
Полная версия:
Холодный путь к старости
– Может, вы и правы, – согласился Алик, чувствовавший непонятную вину перед Сапой.
– Конечно, прав, – зацепился Сапа. – В выборах всегда есть элемент непредсказуемости. Шансы есть у всех, в том числе и у тебя, но мне не нравится, что в тебе нет жажды власти.
– При чем тут жажда власти? – спросил Алик.
– Чтобы чего-то достичь, надо очень захотеть, – ответил Сапа. – Ты должен спать и видеть себя на месте депутата окружной Думы, а у тебя даже в речах нет энтузиазма, горения. Ты должен идти на все ради достижения цели, а ты о каких-то обещаниях. Знаешь, какая жажда власти у Матушки, у Хамовского?! О-о-о! А чтобы стать президентом, надо быть просто фанатиком власти! Запомни, борец за власть всегда одолеет борца за справедливость, поскольку первого не смущают способы достижения победы. Я тебе гарантирую, что Матушка против тебя использует все возможности…
***
После разговоров с Сапой у Алика возникало много мыслей, за что он и любил беседы с умными людьми. «Правду говорил Иисус своим апостолам, что когда двое вас, то и я буду меж вами, – размышлял по этому поводу Алик. – Сапа и Петровна – в настоящем, Александр, коллеги из института – в далеком прошлом… Не так много, но я их всех люблю, какими бы они ни были. Для кремня должен быть камень, чтобы появилась искра, для спички – шершавая поверхность. А какие разряды порождает гроза! Там кругом Бог. Но для человека нужны только люди, талантливые настоящие люди – в спорах, диалогах, контактах. И нет беднее человека, чем тот, который разбрасывается такими людьми или отворачивается от них».
Подслушанные или родившиеся мысли Алик бережно записывал, на общественном городском поприще воевал вдохновенно и убежденно, на заседаниях городской Думы ни одного вопроса не проходило без его реплики и оценки, «Дробинка» летала по городу. Под влиянием своих политических обещаний говорить правду и только правду Алик обличал всех подряд, без разбора. Он писал, редактировал, составлял макеты газет, финансировал и распространял. В народ уходили самые разные статьи.
ИНТЕРЕСНЫЙ ДОКУМЕНТ
«Устное слово отличается от документа тем, что им даже муху не убьешь»

– Есть один интересный для тебя документ, – сказал Сапа, когда Алик заглянул к нему в кабинет в последние дни гарантированной работы после получения уведомления о сокращении.
– Какой? – поинтересовался Алик.
– Вот посмотри, – сказал Сапа и протянул лист тонкой факсовой бумаги, на которой было напечатано следующее:
«Ваша избирательная комиссия на основе итогов голосования приняла решение об избрании депутатом городской Думы Сировой – начальника Управления образования. Напоминаем, что Сирова является муниципальным служащим и по Закону не вправе быть депутатом.
Председатель избирательной комиссии округа
А.Н. Гебельс»
– Ни хрена себе! – оценил Алик. – Судя по дате, письмо поступило сразу после выборов в городскую Думу, а она до сих пор депутат. Хамовский не знает?
– Знает, – ответил Сапа, удовлетворенный, что письмо зацепило Алика…
«Не удержится. Напишет, – мысленно рассудил он. – Анализируя ситуацию, не сможет обойти Хамовского. Пойдет воевать за кресло мэра, как миленький».
– …Начальник Управления образования ему выгоден в депутатах, – завершил ответ Сапа.
– Ну Сирова, ну коза! – восхитился Алик. – Примерно полгода назад мэр делал предвыборный расчет. Я на нем присутствовал…
…И вот сейчас, видя перед собой бумагу, изобличающую соперницу по выборам, Алик радовался возможности посчитаться за нечестные выборы. Тогда, как предсказывал мэр, на экране и в газете мелькало только улыбающееся доброжелательное лицо Сировой. Про нее писали хорошие статьи, о ней составляли сердечные сюжеты на радио. Остальные кандидаты в депутаты не вызывали интереса журналистов. Возникало ощущение, что кроме Сировой в городе не осталось людей, лишь, поглядывая друг на друга, жители города понимали, что ошибаются. Такую информационную тефтелю делали коллеги Алика, люди, которых он считал порядочными, и если не друзьями, то товарищами, рассчитывал на их честность и объективность, на понимание, но все оказалось не так…
– Можно взять этот факс? – спросил Алик. – Неплохой материал получится.
