Тайные узы

Остается ждать.

И новость про Савчука приходит сама.

Ближе к обеду звонит Ваня. Голос у него задумчивый и серьезный. Я спрашиваю, как он себя чувствует, говорю, что не хотела будить его утром, когда уезжала, и попросила Нору подольше погулять с Киром, чтобы он мог выспаться. Разговор почти подходит к концу, когда Ваня вдруг упоминает Тараса.

– Савчука вывели из комы, он очнулся, но пока без прогнозов. Вот только… Ангелина сказала, что первым делом Тарас спросил про тебя.

Я хватаюсь за подлокотник кресла, чувствуя, как спину покалывают ледяные иглы.

– Что? – переспрашиваю.

– Вот и я удивился. По словам Ангелины, у него к тебе какой-то вопрос. Ты знаешь, о чем речь?

Никакого шанса не нервничать. Ни одного.

10 глава

Сжимая в пальцах свой айфон, я смотрю перед собой и пытаюсь совладать с эмоциями. Пожалуй, не удивляет, что, когда очнулся, Тарас первым делом спросил обо мне. Я и сама этим грешна. Но зачем Ангелина позвонила Ване? Почему сказала об этом ему, а не мне?

Назло? Ей нужно разрушить все мои отношения? Разве не лучше для нее, если я выйду за Крайнова? Ведь тогда у нее появится шанс быть с Тарасом и на этот раз создать с ним настоящую, не фиктивную семью. У них же общая дочь. Я не понимаю… Ничего не понимаю!

– Эва, ты здесь? – зовет Ваня.

Видимо, я долго не отзывалась.

– Я не знаю, о чем он…

Крайнов громко хмыкает:

– Есть одно предположение. И мне оно не особо нравится. Я давно заметил, что Савчук… – Шумно вздохнув, он многозначительно замолкает.

– Что? – не выдерживаю я. Нервы на пределе.

– Что он неровно к тебе дышит. Думал, херня, показалось. Но, похоже, нет. Говорят же, что у трезвого на уме, то у пьяного…

– Он не был пьяным.

– Ну под наркозом. Вывели – и вуаля. В некотором роде пьяный. И Ангелина сказала это мне как бы между прочим, потому что… Да потому, что ревнует, – рассуждает вслух Ваня. – У нее сейчас слабая позиция. Они же развелись… Вы, женщины, конечно, стервы, но, что жена Савчука к тебе нежных чувств не питает, я давно понял. Хотя ты помогла им стать родителями… Странная семейка. Если начистоту, очень хочется держаться от них подальше.

Да уж. Надо поговорить с Ваней. Оттягивать больше нельзя. Когда была беременна Кириллом, я почему-то промолчала. Хотя понятно почему. После операции не хотела нервничать и даже думать себе запрещала о Тарасе. А сейчас… Сейчас ведь ничего не мешает сделать то же самое и во всем признаться. Только не по телефону. И желательно дома. Наедине.

– В общем, разберемся, пусть для начала окончательно придет в себя. Пока это просто бред. Но если еще замечу его взгляды, Савчук снова отправится в реанимацию.

– А что говорят врачи по поводу его состояния? – Я пропускаю мимо ушей Ванину реплику.

– Да ничего. – Он устало вздыхает. – Ничего хорошего. Возможно, еще операция потребуется. Ты там как, Эва? Решилось что-то с молоком? Встреча с консультантом была?

– Пока нет, но Варвара скоро приедет.

– Вот и хорошо. Расскажешь потом. До вечера. – Ваня кладет трубку.

Я достаю карандаш из волос, собранных в пучок, и прикусываю его зубами. Дурацкая привычка, но всегда так делаю, когда нервничаю. Полчаса пытаюсь сосредоточиться на работе, мысли путаются. Взяв телефон, я машинально листаю ленту, даже не запоминая, что читаю. Надо бы отпустить ситуацию. Только не получается.

Через пару часов приезжает Варвара. Она дает советы – вполне разумные и логичные. Рекомендует частые прикладывания и выписывает гомеопатические препараты. Говорит, что всему виной стресс.

Как будто без нее я этого не знала. И так стараюсь давать Кириллу грудь по первому требованию. От одной только мысли, что могу потерять молоко, я чувствую себя никудышной матерью. Обидно!

