Ведьмино зеркальце

Мирослава слышала, как Святослав по терему ходит. Шаги его тяжелые были, оттого и звук выходил, словно что-то падало каждый раз на пол бревенчатый. Злился он, кручинился сильно, да сделать ничего не мог, и Мира не винила его в этом. Против воли отца идти было неразумно.

Постепенно стихли все звуки в тереме. Мирослава прислушивалась, силясь понять, остался кто дома али нет, но тишина стояла мертвая, а значит, опустел терем. Ушли Горын со Святом куда-то. С трудом поднялась она с постели, совсем силы ее оставили, да только идти ей надо было, и ждать до вечера Мира не могла. И так в лесу опасно было, а ночью шансов выбраться живой и вовсе не оставалось.

Долго Мира собиралась. Медленно и неспешно передвигалась по терему из-за того, что ослабла совсем. Болезнь, что в постель ее уложила, отпускать не собиралась. Только и времени у Мирославы не оставалось вовсе. Хотела она уйти, пока в тереме не было никого. Святослав мог передумать и не отпустить ее в лес одну. А что тогда отец с ними сделает – и представить страшно. Да и Мирослава сама уверенностью не полнилась – как вспоминала про волчьи зубы крепкие да про Лешего, что в чаще обитает, так и застывала, не в силах пошевелиться. Боязно ей было в лес идти, да все лучше, чем от руки брата сгинуть.

Собрала Мирослава еду нехитрую: хлеба ломоть в узелок положила да воды свежей в кувшин налила. А затем принялась одеваться. Зима хоть и отступала, да все равно холодно в лесу было еще. Это в деревне ручьи снега талого весело журчали, землю водой напитывали, а в чаще лесной еще сугробы лежали. Туда весна много позже приходила. По другим законам лес жил – по тем, что Леший в своем царстве установил.

Мирослава про Лешего подумала и совсем погрустнела. Много про нечисть лесную в деревнях говаривали, да только правды не ведал никто. Кто в лесу заплутал, назад уж воротиться не мог, а потому и не знал никто наверняка: точно ли Леший всех запутывал да бродить по лесу до смерти заставлял. А все равно на него валили все. Кто ж еще людей губит, как не лесной хозяин? Только надеялась Мира, что не так страшен Леший, как старухи во дворах болтают, и что коль попросит она его, сжалится над ней хозяин лесной да смерть ей быструю пошлет при надобности.

Вздохнув горестно, Мирослава на лавку опустилась, чтоб в окно поглядеть напоследок. Думала она о том, как сидела на этом же самом месте еще девчонкой совсем, а Ожана ей песни пела, пока волосы влажные в косы тугие заплетала. Сердце ныло от воспоминаний этих. И ежели раньше они ей тепло приносили да утешением были в минуты горестные, сейчас только боль с собой несли. И не было никого с Мирой рядом, кто бы мог как-то облегчить ей тоску от расставания грядущего. Свят, должно быть, к Храбре пошел, а где Горына нелегкая носила, Мире было уже все равно. Она аккуратно выуживала из памяти воспоминания. Так бережно, словно ничего ценнее и хрупче у нее не осталось вовсе, а после припоминала детали, стараясь снова почувствовать вкус молока свежего, что корова их старая давала, да аромат хлеба теплого, который Ожана ее печь учила. Звонкий смех Святослава Мира вспоминала с нежностью, а грозный взгляд батюшкин – с печалью. Когда ком в горле разросся так, что дышать вовсе стало нечем, Мира поднялась с лавки. Ей пора было уходить.

Тихо на улице было. Никаких звуков не доносилось со дворов, даже пес соседский не лаял и коровы не мычали. Деревня словно замолчала, чтобы в этой тишине скорбной проводить Мирославу до опушки лесной. А ей и вправду легче так уходить было – в тишине да не замеченной никем. Не думала Мира о том, что соседи болтать будут, коль увидит ее кто. Надеялась только: Святослав ее поймет и простить сможет за то, что ушла не попрощавшись. Ежели отец будет думать, что Мирослава в лесу сгинула, может, посчитает, что Свят наказ его выполнил, и тогда на сына свой гнев не направит. Не хотела Мирослава, чтобы брат из-за нее под руку отцу попал да за ее провинности ответ держал.

Каждый шаг, что от терема купеческого ее отдалял, с трудом Мире давался. Ноги то и дело в снег мокрый проваливались, а от слабости, что болезнью вызвана была, идти ей и без того трудно было. Взмокли волосы под платком, рубаха к телу от пота липла, но продолжала Мира идти к чаще лесной, не оборачиваясь на терем отчий. Боялась, что ежели обернется, то тогда назад к терему припустит, только отныне не было у нее дома. И коль суждено ей было в лесу сгинуть, не хотелось перед смертью вспоминать, как деревня ей вслед темными окнами смотрела. Много было о чем хорошем подумать перед смертью.

