Карт-Хадашт не должен быть разрушен!

Но как бы то ни было, Мариам ничего не заметила и, как только села, неожиданно полетела вскачь на Абреке. А я забрался, как сумел, на кобылу, стоявшую рядом (ее, как мне сказали, звали Лела, что означало «ночь»; интересно, что по-арабски это звучит почти так же – «лейла»), и поскакал за ней. Конечно, ехать на неоседланной лошади, да еще и без узды, было для меня удовольствием, как говорится, ниже среднего.

Когда я выехал из ворот поместья Бодонов, Мариам нигде не было видно, но мне показалось, что я слышал копыта чуть правее, по направлению к Неферским воротам. Я, естественно, за ней, хотя, конечно, Абрек был намного быстрее Лелы, а еще я ехал вообще без всякого седла, даже без здешнего сыргата. Я еще подумал, что одно неверное движение – и мне больше не придется сдерживать себя при визитах Танит по, так сказать, сугубо анатомическим причинам.

Я даже не подумал, что у меня с собой нет пластины, удостоверяющей мою личность, да и одет я был в камуфляжную куртку, футболку и шорты из будущего.

На футболке был изображен человек в форме восемнадцатого века, а под ним надпись – название моей школы и Patriots («Патриоты»). Так именовались те, кто воевал против англичан во время американской Войны за независимость, и так же называлась и наша школьная команда. Будь у меня хоть пять минут, я бы переоделся в свой «выходной» костюм, но в голове была лишь одна мысль: уже вечер, и если в Бырсате вряд ли что-нибудь случится с одинокой девушкой, то в городе всякое может быть.

Звук копыт все удалялся, но я ехал со скоростью, на которую только и была способна бедная Лела. У храма Мелкарта (да, того самого, где я тогда заблудился) я на сей раз повернул к внешнему порту. Район здесь выглядел намного хуже, чем по Неферской дороге, и я молил Бога, чтобы с девушкой все было в порядке.

Неожиданно я увидел Абрека, который плелся наверх по дороге без наездницы. Я поскорее пересел на него и поскакал дальше, ведя Лелу в поводу. И через минуту я услышал крик из какого-то переулочка.

Соскочив с Абрека, я крикнул:

– Стой!

Времени привязать ни его, ни Лелу у меня не было; а вот оружие – арбалет – у меня был, как оказалось, приторочен к седлу. Схватив его и небольшой футляр со стрелами, я побежал на голос.

И вновь четверо ублюдков старались сорвать одежду с Мариам, но на сей раз они были, судя по всему, местными. Я подстрелил сначала того, который пытался пристроиться между ее ног, и смог в рекордные сроки перезарядиться, подбегая. Второму я целился в область сердца, но попал в глаз. Вот только остальные двое побежали ко мне, а времени натянуть тетиву у меня попросту не оставалось. Эх, где мой автомат…

Я чуть не споткнулся о какую-то железку и увидел, что это был короткий меч одного из тех, кого я уже завалил. Ну что ж, это, конечно, не шашка, но все же, все же…

Один из них попытался достать меня таким же мечом, но я отбил его выпад, а затем ударил его по глазам. Не убил, но, полагаю, это было малоприятно. Последний бросил оружие и побежал.

Я не стал за ним гнаться и вместо этого подбежал к Мариам. Ее платье вновь было порвано, и я схватил ее на руки и побежал к нашим «средствам передвижения». К счастью, они еще были на месте. Какой-то мужик пытался схватить Абрека и при мне получил копытом по голове, а когда подбежал я с окровавленным мечом, предпочел спешно покинуть поле боя. Я накинул на Мариам свою куртку, посадил девушку на Абрека, сам сел на бедную Лелу, и мы поплелись наверх, к входу в Бырсат.

4. Римский шпион

По дороге я спросил у Маши:

– Что случилось, милая?

– Я… спустилась с Абрека, чтобы… – Тут она употребила слово, которого я не знал, и, когда я посмотрел на нее с вопросом, показала себе между ног. – И отошла к канаве.

Действительно, если в Верхнем городе и в приличных районах были общественные туалеты, то в более бедных районах я не раз и не два лицезрел, как люди справляли малую нужду в кюветах вдоль дороги, причем и мужчины, и женщины – здесь это не считалось предосудительным. Большую же нужду, как мне объяснили, даже здесь нужно было справлять в специально отведенных местах.