– Питаюсь хорошо, прислушиваюсь ко всем наставлениям. Почему ничего не помогает? – Это больше отчаяние, чем вопрос.

Да, много взвалила на себя. Надо бы побольше нагружать зама. Я вообще должна была быть в декрете, а вместо этого езжу в центр два-три раза в неделю, практически на весь день… Безумно тяжело разрываться между делом всей жизни и материнством. Не могу пока найти тот самый баланс… Если он и вовсе существует.

Варвара пожимает плечами:

– Будем надеяться, Эва, что раскачаем твою лактацию. Поборемся. Не ты первая, не ты последняя. Главное, чтобы малыш набирал вес и рос здоровым, а каким образом – это уже детали.

Я провожаю ее до двери и возвращаюсь в кресло.

Работа не идет. Поездка в центр сегодня оказалась бессмысленной.

Звоню Норе уточнить, как Кирилл. Она отчитывается: почти не капризничал, поел и сейчас спит.

Грустно усмехаюсь. Слышать это отчего-то больно. Как будто сын отвергает мое молоко.

Нора еще раз заверяет: у них все хорошо. Добавляет, что пока приготовит ужин – как раз успеет до моего возвращения. Шутит, мол, могу не торопиться. Теперь, когда Кир реже плачет и спит спокойнее, да и с животиком, кажется, лучше, у нее остается время на все.

Она и впрямь меня очень разгружает. Что бы я без нее делала? Все-таки еще одна пара рук, когда в доме маленький ребенок, – это замечательно.

Глядя на экран, колеблюсь. Пришедшая идея будоражит до дрожи. Я отмахиваюсь от нее, но она даже и не думает отпускать.

Если с Киром все хорошо, Ваня, как всегда, приедет поздно, а до Чаплыгина рукой подать…

Нет. Ты сошла с ума, Эва!

Я очень злюсь на себя за навязчивое желание увидеть Савчука. Глупость какая-то. Мы ведь все решили. Не понимаю, зачем мне это – смотреть на него лежащего на больничной койке. Уязвимого, покалеченного…

Еще и с Ангелиной могу столкнуться. Вчера при Ване я не поставила ее на место, а сегодня, если увижу… Это даже будет к лучшему. И никто не посмеет меня выгнать!

Боже, да что ж так тянет к Тарасу? Как магнитом!

Я выключаю компьютер, беру сумку, отдаю распоряжения Ксении и иду к машине. Заезжаю домой за старым паспортом. Когда после развода меняла фамилию, я написала заявление, что потеряла его. Но на самом деле он все это время лежал в коробочке – со снимками, с тем, что якобы мной похоронено.

Рука не поднималась выкинуть. И вот – пригодился. Кто бы мог подумать?

План срабатывает. К счастью, сегодня другая медсестра, и пропуск я получаю быстро. Еще бы – я почти не изменилась за прошедшие годы. Ну разве что волосы укладываю по-другому. А в остальном все та же Эва. Как говорил Савчук.

Да, новая Эва сейчас бы не стояла в коридоре и никого не упрашивала пустить к Тарасу. Особенно после его утверждения, что одна жена у него уже была, а он не многоженец.

В итоге мне просто везет. Уренькова, лечащего врача Савчука, срочно отправляют на операцию, а медсестра в реанимации оказывается бывшей сотрудницей нашего центра. Она разрешает заглянуть к Тарасу на несколько минут. И меня уже не заботит, как это выглядит со стороны.

– Только, пожалуйста, быстро, – просит Галя.

– Да-да, – киваю. Делаю глубокий вдох и переступаю порог.

Пальцы сжимаются на дверном косяке, ноги подкашиваются. Варвара говорила не нервничать, но от увиденного хочется просто лечь рядом. Прямо здесь, на полу.

Движения даются с трудом, словно тело сопротивляется.

Тарас весь в проводах. Грудь забинтована. На лице ссадины, оно бледное, под глазами темные круги.

Но хотя бы дышит сам. Не на ИВЛ. Это уже хорошо. Это очень хорошо.

Я осматриваю его еще раз. Уже не как бывшая жена, а как медик.

– Тарас… – шепчу пересохшими губами, беря его за руку. Замираю, прислушиваясь к звукам.

Савчук в отключке. Наверняка напичкан препаратами.

– Тарас… – повторяю, ощущая растерянность и тревогу. Тяжело сглатываю.

