Бобовые сласти

Извинившись сразу перед несколькими клиентами, Сэнтаро повесил на окно деревянную табличку «Все распродано!». Табличку эту прежний босс купил когда-то по пьянке, и обычно она валялась в подсобке среди хозяйственных мелочей. Насколько помнил Сэнтаро, в этой лавке ее не вешали над прилавком ни разу.

Почему же цубуана не хватило до конца дня? – злился на себя Сэнтаро. Он проверил бумажку с расчетом ингредиентов. Все исходные данные – те же, что и всегда. Да и мусорная корзина рядом с жаровней забита яичной скорлупой до отказа…

Помотав головой, Сэнтаро заглянул в учеты продаж. Сегодня, начиная с открытия, он продал ровно 300 порций дораяки. Его абсолютный рекорд…

Опустив железную ставню, он запер лавку и вышел на улицу. Солнце только начинало садиться. По телу растекалась странная смесь усталости с легким зудом неожиданного триумфа. Захотелось сакэ, и ноги сами понесли его в любимую лапшевню.

Эту чертову работу он себе не выбирал. Все, о чем он мечтал, – это как можно скорее от нее освободиться. Откуда же взялась эта странная эйфория, словно он покорил Эверест? Его мысли путались, а чувства раздваивались. С одной стороны, стоило поздравить себя с победой. А с другой – ужаснуться пропасти, к краю которой эта победа его подвела.

Что же делать дальше? Ответы на этот вопрос он должен найти немедленно. Сейчас или никогда… Сэнтаро наполнил чашечку прохладным сакэ и крепко задумался.

Продолжать ли ему работать, как прежде, – и всякий раз, когда кончается цубуан, вывешивать табличку «Все распродано»? Или же стоит расценить сей «рекорд» как счастливый шанс – и расширить продажи, удлинив свой рабочий день до темноты?

В каждом из этих путей – свои плюсы и свои минусы.

Если продажи расширятся, он быстрее разделается с долгами перед Хозяйкой, поначалу рассудил он. Но внутренний голос тут же начал протестовать. Он ведь и так из кожи вон лезет на работе, которую мечтает бросить как можно скорее. Во что превратится его жизнь, если нынешняя нагрузка увеличится вдвое? Даже представить страшно! Каждый новый день, с утра до вечера, без выходных – дораяки, дораяки, дораяки. Одни и те же движения – снова, и снова, и снова. Жизнь, улетающая в тартарары.

И все же, и все же…

Работа с утра до ночи реально поможет ему приблизить счастливый день, когда цепи, которыми он прикован к проклятой жаровне, наконец-то рухнут. Так, может, собрать всю волю в кулак – и начать откладывать хоть что-нибудь на будущее? Разве не для этого боги послали ему старую чудачку, которая за сущие гроши готовит для него цубуан высочайшей пробы? И если это – не его счастливый шанс, то что такое вообще удача?

– Ну что ж… Пожалуй, пора! – пробормотал он себе под нос. И уже хмелеющей головой прикинул план действий на ближайшую перспективу.

Квартальчик Сакура-дори, несмотря на свой унылый вид, расположен на мощном транспортном узле. Здесь самый пик людского трафика – вовсе не в полдень, а ближе к вечеру, когда все возвращаются по домам, и улочки гудят от покупателей. Не случайно ведь ближе к центру города многие кондитерские занимаются готовкой весь день, а торгуют с вечера и до полуночи… Отчего бы и ему не попробовать так же?

Отпахав очередной день в своих офисах, целые толпы клерков и бизнес-леди обожают пропустить по стаканчику, а затем и побаловать себя чем-нибудь сладким. Так не лучше ли перейти на вечернюю торговлю – часов до восьми, а то и до девяти? Держать ставни закрытыми, когда вокруг так и бегают голодные покупатели, просто глупо, и с этим действительно пора кончать!

Но ведь тогда… и цубуана потребуется куда больше, чем сегодня. Кто же будет его готовить?!

