Вор воспоминаний

Тайрис огляделся. За пальмами, у самого пляжа – там сбегала к берегу неровная дорожка – стояло ярко раскрашенное кафе; столы и стулья снаружи проржавели от океанской воды. Жёлтые деревянные ставни были закрыты, кафе пустовало, хотя на доске, криво прикрученной к кирпичной стене, был написан мелом целый ассортимент ямайских блюд.

Тайрис собирался уже пойти дальше, однако огляделся ещё раз. Странно, ветер вдруг начал крепчать, а ведь только что стоял полный штиль. Да, август – время ураганов, видимо, шторм может налететь стремительно и без всякого предупреждения. Тайрис поднял глаза – небо из синего выцветало в серый, над головой грудились и разрастались тёмные тучи. Вдалеке пророкотал гром.

– Тайрис. Тайрис.

Он замер. Это ещё что? Никаких сомнений – кто-то только что прошептал его имя. И это не мамин голос. Может, она отправила родственников его разыскивать? Что, так трудно оставить его в покое? Не будет он отзываться.

– Тайрис. Тайрис.

Он, не выдержав, обернулся. Теперь звук доносился уже не сзади, а со стороны деревьев. Он вгляделся, но никого не увидел. Может, просто ветер так шумит – похоже на его имя? Наверняка. Как же ещё? По коже побежали мурашки. Если там никого нет, почему ему кажется, что он здесь не один? Что за ним наблюдают?

– Ай! – Тайрис издал громкий вопль, потому что споткнулся обо что-то твёрдое и острое. Посмотрел вниз, увидел, что из песка торчит какой-то тёмный предмет. А потом содрогнулся, потому что из-под предмета полезли толстые чёрные противные сколопендры.

Тайрис разбросал их ногой, потом поднял предмет. Оказалось – коробочка. Коробочка из проржавевшего металла. Примерно того же размера, что и мамина шкатулка для драгоценностей. Он смахнул песок с крышки. Металл был весь во вмятинах, будто долго бился о камни. Тайрис торопливо оглянулся, а потом, потянув за край металлической крышки, медленно начал поднимать её…

Глава 8

Крышка, скрипнув, открылась. Тайрис заглянул в коробочку – и тут же весь покрылся гусиной кожей. От ужаса его обдало жаром и холодом. Он отскочил, швырнул коробочку на землю, будто в руках у него была пригоршня горячих углей.

Упал на спину, ударился о песок, но, будто загипнотизированный, не отводил от коробочки глаз. Внутри лежала фотография его и папы – та самая, которую он бросил вниз с горы рядом с бабулиным домом. На фотографии остались следы того, как яростно он её смял… Как она могла сюда попасть? Что происходит? Это ведь чья-то шутка, да? Чья-то очень глупая шутка.

Взгляд его заметался вокруг, а потом снова остановился на коробочке, которая наполнилась чёрными блестящими, извивающимися сколопендрами. Тайрис увидел, как они пожирают друг друга, и его едва не вырвало.

Он не глядя отступил в сторону и ударился обо что-то.

– Пошли со мной.

Тайрис подскочил, развернулся и увидел, что над ним стоит, скалясь, какой-то бородатый старик. Седые волосы свились в густые короткие завитки, лицо в грязи, в тёмных глазах – ярость.

– Вас… вас мама сюда послала? – пробормотал Тайрис, заметив заодно, что под жёлтыми пятнистыми ногтями у старика чёрная полоса грязи.

Старик расхохотался, очень злобно. Он не отводил от Тайриса взгляд.

– Не-а.

Тайрис, которого сильно напугал свирепый взгляд старикашки, попробовал встать, но тот толкнул его обратно на землю, вцепился в плечо. Тайрис стал вырываться, сбрасывать цепкую руку, но та сжималась всё крепче.

– Отстаньте от меня! Отпустите!

