Источник

– Зачем вы хотите попасть в эксперимент? – требовательно спросила Инга и сразу же добавила более мягким тоном. – Я случайно слышала разговор Мориса и Франсуазы.

Марго молчала, не зная, нужно ли отвечать, а если нужно, то что именно, на этот непредвиденный столь жестко поставленный вопрос.

– Как ты узнала этот адрес? – неожиданно для себя самой спросила она.

– Я уже однажды была здесь, вы просто забыли, – усмехнулась Инга этой нелепой попытке уйти от вопроса. И тут Марго вспомнила, что когда-то сама дала ей этот адрес. Девочка тогда уже работала у Ивара и одновременно писала диплом, а Марго была ее научным руководителем. Инге срочно потребовалась консультация, и Марго, которая во время своего отпуска не желала ни появляться на факультете, ни принимать студентку у себя дома, с согласия родителей Ивара пригласила дипломницу к ним.

– Откажитесь от этой затеи, – не дождавшись ее ответа, заговорила Инга. – Эксперимент – это опасная игрушка, и каждый участвующий в нем платит свою немалую цену. Посмотрите на Ивара, который сейчас не знает даже, кто он и где находится. («Как будто он когда-либо это понимал», – с внезапным раздражением подумала Марго.)

– Но ты же сама участвуешь в этом? – медленно проговорила она.

– О нет, – поморщилась Инга, – я только делаю математические расчеты и программирую их чудовище.

– Хотя в принципе вы правы, – после короткой паузы добавила она. – Любой работающий в «Источнике» так или иначе вовлечен в эксперимент. Когда Морис позвонил мне домой и предложил перейти в «Источник», я, конечно, могла отказаться и даже хотела это сделать. Но ему было, что предложить мне кроме хорошей зарплаты. (Она криво улыбнулась.) Вы понимаете, о чем я говорю.

– Кажется, понимаю, – через силу улыбнулась Марго.

– А вы, вы-то зачем добровольно пытаетесь попасть в это (Инга щелкнула пальцами, пытаясь найти нужное слово) мутное предприятие? – ее голос снова стал взволнованным.

– У меня нет другого варианта, – хмуро отозвалась Марго.

– Значит, и для вас готова приманка, – серьезно отметила Инга; теперь ее голос звучал холодно, почти отчужденно. – Спасибо вам, сейчас я уже не чувствую себя виноватой.

– Виноватой? – озадаченно повторила Марго. – Но в чем?

– Это я предложила Морису срочно вызвать Франсуазу, – Инга горько улыбнулась. – По производственной необходимости. Так Ивару легче. Пока легче.

– А тебе? – безжалостно осведомилась Марго.

– Причем тут я? – в огромных глазах Инги не было ничего кроме безмерного изумления.

Марго устало покачала головой. Что-то слишком много всего для одного-единственного дня.

– Ты еще что-то хочешь сказать? – безучастно спросила она у своей непрошеной гостьи.

– Не сказать, спросить. Можно? – голос Инги еле заметно дрогнул.

– Валяй, спрашивай, – равнодушно согласилась Марго. Больше всего ей хотелось сейчас немедленно уснуть и ни в коем случае не видеть никаких снов, чтобы завтра иметь силы выдержать утреннее нежное свидание с Мелани и еще одно рандеву с неистребимой Франсуазой.

– Скажите, зачем вы вернулись сюда? – скороговоркой, словно боясь, что ее прервут, проговорила Инга.

– Получила грустное письмо с просьбой о помощи, – ответила Марго, все еще не понимая смысла вопроса. «Слишком часто мне задают этот вопрос», – отметила она машинально.

– Да я не об этом, – нетерпеливо отмахнулась Инга. – Я спрашиваю, зачем вы вернулись тогда, когда Ивар получил приглашение работать в «Источнике»?