– А они на меня навалились и схватили. Абрек убежал, а я сопротивлялась, сколько могла.

– Больше по вечерам не выезжай из Бырсата одна.

– Хо… хорошо, милый.

Одного этого слова «милый» мне хватило для счастья, хотя я понимал, что никаких чувств ко мне у нее не было и быть не могло.

На въезде в Бырсат нас окрикнули:

– Кто едет?

– Мариам и Никола из рода Бодонов, – сказал я.

– Ты бы хоть правильно говорить научился, чужеземец. Хватайте их. А девка-то ничего; хоть и в рванье, но платьице недешевое.

– Я Мариам из рода Бодонов, дочь Магона. Требую немедленно послать за моим отцом или моим дедом, старейшиной Ханно из рода Бодонов, – твердым голосом произнесла Мариам.

– Гляди ты, эта вроде из Карт-Хадашта. Ну что ж, кто-нибудь, сгоняйте к дому Магона, узнайте, правда ли это его дочь и что она делает в обществе этого. – И он показал на меня.

– Я гражданин Карт-Хадашта, принятый в род Бодонов, – сказал я.

– А вот это пусть начальник решает. Харбал, отведи его к нему. А ты, – и он показал на Мариам, которая порывалась встать, – посиди пока здесь.

Начальник мне сразу не понравился: толстый, со спесивым выражением на свинячьей физиономии. Он чем-то напомнил мне прапорщика из части, где я служил срочную, разве что одет был не в пятнистую камуфляжку, а в бархатный плащ поверх недешевой хламиды.

Посмотрев на меня, он неожиданно спросил на ломаной латыни:

– Ты кто и откуда?

– Никола из рода Бодонов, – ответил я.

Тот мерзко осклабился и процедил:

– Этот – римский… – Я не понял слова, но понял, что имелось в виду «шпион». – Взять его!

– Я не римлянин, – ответил я.

– Не ври. Ты одет не по-нашему, говоришь на языке врага, а на одежде у тебя латинские буквы.

– Неужто ты думаешь, что римлянин был бы столь глуп, чтобы…

– Заткнись! – заорал тот. – Покажите ему, ребята!

Меня схватили двое мордоворотов, заломили руки и потащили в соседнее приземистое здание. Я не сопротивлялся – зачем? Эти только обрадуются. А мне хотелось выйти отсюда без особых телесных повреждений. В том, что я выйду, я был вполне уверен: Мариам никто держать не рискнет, а Ханно меня вытащит.

Мою тушку протащили по каким-то коридорам, и я оказался в комнате, где при тусклом свете масляной лампы смог разглядеть каменные плиты пола с бурыми пятнами, квадратное отверстие посередине примерно метр пятьдесят на метр пятьдесят, закрытое крепкой решеткой, а рядом к железным штырям была привязана свернутая веревочная лестница. Что было под решеткой, видно не было – было слишком темно. Все это очень напомнило мне Мамертинскую тюрьму в Риме, в которой некогда содержался святой апостол Петр и которую мы с родителями посетили незадолго до возвращения в Россию. Разве что там не сохранились ни решетки, ни лестницы.

Один из сопровождающих откинул в сторону решетку; замка там не было, а имелся лишь металлический прут, не позволявший открыть ее снизу. Затем он поставил масляную лампу в небольшую нишу в стене и кивнул напарнику. Пусть я и не сопротивлялся, но меня повалили на плиты и начали бить. Я сначала попытался инстинктивно прикрыться левой рукой и получил такой удар по ней, что она повисла как плеть. А меня били дальше. По ребрам, по ногам, куда угодно, только не по лицу и не по голове: наверное, хотели сохранить товарный вид – то ли для того, кто будет допрашивать шпиона, то ли для суда.

Наконец-то они натешились, подняли меня, как куль, и сбросили через люк. Я каким-то чудом сумел сгруппироваться и вроде ничего не сломал, но все же ударился коленом, которое тоже сильно заболело. Решетку над моей головой, судя по скрежету, заперли тем же штырем, после чего один из моих мучителей сказал что-то (я разобрал лишь «руми» – «римлянин») и с хохотом справил на меня малую нужду через эту самую решетку. Затем они ушли, и я оказался в полной темноте.