– Копию дам, – ответил Сапа, – но ссылаться на нее нельзя.
– Почему?
– Я пока работаю в городской администрации, документ хранится здесь, мэр поймет откуда, – ответил Сапа, питавший тайную надежду, что Хамовский как-нибудь зайдет, простит и оставит его на месте…
– Но как писать?
– Есть закон о муниципальной службе…
– Хорошо, сошлюсь на закон, но ведь опять скажут, что выдумки журналиста…
Сожаление Алик выразил несколько преувеличенное, поскольку, как воспримут эту информацию читатели, по большому счету, его не интересовало. Он всегда желал показать в газете реалии жизни, красиво подать материал, написать правду – для личного удовлетворения, для личного счастья, для душевного равновесия, для искусства, если получится… А поверят люди или нет, отреагируют или молча скушают известие о том, что их дурят – Алика не волновало, поскольку он считал, что свой долг перед обществом выполнил, а если общество не устраивает такая действительность, то пусть оно устраивает забастовки или собрания и изменяет жизнь.
Заметка про Сирову вышла в «Дробинке». Примерно через неделю после этого заговорщики опять встретились на знакомой нам кухне у Сапы.
– Вообще говоря, кому какая разница, нарушает она закон или нет, – сказал Сапа, сам предоставивший компромат на Сирову. – Работает человек депутатом, пользу приносит городу. Что ты в нее вцепился? Кто сейчас соблюдает законы? Если те же предприниматели будут по законам работать, так разорятся.
– Если есть нарушения в малом, то есть и в большом, – убежденно ответил Алик, но его больше всего беспокоило то, что, несмотря на опубликование факта нарушения, Сирова и не думала уходить из городской Думы. Это была наглость. Власть не соблюдала даже собственные прописные истины.
– А они и не будут реагировать на твои заметки, – развил тему Сапа. – Им не выгодно признавать твою правоту. Ты же посмотри, как они работают против тебя. Скоро твоя фамилия станет синонимом слова «грязь» и фразы «необоснованные высказывания». В любом выступлении против тебя они обязательно вставляют эти ярлыки, а только ярлык к тебе приклеится, то придет смерть. Причем тебе приходится работать гораздо больше, чем им. Ты в одиночку выискиваешь факты, их обыгрываешь, тратишь личные деньги и энергию, публикуешь и распространяешь свою «Дробинку». А они говорят только одно слово – «грязь». И все. Их грязь идет в народ не на малоформатном листке, а селевым потоком во вселяющей веру в печатное слово газете маленького нефтяного города, которая выпускается и распространяется за бюджетный счет, над которой работает не один человек, а большой коллектив и без напряга. Так все, что ты наработал с большим трудом, начинает плохо пахнуть, а твои избиратели подумывают, а не отвернуться ли от тебя. Потом смотри: твоя газета – две тысячи экземпляров, муниципальная – более четырех тысяч. Прибавь к этому телевидение и пропаганду в коллективах. Они выигрывают, а твое поражение сдерживает лишь время…
***
Противоречия в действиях Сапы были вполне ощутимы. И чем дальше, тем больше. Алик относил их на счет психического потрясения своего старшего товарища (Сапе было под шестьдесят), по поводу сокращения и не обращал внимания. Алик не понимал, что Сапа уже был на грани того, чтобы считать его, Алика, виновником вообще всех неприятностей, каковые случались в его, Сапиной, жизни. Он почти ненавидел Алика и искал интеллигентные способы, чтобы от него совсем отделаться, но Алику некогда было заниматься тонкостями взаимоотношений с Сапой, его вполне устраивали их умные беседы, и у него были другие проблемы.
***
Если трибуну заплевали, то ее надо помыть. Алик обратился в прокуратуру с заявлением на Сирову. Прокурор Коптилкин тянул с ответом два месяца, но, не найдя лазеек в законах, вынужденно признал, что Сирова не может совмещать должность начальника Управления образования и депутата. Алик сделал несколько копий прокурорского ответа, как раз по числу депутатов, таким же числом размножил факс из окружной избирательной комиссии, с согласия Сапы, которого к тому времени уже сократили, и положил эти бумаги перед каждым депутатом на очередном заседании городской Думы. Депутаты взяли документы, под строгим взглядом Хамовского равнодушно повертели в руках, положили их в папки и больше к этому вопросу не возвращались.
