Вспомнить всё, или Снежный танец

– В интернате, – честно призналась Ирина и тут же пожалела о сказанном, увидев, как побелело бабушкино лицо.

– Где? Катюш, – и бабушка перевела беспомощный взгляд с Ирины на свою дочь: «Я не дослышиваю. Катенька, где Иринушка жила?»

– В интернате, мамуль. Капитолина её в интернат определила. Это ж надо! Невероятно. Немыслимо.

– Там было не так уж плохо, – покривила душой Ирина.

– Может, и так. Но ты там была одна, что ни говори. Не было рядом нас, родных людей. Это жестоко, – и Екатерина в порыве жалости прижала к себе голову Ирины.

Ирина сидела на низкой банкетке с опухшими от слез глазами. В памяти рождались образы минувших дней: лицо бабушки Капитолины в день поминок; белая казённая дверь, захлопнувшаяся за бабушкой; глаза интернатовских детей. Сердце щемило острое чувство потери. Потери счастья, чувства защищённости. Так остро подчас от нас уходит детство и иллюзии, с ним связанные.

Первой опомнилась Екатерина: «Что же мы в коридоре-то задержались? Давайте чайку попьём, поговорим, посмотрим друг на друга, обнимемся, наконец».

– Да-да, Ириночка, снимай свою накидку, сапожки и проходи на кухню, будем чай пить. У нас и тортик есть, Катенька купила. Я на старости лет стала сладкоежкой. Позволяю себе иногда, – и бабушка Елизавета кинулась на кухню подогревать чайник.

Ирина помыла руки, умыла заплаканное лицо и порадовалась, что в последнее время редко пользовалась косметикой. Было время, когда шли в дело и тональный крем, и тушь и тени, и помада – Ирина любила иногда выглядеть эффектно: распустить волосы, распрямить их утюжком, нанести макияж, надеть вечернее платье, и вместе с Андреем отправиться в лучший ресторан города, чувствуя себя героиней «Красотки», преобразившейся и прекрасной. Ирине показалось, что с тех пор прошли сотни лет – настолько много событий произошло за последний год.

Первое, что бросилось в глаза, едва Ирина переступила порог кухни – были ситцевые занавески. Такие же висели на кухне бабушки Капитолины, пока она была жива. Потом Ирина сменила всё, что могла, чтобы вещи не напоминали о прошлом.

– Проходи, внученька, – обретённая бабушка Елизавета суетилась возле стола с заварником в одной руке и коробкой конфет в другой. На стол уже были выставлены пирожки с подрумяненными бочками, вафли-малышки и карамель в высокой вазочке. В этом доме умели встречать гостей и были им рады, Ирина сразу это почувствовала. И сразу расслабилась, доверившись заботливым бабушкиным рукам. Всё, что происходило сейчас с Ириной, было ей непривычно и напоминало сказку. Когда-то давно Ирина мечтала когда-нибудь разыскать своих родственников, надеялась, что те будут рады ей, но в самых смелых мечтах она не представляла, что будет настолько здорово. Бабушка расспрашивала Ирину о её жизни, охала, всплёскивала руками и недоумевала, почему Капитолина так жестоко обошлась с внучкой, отправив её в интернат.

– Наверное, ты ничего не знаешь, солнышко, о том, что же случилось тогда, когда не стало твоих родителей.

– Знаю. Недавно узнала. От сестры. По отцу.

– И что же ты знаешь? – бабушка пристально смотрела на Ирину, ей явно не понравилось, с каким плохо скрываемым пренебрежением Ирина произнесла фразу «по отцу».

– Что у отца был роман с соседкой. Мама узнала об этом, ну, и потом родители погибли в аварии.

