Опилки

Рядом трёхного скачет общесемейная собака Арлек, преданный друг первоклассника. Настоящий ветеран собачьей жизни, перенёсший войну со своим хозяином пёс. Приучен быть безотказной машиной не-смерти, живым механизмом, терпевшим боль в своих глазах от тыкавших пальчиков Виолки. Только визг расползается возле скамейки, а кобель ни шагу не сделает, не укусит и не зарычит. Выдающееся чёрношёрстное животное. Любую операцию выдержит, наверно.

Оно было умнее Пашкиного одноклассника, которого, умственно отсталого, зачем-то тоже впихнули в коллектив более адекватных детей. Наверно, так нужно. А надо носить склизкий кал из туалета по коридорам в руках? Всегда пожалуйста! Бросаться козявками в других? Это, конечно, получите. Может, той девочке можно ловить и кушать мух? Такая вседозволенность пугала Пашу, однако наряду со страхом где-то по улочкам гулял и господин Смех. Фамилия его – Коллективный. О таких копроужасах и мухофилиях знать полезно, чудесные школьные годы подготовили к другой стороне жизни, где нет Кошкиного дома и Хлопчыка малога.

Жизнь крутилась маленьким, иногда досаждавшим колёсиком; Павлика пытались отучить от письма левой рукой. Вы что, хотите из него амбидекстра сделать, замечательные домашние и школьные педагоги? Как-то не выходило; мальчик срывался каждый раз, считая всех неправыми в области владения ручкой. Первая учительница, Инна Архиповна, дала ему самую верную установку навсегда:

пиши так, как тебе надо.

Вторая её задокументированная жизненная установка гласила: никогда не будь ябедой. Сопровождалось это лёгким стуком ручки по лбу и завыванием мальчика в стороне, а иногда и не скрываясь.

папка.tar

Не-ябеда-сынок получал дополнительные уроки от воинственно настроенного родителя. Его дитя всегда должно защититься в важный момент, дать кулачный отпор. Стало быть, воевавший в жаркой стране экс-солдат-папка и начал с некоторых пор работать физруком на дому. Тут использовалось всё: печка – для пока что хиленьких Пашкиных кулачков, порог – для растяжек и усиления воли ребёнка по максимуму, стулья – для отжиманий, поучающие слова – для архивирования самых нужных данных об игрыцарском сражении при необходимости. Тембр отца завораживал, печь обдавала жаром, которого не испытывало даже то знойное государство, где раньше служил папка, стулья знай только скрипели, как батины зубы когда-то от злобы, а пороги незаслуженно подрагивали, не понимая, из-за чего с ними так обходится маленький проходимец, пуская в них пушечными ядрышками идущие прямо кулачочки.

Эх, любит папка уроки, – нескончаемо лились мысли мальчика. Сам-то он и не подозревал, что главный урок самый сильный человек в его жизни и не понял.

Например, всем известно, кто такая Смерть. Чёрная, страшная, с косой, с татуированными бровями-ниточками, как у одной тёти местной (наверно). А к папочке пришла вся такая белоснежная, красивая, пока что с предупреждением. Папа не врёт никогда, ему можно верить. Надо было только напиться и положить свою опьяневшую русость головы на кухне под песню о жизни в трущобах городских, как к нему уже заявилась белая царица. Ласково так увиваясь, только и предупредила она Пашиного отца, чтоб не пил, не пил, не пил. Сны рассеиваются – и папуля продолжил рассеивать себя алкоголем, даже больше стараться стал, наверно. И пьяным преподавал, но удивительно, что не строже обычного. Удивлялся Павлушка тому, зачем спящий родитель сопли-то во рту катает. Ну зачем?!

освободись ты наконец от скверны, сколько ж можно, папа?!

выплюнь! выплюнь!

Вот так его дружески поцеловала Смерть, подготавливая к удушью, только помады пожалела, не накрасилась.

Сгодилась и материнская, которой мазал губы отец, когда его чем-то обсыпало из-за чего-то алкогольного. На денатурат перешёл, к радости Ночной Гостьи! И целовать его не надо, сам себя уж сколько зацеловывает, к могилке подводит. Задаётся и госпожа Ночи порой вопросами из жанра бытового кошмара: почему он не бросит всё это, околдованную жизнь, жену-стерву, работу-толкучку? Так и есть: детки мешают, два несформировавшихся комка жизненной материи. Они держат, с ними чего-то догнать не может и отстать не хочет. Приходится вихриться, заливаться, тонуть в кисельной пропасти. И никакой ржи. Книжная воровка, как тебе такие проблемы? Ладно, у тебя похуже.