Я точно поехала крышей, раз пришла сюда. Другого объяснения нет. Смотрю на мониторы – если меня к ним сейчас подключить, писк будет на всю палату, а то и коридор. У меня тахикардия. Сердце стучит как очумевшее.

В дверь заглядывает Галя:

– Эва…

– Еще минуточку, пожалуйста…

– Хорошо, – соглашается она и прикрывает дверь.

Да, этот сволочь, который сейчас изображает из себя мумию, много раз делал мне больно. Но такого… Такого я ему не желала.

Сны, где мы с Тарасом и Киром вместе… Почему они вспоминаются именно сейчас?

Внезапно пальцы Савчука дергаются. Его сердечный ритм тоже учащается. Я столбенею.

– Эва… – Мое имя звучит из уст Тараса хрипло, будто сквозь пелену. Он вроде и в сознании, и в то же время нет. Где-то на границе. Или бредит…

Я не дышу. Не двигаюсь. Гляжу на него, а проклятое сердце колотится уже где-то в висках.

Глаза Тараса приоткрываются, они мутные, словно затянутые дымкой.

– …опять сон. – Его губы едва шевелятся. – Хватит…

Я хочу убежать, но тело будто приковано к полу.

– Хватит… Все время вижу…

Его голос – как нож по стеклу.

Пальцы Тараса вдруг впиваются в меня с неожиданной силой, ее не должно быть у полумертвого. Его веки дрожат, словно он пытается остаться в сознании. Но не выходит.

Его рука разжимается. Глаза закрываются. Звук монитора выравнивается.

– Эва! Пора, – зовет, снова заглянув, Галя.

Я спотыкаюсь на ровном месте, почти на ощупь добираюсь до ближайшего дивана, опускаюсь на него и закрываю лицо ладонями. Меня прорывает.

Слезы жгут кожу, капают на одежду, а в ушах все еще звучит голос Тараса. Хриплый, слабый.

«Опять… Хватит… Все время вижу…»

Кого он видел? Меня? Или то, что между нами было?

Даже сейчас, когда его жизнь висит на этих проводах, Тарас все равно держится за меня…

И это страшно.

Потому что я тоже.

11 глава

Я с трудом добираюсь до машины, сажусь за руль. Пальцы дрожат. Случившееся в палате похоже на наваждение. Взгляд цепляется за зеркало. Вид удручающий, но какая теперь разница? Пусть хоть весь мир смотрит на эту растерянность и слезы, никому, кроме меня, не нужные.

Через пару минут все же достаю из сумки влажную салфетку и стираю с лица остатки макияжа. Время должно помогать, а проще не становится. Вот совсем. Попытки держаться от Тараса подальше заканчиваются тем, что я снова оказываюсь рядом.

Это всего лишь эмоции, но они не утихают.

Звонок Вани вырывает меня из этого состояния. Несколько секунд тупо смотрю на экран, затем беру трубку.

– Ты как? Дома? – спрашивает он.

– Нет, только еду.

Я лгу. Потому что не могу ему сказать, что только что держала за руку Тараса. Что смотрела, как он балансирует между сознанием и забытьем, и не хотела уходить.

– Ты сама не своя, – отмечает Крайнов. – Все нормально?

– Да, Ваня, все нормально. Я… я просто устала. – Опираюсь на руль, стараясь выровнять дыхание. – А ты когда домой? – перевожу разговор в другое русло.

– Через час примерно. – Он молчит несколько секунд, потом тихо вздыхает: – Ты на сообщения не отвечала… Я подумал, случилось что-то.

– Все в порядке…

– Ладно. Скоро увидимся.

Когда Ваня отключается, я открываю нашу переписку – и камень на сердце становится еще тяжелее. Пока я была у Тараса в больнице, телефон лежал в машине на сиденье, а Ваня писал красивые СМС.

Закрываю глаза. Нужно выбросить Савчука из головы. Он – мое прошлое. У него все будет хорошо и без моего участия. А у меня свадьба на носу, любящий мужчина рядом. Искренний, замечательный. Об этом надо думать.

И сегодня же поговорить с Ваней, рассказать про бывшего мужа.

Дома я с порога чувствую запах горячей выпечки и свежесваренного бульона. Нора снова постаралась. Ароматы витают потрясающие – то ли пироги с яблоками, то ли ванильные булочки. А где-то в глубине кухни на плите явно томится что-то наваристое, пряное.