– Ничего ты не знаешь. Слушай, да мотай на ус. Гриша никогда не изменял твоей матери. И не смотри на меня с иронией. Я знаю, что говорю, я знаю своего сына, к тому же он дал честное слово, а оно чего-то да стоит. Всё было не так. У него был знакомый врач из частной клиники, как ты понимаешь, подпольной. И он предложил моему сыну подработку – сдавать, так сказать, биологический материал для дам, которые хотели детей. Валерия, мать Ольги, и Григорий никогда не состояли в любовной связи. Просто она была врачом, одинокой зрелой женщиной, и очень хотела родить. Так уж совпало, что донором оказался Гриша. И, к несчастью, она об этом узнала и зачем-то захотела поговорить. Сын был в шоке, позвонил мне, каялся, что пошёл на поводу у друга и желания хоть немного подзаработать. Говорил, что должен объясниться и пресечь со стороны Валерии попытки сблизиться, если такие будут. Именно за этим он и пошёл к ней домой. Почему нельзя было встретиться в сквере, кафе или другом месте? Я вот уже много лет задаю себе этот вопрос. Ответ мне неведом. Ирина, то, что произошло, было трагической случайностью. Если бы роман между твоим отцом и Валерией был реальностью, мне даже легче было бы объяснить себе то, что произошло. Заслужил, вроде. А так… так хуже.

Ирина оцепенела. То, во что она в последнее время верила, все обвинения в адрес отца, были напрасными. Он был невиновен. Он правда любил маму и был ей верен. Просто случайность. И Валерия почти не причём. И Ольга тоже.

Несмотря на то, что новость обнажала весь трагизм произошедшего, Ирине стало легче – она перестала обвинять отца. Значит, они были счастливой семьёй. Мама с папой любили друг друга и её, Ирину.

– Капитолина не поверила моим словам. Вот упрямая ослица! "А если и так, то это всё равно ничего не меняет. Дочь мою не вернуть. Надо было головой думать, а не причинным местом". Вот и всё. На все мои доводы. Если бы была чуть мудрее, да гонору поменьше, не обрекла бы тебя на долгие годы одиночества. Уж сколько я упрашивала её отпустить тебя в Москву – нет и всё. "И не ищите", – говорила: "Всё равно не найдёте. Не дам вам девку испортить".

Перед мысленным взором Ирины возникло лицо бабушки: решительное, с поджатыми губами. Горе её не сломило, а лишь ожесточило. Она продолжала работать директрисой школы и преподавать русский язык и литературу в старших классах, не ушла с работы и не посвятила свою жизнь воспитанию Ирины. Несмотря на то, что педагогическое образование и огромный опыт работы с самыми разными детьми мог отчасти заменить родительскую заботу. Если бы бабушка просто обнимала и целовала её на ночь, Ирина была бы самой счастливой девочкой в мире. Но та рассудила иначе, решив почему-то, что Ирине будет лучше среди чужих людей. Правда, потом приняла внучку и даже завещала Ирине свою квартиру и счёт в банке. Поэтому у Ирины было теперь подспорье в виде немаленькой суммы, которой должно было хватить не только на время декретного отпуска, но и на обучение дочери, когда та вырастет и захочет (если захочет) получить высшее образование.

В последние годы бабушка Капитолина определённо стала мягче и даже хвалила внучку, когда той удавались те или иные репортажи. А свой портрет, нарисованный Ириной мягкой пастелью, бабушка пометила в красивую деревянную раму под серебро и очень любила смотреть на него, сидя в кресле напротив портрета. Капитолина приняла и Андрея, и ни разу не высказала Ирине недовольства, что та привела в дом мужчину, наоборот, бабушка очень надеялась понянчить внуков. Да вот не вышло.

Все эти воспоминания вихрем пронеслись в голове Ирины и улеглись каждое на свою воображаемую полочку. Пока хозяйка не решит снова стереть с них пыль.

На улице стало гораздо холоднее, чем днём, когда Ирина вышла от бабушки. Она задержалась немного дольше, чем планировала, и теперь в Москве сгущались сумерки. До остановки нужно было идти минут десять бодрым шагом, но Ирина так вымоталась за пять дней, проведённых в Москве, что была не в состоянии идти быстро, несмотря на дождь и сильный ветер. Накидка быстро намокла под косым дождём, зонт выворачивало, выкручивало ветром, ноги вязли на забрызганном грязью асфальте.