подставил.avi

Проблема и в том, что Пашка не любил скрытые камеры. Вот, например, с одной стороны было бы нудно целых семь часов пялиться в экран на видео о том, как маленький герой сидит на рельсах около пропахнувшего ГСМ полустанка, пока его буйный папаша с замашками на бизнес спит немладенческим сном, положив дипломат под голову. Одна ладонь почти-что-магната по-маяковсковски сжата в кулак и вбивает саму себя в Пашкины воспоминания, а вторая по-ленински рьяно выпрямлена. Величайшая революция сна! Рельсовый дух и волны тепла пропитывают мальчишку. Папку пьяным ссадили с поезда, сына отправили за ним. Каково было возвращаться им домой тем хмурым и огрызавшимся летом без провианта для семьи? Деревья и те зеленились не как обычно, а будто перед добротной и беспросветной прорвой дождя, дорога казалась более каменистой, а день и вовсе вывалился, как отцовский мешок кукурузы в окно вагона. Повседневная и такая нужная детской жизни приятная скука!

so wonderful life…

Очередная жизненная дорога. Пахнет майской свежестью, безупречностью и чуточку горами, которые стыдливо прячутся в сильно яркой зелени. Камни-тревоги повсюду, но и они только часть впечатления от жизни. Как же хочется здесь попробовать побродить. Даже поколобродить. Какая-то усталость от неразгрызаемого городского кирпича. Тут же тебя незамедлительно вознесёт нежное тепло и деревенсковое гостеприимство молчаливых, казалось бы, но каменных, естественных стен. Стань же, путник, в тени мрака… Разбудит ли тебя авантюризм путешественника? Однозначно! Сколько часов здесь хотелось бы отдыхать? Двухзначно!! Многое ли умещено на таком куске исполосованных лучей? Трёхзначно: человек, природа и великая множественность вечностей, вросшая в землю мыслей. Стало быть, погружаемся и путешествуем с этой летней безмятежностью. Забери меня, закономерная матушка-природушка!

А вот уже второе видео могло бы быть о том, как мальчонка не упустил момент и авантюрно спровоцировал дядькин нос на струйку крови. Жалко сейчас вроде как немного контуженого дядю Женю, брата матери, ой как жалко, а тогда отец ему так саданул ни за что. Если только за буйный рявк дядьки на Павлика. Всё остальное – Пашкино дело: пинал ногой под столом дядьженю будто ненароком, пинал что есть мальчишеских сил – и допинался: подставил.

Виолетте-старшей вот как будто и всё равно было, ночневшему вечеру – тем более, звёзды вот только, может, немного посочувствовали пострадавшему подмигиваниями из своих великих укрытий – да и засияли ярче, сопровождаясь стрекотанием сверчков. День был окончен самой вкусной в мире яичницей с хлебом.

Обычно папка меня прогонял от стола после еды, кыш да кыш, а сегодня ничего, побыл я до конца со взрослыми. Может, семьи и отличаются тем, как относятся к детям именно во время приёма пищи…

Завтра юному подстрекателю, например, пора на работу. Спать, я сказала! Это вместо никогдашнего Спокойной ночи, сыночек.

животные.mds

Первая занятость, сынок. Её образ – ферма. Паша изрытвинился вонью всего составляющего из коровьего комплекса, стал объектом насмешек и начинавшихся нападок в школе, однако приходилось терпеть. Да и клички звучали не так обидно. Главным считалось то, что на стол кочевало всегда что-то молочное, чем можно было бы немного поживиться. А коровки с телятами казались хорошими, добрыми, почти послушными. Мальчик наблюдал их рождение и издыхание, утопание в навозе и сосуществование рядом с мышами и ужами. Небожественные миазмы фермовых жительниц заглушались запахом соломы, на которой дремал Пашка-часть-природы, вполуха слушая пасторали бурёнок в свою честь. Доярковый аромат клещеобразно вцепился в волокна Пашкиной одежды и сопровождался воспоминаниями о трудоднях при появлении любой фермерши-доходяги где угодно. Это ни в чём его не убеждало, никак не радовало и не превозносило. Другое дело – цыпки, которыми обзавёлся маленький неопрятный работник-помощник-на-0,25-ставки, они были его заслуженными звёздами на воображаемых мини-погонах в погоне за неизвестным. Никто не посмотрел, тётя Аня смогла разглядеть всё как есть, заорать тревожной сиреной – закорелые ноги были спасены. И ногти тоже успешно обрезали – и тапки поспешили уже не бунтовщицки налезть на пареньковые ступни. А вообще хорошо хоть ранки сыродоем не мазали.

