скачать книгу бесплатно
– Не кажется ли вам, что в высказываниях ваших прихожан – противоречие?
– Вы все с обвинениями выступаете. Вынь бревно из глаза своего…
– И преврати его в карандаш.
– О чем это вы?
– Да так, к слову пришлось.
– Вы попали во взрослый мир, который оказался сложнее, чем вы предполагали. Человек предполагает, а Господь располагает.
– Неужели вы не видите, что происходит в городе?
– Что здесь происходит из ряда вон выходящего, чего нет во всем мире?
– Вам известно, что ваша неопытная провинциальная блудница сечет своих любовников розгами? И не для смирения гордыни, а для ее изощрения.
– К сожалению, для поддержания суверенитета мы обязаны выполнять некоторые ритуалы, связанные с нашим феодальным прошлым. Никто, однако, не заставляет вас ходить к блуднице, как вы несправедливо выразились.
– Вот именно, что заставляют. Окружают толпой и ведут. Не драться же мне, в самом деле, с вашими прихожанами. Они только тем и занимаются, что с утра до вечера творят ритуалы вашего феодального прошлого.
– Ну что вы! Мои прихожане в поте лица зарабатывают хлеб свой насущный.
– Ваше преподобие, никто здесь не трудится, а живут на проценты с капиталов обманутого князя.
– Недееспособного в данный момент.
– И вы получаете жалование с процентов, не так ли?
– Разве это жалованье? Знали бы вы, сколько получает бургомистр и начальник полиции. Я не могу на свои деньги найти ни пономаря, ни звонаря, ни повара, а только служанку. Не хотите остаться здесь, помогать мне в церкви, спасая тем самым душу?
– И выполняя всю черновую работу за ваших рантье.
– Поневоле рантье. Таковы обстоятельство. Обретете истинную веру, начнете служить за меня, станете епископом, а там – и кардиналом, а то, глядишь, – самим папой!
– Все это фигуры речи, не более того. Здесь же играют настоящими человеческими фигурами.
– Вот, вы опять обвиняете. Да, мир во зле пребывает, но еще хуже то, что творится в душе. Вы в плену своих образов. Вам нужно преодолевать свой индивидуализм, стать членом какого-нибудь сообщества…
– Членом масонской ложи предлагаете стать? Получается – и вы масон? Как же это согласуется с папским запретом?
– Я являюсь руководителем общества изучения наследия Фомы Аквинского, и мы все в нем братья. Братья моей ячейки являются членами различных сообществ и лож, а брат моего брата – мой брат. Не вступая в ложу, можно входить в любое сообщество и сотрудничать с братьями на благо всего человечества. Все люди братья: чего нам делить?
– Железная логика.
– Если мне что-то нужно, я говорю своему брату…
– Во Фоме.
– Можно и так сказать, а он передает другому, а тот – третьему и…
– … вся Европа у ваших ног. Вы лучше выведите меня из города. Надеюсь, ваши прихожане при вас меня не осмелятся остановить.
– Не обольщайтесь, сын мой. Мир за мостом ничем не лучше нашего.
– Не думаю.
– Да вы поглядите, какая вокруг красота! Разве это не рай!? Оставайтесь здесь, станете… ах да, уже говорил. Ну, как хотите. Приходите после службы, так и быть – выведу вас за пределы княжества.
* * *
– Отец Климент, – спрашивает Адамсон на дороге, – ответьте еще на один вопрос: почему у вас в кинотеатре демонстрируется фильм, который нельзя посмотреть? Мне сказали, вы знаете почему.
– Соблазн должен войти в этот мир, но горе тому…
– Кто дает кошке мясо, а потом выдергивает из пасти за нитку.
– Всё грехи наши тяжкие.
– Как же бороться с грехами?
– Недеянием их.
– Недеянием, хм! Гениально! Все гениальное просто. Я, однако, спросил не о том, с чем бороться, а как?
– Необходимо отринуть все наносное, земное, мирское, отсечь все плотское. Если рука соблазняет тебя…
– Предлагаете отсечь от себя все плотское и по миру ходить с головою под мышкой по примеру Дионисия Парижского? Только с памятью как быть? Она в голове.
– Все это юношеский максимализм. Поживете с мое, и вам ничего не придется отсекать от себя – само отпадет.
– Ну, это понятно, а что же с кино, которое нельзя посмотреть?
– Режиссер какой-то известный, э-э, в узких кругах, снимал кино здесь недавно. Когда мы взглянули, то ужаснулись. Он замахнулся на основы всего. Светские власти хотели пленку спалить, но сверху вмешались и велели хранить до суда. Отдельные кусочки оказались полезными, и теперь их показывают для вразумления…
– Ваших прихожан, понятно. Прощайте, отец Климент. Спасибо за помощь.
* * *
Адамсон бодро идет по дороге, а вокруг него крутится мальчик на велосипеде. Раздается шум мотора, и его догоняет роллс-ройс с начальником полиции, священником, двумя охотниками с ружьями. Все тот же шофер машет ему рукой в знак приветствия.
– Молодой человек, – выходя из машины, обращается к Адамсону священник, – что же вы меня обманули? Оказывается, вы не заплатили за постой в гостинице, поэтому вас и задерживали.
– Во-первых, меня задерживали насильно, во-вторых, здесь уже не территория вашего суверенного княжества. Можете взять мой велосипед в качестве платы.
– Это мой велосипед! – заявляет мальчик.
– Слышали? Это его велосипед, – указывает священник на мальчика, – он не может обманывать, поскольку является сыном начальника стражи порядка.
– Вот документ на владение велосипедом с указанием номера. Взгляните на номер и сравните.