И, видя изумленное непонимание на лице Марго и истолковывая его по-своему, она тихо добавила:

– Я понимаю, почему вернулся он, я не могу понять, зачем вы приехали с ним.

Такого изумительного снегопада не помнили даже старожилы. Снег ложился мягкими пушистыми клочьями, с не назойливой настойчивостью превращая весь этот непристойно загаженный мир в милое подобие рождественской сказки. Глядя на этот стремительно обрастающий белоснежным пухом город, жутко хотелось немедленно впасть в детство, забросать снежками ни в чем не повинную, случайно проходящую мимо девушку, а еще лучше вывалять ее в снегу, и уж во всяком случае ни капельки не хотелось работать.

После планерки, прошедшей в несколько нервном настроении, Франсуаза заглянула в комнату Ивара.

– Я ухожу. А ты?

Ивар пожал плечами; легко ей говорить, ведь у нее сегодня выходной, если бы не причуда шефа, требовавшего обязательного ее присутствия на каждой планерке (богиня техники все-таки!), ноги бы ее сегодня не было в институте. А он – человек несвободный…

– Идите, Ивар, – перехватив его взгляд, негромко произнесла Инга. – Ближайшие два-три часа вам все равно здесь делать нечего. А от Мориса я отобьюсь.

Франсуаза засмеялась счастливым серебристым смехом. Она попыталась встретиться с Ингой взглядом, но та упорно смотрела в экран своего компьютера. Тогда Франсуаза подошла вплотную к ней и тихо прошептала: «Спасибо».

– Отойди, не то удушу ненароком, – спокойно ответила Инга, не отрываясь от работы. Хотя Франсуаза и была богиней техники, к числу начальства она не относилась, и церемониться с ней Инга не имела ни малейшего желания. Франсуаза снисходительно улыбнулась, как улыбаются взрослые неразумному, но упрямому ребенку, и плавно поплыла к выходу. В своей новой короткой, цвета первого снега шубке она выглядела настоящей снегурочкой, даже ее свободно лежащая копна ненатурально рыжих волос не портила общего впечатления. Ивар пропустил ее вперед и, прежде чем выйти, оглянулся: Инга молча смотрела куда-то сквозь него. В ее больших глазах застыли снисходительное прощение и грустная усмешка. Возможно, над собой.

Выйдя за проходную, они остановились, словно дети, неожиданно сбежавшие со скучного урока и теперь не знающие, что делать дальше.

– Куда пойдем? – по лицу Франсуазы блуждала мягкая улыбка. Ивар несколько растерянно пожал плечами; изобретательность в развлечениях явно не была сильной стороной его натуры. Из горла его спутницы вырвался короткий торжествующий смешок.

– Значит, ты идешь туда, куда иду я, – она подхватила его под руку и потащила за собой.

«Интересно, куда на этот раз?» – без особого любопытства подумал Ивар. В прошлую субботу, когда они случайно встретились на улице, Франсуазе взбрело в голову затащить его на свою тренировку. Обычно она занималась в паре с женщиной своих лет, но в тот раз ее напарница почему-то не пришла, и ей достался крепкий парень несколько моложе ее, который слишком осторожничал с ней. Впрочем, так продолжалось недолго, поскольку Франсуаза своей жесткой тактикой вынудила его прекратить эту игру в поддавки, что в конечном итоге не спасло его от поражения. Естественно, в следующем бою ее молодой и честолюбивый противник попытался отыграться, однако результат был еще более плачевным. Глядя, как безнадежно пытается тот избежать неминуемого поражения, Ивар вдруг с легким ужасом подумал, что не хотел бы он однажды оказаться среди врагов Франсуазы, ибо только сейчас понял, сколь безжалостной может быть эта на вид покладистая женщина. Даже более безжалостной, чем Марго, ибо мудрая его супруга все же знала, что такое милосердие.

