Недо… (рассказы). Ради карнавала

В ответ староста признался, что сам сразу же отмел все подозрения в виновности таких видных людей. Он уже успел побывать в таверне и поговорить с посетителями. Среди них больше половины дивились не тому, что такая благородная и (чего греха таить – худосочная) девушка попыталась украсть кошелек у Большого Панси, а тому, откуда у Панси – человека, далеко обогнавшего в умственном развитии только что вылупившегося головастика – вообще взялся кошелек с настоящими деньгами.

Дело закончилось тем, что бывших пленников торжественно препроводили в более подобающую знатным особам обстановку. Тайя беззаботно щебетала, белозубо улыбаясь и раскланиваясь налево и направо. Алекса несли на наспех сделанных носилках с такой осторожностью, так долго и искренне извинялись, что только недавняя потасовка с этими же добрыми селянами удерживала его от чистосердечного признания. Алекса и Тайю поместили в глубине просторного дома старосты – в комнате, главной достопримечательностью которой была бескрайняя кровать. Удивительно было встретить подобный предмет в такой глуши. Староста понимающе подмигнул и споро вытолкал всех сопровождающих. Уходя, он поставил на лавке в углу здоровенный деревянный поднос со снедью и письменный прибор с листом пергамента. После чего подмигнул еще раз и вышел, плотно закрыв за собой дверь.

Алекс облегченно выдохнул.

– Ты просто волшебница! Только давай не затягивать с гостеприимством. Я чувствую себя обманщиком.

– Сейчас ты еще почувствуешь себя пленником. – Резко стершая улыбку с лица Тайя обессилено опустилась на роскошное ложе.

– В смысле?

– Нам почти поверили. Но почти. Ты заметил, что оружие мне так и не вернули?

– Я думал, просто забыли.

– Как же! А заметил ли ты перо с чернильницей, так красноречиво оставленные на самом виду?

– Я как раз хотел тебя спросить, для чего это?

– Очень просто. От нас требуют рекомендательное письмо от уважаемого известного человека, который подтвердил бы всю ту чушь, что я наплела. Говорю сразу – я таких не знаю. Даже думать не хочу, что будет, если ты тоже никого не сможешь попросить о такой услуге. Скажу больше – это должен быть человек, живущий как можно ближе отсюда.

– Это еще почему?

– Потому что за всю эту красоту с переездом сюда и роскошным, по здешним меркам, обедом я заплатила втридорога. И денег, чтобы пустить им пыль в глаза еще и завтра, не осталось.

– Зачем ты это сделала?

– Соображай быстрее. Ты же у меня безумно богатенький муженек. Надо было это доказать.

– Подожди, ты же говорила, что у тебя нет… – Алекс звучно хлопнул себя по груди, пытаясь нащупать там отсутствующий увесистый кошель. Получилось довольно смешно, но никто из собеседников даже не улыбнулся.

– Когда ты успела?

– Похоже, по голове тебя все-таки приложили сильнее, чем нужно.

– А, ну да. Я отключился, а ты тут же…

– Только заикнись, что я его украла, и я за себя не ручаюсь.

– Но ты же…

– Я думала, что ты заманил меня в ловушку. Я собиралась бежать и взяла у гнусного предателя деньги на дорогу. А потом, когда обнаружила, что стены из тяжелых дубовых брусьев, а земляной пол утоптан до каменной твердости, я…

– Принялась избивать лежащего без сознания человека, который спас тебя один раз и пытался спасти во второй…

– Ну да, потеряла над собой контроль, извини… Зато теперь, благодаря твоим деньгам и моей сообразительности, мы в безопасности. Правда, ненадолго – напоминаю, кошелек почти пуст.

– Да зачем же было тратить все подчистую?!

– Не будь меркантильным. Староста не так глуп, как хотел бы показать. Пару раз я в своем рассказе допустила оплошность, а он сделал вид, что не заметил. Я думаю, это только потому…

– …что он верит нам, пока мы платим ему крупные суммы, но, когда они закончатся, за нашу жизнь и свободу никто не даст обгорелой спички.

– Вот и вернулся тот сообразительный юноша, который парой фраз и несколькими медяками помог девушке выпутаться из щекотливой ситуации.

– Это что, наконец-то, благодарность?

– Не задавайся. Лучше скорее придумывай, кому написать письмо и как его правильно составить. Сильно не уверена, что местные трепетно относятся к тайне переписки.