В это время года дни были еще довольно-таки теплые, а ночи холодные. И еще я был мокрым от мочи этого ублюдка. Все тело болело, а еще страшно хотелось пить. Есть, как ни странно, не хотелось, хотя я и ускакал незадолго до ужина. Я попытался хотя бы заснуть, но сон не шел. И я молился, чтобы хотя бы с Мариам все было нормально.

Через час или два – точно я сказать не могу – над моей головой вновь забрезжил свет, а затем решетку отперли и спустили лестницу.

Я приготовился к худшему, но чей-то голос весьма участливо произнес:

– Мой господин, произошла страшная ошибка! Прошу вас, поднимайтесь наверх!

Я попытался привстать – и не смог, лишь застонал. Похоже, эти сволочи мне что-то повредили. Тогда один за другим в мою темницу спустились двое, бережно привязали меня к чему-то вроде носилок и подняли наверх – головой вверх, иначе я бы не пролез через люк. А после так же бережно куда-то понесли.

Я открыл глаза и неожиданно увидел, как навстречу мне ведут начальника стражи, а за ним обоих, кто надо мною глумился. Начальник попытался броситься передо мной на колени, но его потащили дальше, и я услышал три раза звук падения чего-то большого – похоже, они оказались там, где только что находился я. Ну что ж, как говорят в Америке, пусть попробуют свое же лекарство на вкус.

Меня принесли в комнату, где горело сразу несколько масляных ламп и было хоть что-то видно. На лавочке сидели Ханно и какой-то человек помоложе в богатом доспехе.

Увидев меня, Ханно сказал:

– Спасибо, сын мой, что ты вновь спас мою глупую внучку. Что они с тобой сделали?

Я попытался открыть рот, но закашлялся от боли, и тот, второй, сказал вместо меня:

– Избили, а еще один из стражников на него помочился. На гражданина Карт-Хадашта и члена нашего рода! На человека, которого похвалил сам Совет старейшин!

Ханно спохватился:

– Сын мой, познакомься. Это Паннебал. Мой племянник, сын моей сестры. Его только вчера назначили начальником стражи Бырсата, и тут сразу такое.

– Прости нас, Никола, – сказал Паннебал. – Я только недавно получил место начальника стражи и еще не разобрался, что за люди в ней служат. Все, кто так с тобой поступил, будут сурово наказаны. И я заменю их людьми, бывшими под моим началом и раньше.

– Рад с вами познакомиться, – улыбнулся я, как сумел, и повернулся к своему приемному отцу: – Как Мариам?

– Уже, наверное, дома. Все время спрашивала о тебе.

– А… все остальное?

– Абрека с Лелой увели в конюшню. Седло твое в порядке, а вот твой арбалет эти идиоты разломали. Подумали, что это что-то римское.

– Жаль, – с трудом поговорил я. – Ладно, Боаз еще сделает.

Боаз и его люди уже работали над новыми арбалетами, улучшенной конструкции. А еще я внедрил у них что-то вроде конвейера – теперь каждую деталь делает один человек или одна команда. Боаз сначала удивился, а потом пришел ко мне и очень за это благодарил, а я распечатал очередной кувшин с вином, выпил с ним по стаканчику и отдал остальное вино для других мастеров.

– Так что мы сейчас поедем домой. Только сначала тебя помоют, переоденут и осмотрят. Рупе!

Я думал, что так кого-то звали, но Ханно пояснил, что это означает «врач». Вошел человек лет, наверное, сорока, с двумя ассистентами, которые несли инструменты и масляную лампу побольше.

Ассистенты меня раздели, после чего врач осмотрел меня и сказал:

– Левая рука, к счастью, не сломана, но очень сильно ушиблена. Правое колено повреждено. Сломаны два ребра. Много… – Я не понял слова, но, наверное, он имел в виду синяки. – Но вылечим все. Будешь таким же красивым, как раньше, – улыбнулся он мне. – И то, что они на тебя… – я опять не знал слова, но сообразил, что он имел в виду «помочились», – это, как ни странно, хорошо: раны заживают быстрее.

– Спасибо, доктор.