Морщинистые губы растянулись в улыбке. Старик склонился так низко, что Тайрис почувствовал, как борода царапает ему лицо, ощутил сильный тошнотворный запах, туманом овевавший дыхание старика.

– Он придёт, он придёт, заберёт тебя.

Тайрис, дрожа, смотрел старику в глаза:

– Кто? Кто придёт?

Старик разжал пальцы, огляделся и произнёс шёпотом:

– Теневик.

А потом углы его рта растянулись в страшной улыбке, обнажив голые десны без зубов. Он вытянул руку:

– Пошли со мной.

Тайрис затряс головой, попытался отползти в сторону, гадая, как бы ему вскочить и удрать, чтобы старик не схватил его снова.

– Не подходите ко мне, ясно?.. Не подходите!

– Да вот сдался ты ему, Теневику. – Ладонь старика с шорохом скользнула ближе, точно кобра.

– Отвяжитесь от меня!

Старик разразился хохотом и вдруг запел, закатывая глаза:

Теневик, Теневик заберёт тебя,Теневик, Теневик унесёт тебя…

Тайрис, воспользовавшись случаем, вскочил, рванул с места, помчался по тропинке так, как ещё не бегал никогда в жизни. Пронёсся сквозь пальмовую рощу. Хотелось понять, преследуют его или нет, но ужас не давал оглянуться. Совсем запыхавшись, он побежал дальше по пляжу, и притормозил, только когда оказался на песчаной тропинке…

– Тайрис! Тай!

Тайрис замер, поднял глаза и увидел, что навстречу ему идёт Марвин и машет рукой. Тайрис в ответ поднял руку, но ничего не сказал. Лёгкие горели. Он глубоко вдохнул носом, выдохнул через рот. Что с ним только что случилось? Что это за странный старикашка?

Он вытер пот со лба, заметив по ходу дела, что рука дрожит.

– Тай! – снова окликнул его Марвин. – Ты там в порядке? Всё хорошо? Бабуля переживает. Да и все мы тоже. Все тебя ищут. Ты куда ушёл? – Марвин остановился с ним рядом, один за другим выпаливая вопросы. – Тебя, между прочим, целых три часа не было.

Тайрис, не переставая дрожать, снял очки, достал из кармана салфетку, стёр песчинки, скопившиеся внизу, у края чёрной оправы.

– Я не думал, что так долго. Прости, пожалуйста.

Марвин улыбнулся:

– Ну ничего, ты же вернулся, только тётя Патти очень плакала, когда не смогла тебя найти… Ты правда в порядке? Бват, ну у тебя и видок. Опять астма, что ли?

– Да-да, опять, – подтвердил Тайрис, вспомнив уже сказанную ложь. А потом увидел, что по тропинке бежит мама. Застонал про себя. Придётся теперь с ней разговаривать.

– Тайрис! Тай! – Ещё не остановившись, она уже начала говорить, дёргать его за рукав, суетиться. – Я очень тебя прошу: не уходи, не сказав, куда уходишь. Помнишь, что говорил Джонни?

Как такое забудешь? Да ещё когда мама тебе постоянно напоминает.

– Да, помню: «Прежде чем закрыть дверь, не забудь открыть рот», – ответил Тайрис, подумав, что высказывания Джонатана – Джонни – все словно стикеры на бамперах машин. Посмотрел на маму: – Ты меня прости, правда… за праздник тоже, надеюсь, я не очень его испортил, просто… – Он умолк, вдруг вернулась мысль про фотографию в коробке. Да не может такого быть. Или… Он мучительно искал объяснение… Или, например, это другая фотография, не та, которую он выбросил. Например, он плохо её рассмотрел, а это какой-то случайный снимок, на нём не он вовсе. А кто-то, не имеющий к нему никакого отношения. Да-да, в этом, видимо, всё дело, а он просто свалял дурака, напридумывал всякой ерунды.