– Есть у меня,.. можно сказать, родственник, который живет неподалеку.

– Можно сказать?

– Давай не вдаваться в подробности. Главное, что он может мне помочь и до его дома один переход. Собственно, еще вчера я ночевал под его кровом. Но…

– Но?

– Он не особо знатен – это довольно богатый купец, но не аристократ.

– Ерунда. Я смогу это объяснить старосте. Да и не пустили бы этих увальней к настоящим аристократам. Лучше скажи, как ты напишешь послание, чтобы лишние глаза его не прочитали?

– С этим проще. Наш поручитель – человек образованный, интересующийся историей. Я могу написать письмо на древнетехском – он поймет. Правда опасаюсь, не вызовет ли это подозрений у наших гостеприимных хозяев?

– Еще чего! Пусть подозревают, сколько влезет. Из них и на родном-то языке читают единицы. Ты только этого своего,.. можно-сказать-родственничка, попроси писать более разборчиво. И буквами покрупнее. Обидно будет загнуться в такой дыре только из-за того, что у кого-то плохой почерк.

__________

Все разрешилось в самом лучшем виде. Гонец, которому Тайя за старания вручила почти все оставшиеся монеты, не обманул их ожиданий и обернулся вечером того же дня. У купца, написавшего рекомендательное письмо, в деревне оказалась пара дальних родственников, так что в правдивости его слов никто не усомнился. Парочке невольных самозванцев пришлось выдержать форменную осаду – дружелюбные жители (многие из которых благодаря деньгам Алекса и щедрости Тайи значительно улучшили свое благосостояние) всей деревней уговаривали их погостить хотя бы недельку. Но медлить было нельзя – дальнейшее расточительство было не по карману путешественникам, а внезапно закончившиеся деньги разрушили бы созданную легенду. Созданную, в буквальном смысле слова, дорогой ценой. Предстояло ехать в ночь, благо предусмотрительная парочка, чтобы не терять попусту целый день ожидания, выспалась вволю на бескрайних пуховых просторах гигантской кровати.

__________

Боль и не думала утихать. Алексу пришлось разгрести солому, чтобы приложить лоб к холодным камням пола. Легче не стало, но большего сделать было нельзя. Как же далеко еще до рассвета! Волей-неволей придется набраться терпения и вспоминать дальше.

Они увидели городские стены на следующее утро…

__________

Грубая каменная кладка розовела в лучах восходящего солнца. Время выпало удачное – ворота открыли не так давно. Часть путников, не успевших попасть в город вечером и вынужденных заночевать под стенами, уже прошла внутрь. Новых пока накопилось немного. В это время стражники тратят меньше всего времени на досмотр. Чуть пораньше – хватает времени не торопясь осмотреть и допросить всех, кто не успел войти вчера. Чуть попозже – и под суровым взглядом проснувшегося начальника караула уже не побездельничаешь. А в эту пору, если побыстрее пропускать редких одиноких путников, успеешь на восход не спеша полюбоваться, помедитировать с кружкой горячего чая. А то и подремать еще немного вполглаза, пока тонкие ручейки крестьян, торговцев, жуликов, паломников, наемников, шлюх и прочая, и прочая не сольются в мощный многоголосый поток.

Тайя вытряхнула из опустевшего кошелька две последние монеты. Посмотрела на Алекса. Тот пожал плечами. Да, денег не осталось, но что поделаешь? В город надо попасть любой ценой и хорошо еще, что они способны эту цену заплатить. Дальше – проще. В таком большом людском муравейнике наверняка найдется, где подзаработать. Монеты перекочевали стражнику, и через минуту парочка ступила на городскую мостовую.

Совместное путешествие подошло к концу. Алекс понял, что никак не может подобрать подходящих слов. Через несколько коротких мгновений он навсегда расстанется с хорошим другом, который так нужен ему сейчас, который…

Торжественность момента самым бесцеремонным образом нарушила Тайя.

– Чего уставился глазами больной собаки? Или размышляешь, как меня сплавить повежливее? Эй, проснись, я с тобой разговариваю!

– А? Что?

– Ничего. Тебе хоть есть, где остановиться?

– Да я как-то еще…

– Не думал, понятно. Мировая скорбь важнее. Ну а я после бессонной ночи в седле с ног валюсь. Да и ты не похож на образец бодрости и оптимизма.