Вот даже тем, который его мать недоглядела, а он окрасился в розовый цвет. Рогатая стоит, ей ничего, а красная жидкость хлещет в доильный аппарат, награждает дополнительными витаминами. Но всё это – брак, неклубничное молоко стекает прочь, его никто не будет пить.

Разве что один мужик выпил бы, который помогал заколоть свинью возле Пашиного дома. Такой-то храбрец махом зачерпнул кружкой из туши кровь – и залпом. Неподдельные ужас и восхищение наблюдавшего мальчика поборолись друг с другом и взаимно проиграли. Не было здесь чего-то грандиозного. Образ хряка, тоже залез на крыльцо сознания человечка, а после остался валяться совершенно ненужным придатком наподобие тех синеватых свиных тестикул в последождевой траве. Такие-то впечатления нужны детям! Вторая смерть животного на его сельскохозяйственной памяти. Наверно.

Последние впечатляющие образы – собаки. Арлек здесь не присутствовал, Павел вынужден был спасаться бегством от злюще-громкой псины, которую угораздило всегда встречаться на пути регулярно ходившего мальчика с трёхлитровой банкой. Что тут скажешь? Лай – крик – бег – плач. Стандартный провал плана грузодоставки. Но доставалось-то Пашке! И точечка от укуса ещё одной чёрной лаялки – успешное завершение установки кинофобии на годы жизни вперёд.

Загнанный в кусты зверёк. И всем всё равно.

А другая куцая дворняга просто вызвала чувство отвращения у паренька, он даже перестал есть морковку и выбросил её во двор, представив отрезанным хвостом.

вперёд.m4a

Всё вокруг отчего-то разомчалось вперёд. Великолепный фруктовый сад возле дома, который шумел всеми ладами природных мелодий, немного райское озеро, флиртовавшее через дорогу, всё же чуточку росшая сестрёнка, которая уже пошла в тот же недетский садик, сам Пашка.

Что за очаровательнейшее великолепие это преимущественно яблоневое раздолье! Тут впору запомнить все падающие штрифели, мягко шелестевшую траву по колено, всё тренькание птичьей недоцивилизации. Память хранит звуки, уволакивает их, как любящая матушка, в своё логово, а там пестует и растит до конца срока действия. Папка сдана в архив – пора распрощаться.

Из папки вывалился листок с отпечатанными нотками, которые напрочь засели в несуразной Пашиной голове. Вечерние стрекотавшие сонаты сверчков – им не умолкнуть никогда в этой природной местности и в мыслях. Они вестники того, что пора мыться на улице, стоя на одной ноге, или что папка пьяный и не пускает домой. Зуб на зуб не попадает, а ждать надо, пока уснёт разбушевавшийся родитель. Вот тогда-то смолкнут все создания земли, успокоится и развивающийся разум. Потом нужно ещё больше ожидать, чтобы время прогнало остроту ощущения природы.

Когда же только сестрёнка успокоится? Пашку она видела в садике часто и всё рвалась к нему, но была из другой группы. Окрашенная полурешётковая ограда разделяла их, как и вообще чаще всего во всей жизни. Рвалась так, что он иногда рвал прут, чтоб дать ей по мягкому месту дома, подражая родителям. Звук чуточку плакавшего зова плёлся за мальчишескими ушами, напоминая о вроде как надоедливой, но химерически родной Летке.

Но не это послужило причиной внезапной и неконтролируемой дефекации мальчика. Может, причины вовсе не было.

Приспичило так приспичило.

Непривитый, как бешеное, дикое, свистевшее различными ветрами деревце, он всё ждал кого-то, кто поможет, ничего не осознавая. Идя мимо садика, бабушка Маша решила все вопросы, которых ещё не было в голове юного и наивного. Смердеть не смердело, вымытый и очищенный от скверны добрыми венистыми руками, он больше себе не позволял роскоши сходить в штанишки просто так. Даже если бы рядом светилось дуло автоматического оружия или мизеринский топор.