Он передёрнул плечами и снова сосредоточился на маме:

– Мне… мне просто нужно было немножко подышать. И я не заметил, что гулял так долго.

– Ну, ладно, пойдём отыщем бабулю, – настойчиво произнесла мама. – Она волнуется.

Они быстро зашагали по тропинке, Марвин – чуть впереди Тайриса, но уже перед самым домом Тайрис вдруг окликнул брата:

– Подожди! Марвин! Марвин, подожди… Что ты знаешь про Теневика?

Марвин остановился. Тайрис заметил, как он внутренне сжался, оборачиваясь – лицо исцарапано ужасом.

– Ты где это слово услышал? – спросил он тихо.

– Ну… – У Тайриса почему-то ёкнуло сердце, как будто он сказал что-то, чего не надо говорить; он тут же решил, что про старика лучше промолчать вовсе. – Ну, у кого-то, – ответил он.

Его двоюродный брат сделал шаг навстречу, приблизился, чуть заметно качнул головой, сощурился – солнце било ему в глаза:

– Нельзя это имя произносить.

– Какое имя? – раздался у Марвина из-за спины бабулин голос. Она сперва посмотрела на Марвина и только потом на Тайриса: – А, Тай. Слава богу. Уж как я рада, что ты цел и невредим. Ты чего сбежал? Он дразнил тебя? Обзывался? – Она двинулась к Марвину: – Дразнил, да? Признавайся!

Марвин, не отвечая, смотрел в землю.

– Марвин, я спрашиваю: про какое такое имя вы говорили? Марвин, не серди меня! Отвечай!

Поняв, что Марвин отвечать не собирается, Тайрис решил сказать правду:

– Он ни в чём не виноват. И ничего не сделал… Это я его спросил про Теневика, бабуля.

Бабушка вцепилась Марвину в руку. Устремила взгляд на Тайриса. В глазах её мелькнул тот же ужас, что раньше – у Марвина.

– Говори, да не заговаривайся, Тайрис, – прошептала она.

Тайрис посмотрел на брата – вдруг тот ему всё объяснит. Марвин напряжённо улыбнулся:

– Это значит: «Думай, прежде чем что-то сказать», Тайрис. Это имя никто не произносит, его даже упоминать нельзя…

Глава 9

Всходило солнце, гул и щёлканье насекомых раздавались в воздухе. День совсем не походил на понедельник, и, хотя ещё не было и шести утра, жара уже казалась невыносимой. Зной и пыль заполнили всё вокруг, Тайрис зевнул под москитной сеткой, вслушиваясь в позвякивание кастрюль и сковородок на кухне. Мама уже упомянула разок, что бабушка встаёт очень рано, – и, похоже, не обманула. Не важно, он-то в любом случае не спит.

Голова лежала на больших пухлых подушках, на затылке скопился липкий пот, как после тренировки. Поспал он совсем немного – каждый раз, проваливаясь в сон, специально встряхивался, а потом долго лежал и думал про старика. Про то, как рассердилась бабушка, когда он заговорил об этом Теневике, про то, что обратно к ней домой они ехали в молчании, и это оказалось ещё хуже, чем болтовня и игры на пути туда.

Мама ему сказала: бабушка притихла, потому что переволновалась за него, вот только в тот момент, когда он упомянул Теневика, в глазах у неё он увидел вовсе не волнение, а страх. Тот же страх он уже видел, когда заговорил про могилу на склоне горы.

При виде того, как сильно бабушка перепугалась, ужас заполз к нему в сердце. И, хотя Тайрис и понимал, что глупо давать волю воображению, он всю ночь пролежал на неудобном боку: не хотелось поворачиваться к окну, за которым дёргались в пляске тёмные силуэты, не хотелось думать, что кто-то смотрит на него снаружи.