– Еще бы, но на любом постоялом дворе попросят плату вперед. Или у тебя есть что-нибудь на примете?

– Кварталах в пяти отсюда есть ювелирная лавка.

– И думать забудь! Да я лучше с голоду сдохну, но воровать не пойду! И тебе не дам!

– Не болтай глупостей, если не хочешь ночевать на улице! Хозяин – мой давний должник. И слово свое держит, но это – скряга, каких свет не видывал. Ни одну монету из рук не выпустит.

– Тогда чем это нам поможет?

– А тем, дурья твоя башка, что, хоть денег он нам не даст, но на недельку приютить двух усталых путников сможет. А за это время что-нибудь придумаем.

– Отлично! То есть… Погоди, а почему ты, собственно, мне помогаешь?

– Ты чем-то недоволен? Тебе не нужна помощь?

– Нужна, конечно. Просто я уверен, что там, на поляне, идея совместного путешествия не привела тебя в бурный восторг.

– Тогда ты мог выбирать – прийти мне на помощь или проехать мимо. И решил помочь. Теперь, когда наш уговор добраться до города выполнен, я встала перед тем же выбором. И приняла решение.

– Я правильно тебя услышал – это, все-таки, запоздалое «спасибо»?

Тайя вяло отмахнулась.

– Не цепляйся к словам. Впрочем, если тебе это настолько важно – да, я тебе очень благодарна! Но не за то, что ты думаешь. В лесу я и сама бы выкрутилась. С кошельком – какое-то недоразумение вышло. А вот после нескольких недель скитаний, ночевок в лесу, жизни впроголодь и хронического недосыпа почувствовать себя человеком… Да не просто человеком, а почти королевой! Спать на настоящей кровати, есть досыта и сорить деньгами. О-о-о!..

– Но ведь…

– После поболтаем, хорошо? Подожди меня немного. Будет лучше, если я сперва появлюсь в лавке одна. Ювелир панически боится грабителей.

– Как необычно!

– Ерничать потом будешь. Я с ним договорюсь с глазу на глаз и вернусь за тобой.

__________

С этого момента начинались сложности. Память сохранила лишь пару смутных воспоминаний. Вот он идет привязывать своего жеребца к коновязи. Вот замечает на другой стороне улицы стражника. Что-то в его поведении кажется странным. Что же? А, точно! Посреди деловито снующих людей этот человек застыл неподвижным изваянием и тяжелым, немигающим взглядом смотрит прямо на Алекса. А вот Алекс почему-то лежит на земле и стражник, наклонившись к нему, внимательно вглядывается в его лицо…

__________

Видимо он, все-таки, задремал, потому что пропустил момент, когда в камере (все-таки в камере!) появился человек с факелом. Вошедший поддел Алекса носком сапога и перевернул на спину. Справедливости ради надо сказать, все было проделано без лишней грубости – с целью разбудить, а не покалечить. Но пришлось менять с таким трудом найденное положение головы, в котором она болела меньше всего, и возгласа боли сдержать не получилось. Факел невыносимо слепил привыкшие к темноте глаза. Голова раскалывалась. Алекс лежал на спине и глухо стонал. Перед ним, грубо вырванным из оков сна, все еще стояло недавнее воспоминание – лицо странного стражника в нескольких дюймах от его лица – когда вошедший человек наклонился к узнику. В первое мгновение Алекс подумал, что еще спит. Давным-давно, в прошлой, нормальной жизни его учитель любил щеголять иностранными словечками. Одним из них было «дежавю» – ощущение, что когда-то где-то ты уже оказывался в похожей ситуации. Наконец-то нерадивый ученик понял, что имел в виду наставник. Лицо, нависающее сейчас над ним, было лицом того самого стражника на площади. В приступе внезапно подступившей паники лежащий на спине Алекс попытался, судорожно извиваясь, отползти подальше и со всего маху ударился головой о выступающий из пола крупный булыжник. Мозг взорвался ослепительно яркой вспышкой боли и погрузился в благословенную тьму.

К сожалению, ненадолго.

Открыв глаза, Алекс увидел проплывающий под ним грязный, плохо освещенный пол и понял, что его несут по какому-то коридору. Несет, скорее всего, тот, кто пришел за ним в камеру. И, вполне вероятно, тот, кто его в эту самую камеру поместил, предварительно крепко приложив дубинкой. Это объясняло и головную боль, и потерю памяти.