Когда они остановились у не слишком оживленного перекрестка, Ивар понял, куда его ведет Франсуаза. Через квартал отсюда располагался небольшой уютный парк, в котором в такую снежную погоду было гораздо приятнее, нежели в летнюю жару. Он хотел посмотреть на часы, но Франсуаза ловко перехватила его руку:

– Не надо, я сама знаю, когда отпустить тебя.

Он послушно опустил руку, подумав, что подчинение женщине – часто весьма удобная, но далеко не всегда приятная тактика.

Издали казалось, что заснеженные деревья стоят сплошной стеной, и только по мере приближения между ними прорисовывалась узкая дорожка.

– Добро пожаловать в наш лес, – Франсуаза отпустила его руку и отошла в сторону с видом хозяйки, встречающей дорогого гостя. Ивар медленно приблизился к ней. Теперь они стояли почти вплотную друг к другу.

– А можно я тебя в сугроб уроню? – с затаенной надеждой в голосе спросил он.

– Нет, – с необычайной серьезностью ответила Франсуаза, – со Снегурочкой так не поступают.

– А как с ней поступают? – поинтересовался Ивар, любуясь собственным отражением в глазах Франсуазы.

– Снегурочкой нужно просто восхищаться, – смех Франсуазы прозвучал как-то неуверенно и даже немножко нервно. Ивар протянул к ней руки, но она ловко увернулась, и теперь уже за его спиной звучал, набирая силу, иной серебристый победный смех. Ивару казалось, что к этому смеху присоединилось все: деревья парка, крупные пушистые снежинки, непрестанно осыпающиеся с неба, да и само небо, серое и холодное, насмешливо созерцающее людей, затеявших непонятную игру в прятки, где каждый прятался сам от себя.

Длинная густо-черного цвета тень мягко упала на стол, и обернувшись, Ивар увидел Франсуазу, застывшую в дверях с полной бутылкой конечно же местного, но хорошего, сделанного для своих коньяка и двумя соответствующими случаю бокалами в руках.

– Что это было? – Ивар осторожно качнул головой. В ушах его все еще звенел серебристый, доносящийся одновременно отовсюду смех.

– Маленькое злоупотребление служебным положением, – ласково усмехнулась Франсуаза. – Разве тебе не понравилось?

– Еще как понравилось, – ответил Ивар, наконец сообразив, что надо встать и помочь ей. Пока он надежно, по-мужски устанавливал все принесенное на хрупком маленьком столике, Франсуаза извлекла откуда-то еще неоткрытую коробку на этот раз безусловно нездешних конфет и присоединила ее ко всему остальному. Сама она почти не ела сладкого, но всегда имела. Для гостя.

– Подожди, – мысль, пришедшая в голову, была столь проста, что он замер со все еще не открытой бутылкой в руках. – Ведь то, что ты сделала – невозможно. Я отлично помню, как Морис объяснял мне, почему мы достаточно легко проникаем в прошлое иной реальности, но не в состоянии попасть в свое действительное прошлое.

– Морис и Этьен – два догматика, – неохотно объяснила Франсуаза. – Они сочинили гениальную теорию и придумали великолепную машину, но не представляют даже приблизительно возможностей того и другого. И как мне кажется, некоторых вещей они просто не желают знать.

Разливавший коньяк Ивар в изумлении уставился на нее.

– Ты хочешь сказать, что сама додумалась до того, что не сообразили эти двое? – ошеломленно спросил он.

– Ни один человек в этом доме, даже сам Этьен, не понимает машину лучше меня, – холодно произнесла Франсуаза. – Когда у меня появилась эта мысль, я предложила Инге кое-что посчитать, остальное машина сделала почти сама.

– После того как ты ее очень ласково попросила? – выдавил из себя усмешку Ивар.

– Примерно так, – с деланным смирением отвечала Франсуаза. Замечательный вечер, на который она так надеялась, был безнадежно испорчен, хотя она и пыталась спасти остатки праздничного настроения. И зачем он всегда пытается все понять до конца, принять на себя еще несуществующую боль, уничтожить и без того крошечную искорку радости, достающуюся нам в этой жизни?