Тайрис ещё раз зевнул во весь рот, потянулся и почувствовал, что нога дотронулась до чего-то мягкого. Надо бы разобраться до чего, вот только сил в нём совсем не осталось, лень было посмотреть, что это такое, поэтому он пошевелил пальцами, проверяя. Мягко… перья, что ли? Нет, ведь бабуля дала ему, чтобы накрываться, простыню, а не одеяло. Носовой платок? Носок? Нет у него ни того ни другого.

Вообще непонятно – Тайрис поднялся на локтях, отбросил простыню, посмотрел на ноги… да, что-то лежит у изножья кровати, но что именно – поди пойми. Он ощупал это пальцами ноги. Ощущение ему не понравилось, и он резко отдёрнул ногу.

Так и не поняв, что это.

Пошарил на тумбочке, отыскал очки, схватил, сел прямо.

Всё так же ничего не понимая, подался вперёд, чтобы вглядеться, потом отшатнулся и со стуком свалился с кровати на пол.

Через секунду в коридоре раздались шаги, в дверь стукнули, она распахнулась.

– Тай, у тебя всё хорошо? – Мама посмотрела на Тайриса, растянувшегося на полу, нахмурилась. – Что такое? Ты чего там лежишь?

Тайрис всё таращился на кровать. Мама тоже посмотрела туда. На чистой белой простыне лежали четыре скрюченных пушистых тельца с тусклыми чёрными крыльями: мёртвые бабочки-ночницы, каждая размером с блюдце.

– Ух ты, ну надо же! – вполне жизнерадостно удивилась мама.

– Откуда они взялись?

Мама собрала бабочек, бросила в корзину для мусора. Оставалось надеяться, что она не заметит сломанную рамку от фотографии, которую он бросил туда накануне. Потому что ведь, если заметит, опять начнёт выяснять отношения.

– Понятия не имею, Тай. Ночницы любят прятаться в тёмных местах, видимо, им уютно под одеялом. То есть было уютно. – Она засмеялась. – А может, их убил запах от твоих ног!

– Не смешно. – Тайрис залился краской. Его затошнило от вида ночниц. Здесь, куда ни глянь, какие-то противные насекомые – ещё одна причина, почему так хочется домой.

Мама подняла брови:

– Да не дёргайся ты, я просто пошутила.

От мысли, что бабочки там пролежали всю ночь, стало только хуже, а потом Тайрис вспомнил, что перед сном съел печенье. И встряхнул простыню, сбрасывая крошки. Тогда их там не было. Откуда же они взялись? Когда приползли сюда?

Он встал с пола.

– А тебе не кажется странным, что они здесь?

Мама расправила простыню на кровати.

– Ну, неприятно, да, но ничего странного. Мы же в деревне, Тай, тут такое бывает.

У него пересохло во рту. За веками снова зарождалась головная боль. Жгучая. Невыносимая.

– Тай, не смотри ты так. Подумаешь – мёртвые ночницы. Да, крупные, но всего-то. Видимо, в этой комнате долго никто не спал, вот они тут и поселились… Ладно, пойду помогу бабуле готовить завтрак… А ты, может, сходишь на пробежку, пока не очень жарко? Ты же часто говорил, что тебе это нравится.

Он промолчал, лишь не отводил от неё глаз; не хотелось сказать что-то такое, что перерастёт в ссору.

– Или, если хочешь, можем потом вместе погулять, – продолжила мама. – Поразведаем, что тут есть, или доедем на машине до вершины горы. Здорово будет. Нам же всегда нравилось вместе ходить в походы!

– По-старому у нас уже ничего не будет. – Он закусил губу.

Увидел, как у мамы вытянулось лицо. Сгорбились плечи.

– Тай, нам всё равно нужно хоть что-то делать вместе… чтобы появлялись общие воспоминания – помнишь, об этом говорил Джонатан? – Она помолчала, крутя обручальное кольцо на пальце. – Тай, я считаю, что ты у меня молодец, и папа тоже бы так сказал, будь он здесь.