– Этого мало. Необходимо решение суда. Сами депутаты ничего делать не будут, – подсказал Сапа, который уже имел опыт подобной защиты Харевой. – Власть укрепляет позиции. Если так дальше пойдет, то скоро ни одного народного избранника не отзовешь с должности. Ты почитай внимательно Устав города…
Словно подслушав слова Сапы, как часто высказанные слова бывают услышаны людьми далекими, Сирова тоже почитала Устав маленького нефтяного города и нашла его недостаточно законченным, поскольку Устав не содержал главы, на основе которой можно было заткнуть рот случайному депутату от журналистики – Алику. Чтобы исправить эту законотворческую оплошность, она собственноручно и даже умно разработала Кодекс депутатской этики, который гласил в частности:
1. Депутат не должен нарушать общепринятые нормы морали и этики, в том числе употреблять грубые, оскорбительные выражения, причиняющие моральный ущерб чести и достоинству депутатов городской Думы, должностных лиц и жителей города.
2. Не допускается навязывание своего мнения в грубой форме через СМИ, а также в устной или письменной форме в общении с избирателями или должностными лицами.
3. Депутат не вправе использовать заведомо ложную информацию, выражать субъективизм для необоснованного обвинения в чей-либо адрес.
4. Депутат не должен использовать свой статус в корыстных целях.
5. Депутат не должен использовать поступившую в городскую Думу или на комиссию информацию для выступлений перед избирателями, в СМИ, в повседневной работе до принятия Думой решения по данному вопросу.
6. По выявленным фактам нарушения депутатской этики по инициативе одного или нескольких депутатов вопрос выносится на закрытое заседание Думы, по итогам которого может быть вынесено решение в виде порицания, опубликования материалов обсуждения в СМИ, выступления с инициативой об отзыве депутата.
Читая эти правильные слова, Алик не понимал, почему инициатор их обсуждения на заседании городской Думы – Сирова. Ясно, что она хотела снять с себя обвинение в нарушении закона о выборах, но такого куража над нормами морали от главного учителя маленького нефтяного города Алик не ожидал. Преступник проповедовал правила поведения!!! Весь депутатский корпус, кроме Алика, проголосовал за принятие ее законопроекта. Сам Алик подал заявление в суд на Сирову с требованием о снятии ее с поста депутата, но дело попало к судье Краплевко, дочка которой работала у Семеныча в налоговой полиции. Краплевко аккуратно переносила заседание суда несколько раз из-за неявки Сировой и, забегая вперед, переносила до тех пор, пока действующий состав городской Думы не был переизбран. Алик остался в шоке от происходящего: власть стояла стеной и дружно плевала на нормы права.
– У них совершенно нет совести! – возмущался он, сидя в своем уже законном гостевом кресле за кухонным столом у Сапы. – Не могу поверить. За границей чиновник с подмоченной репутацией давно бы подал в отставку, у нас же за кресло держатся. Хоть бы умылись.
– Это Россия, – ответил Сапа. – Наверху те же люди, что внизу. Кто у нас законопослушен? Ты тоже не ангел.
***
Однако сил у Алика еще хватало, а чувство справедливости не притупилось, как давно потеряло бы остроту копье, многократно бьющее в сталь. «Дробинка» наперекор всем проискам чиновников стала народной трибуной, в которой переосмысливались, с точки зрения общественной пользы, пользы для простых людей, действия городской Думы, мэра, всех городских структур. По крайней мере, Алик ставил перед собой такую задачу – задачу образования и разъяснения. Насколько это удавалось, он мог судить только по многочисленным сообщениям, что его газету копируют из-за недостаточности тиража, и откликам читателей, которые легко могли с ним связаться, поскольку в «Дробинке» был указан номер его домашнего телефона. И все это было здорово. Удовольствие Алик стал находить даже в том, что продолжал работать в ненавистной ему газете маленького нефтяного города, потому что получал зарплату и тратил ее часть на выпуск «Дробинки», в которой долбил и мэрию, и редактора газеты. Уволить его не могли по причине депутатской неприкосновенности. Враги были вынуждены Алика содержать, а он их бил за их же деньги – это было весело! Информация стекалась отовсюду, в том числе и от старых знакомцев…
ОЧЕРЕДНОЙ СЛИВ
«Удовольствие состоит не только в том, чтобы иметь, но и в том, чтобы показать»

Как регулярные доноры привыкают к систематической сдаче крови, так и информаторы жаждут делиться имеющимися знаниями с журналистами. В момент расцвета оппозиционной работы Алика пригласил к себе следователь Хмырь, тот самый, который занимался несколько лет назад делом самого Семеныча и пытался позднее слить Алику информацию о поддельном дипломе одного из специалистов налоговой полиции – Кабановского-старшего.