Хотя я и сама люблю готовить, но с моим ритмом и бесконечными делами… Ежедневно, наверное, не осилила бы, и Крайнов ходил бы полуголодный.

Поздоровавшись с Норой, я иду в детскую, где спит Кирилл. Сердце тут же сжимается от нежности.

Сын мило сопит в кроватке, его пальчики подергиваются, он вдруг улыбается во сне. Маленький, румяный, пухленький. Такой трогательный. Безумно хочется прижать его к груди. Но вместо этого осторожно провожу пальцем по крохотной ручке.

– Мой сынок. Смысл всей моей жизни, – шепчу я.

Кир слегка вздрагивает, и, чтобы не разбудить, я выхожу из детской.

Быстро переодеваюсь и иду к Норе. Она уже собирается, но, как всегда, успевает рассказать, как прошел день, что приготовила, какие дела переделала. На ее фоне я неизменно ощущаю себя недостаточно расторопной – столько бы точно не смогла. Может, причина в том, что я слишком зацикливаюсь на деталях? Хочется, чтобы все было идеально. А Нора просто берет и делает. В этом ее секрет? Провожаю помощницу и пишу Ване, спрашиваю, где он. По идее, должен был уже вернуться. Крайнов не отвечает. А я безумно голодна, и велика вероятность, что если не поем сейчас, то потом Кир может и не дать это сделать.

Перекусываю тостом с джемом, попутно листая рабочий чат. Я как раз успеваю допить чай, и через мгновение видеоняня подает признаки жизни.

Бегу в детскую. Кир трет глазки и недовольно кряхтит, будто вот-вот расплачется.

– А кто это у нас проснулся? Кто такой славный и пахнет вкусно?

Сын, услышав голос, фокусирует взгляд на мне. И тут же его губы расплываются в той самой улыбке, от которой сердце мгновенно тает.

– Правильно, зачем плакать? Мамочка здесь, – улыбаюсь ему в ответ и наклоняюсь ближе.

Кирилл что-то гулит, потягивается и снова улыбается – счастливый просто потому, что я рядом.

Беру сына на руки, меняю подгузник и, поудобнее устроишись в кресле, даю ему грудь. Тепло его тельца, момент близости и покоя, маленькие пальчики, цепляющиеся за мой большой…

И вдруг накатывает. Совсем не вовремя. Вспоминается больница – ослабевшие пальцы Тараса, сжимающие мои…

Как он снова оказался в этой комнате, вместе со мной и сыном?

Я сосредоточиваюсь на Кирилле и стараюсь прогнать ненужные мысли. Кормлю его, немного ношу по комнате, укачивая.

В какой-то момент оборачиваюсь – в дверном проеме стоит Ваня. Прислонился к косяку и смотрит с теплой улыбкой. В руках – букет.

Тихо, словно боится потревожить, Ваня проходит в детскую, садится рядом, касается Кирилла.

– Ну что, мучил маму сегодня?

Сын хмурит крошечные брови, и я невольно улыбаюсь. Обожаю эти забавные гримасы.

– Почти не капризничал. Да и я только недавно приехала.

Ваня кивает, продолжая смотреть на нас. С такой нежностью, что сердце опять щемит. Если Тарас приносит боль, то Ваня заставляет испытывать приятные, теплые чувства.

– Голодный?

– Угу.

Ваня чмокает Кирилла в носик, и сын еще больше хмурится.

Хочется прямо сейчас рассказать про Савчука, но решаю отложить – лучше сначала уложу Кира. Чтобы никто не мешал.

– Иди переодевайся, будем ужинать.

– Что с лактацией?

– Пока без изменений. Пытаюсь сохранить.

Я поднимаюсь и вместе с Кириллом иду на кухню. Устраиваю его в переноске, показываю гирлянду из игрушек. Он сразу же принимается увлеченно разглядывать и трогать их, а я тем временем ставлю цветы в вазу и разогреваю ужин.

Аппетит опять зверский. А молока мало. Почему так?..

За ужином Ваня много шутит. Сегодня он какой-то другой. Легкий, довольный, с особенным блеском в глазах. Еще эти сообщения, букет…

– Что происходит, Крайнов? – игриво интересуюсь.

Он только улыбается, берет мою руку и прижимает к губам. Я подозрительно прищуриваюсь.

– Сам без понятия.