– Скажи мне, Франси, – в глазах Ивара, устремленных сквозь нее, Франсуаза увидела хорошо знакомый ей свет отчаяния, – ты всегда знаешь, в какой реальности ты сейчас находишься?

– Разумеется, – отрезала она. Разговор принимал весьма неприятный оборот.

– А я нет,– убито произнес Ивар, – я совсем перестал что-либо понимать. Еще сегодня утром я твердо знал, кто я такой и в каком мире живу. То, что произошло потом, сокрушило мои представления, но взамен, хотя и не сразу, я получил новое понятие, которое ты уничтожила единственной короткой фразой, попросив рассказать, как я жил без тебя.

Это была хотя и тонкая, чертовски непрочная, но все же спасительная нить, и Франсуаза немедленно ухватилась за нее.

– Ивар, я действительно хочу знать, как ты жил без меня, – проговорила она самым бархатным голосом, на какой только была способна. – Расскажи мне, пожалуйста.

Появление Ивара она почувствовала по запаху. От него отвратительно пахло хорошим коньяком. (Марго не переносила его запаха, и за все время жизни там Ивар так и не уговорил ее попробовать тамошний самый коньячный коньяк). «Как хорошо, что Франсуаза не курит и не употребляет сильных духов», – весело подумала Марго, отчетливо ощущая приближение чудовищного аромата. Открывать глаза не хотелось, не хотелось видеть его несчастное-счастливое лицо, озаренное тем светом, который она сама уже давно не могла в нем зажечь. Не хотелось слышать измученных слов, произносимых голосом, еще дрожащим от недавно пережитой радости. Не хотелось прикасаться к рукам, увенчанным длинными тонкими пальцами, которые еще час назад крепко держали другую женщину. Не хотелось совсем ничего, но одним из самых страшных грехов Марго полагала притворство, и потому она приподнялась на диване и посмотрела на Ивара, торчавшего как одинокое беспомощное привидение посреди комнаты.

– Иди спать, – машинально посоветовала она. – Тебе же завтра на работу.

– И ты, ты тоже об этом, – завопил Ивар смешным свистящим шепотом; долгая жизнь там приучила его, что ночью шуметь нельзя.

– О чем? – не поняла Марго.

– О том, что завтра я должен быть в институте, хотя еще сегодня утром («Вчера, это было уже вчера», – мысленно поправила Марго) у меня не было никакой работы в этой стране. И вообще, я только сегодня приехал сюда.

– Тебе вредно допоздна работать с Франсуазой: ты начинаешь путать время суток, – произнесла она с видимым спокойствием. («Не злись, Маргоша, ну, пожалуйста, не злись», – мысленно уговаривала она себя.)

– При чем здесь Франсуаза? – казалось, Ивар искренне изумлен ее непонятливостью. – Я же не об этом сейчас говорю…

– А я об этом, – холодно перебила его Марго. – Иногда я спрашиваю себя (не тебя: ставить перед тобой вопросы, на которые ты не только отвечать не хочешь, но и обдумать отказываешься, разумеется, бесполезно), почему ты там с ней хоть на немного не можешь забыть обо мне и повеселиться в свое удовольствие, почему ты не сбежишь от меня денька на два (не говорю уже насовсем, такого подарка она от тебя никогда не дождется), почему ты вообще возвращаешься ко мне? Почему?.. – она безнадежно махнула рукой и отвернулась.

Ивар сердито плюхнулся на стул. Вечно она хочет, чтобы ей объяснили необъяснимое. У нее всегда все просто, как молекула воды: атом кислорода и два атома водорода. Точка. Ее конкретный ум признает только однозначные истины, все же, что имеет оттенок двойственности, она обозначает коротким и колючим словом «ложь». Но бывают вещи, для которых нет жесткого определения.