– Есть любопытный документ, – интригующе произнес Хмырь. – Разговор не телефонный. Если не пропало желание знать больше, жду в своем кабинете.
– Приду, – скоро ответил Алик.
Людей по большому счету интересуют только они сами, и, даже оплакивая смерть близких, они больше жалеют себя, свое будущее. Поэтому ждать благотворительности от пройдохи милицейской службы, каковым являлся Хмырь, не стоило, им что-то двигало, какие-то мощные невидимые течения заставили пойти на контакт. С другой стороны, Хмырь знал много, безусловно много, хоть и знания его были как коровы утопшие в болоте, мясистые, но недостижимые. С третьей стороны, от Алика много не требовалось: сходить и выслушать. «Если документ занимательный, то хитрая лиса Хмырь его не отдаст, – рассудил Алик. – Будет много говорить ни о чем. Надо подготовиться».
Хороший рыбак всегда мечтает поймать большую рыбу, даже если знает, что это почти невозможно. В таких случаях вся надежда приходится на «почти». Пришел Алик к Хмырю, как всегда в таких случаях, со скрытым диктофоном, рассчитывая записать весь разговор, а разговор он хотел построить так, чтобы Хмырь зачитал документ или подробно его пересказал. Но ловить Хмыря примерно то же самое, что золотую рыбку: сказку об удаче старика прочитать можно, и даже вообразить ее беспокойно подрыгивающую в ладонях, но саму ухватить невероятно.
– Кофе будешь? – спросил Хмырь, плотно закрыв стальную дверь регионального отделения по борьбе с организованной преступностью. Маслянистые глазки его хищно поблескивали, как у опасного и хитрого зверя, на губах блуждала приветливая улыбка, как у мудрого политика.
– Нет, – ответил Алик, понимавший, что ему предложат порошковый кофе, а этот суррогат он принципиально не пил.
Кроме того, был и другой момент, заставивший Алика отказаться от застолья, – увеличивалось время разговора. Диктофон был кассетный, заряжен всего на сорок пять минут. Запись шла. Отключался диктофон автоматически с довольно громким щелчком. Собеседник мог смекнуть, что его пишут. Раскрывать сей факт никогда не входило в планы Алика. Как-то диктофон чуть было не щелкнул в кабинете у Хамовского. Тогда на исходе сорока пяти минут Алик вышел из кабинета, сославшись на обстоятельства. Больше рисковать по пустякам не хотелось…
– Времени не много, – добавил Алик. – Давайте сразу к делу.
Хмырь открыл массивный сейф и принялся копаться в бумагах. Наконец вытащил один листок и сел за стол.
– Вот посмотри, – сказал Хмырь.
Перед Аликом лежала хорошая копия официального письма городской администрации о приобретении Генералу трехкомнатной квартиры в Краснодаре, а Сировой – двухкомнатной в Уфе за счет бюджета маленького нефтяного города. Письмо имело исходящий номер и подпись заместителя мэра города.
«Воруют суки. Прямая улика, – оценил документ Алик. – За бюджетный счет продолжают приобретаться квартиры для нужных людей. Это можно спокойно публиковать, даже не редактируя».
– Хорошо бы снять копию, – попросил он.
– Нет. Снять копию не получится, – начал знакомую игру Хмырь. – К этому документу имело доступ немного людей. Начнут разбираться, могут быстро определить, откуда ты взял информацию.