Тётя с бабушкой вызвались проводить Ирину до остановки, однако она вежливо, но настойчиво отказалась. Ирина не любила причинять людям неудобства, а тем более родным людям. Она шла, рассматривая силуэты домов сквозь туман дождя, и думала о том, что впервые за долгие месяцы ей было по-настоящему хорошо и спокойно. О Евгении она старалась не думать, беря пример со Скарлетт О′Хара, откладывавшей негатив на потом. А сейчас Ирина перебирала фрагменты дня, проведённого у бабушки, и её сердце цвело от счастья. Вот если бы ещё сегодня не встретиться в отеле с Евгением, счастье было бы полным. И лечь в постель без грустных дум, без слёз и сожалений. И уснуть сладко. Ирине не хотелось делиться счастьем с человеком, который причинял ей боль, даже если он об этом не подозревал.

Впереди Ирины шла компания смеющихся девушек. А за колонной она заметила Евгения, беседующего с менеджером отеля. Чтобы остаться незамеченной, Ирина примкнула к девушкам и влетела в лифт так ловко, словно не было усталости. И всё же успела заметить, что Евгений посмотрел в её сторону и верно увидел её, потому что прервал беседу.

Ну и что, подумаешь, какая разница, через несколько дней он будет безвозвратно потерян для всей женской половины человечества. Только одной счастливице выпала честь владеть его сердцем, и эта счастливица – не Ирина. Так зачем печалиться, что этот тёмный и холодный октябрьский вечер Ирина проведёт в одиночестве?

Закрывшись в своём номере, Ирина достала ноутбук, включила скайп и набрала номер Ольги. «Да, я слушаю», – голос Ольги был тихим, она словно пересиливала себя, но хорошее воспитание не позволяло не брать трубку телефона.

– Оля, я должна с тобой поговорить, выходи в скайп, – Ирине не терпелось увидеть подругу и, как оказалось, родную сестру. Впрочем, Ирина никак не могла привыкнуть к мысли, что Ольга её сестра, и не просто сестра – родная сестра.

– Ирин, я не очень хорошо себя чувствую, извини, – голос Ольги стал совсем тихим.

– Что случилось? – Ирина почувствовала, как к горлу начала подкатывать тошнота.

– Ничего не случилось. Ладно. Я просто не хочу выяснять с тобой отношения. Давай, я рожу, а потом разберёмся со всем.

– Да ни с чем не нужно разбираться, Оль. Всё хорошо. Правда. Ты ни в чём не виновата. Я узнала правду. Я нашла родственников отца, – Ирину просто распирало от желания скорее рассказать сестре про бабушку и тётю, про всё.

– Что? Ты нашла родственников? Где? – голос Ольги стал напряжённым и взволнованным.

– Здесь, в Москве. Я была у них сегодня. У нас с тобой есть бабушка и куча родственников, представляешь? – Ирина тихо рассмеялась.

– Бабушка? Родственники? О, – Ольга не знала, что и сказать, ждала продолжения рассказа.

– Да, бабушка. И ещё тётя. Прекрасные люди. Я общалась с ними. Они меня искали, представляешь? – и тут Ирина осеклась, потому что Ольгу их новые родственники не искали, более того, они о ней даже не вспоминали.

– Здорово. А про меня они знают?

– Да, знают. Оль, я потом поподробнее тебе всё расскажу, ладно?

– Нет, погоди. А почему они искали только тебя, ведь я тоже их родственница. У моего папы и моей мамы была любовь, я родилась в любви. Почему тогда ни не искали и меня тоже? Ведь моя жизнь могла сложиться иначе, я не осталась бы в шестнадцать лет полной сиротой и не поехала бы на заработки в Москву? – Ольга еле сдерживала своё волнение, её голос прерывался, она задыхалась.