поножовная.jpg

А вот нож сфигурировал неспроста. Если представить застывшее изображение в любом формате, то там грозный отец не убивал сына, а жена в порыве перевозбуждения пыталась убить мужа, вселив лезвие ему в грудную клетку. Репин о таком безобразии даже не подумал бы, не настолько всё исторически ранее складывалось. А тут – манекены орущих детей, аффективная мать с ножом в руке и полуужасными желваками на скулах и тщетное выражение лица папки. То ли уже умершего и продолжавшего стоять, то ли ещё боровшегося с клинком, который не вышибешь другим клиночком. Только слёзы. Картина угнетала Пашу каждым элементом интерьера. Именно наносившая удар и застыла в этом моменте, потянула время за собой. Потом папочку увозят, паника сменяется ощерившейся неизвестностью, глядящей в упор.

нечто сартрское и десадовское.wmw

Он знал видео, которые начинались абсолютно так же. С папой всё хорошо, он выгородил мать, неудачно нарезая сало, а потом попрощался с домочадцами и отправил их в добрый путь из больницы до дома. Его, видимо, мучила мысль о том, что семья должна быть полной, а не полузэковой. Мысль о том, что нужно стать благоразумнее, матку не мучила. Позвала подруга – надо идти в лесную чащу, волочить за собой сына, который наблюдал бы за шевелившимися колёсами стоявшей машины. Слишком много открытого в окне, тётя! Скажи своему другу-дяде, чтобы не так сильно угробливал транспорт! Да и где ж моя мамка, когда вокруг одни опушковые пни? Наверно, сама теперь где-то сало нарезает. Свобода, нечего сказать. Пашу больше не стесняли две прыгавшие на месте автомобили, хоть душок закравшихся сомнений подсознательно и терзал его умишко.

Более всего мучила пресса. Нет, с печатными изданиями у мальчика были хорошие отношения, а вот когда газеткой застелили окошко соседского дома, где была мать с участковым, то маленький путешественник потенциально озверел. И с папой это делает – иногда после этого плачет, – и в машине, видимо, вытворяла, и тут заперлась с полузнакомым дядей вообще в домике соседа и лежит под ним. Смутно, очень смутно. Ещё смутнее донеслись бы, вероятно, до его слуха разлетавшиеся осколки низкого окна, если бы рядом оказался папка. Грандиозный промискуитет, дорогие родители! Могло бы стошнить, да ежедневный рацион не позволяет. Я знаю, что вам хорошо, но не надо меня в это впутывать, – роились мыслёнки неясно травмированного мальчугана.

Только школа позволила тошнотный рацион, только там рвота дала о себе знать. Заляпана тетрадь одноклассницы, Пашка стыдливо бредёт домой, не замечая ничего в недоумении, так же стыдливо опускает глаза перед какими-то посторонними девками. Жалко ему тетрадку, наверно. Или жизнь свою. Эти вещицы по степени важности стали равными. Тошнотворность напоминала о вечном поражении, в которое не стоит ввязываться, как в бой с одноклассником Женей, так как неожиданно для себя можно проиграть и заклеймиться славой нездорововоспитающегося.

почти семейная.msi

Если так поразмышлять, то Паша уже готов был приобрести славу семейного человека. Пусть даже установка и шла на обычную детскую игру. Вот справка о составе семьи:

Павел – папа (не в самой худшей форме);

Дарья – мама;

Виолетта – их дочка.

Даша, соседка через дом, любезно согласилась побыть мамой. Домом такой чете служил комфортабельный однокомнатный сарай, а будто чирикавшим солнцем была выдвижная доска в потолке. Совет да любовь! В самом платоническом понимании этого слова. Разве что нужен поцелуй для закрепления семейных узочек. Как у родителей. Уродителей. Что же они там делали? Да, мамуля, ложись, пускай дочка ходит возле стен деревенских хорóм, нюхает укроп ртом и называет его микробом, а мы будем в корявом углу, заколоченном чем попало, подражать взрослым на соломе. Что-то там по поводу касания ртами, свистящих звуков и всё вроде. Мы поцеловались. Посоловались.

Касания твоих губ будто клубника или сгущёнка для нёба.