– Так вам какая разница, вы же из другого ведомства? – спросил Алик. – Вы же не подчиняетесь городу.
– Я тоже человек подневольный, и надо мной есть начальство, – ответил Хмырь. – А какие там связи и как они могут аукнуться, сказать сложно.
– А как без копии я могу использовать эту информацию?
– Ты же видел…
«Задрал! – мысленно ругнул хитрого следователя Алик. – Что за бестия! Вечно покрутит перед носом колбасой и прячет ее в холодильник». Хмырь вытянул из пальцев Алика документ, убрал его в сейф и прокрутил ключ до упора.
– Бестолковая встреча получилась, – удрученно заметил Алик. – Что толку с документа, о котором только знаешь.
– Ладно, могу кое-что подсказать, – интригующе произнес Хмырь. – Если ты собираешь материал на городскую администрацию и Хамовского, сходи в милицию и посмотри сводки за прошедшую неделю. Там есть интересная информация.
– О чем? – спросил Алик.
– Сходи и посмотри. Найти недолго…
О сути дела, как и о тексте документа, Хмырь опять не проговорился. Скрытый диктофон не помог. Хмырь знал правила и умел говорить не хуже матерого политика. Нужную сводку в дежурной части милиции Алик легко сыскал и опубликовал в своей газете без правки:
«В Тюмени ведущий специалист управления материально-технического снабжения администрации города Драчилов, используя поддельные документы, закупил компьютерную технику на бюджетные деньги…». В финале он немного покуражился: «Компьютеры нашей администрации, конечно, очень нужны. Чиновники любят между делом раскладывать марьяж, пасьянс, а то и в стратегию или боевичок срезаться с электронным мозгом». Заметка имела успех.
Сотрудничество с Хмырем стало одним из многих плодов прошлой победы Алика над собой. Он давно осознал, что не надо загонять людей в моральные клетки, придумывать им определения, клеймить, отворачиваться от них. Надо находить интерес в общении с любым человеком. Да, Хмырь – весьма ловкий и опасный человек. Его предложение встретиться по поводу любопытных документов можно было воспринять и так: «Он в прошлом хотел меня подставить на Кабановском-старшем. Надо его забыть и не связываться». Тогда не было бы интересного продолжения…
Все люди имеют недостатки, но для того чтобы иметь успех, не надо отгораживаться забором, надо уметь прощать и сотрудничать. Но как использовать информацию о квартирах, закупленных чиновникам за счет бюджета, Алик не знал.
***
– Твоих слов, конечно, маловато, – рассуждал по этому поводу Сапа. – Такое письмо бы не пересказывать, а отсканировать и выдать в газете в виде оригинала. Без комментариев. Иначе опять скажут, что все это грязь. А без письма… Возможно – фальшивка. Представь себе, если Хмырь действует с подачи Хамовского. Если они специально тебе письмо подсунули, как хорошо сработанную липу, чтобы уничтожить. Надо определить, фальшивка или нет.
Алик пошел по хорошо зарекомендовавшей себя схеме. Он написал запрос на получение информации, начинавшийся со слов: «Прошу ознакомить с письмом…». Указал номер и дату регистрации письма, которые он машинально записал в блокнот. Отнес запрос в организационный отдел городской администрации, зарегистрировал, оставив второй экземпляр себе, и стал ждать. Рассуждал Алик при этом просто. Отказ в предоставлении информации означал бы, что письмо с компрометирующим текстом реально существует. В обратном случае Алика ознакомили бы с письмом, где значился другой текст, или сообщили, что письма под таким номером не существует. Но то, что произошло дальше, яснее официального отказа отвергло сомнения в подлинности информации, полученной от Хмыря…
Лизадков, заместитель мэра маленького нефтяного города, получив хороший втык от Хамовского, орал на своих подчиненных:
– Кто из вас это сделал? Кто иуда? Кто продал? Кто дал Роботу письмо из архива? Еще такое будет, всех на хрен поменяю!…
– Да что вы кричите? – взволнованно оправдывались подчиненные. – Мы никогда. Успокойтесь. Не надо сердце рвать. Это же текучка.
– Какая, на хрен, текучка?! Вы знаете, как он ломает?! Вы знаете, как ломает Хамовский?! – кричал бледно-красный Лизадков, вытаращив глаза. – Вот так ломает.