– Скажи мне, – неожиданно спросила Марго. – Ты и в других жизнях такой же?

– В других жизнях что? – смысл вопроса не сразу дошел до него. Затем он беспомощно развел руками:

– Не знаю.

– Ты что же, сосем ничего не помнишь? – допытывалась Марго. Неожиданно возникшая тема разговора, казалось, чрезвычайно занимала ее.

– Напротив, я помню много, даже слишком много, – голос Ивара обрел некоторую твердость. – Только толку от этого мало.

– Почему же? – искренне недоумевала Марго. Ивар искоса взглянул на нее: издевается она, что ли? Впрочем, нет, непохоже.

– Изобилие информации затемняет общую картину, – туманно ответил он с явной неохотой. «Знаю я, кто тут затемняет картину», – мысленно констатировала Марго, но озвучивать эту мысль не стала.

– Может, ты все-таки объяснишь, в чем твоя проблема? – стараясь придать своему голосу мягкое звучание, произнесла она. Ивар молча смотрел на нее полными отчаяния глазами. «Я разговариваю со стеной, у которой красивые жалостливые глаза», – беззлобно отметила Марго.

– Спокойной ночи, – устало произнесла она, отворачиваясь к стене. «Или утра, или дня, или еще чего-нибудь, лишь бы поспокойнее, – добавила она про себя. – Провалиться бы сейчас в какое-нибудь тихое место».

2

Почти у самой проходной «Источника» Ивара окликнул благодушный раскатистый бас:

– Ивар, щучий сын, где ты пропадаешь?

Недовольно обернувшийся на зов Ивар поспешно сменил выражение лица: представительного мужчину, обладателя роскошного баса и не менее роскошного костюма звали Антонио. Ивар учился с ним в одной группе в университете. Честно признать, Антонио никогда не блистал особыми знаниями, и только после окончания учебы отчетливо обнаружился основной его талант: умение пристраиваться в спокойных сытых местах и – самое главное – умение вовремя исчезнуть еще до того, как все остальные ясно почувствуют запах паленого. Может быть именно потому, что собственное благополучие давалось ему исключительно легко, был он малым добродушным и не жадным, всегда готовым помочь любому из своих друзей-приятелей.

– А я, знаешь, теперь служу в органах, – радостно пророкотал он, не дожидаясь ответа. – Ну, в тех самых, в общем, ты меня понимаешь.

– А как же комитет по госимуществу? – глупо улыбаясь, спросил Ивар. Вопрос был явно неуместен, но ничего более умного просто не приходило в голову. Однако Антонио сделал вид, что ничего не заметил.

– Понимаешь, у этой конторы возникли определенные проблемы, – сообщил он доверительным громким шепотом. – И мне пришлось исчезнуть оттуда раньше, чем там все начало трещать по швам.

– Надеюсь, ты сделал это без ущерба для себя? – тем же доверительным тоном поинтересовался Ивар.

– Разумеется, мой друг, разумеется, – хохотнул Антонио. Казалось, он несколько позабавлен столь наивным вопросом.

– Ну а как ты поживаешь? – в его голосе больше не было смеха. – Кто-то из наших девчонок говорил мне, что ты как бы эмигрировал?

– Было дело, – усмехнулся Ивар. – Но потом мне предложили приличную работу здесь, и я вернулся.

Отвечая так, он нисколько не лукавил: еще утром за чашкой кофе он принял решение не мучить себя более бесплодными размышлениями, взять за основу своего нынешнего существования реальность из позавчерашнего сна, а с остальным разбираться по ходу дела.

– И где же ты теперь работаешь? – вкрадчиво полюбопытствовал его собеседник.

– А вон там, – рука Ивара, описав нарочито большой круг, уперлась указательным пальцем в проходную института. Антонио судорожно глотнул воздух:

– Как, ты работаешь в «Источнике»?