Пашу неизменно затемняли взрослые игрища, засвистывали пятилетне-восьмилетние и почти бесполые поцелуи с неотрывными поглаживаниями по голове подружки. Никто ещё так грандиозно не крал ржавые минуты его жизни, как она. Вхождение во вкус было незамедлительной стадией перехода на другой уровень познания и долгое его торможение впоследствии. Сарайная псевдолюбовь ударила, как отец, когда маленький бойфренд залез под одеяло в связи с похотливыми в самом детском понимании играми. Зачем-то целовать на полу, зачем-то иногда в углу. Что за обмен продуктами слюнных секретов?! Спонтанное подсознание расцветало, как росистые нарциссы на сорняковых грядках около стены жилища. Чувство порядочного целовальщика только к одной нехабалистой девочке заставило руку сорвать одно из белых цветочных великолепий и отправиться в путь через одну деревянную постройку к Дашке. Сильнее папкиной ладони встретили Дашкины братья Валерка и Костя, регоча раскритиковавшие отупляюще-солнечным утром под своим виноградом цветок и намерения Пашки. Почему стыдно? За что? Этот зелёный стебелёк после ветра сбегания от насмешек брошен под сирень и забыт, а сам юный цветовод забит. Его могла понять только нарциссная соседка, дицентра. А дома – традесканция.

сладко.waw

За что ещё можно быть забитым? Вот загадка так зага-а-адка! Первые поцелуи были всё же обезвоженно-отфильтрованными, как второсортный пудинг, чистыми до всей глубины детской души, а вот слаще их неизменно являлся сахар в мешке, который поселился в спальне Павлуши. Ложка, ложка, ложка – и прут. Всё же дознался главный следователь в лице главы семьи, что за юркая мышь тащит запасы белого богатства. Грызуна Павла надо наказать. Что удивительно для сладкоежного, папе настолько лень идти на улицу за вербовой веткой, что он отправляет туда Виолу. Она вроде бы и рада стараться из-за почти частых побоев Пашки, но не в состоянии сорвать злосчастный кусок скудного кустика. Тогда отправляется по приказанию сам Павлик, сквозь рёв пытается ломать средство своего бичевания. Ну это уж совсем как-то по-садистки! Такая глубоководная мысль, может, и залетела бы в головёнку наказанного из-за нередко услышанного слова садист в перерывах между батарейными побоями самих родителей. Но слёзы мешали залетать. Капля, капля, капля – и следы от лозины. То же самое из-за варенья, такого клубничного, что никакие запреты не были страшны. Пусть уж лучше следы на теле будут ягодного цвета. Что ж, в школе недоумения, но дальше этого никуда учителя пока не заходят. Своих воспитывайте, на моих не глядите! Вечная логика такого яжбати. Мать хотела из сына сделать дебила, отец – чуточку зашуганного элемента общества. А вышел-то в итоге из сынишки кто-то очень даже ничего. Погордиться немного можно. Но почему папка для мальчика был всё равно хороший?

мама его избивателя.gzip

Разве его отец был лучше бабушки? Когда парусом заносило эту добрую женщину, то от радости можно было орать по-мальчишески да-а-а-а! и принимать в дар очень вкусный хлеб с размоченным и бесплатным неизмешочным сахаром. Необузданное ежедневное счастье. Баба Маша в оранжево-серой кофте будто из лучшего мира своей сединой приносила больше мальчишества, чем было в Пашке в какое бы то ни было из времён. Какое там от зайчика! Мальчик готов был поверить, что гостинцы передала вся фауна разом, чтоб только так бежать навстречу этой старушке по выбитой и давно не асфальтированной дороге.

Прозорливость возносила хлебоносившую до невероятных высот. Она была даже выше больничного зиккурата, где родилась Виолка, выше всей синевы, верховным и супертретейским судьёй. Где установка на твою противокурительную жизнь, Паша? А вот она, звучит от бабушки неизбывным звоном и укладывается в голове многотонным архивом.

не кури,

не кури,

не кури-и-и-и-и…

Кажется, ревело всё вокруг бабы Маши. А как она узнала? Да это Валерка тот пробовал его подбить на курение, опять на удивление интуитивно запретное. Едкий дым не коснулся лёгких внука. Харкнувший случайно в лицо старшеклассник и то презентовал пробегавшему мимо Пашколодрону больше никотина. А тут бабушка уже всё знала. Полифункциональная женщина! Её не сбили с толку тарелки и кулаки деда, это верный старушечий компас, к которому хочется по-стендалевски бесконечно стремиться, чтоб жить.