Лизадков скребанул ладонями с растопыренными пальцами по воздуху и словно поймал в нем прозрачную палку, сильно сжал кулаки, так, что щеки затряслись от напряжения, и резко бросил их вниз по обе стороны колена.
– Вот так ломает! – прохрипел он и вовремя моргнул, иначе его вытаращенные глаза просто бы выскочили из-под широко разошедшихся век, как косточки от вишни из-под сильных пальцев…
До Алика долетели отголоски этого происшествия. В «Дробинке» вышла небольшая заметка…
ФАЛЬШИВКА
«Подражание и подделка – вот будущее настоящих ценностей»
«Профессия журналиста в принципе не сложна, публична, артистична, удовлетворяет тщеславие, – размышлял Алик по пути к Сапе. – Ее можно сделать спокойной и доходной. Этим она многих привлекает: чем махать лопатой на морозе, лучше за те же деньги сидеть в тепле. Ясно, что у многих журналистов есть дети, семьи. Ценность материального благополучия очевидна, тем более здесь, куда все приехали зарабатывать деньги. В самом стремлении больше заработать нет ничего плохого. Лишь бы это стремление не уничтожало понятия чести, достоинства, совести…
Власти выгодно, чтобы журналистика стала приятной их слуху и глазу. Сколько стоит молчание или направленное блеяние прессы? Подчас недорого. Люди раболепствуют за ту же зарплату. Продажность заключается не в количестве принятых денег. История человечества знает случай, когда за несколько монет был предан самый известный и уважаемый человек на Земле. Суть продажности заключается в сохранении хороших отношений с господином и стремлении услужить…»
Показался серый, но почему-то светлый и притягательный Сапин подъезд с нависшим сверху козырьком-плитой и покореженными входными дверями. Довольно обычный подъезд крупнопанельного дома маленького нефтяного города. Алик поднялся на первую ступеньку, представлявшую всю ту же железобетонную плиту, перескочил через прут, торчащий из тела плиты, словно змея, собиравшаяся ужалить, и забежал внутрь подъезда, где во тьме первого этажа осторожно нащупал ногами ступени ведущие вверх. Глазок Сапиной двери пронзался дневным светом, идущим изнутри. Это означало, что внутренняя дверь открыта, и кто-то дома есть.
Открыл Сапа. Он изрядно потолстел и обрюзг с того времени, как Алик встретился с ним в первый раз, но бородка по-прежнему топорщилась, а в глазах сияла покровительственная мудрость.
– Смотрите, что я нашел в почтовом ящике, – сказал Алик, протягивая Сапе листок бумаги.
– Что это? – спросил Сапа.
– Моя «Дробинка», только фальшивая, – ответил Алик. – Одну полоску выпустили. Отсканировали оформление газеты, убрали мои статьи и внесли свою.
– Смотри-ка, тут Матушку распекают, начальника пожарной охраны, – комментировал Сапа по мере того, как читал. – В принципе все правильно, но возникает ощущение, что писал все это шизофреник.
– Уважают, раз новые способы борьбы со мной изыскивают, – горделиво продолжил Алик.
– Ты не на шутку разозлил начальство, – согласился Сапа. – У тебя все вокруг враги, нет ни одного союзника.
– Так я ж по делу. Одни воруют, другие покрывают, третьим все равно…
– Пойми, принцип власти такой – деньги! – рассердился Сапа. – Иначе не имеет смысла. Если бы обладание властью не давало возможности красть и использовать все законные способы для наращивания своих доходов, а давало бы возможность только честно работать на народ, то в стране установилось бы безвластие. Кому такая власть нужна? Сегодня мало что значат понятия «патриотизм» и «страдание за отечество, за правду». Ради чего принимать на себя обязательства, если народ в наибольшей своей массе подозрительный, падкий на бесплатное, боязливый за свой кусок хлеба, молчаливый, всепрощающий сильного и продажный. Работать на этих людей призваны такие же человечки, жаждущие богатства наличного, а не духовного, жаждущие обеспечить своих детей, а лучше и внуков. Мысли-то и сверху, и снизу одни и те же. Возможности разные. А ты подрубаешь основы. Как ты будешь формировать свою команду, когда пойдешь на выборы мэра?