В этот вопрос Сэнтаро вписался лбом, как в глухую стену.

Заставлять семидесятишестилетнюю старуху, которая и так на ногах едва держится, вкалывать еще больше? Но это же невозможно!

Глава 9

Но разве им сложно сразу варить больше бобов?

Пару дней спустя Сэнтаро спросил об этом Токуэ-сан.

Вопрос совсем не удивил ее. Вместо ответа она смерила его долгим, задумчивым взглядом. А затем добавила: «Поздравляю, шеф!» – и морщинки вокруг ее глаз разбежались в улыбке.

– Благодаря вам клиентура только растет! – пояснил он.

– Значит, решили варить побольше?

– Да, пора бы…

– Ну что ж, я вам помогу!

Не выказав ни малейшего недовольства, Токуэ-сан приняла его новый план. В итоге они решили готовить в четыре руки – и заготавливать бобовой пасты по десять килограммов за утро.

– Работы, конечно, прибавится, – сразу предупредил Сэнтаро.

– Что же в этом плохого? – улыбнулась она.

– А ваше здоровье? Думаете, у вас хватит сил?

– Вся тяжелая работа все равно достанется вам, не так ли?

– Ну, в общем, да…

– Так, может, прямо сегодня и начнем? – предложила Токуэ-сан и вскочила на ноги. Так же резво, как подбегала к окну, заметив среди клиентов очередную мать с малышом.

Впервые в жизни Сэнтаро испытывал на себе, что означает «разрываться на рабочем месте». Когда не успеваешь распрямиться у плиты, жаря лепешку за лепешкой, – а клиенты все прибывают. Когда в одно и то же время нельзя ни отрывать взгляда от варящегося цубуана, – ни ошибиться, рассчитываясь с покупателями за кассой.

Сэнтаро, как и прежде, работал без выходных. И хотя не требовал от Токуэ-сан приходить чаще, – сам теперь не отрывался от плиты с рассвета до заката.

Так и мчались их дни, один за другим. Со своими взлетами и падениями, но с отличными продажами в целом.

Листики сакуры за окном теперь подолгу блестели от затяжных июньских дождей. Впрочем, что хорошо для деревьев – горе для кулинара. В «Дорахару», где не пользовались антисептиками, сезон дождей всегда означал период больших испытаний.

Главные враги цубуана – жара и высокая влажность. Грубая бобовая паста с большим содержанием сахара в таких условиях еще выдерживает. Но цубуан для дораяки или мандзю от жары и влаги может испортиться уже за полдня.

Особого внимания потребовали и лепешки. На влажном воздухе нажаришь много – слипнутся, придется выбрасывать. Поэтому Сэнтаро старался предугадать поток клиентов заранее – и выпекал лепешки небольшими партиями, но чаще. А эта работа, как и любая другая в сезон дождей, требовала особых усилий.

И все же, благодаря чудесной начинке от Токуэ-сан, дела у «Дорахару» шли в гору. Покупатели выстраивались в очередь перед окошком даже с зонтиками над головой. И если в прошлые сезоны дождей клиентов было так мало, что хоть закрывайся на вынужденный отпуск, – то уж в этом июне каждый божий день приходилось выкладываться по полной.

К середине месяца Сэнтаро начал видеть галлюцинации, не отходя от плиты. Постоянная работа на износ, да еще в такую жару, давала о себе знать.

Тяжкий от сырости, горячий июньский воздух заползал в кухню через окно, всегда открытое для покупателей. И хотя кондиционер в заведении работал на полную мощность, Сэнтаро выплясывал со своей поварешкой в самом пекле – прямо перед жаровней. Его рабочая роба почернела и лоснилась от пота. Не прекращая этой адовой пляски, он пил все больше воды – и, понятно, все меньше ел. Даже сэндвич из ближайшего комбини в горло не лез. Но он продолжал вкалывать как одержимый: с утра до вечера – и без выходных.