– Так в том-то и дело, мам! Его тут нет – так откуда ты знаешь? – огрызнулся он. – И вообще, давай больше не будем, ладно?

– Сынок, я знаю, что тебе тяжело. Я тебя понимаю.

Он уронил голову на локоть. Не хотелось смотреть на неё, смотреть ей в глаза – от этого почему-то подступали слёзы, а плакать, как он считал, глупо, а чувствовать себя глупым противно – и без этого бед хватает.

– Ничего ты меня не понимаешь. Нисколечко!

– Ну так поговори со мной, ну пожалуйста. Пожалуйста, скажи, как тебе помочь. Мне просто нужно знать, что у тебя всё хорошо.

– Вечно ты с этим вопросом! Вечно все с этим вопросом! У тебя всё хорошо, Тай, у тебя всё хорошо – тысячу миллионов раз! Так вот, у меня всё плохо.

Тайрис расплакался, опустил руку, посмотрел на маму – и сразу представил себе, как она сидит с ним рядом в кабинете у Джонатана и просит его выражать свои «чувства». А он не выражал. Просто сидел, глядя на фотографию футбольного стадиона «Старый Траффорд», заставляя себя думать про музыку, домашние задания, компьютерные игры, что у них будет на ужин – про всё что угодно, только бы не говорить. Делать вид, что случившееся в марте неправда. Это он сказал сам себе, потому что, если говорить, оно становится правдой, а ему очень, очень не хотелось, чтобы случившееся в марте было правдой.

– Тай, я сожалею… ну слушай, давай попробуем использовать время здесь по полной. Интересно, когда я впервые приехала на Ямайку, помню, твой папа…

– Мам, замолчи! – выкрикнул Тайрис. Сморщился, зажмурил глаза. – Ты что, не можешь помолчать? Мне от этого только хуже! Только хуже, когда ты говоришь о том, о чём я просил тебя не говорить… Уйди, пожалуйста. Уйди из моей комнаты, мам! Иди вон отсюда! Вон! Ненавижу тебя! Ненавижу!

Он открыл глаза и успел увидеть, как она выскочила за дверь, а ещё успел увидеть, что глаза её блестят от слёз. Он долго сжимал и разжимал кулаки, пинал стул – тот завалился набок, полетел на другой конец комнаты. А ведь он не хотел её расстраивать. Правда не хотел. И самое странное – он сам не знал, откуда в нём эта ярость. Ярость будто бы повелевала им, жила собственной жизнью.

Он и раньше говорил с Джонатаном о том, как легко в нём вспыхивают злость, раздражение: он огрызается, грубит и даже хамит. Джонатан называл это «прыгать в пруд». Впрыгивать в свои чувства и выпрыгивать обратно. Но такой ярости он ещё никогда не чувствовал. Никогда. Ужасно было сознавать, что он довёл маму до слёз, потому что он же знал: да, она от него это скрывает, но она очень много плакала за этот год. От этой мысли свело желудок. По телу прокатилась тошнота.

Этого бы он не сказал никому, а уж Джонатану и подавно, потому что тот пытался выудить из него все его мысли. Но при виде маминых слёз у него возникало очень странное чувство, желание сбежать. Увидев, как она плачет, он пугался, чувствовал себя беспомощным, а главное – бесполезным. Бесполезным, потому что не может ничего для неё сделать.

Он стоял посреди комнаты, тяжело и быстро дыша. Не хотел он об этом думать. Не мог.

Вздохнув, он покосился на мёртвых ночниц в мусорной корзине, потом взял со стула полотенце – сходить в душ. Почему бы и нет, всё равно он больше не заснёт. Потом нахмурился, заметив, что проколы на пальце превратились в три крупных желтых волдыря – раздутых и сердитых на вид. Гадость, зараза, а он так и не понял, откуда они взялись. Стиснул кулак – самому не хотелось смотреть на собственную руку.