травмы.xlsx

Жить. Несмотря на угнетения немонгольских родителей, приносить им дань в виде алмазных слёз и мешков со страхом. Как уснуть Паше без снотворного? В слезах. Как сделать так, чтоб уснула Виола, которая уже в слезах? Немного побить её, следуя гипнотизированию матери: ещё поплачет и утихнет. Иначе никак. Страшное становится привычным при многократном повторении.

Таблица травм разве становится меньше? Нет, если так поразмышлять. Столбцы и строчки возрастали.

1.Травма избивателя. Нынче исполосованному пессимизмом Паше даже страшно подумать, сколько боли он доставил сестре. Когда она хотела и не хотела спать, просто так, чтоб отвязалась. От скуки? От этого не избавиться, бедный Павлик! Твой череп только сильнее стиснет осознание, никакие юмор и фантазия не помогут забыть твоё детство из самых разношёрстных гамм. Швырнуть ли тебя об пол силами пропитанной судьбы, как в своё время сделал твой папка с мяукавшим котиком? Слишком просто. Да и кишки вылезут в большем количестве. Мучайся, думай. А пока вот тебе первое потрясение.

2. Травма обжигателя. Пашка получил первую отметину весёлого детства, когда пытался поднять чугун с варевом для свиней. Еде это не понравилось, и она наградила маленького силача-тягача вечным шрамом-ожогом на руке. Правда, ещё одна мини-травма была связана с топором, который чуть не прорубил указательный палец юному дроворубу. А теперь-то кожа просто сбросилась, как утомлённая принцесска после водоворотного бала. Обкипятивший чугунок даже не раскололся, ошпаренная Пашкина правая так и загнила бы, да только обратил же кто-то внимание, кроме уставших от всех работ родителей. Слава гусиному жиру и бабушке Марии!

3. Травма поджигателя. Наверно, тут-то и добрался мальчик до всей невосполнимости жизни: необлагораживавший холод нужно чем-то заполнять. В тот солнечный до безобразия день уснувшие пьяные ни о чём не думали беспокоиться: дозы разбодяженного спирта были в них влиты. А вот градусник волновался. Вместе с шатавшейся от любых намерений шкафочной шлюмбергерой. Вделанный в зеркало прибор неумолимо показывал ноль. Только не это! Даже нечего подкинуть в печечный огонь, всё им сожрано.

Хоть бы опилки какие, чтоб они

тлели-тлели-тлели.

И Паша пошёл на встречу с полупушкинским морозом в поисках повышателя температуры. Массовое повышательство. Революция в деревообрабатывающей промышленности! Главное, что его волновало, отщепилось от его сознания и судорожно трепетало под его ногами. Опилки. Именно они помогут хоть немного поддержать угасающий огонь, иначе папка-вождь рассердится, мамка-вождиха прогонит. Руки вцепились в осколки деревянного цвета. Мини-молох не ожидал такой доступной пищи и сразу всё сожрал. Павлуш, можно выдохнуть. Один градус уже есть. Цельсий доволен.

всё ему игры.jar

А вообще этот Валерка всегда был чем-то доволен. Пашка неизвестно зачем тянулся дружить с этим переростком, обожавшим прищуренные хитрости и облапошивания. Бабушка, например, недоумевала, как это её внук наловил мальков, а вся крупная рыбка переместилась странным образом в сетевые недра этого дружка. Как-то этот подвижный внучек уж больно сдруживается со всяким сбродом, надо его пытаться уберегать. Такого рода мысли роились в голове женщины, однако её защищаемый и думать не хотел о послушании, ему нужны были друзья, хоть какие, даже начинавшие аферистики, нечистые на обкуренные руки. Что ему эти рыбы или вообще еда, которую просят вынести?.. Всё равно ведь важнее эта атмосферность игренностей и приключений.

Бывало ли такое, чтоб приключения бросали прямо лицом в асфальт? Наверно, только Пашку-фермера обошло стороной сотрясение, а вот асфальтное покрытие предпочло увидеться с прыгуном по телятникам ближе. Ещё одна игро-детская травма в копилке нашла своё укромное местечко. Мальчиком он был нетрусливым, вот только третья губа, заячья, ему была совершенно ни к чему. Материнское безразличие в очередной раз проиграло бабушкиному напору. Стало быть, Паша, лежи на столе, слушай хирурга, терпи боль от сшиваний. Мужественно, уважаемый пациент, очень.