– А почему нет? – вопросом на вопрос ответил Ивар. «Не объяснять же ему, в самом деле, как я туда попал», – добавил он про себя.

– Послушай, друг, – неожиданно голос Антонио обрел не очень свойственные ему просительные нотки, – у меня есть к тебе одна просьба…

– У меня к тебе тоже, – жестко отреагировал Ивар.

– Значит, заметано, – бурно обрадовался Антонио. – Встречаемся еще раз и обсуждаем наши проблемы. Только хотелось бы побыстрее…

– Давай прямо сегодня вечером, – Ивар ненадолго задумался. – Ты случайно не в курсе, функционирует еще «Каракатица» или нет?

– А что ей сделается? – весело последовал Антонио за мыслью друга. – Она по-прежнему живет и побеждает.

– Тогда встречаемся там сегодня в восемь вечера, – решился Ивар. – Раньше меня все равно не выпустят из этого сумасшедшего дома. – Он небрежно кивнул в сторону института. – Сейчас много работы.

«Подозрительно удачная встреча», – подумал Ивар, здороваясь на проходной с охранником. Мысли Антонио, несмотря на всю его службу в компетентных органах, весьма отчетливо читались на его физиономии, однако уходящий Ивар ни разу не оглянулся в его сторону.

Кабинет Мелани практически ничем не выделялся среди прочих апартаментов чиновников такого ранга, разве что особой нарочито грубой безликостью, выражавшейся в тяжеловесной, монстрообразной форме письменного стола, в невыразимо вульгарном настенном календаре с картинкой на патриотические темы и в бездарном огромных размеров портрете президента, нависавшем над ее головой. Президент лениво разглядывал Марго с видом сытого хищника, которому нет никакого дела до столь жалкой и ничтожной дичи, каковой, в сущности, и является посетительница сего кабинета. Мелкая хищница под портретом также пребывала в благодушном настроении, поскольку плотно позавтракала дома, а по прибытии на рабочее место уже успела принять изрядную порцию хорошего кофе.

– Итак, вы утверждаете, что посетили господина Бьёрна и его супругу согласно полученному вами от них приглашению, но не застали их дома, – миролюбиво проворчала Мелани. – Что ж, закон не запрещает детям навещать своих родителей, даже если дети проживают слишком далеко от них. (Слово «слишком» она произнесла особым металлическим тоном). Однако вы не можете объяснить причину отсутствия ваших родственников и ссылаетесь при этом на каких-то мифических (это трудное слово Мелани выговорила с особым удовольствием) ремонтников.

«Ничего себе мифических, они же нам ключи дали», – чуть было не сказала Марго, но вовремя сдержалась. Чутье подсказало ей, что именно об этом говорить не надо.

– Да, именно мифических, – словно услышав невысказанное возражение Марго, продолжала Мелани. – Ибо абсолютно точно известно, что по причине отсутствия финансирования ремонт в этом доме, да и вообще в районе последний раз производился еще до вашего отъезда туда.

«Ох, и трудно же быть дурой», – весело подумала Марго, хотя слова Мелани подтверждали самые худшие ее предположения.

– В любом случае, – твердо сказала она, – мой муж согласно генеральной доверенности, полученной от своего отца, имеет полное право распоряжаться его квартирой, равно как и находиться в ней. А это полностью снимает поставленный вами вопрос.

– И вы можете предъявить документ? – уточнила Мелани.

– Один экземпляр хранится в нотариальной конторе господина Николя, и для вас не составит труда убедиться в этом, – очаровательно улыбнулась Марго.

– А где же ваш экземпляр? – гнула свое Мелани. Быстро сменить тему разговора, по-видимому, было свыше ее возможностей.

– Там, – с плохо скрываемым чувством превосходства произнесла Марго.

– Там, – задумчиво повторила Мелани. – И зачем только люди оттуда возвращаются сюда?