Ребра доктор забинтовал тряпками, а колено и некоторые другие места бережно помазал какими-то не очень хорошо пахнущими мазями и перевязал, пообещав навестить меня завтра – все проверить. Затем его ассистенты одели меня во все чистое. Мою одежду хотели выбросить, но я попросил попробовать ее отстирать – все-таки память о той, будущей, жизни.

И меня отнесли на носилках домой, в мою комнату, где меня уже ждала Танит.

– Хозяйка поручила мне позаботиться о тебе, – строго сказала она.

– Милая, я сейчас вообще ни на что не годен, – ответил я.

– А я не об этом. Я буду заботиться о больном. Мариам хотела прийти сама, да ей родители не разрешили. Вот, я принесла тебе поесть и попить.

Я не возражал. То, что она принесла, было вкусно, вот только я не мог есть сам – моя сиделка меня кормила и подносила чашу с вином. Затем она аккуратно сняла с меня одежду, проверила руку и колено, затем, несмотря на мои протесты, помогла мне справить естественные нужды, сбегав за глиняным горшком. Потом она уложила меня в постель и бережно накрыла покрывалом и откуда-то взятым шерстяным одеялом. И когда ее руки на секунду задержались там, где, в общем, было необязательно, я ничего не сказал.

Сама же она легла на краю кровати, подальше от меня, наказав мне спать и присовокупив, что сразу проснется, если мне что-нибудь будет нужно. Я боялся, что после пережитого за последний день не засну, но отрубился сразу, провалившись в глубокий сон без сновидений.

5. Рвем дальше…

На следующее утро я проснулся, когда мне показалось, что рядом кто-то всхлипывает. Я чуточку приоткрыл глаза и увидел, как Мариам и Танит, приоткрыв мое одеяло, в обнимку беззвучно плачут. Я сделал вид, что все еще сплю – вряд ли это зрелище было предназначено для моих глаз, – и на самом деле заснул, а когда проснулся, рядом была одна лишь Танит.

Я подумал, что мне это приснилось, но Танит сказала:

– Кола, Мариам была, но ты еще спал. И ушла – не хотела, чтобы родители узнали, что она была у тебя.

– Танит, я не понимаю. Я же не в состоянии…

– Ты это знаешь, и я это знаю, увы… – И она горько усмехнулась. – Но они-то этого не знают…

– Тогда скажи ей, что пусть не рискует. Еще увидимся.

В тот день все тело адски ломило, а на третий наметился перелом: ребра все еще болели, но рука пошла на поправку, да и хорошо перевязанное колено стало относительно функциональным. Мариам на сей раз действительно либо не пришла, либо я спал, когда она здесь была.

Доктор навещал меня каждый день и проверял мои раны – как ни странно, они потихоньку заживали. А я подумал, что неплохо бы наладить производство спирта – для начала медицинского, ведь тогда можно было не заморачиваться с двойной перегонкой. И нарисовал для Боаза схему самогонного аппарата. Что-что, а его конструкцию я помнил хорошо: был такой у дедушки Захара в сарае, и, когда я его там обнаружил, да еще и в процессе производства, дедушка сначала сказал, что рано мне об этом знать. А потом плюнул и все мне рассказал и показал, взяв с меня слово не пить спиртное до шестнадцати лет.

Увы, я нарушил свое слово в Америке: там, хоть легально я мог пить лишь с двадцати одного года, кто-то из друзей регулярно доставал алкоголь и приносил его на вечеринки. Наши родители думали, наверное, что в гостях мы занимаемся спортом и играем в разнообразные игры. Мы действительно это делали, но после ужина время от времени кто-то открывал бутылку дешевого кошерного приторно-сладкого вина типа «Манишевиц» или «Могендовид 20/20» (евреев среди моих друзей было немного, просто эти вина были самыми дешевыми), а то и водки «Попов» (гадость, кстати, страшная), и мы все опустошали. Однажды мама почувствовала запах спирта, и меня наказали месячным запретом ходить по гостям или принимать таковых в доме, а вскоре после этого мы уехали обратно в Россию.

Зато теперь я нарисовал все составные части и отдал чертежи Боазу. Забегая вперед, скажу, что сначала возник вопрос, как именно сделать длинную узкую медную трубочку, да еще и закрученную в спираль, но общими усилиями змеевик был создан, а потом мы получили первый спирт. Для питья он подходил мало, слишком велико было содержание сивушных масел, а для обработки ран – самое оно. Тогда же я продемонстрировал врачу эффект дезинфекции алкоголем.

