земными вещами. Быть может, я слишком осторожничал? Как должен вести себя человек, впервые получивший такую силу?

– Только мы среди всех слуг императора способны пользоваться магией, – сказал я. – И я думал, что буду ее изучать, а не занимать бюрократическую должность, которую способен принять любой успешный кандидат.

– Понятно! – воскликнул Рука-Вестник и поднялся из-за стола, за которым сидел в комнате отдыха. – Пойдем, Ольха, я кое-что тебе покажу.

Сбитый с толку, но не собираясь протестовать – ведь мне впервые предстояло сделать шаг к знаниям, которыми я стремился обладать, – я молча последовал за Рукой-Вестником. Он повел меня по круговой тропе, шедшей вдоль искусственного озера, и я уловил запахи сена, навоза и конского пота, когда мы огибали заросший соснами холм на северном берегу. Сыновья губернатора учились ездить на лошади вместе со своим инструктором верховой езды, заставляя повиноваться молодого жеребца.

Рука-Вестник указал в сторону лошади.

– Я представляю тебе мир – чтобы ты его обдумал.

Иволга, старший из двух мальчиков, перевел жеребца в легкий галоп, а я с сомнением посмотрел на Руку-Вестника.

– Конечно, не в буквальном смысле, – сказал Рука-Вестник, – но, как и юный жеребец, мир полон энергии. Он мечется, бросается то в одну сторону, то в другую, не желая стоять на месте. Если оставить его в покое, он помчится вперед и вся накопленная им энергия превратится в хаос и разрушение.

Жеребец заржал и встал на дыбы. Иволга развернулся и натянул поводья, возвращая лошадь под свой контроль.

– Тот, кто держит поводья, может направить энергию в нужную сторону, – продолжал Вестник. – Конечно, мир есть зверь с множеством голов и поводьев. Военная сила. Торговля и экономика. Культура. Социальная структура. Магия. Существует огромное количество рук, которые тянутся к поводьям, – их столько, что мир не знает, куда бежать, и мы оказываемся в том самом хаосе, где зверь сам принимает решения.

История – это повесть о множестве королей и богов, которые желают завладеть поводьями мира, тянут их то в одну, то в другую сторону, и слабые становятся жертвами хаоса, возникающего в результате соперничества. Обещание империи есть обещание порядка. Один король. Один бог. Один император. И мы, множество его Рук, сжимающих поводья его именем.

– Именно по этой причине я должен изучать экономику? – спросил я.

– Среди прочих вещей, – ответил он, и его голос снова стал шутливым. – Например, изучать верховую езду.

Не дожидаясь моей реакции, он зашагал через поле, и полы его длинного плаща заскользили по влажной траве. Я поспешил за ним, стараясь скрыть разочарование.

Хотя Иволга был такого же возраста, что и я, в первые месяцы моего ученичества у Руки-Вестника мы редко проводили время вместе. Пока я сидел, уткнувшись носом в географию и экономику, Иволга занимался стрельбой из лука, фехтованием и борьбой с отцовской гвардией – когда не тренировался в верховой езде. Читал он в основном биографии великих генералов или трактаты о лидерстве и тактике, но еще чаще романтические описания эпохи героев Сиены.

Когда Иволга увидел, что мы с Рукой-Вестником идем к нему через поле, Иволга пустил жеребца шагом и подъехал к нам.

– О, наш уважаемый гость вышел на солнечный свет, – сказал он. – Как я могу вам служить, юный Рука императора?

Я уловил насмешку в его голосе, но не смог решить, следует ли мне отнестись к ней как к дружескому подшучиванию или прямому оскорблению.

– Привет, молодой мастер Иволга, – сказал Рука-Вестник. – Не знаю, согласитесь ли вы мне помочь. Рука-Ольха никогда не ездил на лошади – и нам следует это исправить.

– Отец едет верхом, когда ведет за собой солдат, – задумчиво ответил Иволга, – но я думал, что большинство Рук передвигается в паланкинах и сражается в шелковых одеждах.

Рука-Вестник рассмеялся, но я почувствовал себя оскорбленным.

– Мы больше чем просто ученые, – сказал я, – как только что объяснил мне Рука-Вестник.