Вот что за несправедливость! Только решилась. Как теперь портить такой уютный вечер?

Но тянуть нельзя. Я не имею права и дальше молчать, иначе это выльется в огромную проблему. Вряд ли Ангелина оставит без внимания мой сегодняшний визит и не расскажет о нем Ване. Лучше я сама.

Уложив сына спать, поправляю одеяльце, глажу его пухлую щечку, выключаю светильник и иду в гостиную.

Ваня открыл бутылку вина, что-то делает в планшете.

– Вань… – Я сажусь напротив.

Он поднимает глаза.

Глубоко вздыхаю, готовясь к разговору. В эту секунду в кармане джинсов резко вибрирует телефон.

Я хмурюсь. Беспалова не очень вовремя. Перевожу взгляд на Ваню. Он сидит на диване и пристально смотрит на меня.

– Кто?

– Дина, – машинально отвечаю, сбрасывая звонок. Потом перезвоню.

– Вам на работе было мало времени? – посмеивается Ваня.

– Вань, мне надо с тобой поговорить. Серьезно, – пропускаю я мимо ушей его реплику.

Он откладывает планшет и берет бокал вина.

– Глоток сделать или залпом выпить? – спрашивает шутливо.

Но что-то подсказывает: все его веселье сейчас сойдет на нет.

– Я… – Запинаюсь, словно язык перестает слушаться. – Я и Савчук…

Ваня выразительно хмурится, улыбка исчезает с его лица, будто ее и не было. Вдруг становится не по себе, хотя я сама выбрала этот момент.

– Мы были женаты.

12 глава

– Повтори, – требует Крайнов, с громким стуком поставив бокал на стол.

А я словно утратила способность говорить. Знала, что будет тяжело, но не до такой же степени. Ваня за прошедшее время стал мне близким. Не так, как Тарас, – по-другому. У этих мужчин совершенно разные истории, и сравнивать их нет смысла. Причинять Ване боль я не хочу.

Наши телефоны почти одновременно подают сигнал, но Крайнов даже не реагирует.

– Ну. – Его голос становится жестче.

Шок сковывает горло. Впервые я вижу Ваню таким резким и злым.

Нужно собраться, раз уж решилась на объяснение, а я застыла в растерянности и мысленно перебираю события прошлого с Савчуком.

Только открываю рот, но телефон Крайнова опять подает признаки жизни. Ваня бросает на взгляд на экран и, как загипнотизированный, тянется к мобильнику, что-то читает. Меня в это время не покидает плохое предчувствие. Хотя каким еще оно может быть, когда на Крайнове нет лица? Всегда выдержанный, терпеливый, рассудительный – сейчас он буквально держится на волоске. Это видно.

– Я слушаю, Эва, – обманчиво спокойно просит Ваня, откладывая телефон и глядя мне прямо в глаза.

– Тарас… в прошлом он мне изменил. Причинил много боли… Мы плохо расстались. Не виделись пять лет. И вот его вторая жена пришла на прием… И он с ней, – начинаю я сумбурно, потому что в голове хаос.

Господи, все настолько запутано, что нормально не объяснить. Ведь в тот период, когда я отказалась от стороннего донора и выбрала Тараса, мы с Ваней были вместе. Свой поступок я как обосную?..

– Дальше.

– Ты исчез, Тарас начал ухаживать, просил дать ему шанс, говорил, что чувства не остыли. И я… сдалась. Итог ты знаешь.

– Итог – это свидетельство о разводе с Ангелиной или вот это? – Ваня тычет экраном телефона мне в лицо.

Там какой-то текст. Много букв, они расплываются перед глазами. Приходится напрячь зрение, всмотреться, вчитаться. И от ужаса по коже бегут холодные мурашки.

– Нехилые такие чувства, да? Только на завершение истории не катит. Скорее на ее начало. Этот документ ты как объяснишь?

– Я не знала, что у Тараса, оказывается, есть завещание… С тех пор как ты приехал тогда ко мне в больницу, мы больше не общались. За исключением того раза, когда ты пригласил его домой, и… Недавно он приезжал в центр, пожелал нам счастья. Я не понимаю, что это значит… Не представляю, зачем Савчук это сделал…

– Допустим, у него действительно нет никого из близких, только Ангелина и Влад. Вписал тебя, потому что забыть не может. Но почему ты сразу не сказала мне, что вы бывшие, Эва? Было столько возможностей: у Новиковых, позже, да даже в больнице. Я ведь места себе не находил из-за твоих переживаний. Думал, вместе с тобой под капельницу попаду, когда угрозу выкидыша не получалось. Я же тебя с ложечки кормил. Ты… – Ваня осекается, будто что-то осмысливая. – А ты все это время по Савчуку страдала?