Уже от самой двери он услышал шорох остановился, обернулся. Посмотрел, откуда этот шорох донёсся. Вжался в стену, потому что из корзины, потряхивая крыльями, вылезали живые ночницы. И тут ему почему-то отчётливо вспомнились слова, которые бормотал на берегу моря старик:

Теневик, теневик заберёт тебя,Теневик, теневик унесёт тебя…

Глава 10

– Ну же, Тай! Чего медленно так! Поднажми, англичайнин! Что, слабо, да?

Марвин ехал на велосипеде впереди и оглядывался на Тайриса через плечо.

– Медленно? Как это медленно? – со смехом откликнулся Тайрис.

Он вообще-то не собирался кататься с Марвином на велосипеде, но, когда тот предложил, ухватился за эту возможность. Что угодно, лишь бы не сидеть дома с мамой.

Ночью ветер поломал деревья и ветки, разбросал повсюду плоды хлебного дерева, аки и орехи кола. Тайрис их объезжал, воображая, что движется по полосе с препятствиями: голова опущена, глаза слезятся, ветер в лицо.

Над ним раскинулось безупречно синее небо, в лесу, обступившем дорогу с обеих сторон, порхали колибри. Тайрис вовсю нажимал на педали, слушал, как поскрипывает, проворачиваясь, цепь. Ноги горели от напряжения. Велосипед подскакивал на неровной почве, от этого сотрясалось всё тело. Ехать быстро по выбоинам и камням не получалось, а ещё Тайрису казалось, что он пытается одолеть не только Марвина, но и жару, которая тянула его назад, высасывала силы.

– Эге-гей!

Немножко ниже на склоне, там, где с одной стороны дороги лес сменялся банановой рощей, Марвин резко затормозил прямо перед Тайрисом. Заднее колесо его велосипеда приподнялось над землёй, он резко поставил обе ноги на камни. Тайрис, едва в него не врезавшись, тоже посмотрел вперёд – выяснить, кого Марвин окликает.

На песчаной дорожке рядом с большой поляной стояла девочка. Невысокая, круглый животик обтянут розовой футболкой; она почему-то кружилась, размахивая двумя голубыми помпонами с люрексом. Копна рыжих кудряшек была перетянута жёлтой атласной лентой, выше красовалась большая белая шляпа с обвисшими полями. Тайрис не мог понять, почему её лицо вымазано толстым слоем белого крема.

– И вам эге-гей! – ответила девочка, слегка запыхавшись, с дружелюбной улыбкой.

Марвин указал на помпоны:

– Ты чего делаешь?

Девочка – судя по виду, их ровесница – подошла поближе.

– Тренируюсь. Папа хочет, чтобы меня взяли в чирлидеры. Ну, чтобы он, понятное дело, мог мною гордиться. – Она закатила глаза, слегка улыбнулась. – Вот я и поставила перед собой задачу тренироваться не меньше двух часов в день. – В её речи всё время проскальзывал американский акцент.

Марвин кивнул:

– А сюда-то тебя как занесло?

Она указала на песчаную дорожку.

– Там дальше строительная площадка. Вон, за деревьями. Она принадлежит моему папе, он там строит гостиницу.

– Так это твой папа строит гостиницу? – Марвин явно очень удивился, в свою очередь удивив этим и девочку.

– А ты его знаешь?

– Типа того. Он заходил к нам пару раз – представился, хотел поговорить с местными, что они думают про гостиницу, – бабуле это всё не очень нравится.

– Да, папа строит гостиницы по всему миру, – произнесла девочка извиняющимся тоном. – Поэтому я и здесь. Летом, во время каникул, я всегда еду с ним туда, куда едет он. Потому что летом я живу с ним, у них с мамой такая договорённость. – Она пожала плечами.

Судя по виду, не больно-то ей это нравится, подумал Тайрис. При этом он очень хорошо её понимал. Знал по собственному опыту, каково это, когда тебя заставляют куда-то ехать.