После этого мое очередное «изобретение» также было зарегистрировано, и вновь полился ручеек серебра от врачей, которые пользовали гражданских лиц; от отчислений от алкоголя, поставляемого военным врачам, я, естественно, отказался «до конца войны». Позже мы начали фильтровать содержимое через древесный уголь и вновь его перегонять и получили питьевой алкоголь…

Но все это было лишь потом. А сейчас я, опираясь на палочку, с трудом спустился на первый этаж и пришел к Ханно.

Тот, посмотрев на меня, сказал:

– Сын мой, а тебе не рано вставать с постели?

– Отец, если бы мы жили в мирное время, тогда да, я бы еще полежал. А сейчас я не хочу терять времени на болезнь. Римляне же не будут ждать…

А про себя добавил: «Нужно рвать ту самую андерсоновскую резинку дальше, чтобы не случилось то, что я видел в том страшном сне».

Ханно посмотрел на меня и сказал:

– Сын мой, я обещал познакомить тебя с человеком, который сможет помочь нам в этом деле. Завтра я приглашу сразу двух таких людей. Надеюсь, вы найдете общий язык.

На следующий день у Ханно в столовой сидели сам хозяин, Магон и двое незнакомых мне мужчин средних лет. Прислуживал один лишь Кайо. У меня сложилось впечатление, что мой приемный отец не хотел, чтобы кто-либо лишний узнал о содержании нашей беседы.

– Познакомьтесь, друзья мои, – сказал он, обращаясь к гостям. – Это мой приемный сын, Никола из далекой Руссии, который отличился в битве в порту.

Оба гостя приложили правую руку к сердцу.

– А это Хаспар Баркат, сын Ганнибала, и Адхербал Баркат, потомок того самого адмирала Адхербала, который победил римлян при Дрепане во время самой первой войны с римлянами. Именно Адхербал командовал небольшой эскадрой, которая уничтожила римский флот на Тунесской лагуне. А про Хаспара и его подвиги я тебе уже рассказывал.

Теперь уже я приложил руку к сердцу, причем абсолютно искренне. Эти люди были как бы вне системы, но они уже показали себя. И именно такие, как они, смогут помочь нам и дальше рвать проклятую резинку.

6. Планов громадье

Ханно продолжил:

– Я предложил Совету старейшин создать под началом Хаспара конный отряд, вооруженный в том числе и твоими арбалетами, а также, как ты предлагал, короткими изогнутыми мечами и длинными пиками.

– Да, Ханно рассказал мне про твои сытрем, – кивнул Хаспар. – И про то, что с их помощью можно драться совсем по-другому – сидя верхом.

«Сытрем» я назвал стремя: не было такого слова в пуническом, а также любом другом языке этого времени, кроме, кажется, китайского – у них, насколько я помнил, уже было некое подобие стремени, но лишь с одной стороны, чтобы было легче взбираться на лошадь. Так что я, не мудрствуя лукаво, взял русское слово, сократил его до «стрм», и получилось при прочтении «сытрем».

– Я могу продемонстрировать вам кое-что из техники боя на коротких саблях.

– А как твои увечья? – спросил Ханно.

– Заживают потихоньку. Ребрам это, конечно, не очень понравится, но хуже, думаю, не будет. А правая рука у меня в порядке. И колено тоже потихоньку заживает.

– Тогда хорошо. – И он перевел мои слова на пунический. Я уже практически все понимал.

Хаспар чуть подумал и сказал:

– Тогда давайте послезавтра. Я возьму с собой несколько своих людей.

Ханно хотел перевести, но я дал ему знак – мол, я понял – и сказал на пуническом:

– Хорошо, так и сделаем.

Ханно улыбнулся – мол, уже лучше – и продолжил на латыни:

– А Адхербалу интересны твои идеи с «карфагенским огнем».

– Это я могу показать хоть сейчас. Но для этого лучше поехать туда, где мы его проверяли. А то можно и город спалить… И вот что еще. Есть у меня приспособление, которое может бросить нечто, что намного более совершенно, чем горшок с огнем. Но для него мало зарядов, и я хочу им воспользоваться лишь в крайнем случае. У нас это называется «миномет».

Ханно перевел, и Адхербал улыбнулся:

– Мномет. Интересное название. И что эта твоя мномет может?