– Оля, самое главное, что я нашла наших родных людей, – Ирина пожалела, что позвонила Ольге, но она не могла не рассказать сестре обо всём.

– Ирина, почему они меня не искали? Ты что-то скрываешь от меня?

– Ты только не волнуйся, ладно? Просто дело в том… дело в том, что твоя мама не была близка с моим отцом, нашим отцом. Она сделала ЭКО. А потом узнала имя отца ребёнка. Им оказался…

– Твой отец, я поняла, – и Ольга заплакала: «Так значит, я – из пробирки».

– Ты самая лучшая, Оль, какая разница, каким образом ты была зачата. Ты есть, ты прекрасна, ты – моя сестра и лучшая подруга. И всегда будет так.

– Так значит, наш общий папа не изменял твоей маме?

– Да, не изменял.

– Ну, хоть это радует. Иначе ты бы меня не простила никогда.

– Я тебя уже простила, точнее не тебя, а папу. Просто это так больно всё. Ты же знаешь, как я жила, Оль.

– Да, знаю. А ты знаешь, как жила я. Господи, но у меня-то сейчас всё хорошо, а как ты там, в Москве?

– Держусь помаленьку. Хотя плакать хочется постоянно. Оль, я так его люблю. И я его скоро потеряю.

– Остаётся одно.

– Что?

– Украсть его и запереть у Вовки в чулане. Будете там жить. Там и родишь. А потом под пытками он согласится жениться на тебе.

– Оль, я не хочу, чтобы на мне женились из-под палки, хотя идея хорошая. Смешная. Жаль, не подходит.

– Ага. Есть, правда, маленький плюсик в твоей ситуации.

– Да? Какой же?

– Твой маленький, растущий животик.

– Ольга, я тебя люблю.

– Я тебя тоже, дорогая. Ничего не бойся, мы с тобой, мы тебя одну не оставим. И найдём тебе такого мужа, что Князев локти себе искусает. И в Фейсбук выставим самые лучшие свадебные фото. Ты ведь у него там в друзьях?

– Да. Только, Оль, чужой мужчина никогда не заменит родного отца.

– Иногда случается.

– В безвыходных ситуациях.

– А у тебя какая, вЫходная?

– Нет. Ладно, Оль, буду ложиться. Не хочу сегодня грустить. Сегодня у меня и тебя появились родственники. Нужно радоваться.

– Правда, в моём случае, родственники мне не рады.

– Возможно, отчасти, но когда они тебя узнают, они тебя полюбят. Тебя нельзя не любить.

– Спасибо. Тогда спокойной ночи?

– Да, моя любимая сестрёнка. Спокойной вам всем ночи.

– И вам с дочкой волшебных снов.

Поговорив с сестрой, Ирина не торопясь приняла душ, обмотала влажную голову полотенцем и села к телевизору. По одному каналу показывали криминальную хронику, по другому – политическое шоу. Ирина переключала каналы, и каждый её чем-то не устраивал, пока не увидела, как отъезжал лимузин от стоявшей в откровенном наряде Джулии Робертс. Не может быть, сегодня опять показывали «Красотку». Это было везением, среди череды скучных программ отыскать свой любимый фильм.

Ирина устроилась поудобнее, набросила на ноги плед и задремала под выученные наизусть диалоги. Пока в дверь не постучали. И когда какой-то нахал приготовился стучать в четвертый раз, Ирина распахнула дверь. За дверью стоял Евгений.

– Ты, – и Ирина отступила вглубь комнаты, чтобы спрятать в полумраке свою фигуру.