– Твои родители развелись? – догадался Марвин.

Она снова пожала плечами:

– Когда я была совсем маленькой. Ну а вы? Что вы тут делаете?

– Я тут живу, а мой двоюродный в гости приехал… Кстати, я Марвин, а он Тайрис.

– Элли-Мэй. – Она снова улыбнулась. – Классные. Такие старомодные, – добавила она, глядя на их одинаковые красные велосипеды.

Марвин засиял от гордости. Усмехнулся, глаза блеснули, он уселся на свой велосипед: длинное мягкое седло с высокой спинкой, руль, загнутый вверх, колёса разных размеров.

– «Чоппер». Я сам его починил, потому что мне нравится чинить разные штуки. – Он скромно улыбнулся. – На них катались мой папа и папа Тайриса, когда были такими, как мы сейчас.

Тайрис бросил на Марвина сердитый взгляд, но ничего не сказал. Просто убрал руки с руля и начал про себя обратный отсчёт, как его учил Джонатан.

– А что с твоим лицом? – спросил Марвин, глядя на толстую белую корку у неё на щеках и на носу.

Элли-Мэй улыбнулась из-под полей шляпы.

– Мама заставила папу ей пообещать, что я не приеду назад красной и обгоревшей. Она переживает, что если я обгорю, то не смогу участвовать в конкурсе «Мисс Техас», когда вернусь домой.

– Ну, так ты нам покажешь? – поинтересовался Марвин.

Элли-Мэй посмотрела на него, наморщила нос:

– Что я должна вам показать?

– Ну, что ты там разучиваешь.

Она шаркнула ногами, зарывая их в пыль.

– Получается у меня не очень. Ну, мне это в школе постоянно твердят. – Она скорчила рожу.

– Уверен, что получается отлично, – постарался подбодрить её Тайрис.

Элли-Мэй рассмеялась:

– Ничего не отлично, но знаешь что? Мне без разницы, если кто и расстраивается, так только мама с папой. Мне вообще не хочется быть чирлидером, а что до этих конкурсов красоты, на которые меня постоянно гоняет мама… – Она ещё раз закатила глаза. – Там вообще ничего хорошего.

– А чего ты не откажешься? Они тебя заставляют?

– Нет, но… – Она задумчиво посмотрела на Марвина, как будто раньше никто никогда не задавал ей этот вопрос. – Наверное… наверное, на самом-то деле я это делаю ради них, чтобы они были довольны, порадовались… Самой мне больше хотелось бы заниматься борьбой, но папе, боюсь, это не понравится. Ну, не знаю. – Она усмехнулась. – «Не хочу я, чтобы моя принцесса валялась на ринге в трико», – добавила Элли-Мэй, явно изображая своего папу. – «Только ежи и бегемоты валяются по земле, а не юные леди»… А ещё он считает, что из девочки не получится хорошего борца. Родителей поди пойми!

– Вот уж верно, из девочки не получится хорошего борца – мальчика она уж всяко не победит, хоть самого слабенького. Даже если он совсем тростинка! – Марвин расхохотался, а Тайрис шутливо покачал головой.

У Элли-Мэй вспыхнули глаза.

– Ты так считаешь? – Она ухмыльнулась.

Марвин скрестил руки на груди:

– Я в этом уверен.

– Есть единственный способ это доказать, Марвин. – Она поплевала на ладони, хихикнула. – Один раунд. Больше и не понадобится…

Глава 11

Марвин, которого Элли-Мэй подмяла под себя, от обиды колотил по земле кулаком. Потом она захихикала, он тоже. Звонкий хохот взмывал в небо, смешиваясь с волнами зноя. Элли-Мэй откатилась в сторону и посмотрела на Тайриса – он стоял рядом и улыбался.

– Ну ты вообще, Элли. Обалденно, – сказал Тайрис, которого она действительно впечатлила.