Я усмехнулся про себя – почти все, что кончается на «т», для местных женского рода – и сказал, вновь перейдя на латынь:

– Если против войск, то она поубивает и ранит всех вокруг места, где упадет ее снаряд. – Я не знал, как сказать «снаряд», и сказал «камень», но меня поняли. – А если против корабля и она попадет на палубу, то сделает то же со всеми, кто на палубе, и, возможно, потопит либо этот корабль, либо те, что рядом. Но я не знаю, как этим стрелять с корабля. Легче делать это с берега, особенно высокого.

Адхербал кивнул.

– Тогда приеду завтра, и ты нас научишь пользоваться «огнем». А про твою мномет… Ты не можешь заменить камни для нее?

– Увы, – развел я руками.

– Тогда лучше подождем, пока не появится возможность испытать ее в деле.

– Хорошо. А пока позвольте вас угостить.

Я распечатал принесенный кувшин очень хорошего вина – торговец меня уже знал и больше не пытался подсунуть мне, образно говоря, «Запор» по цене «Мерина». А отчисления кое-какие уже приходили, так что денег теперь хватало. Часть вина я перелил в пустую тару, долил воды и разлил смесь по стоявшим на столе глиняным кружкам – именно так его здесь употребляли.

Подняв свою кружку, я провозгласил (это я уже мог сказать на местном наречии):

– Выпьем же за нашу победу!

Магон и Ханно были знакомы с этим моим нововведением, а гости удивились, но последовали моему примеру – подняли кружки и бережно сдвинули их, а затем каждый сделал немаленький глоток.

А после Хаспар сказал:

– Никогда не слышал про такой обычай.

– Это с моей родины, из России.

– Мне нравится… – Адхербал с улыбкой кивнул.

Да, похоже, скоро тосты войдут здесь в моду.

И я на всякий случай провозгласил второй тост:

– За здоровье всех присутствующих! – И, подготовив и разлив остатки вина из кувшина, встал и дополнил третьим: – И за прекрасных дам!

– А зачем ты встал? – спросил удивленно Магон.

– У нас за женщин всегда пьют стоя.

Остаток вечера прошел, как говорится, в непринужденной дружеской беседе. И лишь в конце, когда гости попрощались и разошлись, Магон повернулся ко мне и сказал:

– Моя дочь просит разрешить ей выйти за тебя замуж. Мы с Аштарот раньше были против, но теперь решили дать свое согласие. Если ты, конечно, этого хочешь.

– Конечно хочу! Только я вроде член семьи. Это не будет препятствием?

– Если бы ты был ее родным или двоюродным братом, это было бы невозможно. Для троюродных нужно разрешение жрицы из храма Аштарот. Но для усыновленных, если они не родственники по крови, никаких ограничений нет.

Я встал на колени и попросил:

– Позвольте мне попросить вас о разрешении взять вашу дочь в жены!

Магон удивился:

– Никогда не видел, чтобы так просили о согласии на брак дочери.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Автор в свое время действительно купил такой учебник в букинистическом в одном университетском городке в Америке и сдался после первой же главы.

2

Инсула (буквально «остров») – римские многоэтажные многоквартирные дома.

3

Именно так выглядели известные нам финикийские храмы. Интересно, что храм Соломона, судя по описаниям в Ветхом Завете, отличался схожей архитектурой.

4

Именно такое покрытие нашли недавно в нескольких местах на карфагенской цитадели.

5

Николай не знал, что чепрачный тапир водится и в Юго-Восточной Азии, но до нее было столь же далеко, как и до обеих Америк.

6

В Америке за образование отвечает так называемый образовательный округ, в котором для школ собираются особые налоги и который финансирует школы. Именно поэтому в одном районе школы могут быть очень хорошими, а в соседнем – ужасными. Хотя, конечно, штат помогает более бедным районам с финансированием.

7

Мавритания примерно соответствует теперешнему Марокко.

8

Lucius Calpurnius Piso Caesonius произносилось примерно «Лукиус Кальпурниус Писо Кайсониус», но в русском принята немецкая озвучка.

9

Сведения и про пунический календарь, и про финикийский отрывочны. Считается, что он уже был солнечным, а не лунным, и известны названия месяцев, хотя необязательно в правильном порядке.