– Да, это я. Решил проверить, как у тебя дела, – Ирина стояла так близко к Евгению, что ощутила слабый аромат алкоголя, видимо, Евгений за ужином пил вино или что-то покрепче. Вопрос только: с кем он ужинал? И снова сердце Ирины сжалось и захотелось убежать куда глаза глядят, лишь бы не длить эту муку. Только бежать было некуда, поэтому нужно было улыбаться и делать вид, что всё просто отлично, лучше не придумаешь, чудесно, волшебно, что она, Ирина, счастлива и рада за Евгения и ей не терпится повести его под венец. Или это девушек ведут под венец? Да какая разница? Нужно делать вид. А потом, когда всё закончится, поскорее убежать из Москвы, сжигая мосты, удаляя все его телефоны из записной книжки и все свои аккаунты из социальных сетей. Где есть он.

– У меня всё отлично, – улыбнулась Ирина, глядя в глаза Евгению. И замерла, увидев в его взгляде что-то новое, чего она не замечала раньше. Желание. Которое в некоторых случаях хуже равнодушия. И этот некоторый случай как раз представился. Ибо что может быть хуже желания человека, который вот-вот женится? И искушения ответить на его желание, даже если потом эта минутная слабость принесёт боль. Побыть рядом с любимым, даже если он любит другую. О, какой самообман. Дать себе сойти с ума, пусть ненадолго, зато сколько воспоминаний она увезёт в свой Н-ск, сколько ночей она будет ощущать тепло его губ на своей коже. Какой соблазн соблазниться, и ответить Евгению взглядом, полным желания! Тем более, что это так легко, нужно просто перестать сдерживаться.

От усталости и переживаний у Ирины подкосились ноги, и Евгений подхватил её и прижал к себе. Да так крепко, что Ирина почувствовала, как бьётся его сердце. Стало тяжелее дышать, губы пересохли, Ирина не решалась поднять глаз, стояла, уткнувшись носом в плечо Евгения, и почти не дышала.

– Ирин, ты знаешь, я всегда хотел сказать, что люблю тебя. С первой встречи, с первого взгляда на твоё фото, с твоего первого письма на сайте. Не знаю, может быть, ещё раньше, в своих снах. Просто знай это. Я люблю тебя, – и Евгений жадно впился губами в губы Ирины. Всё стало неважно, все её обиды, страхи улетучились с этим поцелуем. Ирина вернулась обратно, из своего прошлого, она снова стала собой. Она любила и не скрывала больше этого. А вдруг всё можно вернуть? Эта мысль билась в её голове, и признание в собственной беременности готово было сорваться с её губ, когда Евгений отстранился и сказал: «Я люблю тебя. Но теперь я связан по рукам и ногам. И я не могу этого изменить». Евгений, видимо, протрезвел и стал реалистом, таким, как обычно.

Ирина снова опустила глаза, мечтая, чтобы вечер поскорее закончился. Надежды таяли, словно восковая свеча. И надо же было быть такой идиоткой, чтобы показать ему свои чувства! Теперь он, пожалуй, ещё и пожалеет её. Вот ужас.

Когда за Евгением закрылась дверь, Ирина заперла её на ключ и сползла по двери на пол, прочувствовав все её неровности своей спиной. И закрыла лицо руками. Лицо горело, щёки, словно обожжённые, рдели под холодными руками. Вся кровь устремилась к голове и к сердцу. И никому не пожалуешься. Виновата только сама. Сама оттолкнула мужчину, сама сбежала из его спальни, не открыв инкогнито, сама приехала на свадьбу любимого человека, хотя эта свадьба хоронила все её надежды.

Без слёз, с пустой тяжёлой головой, легла спать.

На следующее утро Евгений, словно и не было ночного разговора, вёл себя непринуждённо, шутил за завтраком, с аппетитом уминал ватрушки, а Ирине кусок в горло не шёл. Она неулыбчиво смотрела, как приносили и уносили подносы с чашками, блюдцами и тарелочками, ограничившись чашкой сладкого зелёного чая и сушкой.

– Что-то ты плохо кушаешь, гостья. Что случилось с твоим аппетитом, он скучает?

– Я на диете. Решила немного ограничить себя, чтобы тебе не было за меня стыдно на свадебной церемонии.