Но долго предаваться размышлениям в его теперешнем положении не удалось. Тот, кто нес Алекса, снял его со своего плеча и усадил на пол, прислонив спиной к стене. После чего жестами стал объяснять что-то стражнику, стоящему с огромной связкой ключей возле перегораживающей дорогу решетки. Краткая беседа закончилась рукопожатием, заскрежетал ржавый замок, и Алекс снова оказался переброшенным через плечо.

На этот раз путешествие оказалось недолгим.

Шагов тридцать по прямой, поворот, десяток ступеней вниз. Человек, несший Алекса, пошарил свободной рукой в кармане, достал ключ и открыл невысокую, но толстую дубовую дверь. Свет факела, горевший наверху лестницы, сюда почти не доставал. Несмотря на это, стражник шагнул внутрь, осторожно прикрыв за собой дверь, оставшись в полной темноте, опустил свою ношу на пол и только потом зажег небольшую лучину.

В ее неверном свете Алекс успел разглядеть широкий, но короткий, шага на три-четыре, коридор, который в дальнем своем конце переходил в Т-образную развилку. Ответвления были забраны железными решетками и представляли собой тупиковые коридоры, образующие две небольшие одиночные камеры друг напротив друга. Молчаливый стражник втащил узника за одну из решеток, закрыл ее на замок и, предварительно задув лучину, скрылся за внешней дверью. За секунду до того, как слабый, неверный огонек погас, Алексу показалось, что за противоположной решеткой он заметил какое-то движение. Но, возможно, только показалось.

Где-то на краю сознания билась мысль, что надо бы расспросить уходящего – за что тот поместил Алекса в эту камеру? Надолго ли? В чем состоит обвинение? Но голова болела так, что узник против воли испытывал благодарность к стражнику, за то, что тот весь путь проделал молча.

Ничего. Прежде чем проявлять любопытство, немного придем в себя. Да и тюремщикам частенько запрещают разговаривать с заключенными. Так что, очень может быть, он не упустил шанс выяснить свое положение, а наоборот, сэкономил силы.

Теперешняя камера отличалась от предыдущей лишь размерами и отсутствием других заключенных. Та же солома и холодные, грубо отесанные камни. Из дальнего угла доносился слабый, но отчетливый запах. После недолгих поисков Алекс нащупал и откинул край небольшого деревянного люка, прикрывавшего дыру в полу. Запах усилился. Голова кружилась все сильнее, ноги тряслись и разъезжались. После пары неудачных попыток подняться в полный рост пришлось встать на колени рядом с дырой и решить одну из своих срочных проблем. Предпринятые усилия не прошли даром – живот скрутил сильный спазм. Алекса согнуло пополам и вырвало. Из последних сил он отполз подальше к стене и провалился в полуобморочное забытье.

__________

Разбудил его глухой повторяющийся звук. Как будто одним куском дерева мягко скребли по-другому вперемежку с каким-то хлюпаньем. Значит, вчера ему не показалось – в соседней камере есть постоялец. Алекс потянул носом. К запаху из дальнего угла камеры примешивался еще один – тоже, впрочем, не особо приятный. Стараясь не шуметь, узник начал ощупывать пол рядом с собой. Так и есть! Неподалеку обнаружились две деревянные миски – одна с водой, другая с каким-то варевом. Рядом деревянная же ложка. Миски довольно большие. В его предыдущей тюрьме так обильно не кормили. Интересно, что бы это значило. При мысли о еде к горлу подкатила тошнота. А вот вода… Алекс одним махом выпил все до капли. Мелькнула запоздалая мысль, что лучше было бы оставить немного про запас, но остановиться он не смог.

Голова раскалываться не перестала, но, то ли боль уже вошла в привычку, то ли утоленная жажда принесла облегчение. Судя по ощущениям, сон был довольно долгим, но слабость не проходила. Глаза снова начали слипаться – вопреки всем усилиям сосредоточиться.

Звуки в соседней камере прекратились. Его неизвестный сосед сейчас тоже сидит и вслушивается в темноту.

Надо пересилить себя и нарушить молчание – пока снова не отключился.

Надо…

На практике все оказалось не так просто.