Однако Марго предпочла пропустить мимо ушей этот, на сей раз риторический, но все же весьма надоевший вопрос.

Едва он успел приземлиться за столом и мысленно со всем свойственным ему ехидством поздравить самого себя с началом нового рабочего дня, как в комнату ввалился Жан-Поль (в данном случае это, безусловно, был он), заполняя своей массивной фигурой все свободное пространство.

– Итак, мой дорогой, – громогласно провозгласил он, – я должен тебя поздравить («Я уже сделал это», – подумал Ивар): «двойка» прошла на «ура». Но прежде чем перейти к третьей серии, необходимо отработать вариант 2а.

– Не переживай, – добавил Жан-Поль, заметив на лице собеседника легкую тень сомнения и истолковав ее по-своему. – О тебе будут заботиться лучшие женщины нашей организации.

– Да, тебе так не жить, – проворчал в ответ Ивар. Это было грубое, жестокое, но точное замечание. Оба близнеца вызывали устойчивую антипатию у всей женской половины «Источника». Общее ощущение однажды сформулировала Лили, секретарша Этьена, девушка, известная своей прямолинейностью суждений: «Рядом с ними я чувствую себя существом среднего рода». Это был окончательный приговор, не подлежащий никакой апелляции.

Выпалив свою бестактную фразу, Ивар не без удовольствия наблюдал, как меняется лицо Жан-Поля. Теперь, когда с него без следа стерлась маска напускного благодушия, оно несколько удлинилось, побледнело и стало абсолютной копией физиономии его брата Жан-Пьера.

– Что на тебя нашло? – Жан-Поль наконец обрел дар речи. – Может быть ты чем-то недоволен?

– Возможно, – сдержано ответил Ивар.

– В таком случае тебе необходимо или откровенно объясниться, – взвился на высоких нотах Жан-Поль, – или покинуть наше учреждение.

– О да, я, конечно, могу покинуть «Источник», – жестко рассмеялся Ивар. – А вы, вы можете покинуть меня?

По лицу толстяка было видно, что такая постановка вопроса до сих пор не приходила ему в голову, и теперь он не знал, как на нее реагировать. А еще на нем было ясно написано, что сам Жан-Поль никогда бы не решился покинуть «Источник» вне зависимости, нуждается ли в нем эксперимент или нет.

– Послушай, если у тебя есть какие-то проблемы, ты можешь обсудить их с Морисом, – проговорил он тоном помягче.

– Да, я все могу, – согласился Ивар; он говорил с такой интонацией, будто беседа с толстяком безмерно утомила его. – А теперь, пожалуйста, оставь меня, мне нужно посоветоваться с моими женщинами.

Жан-Поль послушно попятился к двери. Уже приоткрыв ее, он осторожно спросил:

– Мне прислать их?

Уткнувшийся было в компьютер Ивар поднял на него глаза:

– Не утруждай себя. Своих сотрудниц я могу вызвать сам.

Едва за Жан-Полем закрылась дверь, Ивар уронил голову на руки и негромко горько рассмеялся.

«А теперь соберись с мыслями, дорогая», – приказала себе Марго. Что нам достоверно известно? Что бредовый сон Ивара не замедлил (по крайней мере частично) превратиться в настоящую реальность, родители Ивара куда-то исчезли, а в их квартире парни, выдававшие себя за строителей, провели образцово-показательный обыск, хотя возможно, так и не нашли того, что искали. Но что можно искать в доме, где живут два весьма немолодых университетских преподавателя, не связанные с перспективными научными направлениями? Подожди, давай посмотрим, с чего все началось. Марго порылась в своей сумочке и извлекла оттуда письмо родителей Ивара. Написанное твердой рукой господина Бьёрна и по обыкновению многословное, оно, казалось, тоже ничего не проясняло. Но в нем было одно очень странное место. Марго еще раз перечитала этот абзац.