– Во-первых, – говорит начальник полиции, – денег вы задолжали больше, чем стоят три велосипеда, так что мы его конфисковали, а если кто-то тут против, может подать заявление в суд. Благо судья по случаю оказался тут рядом, можете заодно сразу же нанять адвоката в его лице. Во-вторых, по букве закона…
– Все-все, сдаюсь! – поднимает Адамсон руки вверх.
* * *
В наказание его помещают в клетку, которую подвешивают к ветке дерева над большим обеденным столом на поляне. Участника пикника бросают в него куриные кости.
– Пой, раб, – заявляет очередной шутник.
– О чем? – спрашивает пленник, отмахиваясь от апельсиновой корки.
– О свободе, о чем же еще!?
– Что празднуем? – спрашивает жена бургомистра, указывая веером на нечто, что стоит во главе стола под черной тканью.
– Э-то секрет, о, сюрприз, – говорит бургомистр. – Ладно, открою секрет. Сегодня мы празднуем день создания инструмента, открывшего человечеству путь к свободе, равенству и братству! Открывайте! – машет он рукой.
Официант дергает за веревку, и глазам участников пикника из-под опавшей черной ткани появляется гильотина с уже лежащим на ней арлекином.
– Смерть тиранам, господа! – бургомистр машет рукой, и на стол вываливается голова куклы.
– Арлекин у вас главный тиран? – спрашивает Адамсон.
– Слышу иронию в голосе, исходящем откуда-то сверху. Не божественный ли голос то был?
– Не-ет, – кричат все хором, – это наш гость.
– Почему же он в клетке сидит, если он гость?
– Он наказан.
– За что?
– За неуважение к его светлости нашему князю.
– В чем оно выразилось?
– В неуважении.
– Молодой человек, что скажете в свое оправдание?
– Хорошо бы вашего князя увидеть хотя бы одним глазком.
– Требование увидеть нашего князя в том состоянии, в котором он сейчас пребывает, и есть проявление неуважения. Вернемся к нашим баранам, о, арлекинам! Кто следующий? Кто хочет примерить на себя воротник гильотины? Молодой человек, не желаете надеть воротник? Получите несказанное ощущение.
– Нет, не желаю, а вы?
– Ожидаемый ответ с неожиданной дерзостью. Добавляем еще один шар в корзину с прегрешениями нашего дерзкого друга, – бросает бургомистр орех на тарелку. – В конце подсчитаем и… оп… тьфу! – выплевывает бургомистр теннисный мяч. – Кто? Кто бросил шар?
– Я же вам говорил, – заявляет библиотекарь, – его светлость играет в теннис.
– Как могут шары сюда долетать?
– Вот и я говорю, запретить нужно теннис… и футбол, заодно.
– Я предлагаю обсудить вопрос о запрете теннисных игр на ближайшем заседании городского совета. Теперь о нашем празднике. Кем бы мы были при двойной тирании баварского герцога и нашего князя?
– Вы – бессменным бургомистром нашего города.
– Неправильная постановка вопроса. Нужно спросить по-другому. Сколько бы вы платили налогов, если бы мы, как и прежде, подчинялись императору Вильгельму, герцогу Баварскому, царство им небесное, и нашему дорогому, многоуважаемому шкафу. О, князю! Каламбур получился, цитата из пьесы какой-то? Дорогая, многоуважаемая гильотина! Можно, воспользовавшись каламбуром, так к ней обратиться? Сколько ты пользы принесла, избавив мир от множества мытарей, негодяев, преступников и злодеев. Многоуважаемая гильотина! Поздравляем тебя с днем рождения, желаем…
– Здоровья и счастья.
– Ну, это больше относится к нам. Окропляем предмет сей… Святой отец, может вы окропите?
– Нет-нет, я против насилия.
– Ваше право. Окропляем предмет сей полезный вином, солью и перцем во имя всех нас: князя нашего в первую очередь, наследницы его графини Амалии, нашего бургомистра – в моем лице, начальника полиции, епископа нашего будущего…
– Ну что вы…
– А то и кардинала, начальника полиции… о, уже упоминал, его помощника…
– Конокрада местного, – отмечает Адамсон.
– Единого в трех лицах библиотекаря нашего… Вернемся, однако, к только что произнесенной шутке. Кто у нас шутит так грубо?
– Молодой человек, сидящий в клетке, – отвечают несколько голосов.
– Дорогие братья и сестры, – встает священник, – я предлагаю из милосердия извлечь молодого человека из клетки и посадить вместе с нами за стол. Давайте проявим к нему снисхождение и посадим его рядом с нами как равного.
– Да он и так равнее у нас самого равного: с графиней на короткой ноге! От того и дерзит всем. Спускайтесь, молодой человек. Помогите ему кто-нибудь. Клетка у нас теперь осталась пустая. Кто займет его место? Никто не желает… я так и знал. Ну да ладно. Усаживайтесь, молодой человек, и теперь вы примете участие, как равный, в нашей любимой игре. Что вам? – спрашивает он секретаря, поднявшего палец.
– Затмение начинается.
– Ах да, чуть не забыл. Затмение начинается, предсказанное нашим астрономом, астрологом, архитектором и… а… библиотекарем. Сейчас, воспользовавшись затемнением, мы посмотрим фильм…
– Принц и нищий.
– Да, принц и… нищий. Экран уже есть, – указывает он на официанта, который держит чистый холст в раме, – начинаем.
– До первой скабрезности только, – грозит пальцем бургомистр.
* * *
Офицеры в парке показывают дамам пушку. Открывая шампанское, они выстреливают пробками в небо: дамы хохочут. Одна из них хватает за шнур и, закатываясь от хохота, дергает его. Пушка выстреливает, что вызывает у всех очередной приступ смеха.