Губы не слушались, будто вместо них к лицу прилепили два больших вареника. Собравшись с силами, Алекс не очень разборчиво прошептал:

– Кто ты?

– А ты как думаешь? – мрачно ответил подозрительно знакомый голос.

Этого не могло быть. Разум отказывался поверить услышанному, но в глубине души Алекс испытал самую что ни на есть эгоистичную радость. Этот голос здесь, рядом с ним. Значит, он уже не одинок в тюремных стенах – абстрактный сокамерник в мгновение ока превратился в союзника.

– Как тебя-то сюда занесло?

– Договорилась с ювелиром, вернулась на площадь. Конь есть, а тебя нет. Пошла искать по переулкам. Тут голем этот как выскочит…

– Голем?

– Ну да, я так этого амбала про себя назвала. А разве не подходит? Плечи широченные, руки почти до колен, хватка железная. В придачу лысый, косолапит и, похоже, немой. Голем и есть.

– Ну да, подходяще. Думаешь, немой?

– Я пока от него ни слова не услышала. Да и пока он меня в камеру нес, с другими охранниками только жестами объяснялся.

– Как же ты это все углядела?

– Я от дубинки его уклониться успела. Ну, почти. Отключилась на несколько секунд. А пока на его плече вареной макарониной болталась, и ручищи, и фигуру, и походку разглядела. Больше и смотреть было не на что – вот и изучала. А про жесты и остальное – перед самым входом в тюрьму, где первый пост стражи стоит, большущая лужа.

– И чего?

– Ну как чего? Представь – я болтаюсь вниз головой за плечом у Голема. А тут здоровенное зеркало перед носом.

– А чего бежать не попыталась? Сама же говоришь – в отключке не была.

– Да-а, неслабо же тебя по голове приложило.

– В каком смысле?

– Вот-вот и я об этом же. Ты соразмеряй меня и этого громилу!

– А твое чудовище в рукаве?

– Прекрасная идея! Беглянка без гроша за душой, которая спешила со всех ног в этот город, чтобы затеряться в толпе и тихо пересидеть какое-то время, в первый же день нападает на стражника при исполнении. А то и, храни нас, Небеса, калечит или убивает его. Очень мудрое и дальновидное решение. Вместо этого я решила вести себя, как паинька, и разобраться с очевидным недоразумением без членовредительства.

– А когда у тебя отобрали тесак?

– Не поверишь, у меня его не отбирали. Голем просто сгрузил меня, как мешок с овсом, в эту камеру и ушел. Я заснула, а в это время он принес тебя. И сразу хочу предупредить – пускать в ход оружие я не собираюсь. Мы пока ничего нарушить не успели. Скоро нас вызовут, поймут, что произошла ошибка и выпустят. И вообще – ты не находишь, все довольно смешно получилось?

– Не знаю, как тебе, а мне что-то пока не особо весело.

– Эгоист! А у меня уже давно самой заветной мечтой было спрятаться как можно дальше и выспаться, как следует. Вот и домечталась!

Впервые за последние часы, если не считать провалов, Алекс снова начал смотреть в будущее с оптимизмом. Словно плеснула во все стороны синеватой лентой туго скрученная стальная пружина, отпуская сжатое сердце. Тайя продолжала говорить, потом звать его по имени – все настойчивей, а он снова уплывал туда, где царит тишина и темнота. Но на этот раз его губы искажала не гримаса боли, а спокойная улыбка.

__________

Эйфория, однако, быстро прошла. Первым делом сам собой раскрылся секрет необычно больших порций еды. Приносил ее все тот же Голем. И происходило это крайне редко. Поскольку они с Тайей все время находились в абсолютной темноте, у них не было возможности отсчитывать сутки по Солнцу. Но размер порций в предыдущей тюрьме, насколько помнил Алекс, был примерно в два раза меньше, и приносили ее там дважды в день – утром и вечером. Отсюда, с учетом чувства голода, выходило, что кормят их раз в сутки. Теперь можно было хотя бы приблизительно оценивать время, которое они провели в заключении. Но этот первый, незначительный ввиду своей очевидности успех оказался также и последним.

Во всем остальном дело было плохо. Очень.