Чаща лесная встретила Мирославу темнотой и холодом, да таким, что, казалось, кровь застыла у нее в жилах, стоило ей под ветви еловые ступить. Будто весна сюда вовсе не заглядывала, а солнце лучами теплыми дотянуться не могло. Снег, что почти сошел в деревне, в чаще все еще хрусткий был да лежал сугробами белыми, под которыми земли было не видать. Ступила Мирослава осторожно на покрывало белое снежное да огляделась по сторонам. Черные стволы сосновые рядами плотными стояли, и не видать было за ними ничего в чаще темной, только ветер гнул ветви, заставляя их скрипеть жалобно. Боязно Мире сделалось, замерла она у кромки леса, сжала в руках узелок свой тканевый да вздохнула тяжко. Страшилась заплутать в лесу да не выбраться к людям, а еще больше волков повстречать. Говаривали, что волки Лешему служат, да только что ей знание это пустое?

Силясь вспомнить, что в детстве про Лешего слыхала, Мирослава осторожно вошла в чащу. Говорили бабы деревенские, что Лешего задобрить невозможно и что он в лесу всех до смерти плутать заставляет из вредности да нрава дурного, а коль так, Мире и в лесу было не выжить. Ежели Леший играть с ней вздумает, Мирослава быстро сгинет. Развернуться да к терему бежать ей захотелось остро, но ноги словно примерзли и назад никак поворачивать не хотели.

Померещился Мирославе хохот недобрый, сердце тисками ее словно сжало. Совсем кровь от лица отхлынула. Пошатнулась Мира, насилу на ногах устояла да не выдержала – обернулась через плечо на деревню напоследок поглядеть. Только солнце весеннее яркое слепить Миру стало, будто уговаривая назад не смотреть да душу себе не рвать. Чужая это отныне деревня была, а значит, и путь у Миры только один оставался – в лес.

Скрипели сосны старые, раскачивались из стороны в сторону, ветки к земле пригибали. Мира шла, ног не чувствуя от усталости. Руки озябли совсем, а щеки мороз кусал нещадно. Выбилась из сил Мирослава, да все остановиться боялась. Знала, что коль сядет передохнуть под сосну, так в сугробе и замерзнет насмерть. Идти ей надо было. Идти до тех пор, покуда ноги держать ее будут.

– Ох, батюшка лесной, хозяин чащи, ты не дай сгинуть, отвади волков голодных от меня.

Голос Миры не громче снега падающего был: и так едва живая была она от усталости и слабости болезненной, а от ужаса и вовсе рассудка почти лишилась. Шептала тихо губами онемевшими, Лешего все умаслить пыталась. Хотела поклясться ему служить верно, коль выведет он ее к людям, да забоялась. Что, если Леший клятву ее примет да лешихой своей сделает? А такой судьбы Мира пуще смерти боялась.

Солнце давно перестало в чащу попадать, не пробивались лучи его сквозь купол плотный, темно в лесу совсем сделалось, и показалось Мире, что холод оттого еще злее стал. Где-то в чаще волки взвыли – тягуче, протяжно и жалобно – так, словно плакали о судьбе чьей-то несчастной да о жизни загубленной. Мирослава подумала, что о ней так плакать никто не станет – всем только легче будет, коль сгинет она насовсем. Так может, тогда и сопротивляться тому не стоит? Не знала она, сколько ноги ее еще нести смогут, силы таяли, а глаза закрывались от усталости против воли.

К вою волчьему хохот недобрый добавился. Знала Мира, это Леший веселится, и не понимала, радоваться ей, что пока ей разум не туманит хозяин лесной, аль печалиться, что все никак не погубит он ее. Сама никак не решалась она сесть помирать под сосну, но и идти больше не могла. Отказались ноги ее нести, подогнулись, заставляя Миру в снег рухнуть. Ладони холодом обожгло, только изо рта стон невольно вырвался – значит, кончился путь ее, тут ей и придется остаться.

Хохотнуло коротко где-то совсем рядом с Мирославой, да только ей уже все равно было. Понимала Мира, что с места не сдвинется, даже если волки, что выли так жалобно, придут ее зубами рвать. Значит, это и есть судьба ее.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Никола Вешний (Никола Травный) – день народного календаря восточных и, в меньшей степени, южных славян, а также молдаван и румын, приходящийся на 9 (22) мая.

2

Седмица (устар.) – семь дней недели.