– А почему мне должно быть стыдно за тебя? Ты замечательно выглядишь. Худой ты выглядела какой-то грустной, – улыбнулся Евгений.

– Ну, спасибо. Значит, теперь я толстая?

– Нет, ты прекрасная. И ты мне очень нравишься именно такой. Не люблю «вешалок». Колются.

– Отлично, значит, я зря переживала.

– Абсолютно зря. Поэтому поешь, нам сегодня предстоит дальняя дорога. Поедем к моему деду в Рязань.

– В Рязань? Так далеко?

– Мне кажется, или твоя историческая родина ещё дальше от Москвы?

– Да, но…

– Никаких «но». Я хочу познакомить тебя с моим дедом. Он замечательный. Таких больше нет. Поэтому ешь, и поехали.

…Дорога заняла часа два, больше времени потеряли, выезжая из Москвы. Дед Евгения жил в пригороде Рязани. У него был отличный рубленый дом. Жил не один, а со своим младшим сыном, дядей Евгения. Дом окружал сад, наверняка прекрасный в пору цветения. И сейчас кое-где цвели запоздалые флоксы, а вечнозеленая туя, высаженная в качестве живой изгороди, также не навевала ещё грустных мыслей о приближавшейся зиме. Всё это Ирина смогла рассмотреть в замочную скважину калитки, пока Евгений с шофёром ходили в ближайший магазин за продуктами. Единственное, что она не смогла рассмотреть, так это огромную овчарку, сторожившую владения. Которая проявила себя басистым лаем, едва Евгений нажал на кнопку звонка рядом с калиткой.

Дядя оказался плечистым и высоким, но Евгений всё же превосходил его и по росту, и по ширине плеч.

– Женька у нас самый крупный в помёте, – засмеялся Николай, когда Ирина стала невольно сравнивать родственников: «У меня-то девки выше сто восьмидесяти не выросли, и слава Богу. Женщинам рост только мешает, потому что высокая женщина не выглядит слабой, а женщина должна быть слабой, или выглядеть ею, иначе тяжко ей придётся. На лошадях пашут».

Ирина притихла, ей, с её ста восьмидесятью тремя сантиметрами не на что было и рассчитывать. Слабой она не выглядела. Наверное, именно поэтому, учась в институте, таскала в авоськах тяжеленные фолианты, и никто не предлагал помощи. Вот она разгадка: несмотря на худобу, Ирина ну просто физически не могла выглядеть миниатюрной. Наверное, и Евгений считает её рабочей лошадкой, которая вынесет все удары судьбы. А Наталья, невеста Евгения, наверняка среднего роста, белокурая, светлоглазая, вряд ли похожа на Барби, скорее домовитого склада. Евгений далеко не глуп, он не выбрал бы в жёны модель, скорее, банковскую служащую или дизайнершу.

Участок оказался довольно длинным, и у Ирины было много времени для того, чтобы представить себе будущую жену Евгения, их страстные поцелуи и, наконец, первую брачную ночь где-нибудь в Венеции или Париже. На душе скребли кошки, когда Ирина вслед за Евгением и его дядей Николаем входила в дом.

Несмотря на внешний вид дома, стилизованного под русскую избу, пусть и 21 века, внутри дом оказался очень удобным. В нём всё было сделано и расставлено очень практично, поскольку в доме помимо Николая и его жены, жил инвалид Великой Отечественной войны, отец Николая и дед Евгений, Глеб Евгеньевич. «Значит, Евгения назвали в честь прадеда», – подумала Ирина, когда Евгений шепнул ей на ухо, как обращаться к деду.