Тягучие сутки заключения потихоньку складывались в недели, а кроме молчаливого Голема, приносящего еду, за ними так никто и не приходил. Не имея никакой информации, одурев от постоянного обсуждения одних и тех же скудных фактов и предположений, они спорили с Тайей до хрипоты. После по несколько часов не разговаривали, дуясь каждый в своем углу. А то и вовсе обвиняли друг друга в своих бедах с таким жаром, что Алекс в минуты просветления радовался, как ребенок, разделяющей их двойной решетке, принимая во внимание взрывной характер Тайи и наличие у нее холодного оружия.

От постоянного сидения в темноте глаза у обоих тут же слепли даже от слабого огонька лучины в руках немого стражника. Так что, даже если бы Тайя решилась, ради шанса вырваться на свободу, пустить в ход свое железное чудовище, вряд ли ее попытка увенчалась бы теперь успехом.

В довершение всех бед, после короткого периода облегчения головные боли и обмороки Алекса стали чаще и сильнее. В результате он мог связно соображать не более полутора-двух часов в день. Существование было беспросветным и в прямом и в переносном смысле. Не находя выхода, Алекс замкнулся в себе и последние несколько дней думал только над тем, как бы убедить Тайю перебросить ему через решетку ее тесак. Тогда вечная боль перестанет быть вечной. Но оказалось, что он проговорился о своем плане в бреду и из этой затеи тоже ничего не вышло.

В какой-то из дней – он давно уже забыл значение этого слова и не видел смысла в продолжении их подсчета – его разбудил резкий лязг и крики.

Тайя, вцепившись в решетку, в бешенстве трясла ее и орала на Голема.

– Чурбан бесчувственный! Ты что – не видишь, он умирает!

Никакой реакции.

– Слышишь меня?! Дай ему лекарство немедленно!

Голем повернулся, чтобы уйти.

– Если у тебя нет денег или не хочешь обращаться к лекарю, принеси хоть отвар гореславки! Ее тут полно вокруг, я знаю – собирай, хоть мешками, задаром!

У Алекса начался очередной приступ. Слепящий свет лучины стал тускнеть. Крики Тайи доносились глухо, как сквозь слой ваты. Слой становился все толще.

Удаляющиеся размеренные шаги стражника, едва слышный скрип закрывшейся двери.

Охрипшая от криков Тайя сыпала вслед проклятиями, но Алекс их уже не слышал. Боль превысила все мыслимые пределы, захлестнула с головой. Он, захлебываясь, тонул в ней и каждой измученной клеточкой своего существа желал, чтобы это погружение оказалось последним.

__________

Алекс открыл глаза и не понял, по какую сторону реальности он находится. Под потолком камеры парило полупрозрачное белое облачко. Было оно продолговатым и по форме напоминало… Алекс присмотрелся повнимательнее и, несмотря на осознание факта, что во сне может привидеться и не такое, не смог сдержать возгласа удивления. Парящее в воздухе облачко представляло из себя худую нескладную девочку-подростка в белом полувоенном костюме с золотыми пуговицами.

Алекс протер глаза и пару раз ущипнул себя. Призрачная девочка оставалась на месте с неколебимостью налогового инспектора.

– Кто ты?

Призрак едва заметно пожал плечами.

– Мой регистрационный номер А-101102. У меня даже карточка есть.

– Странное имя…

– Постоянно это слышу, хотя, признаться, мне от этого ни жарко, ни холодно.

– Еще бы – ты же призрак.

– Что ты имеешь в виду? А! Да нет, не в этом дело. Просто мне нечасто приходится говорить с людьми дольше нескольких минут. И крайне редко более одного раза, как ты мог бы догадаться. Но, если хочешь, можешь называть меня Альмой.

– Ты пришла за мной?

Девочка замялась, подбирая слова.

– С тобой пока нет твердой определенности.

– Зачем же ты здесь?

Снова еле уловимый взлет плеч.

– У меня пока затишье. Поэтому я тут на всякий случай.

– У смерти бывает затишье?

– Нет, не бывает, но я только проводник, причем далеко не единственный. Мог бы догадаться по моему номеру, между прочим, если бы жалел себя поменьше, а думал побольше.

– Извини, ты сказала, что со мной пока неясно. А когда будет ясно?

– Когда сам решишь. Захочешь выкарабкаться – будешь жить дальше. Опустишь лапки – выйдет, что я не зря прогулялась в твоем направлении.

– Конечно не зря! Давай, делай, что там у вас положено и поехали… Или полетели?

– А тебе не рано?