– Ваня, нет! – Я бросаюсь ему на шею и, наверное, только сейчас в полной мере осознаю, что чувства к нему намного сильнее и глубже, чем я думала. – Ванечка, я не хотела так, не хотела тебя обидеть. Савчук – это прошлое. Болезненное, ранящее. Да, в какой-то момент я действительно поверила, что у нас с ним снова может сложиться, но это было заблуждение. Я переживала, потому что… – Чтобы описать все, что творилось тогда внутри, не хватает слов. – Я бы не сказала тебе «да» просто назло бывшему мужу.

Ваня перехватывает мои руки, сжимает запястья.

– Эва!..

– Ваня, я не говорила, потому что хотела Кирилла. Очень. В прошлом у меня была беременность… Чудо, что она вообще наступила сама, да еще и двойней. Мне ставили бесплодие. Как и у тебе. И вдруг такая новость. Я на седьмом небе от счастья была, ждала появления этих детей, и ничего другого для меня просто не существовало. А потом… беременность замерла. Я потеряла обоих сразу. Мир рухнул. Брак дал трещину. Савчук мне изменил. Простить его я не смогла. Мы не виделись пять лет, и я ничего о нем не знала. Это можно назвать как угодно, но точно не здоровыми отношениями. Все это осталось в прошлом.

Ваня сдавливает мои запястья до отчетливой боли и, прикрыв глаза, делает глубокий вдох.

– В больнице, когда я пришел…

– Я боялась потерять Кирилла. Только и всего. Я очень хотела этого ребенка. Безумно. И сейчас он смысл моей жизни. Самый главный человек. – Оборону Крайнова удается прорвать, и я обнимаю его. – Как и ты.

– Ты ведь не путаешь свои чувства с благодарностью?

А я не знаю, что ответить. Это, безусловно, благодарность, но и что-то еще. Такое трепетное и нежное. Да, не с оттенками безумия, какой была любовь к Тарасу, однако тоже живое и приятное чувство. Вполне настоящее. У которого есть будущее.

– Нет, Ваня.

Слезы чертят мокрые дорожки на лице. У меня очередной взрыв эмоций. Ощущение, что сейчас раздавит ими. И Ваня этим пользуется. Целует сначала нежно и аккуратно, потом напористее, с жадностью, даже немного грубо. Будто наказывая за что-то.

Один одержимый, который качал на эмоциональных качелях, у меня уже был. С Ваней я так не хочу. С ним у нас все будет по-другому.

– Прекрати, – отталкиваю его, когда становится уже больно.

Однако он будто не слышит.

Да, у нас нечасто случается близость, но вот так – точно не будет. Тем более мы не договорили.

– Ваня! – снова отталкиваю.

Крайнов шумно дышит. Я тоже вдыхаю глубже, пытаясь справиться с напряжением, которым, кажется, пропитан даже воздух.

– Откуда у тебя завещание Тараса? – киваю на Ванин телефон. – Кто прислал?

– Догадайся. – Он берет бокал и залпом выпивает.

Ну как же. Без Ангелины не обошлось?

– И как давно вы стали общаться?

– Мы не общаемся. Я взял номер у Ксении, когда с Савчуком случилось несчастье. Позвонил Ангелине, чтобы сообщить, и она сама начала сливать мне информацию. Тебе в любом случае пришлось бы сегодня объясниться. И за то, что твое имя указано в завещании. И за свой визит в больницу. Говоришь, все чувства к Тарасу умерли?

– Да!

Усмехнувшись, Ваня стискивает челюсти. Бросает взгляд на бутылку. Оставив планшет и телефон на диване, он берет ее и делает несколько больших глотков прямо на ходу, по дороге в спальню.

Я остаюсь в растерянности. Зубы отстукивают, будто пробрал озноб.

Не было ни единого шанса скрыть, что Тарас был мои мужем. С самого начала.

Груз с плеч немного спал, но правду я так и не рассказала до конца… Хотя ее, кроме меня и Дины, больше никто не знает.