Между тем, Николай исчез за дверью одной из комнат, послышался лёгкий скрип, и в гостиную вошёл дед Евгения. Именно вошёл, а не вкатился, потому что при виде Глеба Евгеньевича, не хотелось отводить глаз, его не было жаль, он не пробуждал жалости к себе, к своей немощи или к своему возрасту, а старику исполнилось девяносто три года. Даже стариком его назвать можно было только с натяжкой: лицо почти без морщин, волосы чуть с проседью. Удивительно, с каким уважением время отнеслось к этому человеку. Оно его не изуродовало, а наоборот, сделало лицо ещё более мужественным. И даже тот факт, что у деда не было обеих ног, и глаза были почти неподвижны из-за слепоты, не менял главного – дед определённо вызывал симпатию и уважение. «Как странно», – подумалось Ирине: «Я его совсем не знаю. Слышала о нём очень мало. Но я его почти уже люблю, словно родного человека». Евгений также успел шепнуть Ирине, что дед не разговаривает – сказались последствия инсульта.

– Добрый день, Глеб Евгеньевич, – улыбнулась Ирина. Дед повернул голову в её сторону, вслушиваясь в интонации голоса, помолчал немного и кивнул головой, очевидно в знак того, что день действительно добрый.

– Дедуль, привет, – и Евгений подошёл к деду, встал перед инвалидным креслом на колени и опустил голову на дедушкины руки. Дед попытался улыбнуться и обнять своего внука дрожащими руками. Ирина отвернулась в сторону, чтобы не разрушать магию встречи внука и деда неуместным любопытством.

– Я слышал, ты стал плохо есть, дедуль, – повысил голос Евгений, видимо, дед ещё и не дослышивал: «Я привёз тебе твои любимые макароны, сейчас пожарю мяса, и мы все поедим. Сегодня можно нарушить предписания врача. Дедуль, как я рад тебя видеть». И Ирина увидела, как на глазах дедушки заблестели слёзы. Видимо, в последнее время внук всё реже навещал своего любимого деда.

Евгений отправился на кухню, а Николай, его жена Алёна, Ирина и Глеб Евгеньевич остались в комнате. Дед жестом указал, где бы ему хотелось находиться. Он выбрал место спиной к окну, остальные присутствующие расселись на двух небольших, но удобных дивана.

Ирина оказалась одна, и была этому рада. Дед повернул голову в её сторону, нельзя было сказать, что он вглядывался в неё, дед уже давно ничего не видел, но от его взгляда Ирину бросало то в жар, то в холод. Ей казалось, что она на экзамене, и экзаменует её сама жизнь, и от того, понравится она Глебу Евгеньевичу или нет, зависит многое, а возможно, и её судьба. «Нет, конечно, это глупости», – внушала себе Ирина, но ничего не могла с собой поделать, и снова её глаза встречались с глазами слепого дедушки Евгения.

– Ирина, а чем вы занимаетесь? – нарушил тишину Николай. Ирине показалось, что дед был недоволен вопросом сына.

– Я пишу. Я журналистка.

– Понятно. Сейчас пишете о племяннике, видимо?

– Нет, о нём я уже написала. Давно.

– Но вы приехали вместе с ним, я и подумал…

– Евгений Борисович пригласил меня на свою свадьбу.

– Вот оно что, – только и нашёлся Николай, а его жена пристальнее взглянула на Ирину.

– Деточка, а вы замужем, у вас есть детки? – спросила Алёна, хотя Николай и толкал её локтем в бок, пытаясь образумить.

– Нет, я не замужем. И детей тоже нет.

– Понятно. Ну, всё впереди, – Алёна, видимо, решила послушаться мужа и свернуть разговор на личные темы.

– У вас здесь очень красиво, – Ирине захотелось сказать что-нибудь приятное хозяевам. А поскольку ей и в самом деле понравилось жилище родственников Евгения и сад, комплимент прозвучал сердечно и искренне. Дед наклонил голову, слушая Ирину, он явно заинтересовался ею. Наверное, ему, как и Николаю и его жене, было непонятно, какое отношение Ирина имела к его внуку, раз тот счёл нужным их познакомить. Ирина сидела, как на иголках, пока в комнату не вошёл Евгений и не пригласил всех в столовую залу.