Но даже невзирая на ужасный сезон, настал день, когда запас цубуана иссяк раньше, чем он рассчитывал, и ему снова пришлось вывесить над окошком табличку «Все распродано». Настолько измотанным и раздавленным он не чувствовал себя еще ни разу в жизни. Вернувшись в свою квартирку, он рухнул на кухонный пол и пролежал там бог знает сколько. Заснуть же в ту ночь ему удалось лишь после половины бутылки виски.

На следующее утро он обнаружил, что сидит, согнувшись, на кухонном стульчике в «Дорахару». Перед его глазами – медный котел с цубуаном, который он только что приготовил. Сироп уже загустел. Ему оставалось лишь добавить эту партию к той, что уже сварила Токуэ-сан, и перемешать.

Но тело не слушалось. Сэнтаро сидел как каменный под холодными струями воздуха из кондиционера и не мог даже пальцем пошевелить.

Открыть лавку для покупателей ему в тот день так и не удалось.

Судя по всему, он заснул, сидя на стульчике, а когда снова открыл глаза, стрелки часов уже приближались к полудню. Но даже когда способность двигаться вернулась к телу, он не смог заставить себя подойти к окну и поднять железную ставню. Едва дыша, он завернул приготовленный цубуан в кулинарную пленку. Но не успел даже спрятать его в холодильник, как вновь обессиленно рухнул на стул.

Кое-как стянув с себя робу, Сэнтаро переоделся и вышел на улицу.

Хотя с утра было пасмурно, послеобеденное солнце заливало асфальт уже так, что слепило глаза. Спасаясь от палящих лучей, он тут же бросился в тень под листьями сакуры.

Где-то рядом застрекотала цикада. Не рановато ли? – машинально подумал он[6] и уперся руками в заскорузлый ствол, чтобы не упасть. Липкий, болезненный пот сочился из каждой поры ослабевшего тела. Прислонившись к дереву спиной, он поднял голову и долго разглядывал листья, дрожащие на ветру. В их мелких тенях ему вдруг привиделся образ матери. После того как Сэнтаро угодил за решетку, она успела навестить его несколько раз. Но никогда ничего не говорила. Просто смотрела на него неотрывно из-за прозрачной перегородки, и с каждым визитом выглядела все старее.

К глазам подступили слезы. Чувствуя, что вот-вот расплачется, Сэнтаро свернул в подворотню, чтобы не попасться никому на глаза, и остановился у железнодорожных путей. Поезда проносились мимо один за другим, и лишь ему, Сэнтаро, идти было больше некуда – движение что вперед, что назад потеряло для него всякий смысл. От подобных мыслей, да еще в таком месте, он испугался – и, будто очнувшись от наваждения, побрел в сторону жилого квартала.

В небе не осталось ни облачка. Солнце поливало землю, и в его ярких лучах он казался себе жалким и никчемным. Разбазаренное время жизни волочилось за ним неотвязно, как кандалы. От переулка к переулку он тащился куда глаза глядят, ощущая себя последним отбросом.

– Сдохни… – раздался вдруг чей-то шепот из пустоты впереди.

Чудом добравшись до дома, он не помнил ни сколько времени бродил по улицам, ни где именно его носило. Без единого воспоминания в голове он рухнул на неубранный футон[7]. Грудь пронзила такая острая боль, словно скопившаяся там кровь выжигала Сэнтаро изнутри.

– Сдохнуть?! – повторил он услышанное.

– Сдохни, – снова сказали ему. – Так будет лучше всего…

Этот шепот обволакивал его, затягивал все глубже в свою пустоту, как утопленника в пучину. Он не мог вдохнуть. Хватая ртом воздух и обливаясь по́том, он провалился в сон, где сражался неведомо где и неведомо с кем.

Глава 10

Звонил телефон.

Сэнтаро поднял голову. Из-за штор пробивался свет. На часах перевалило за восемь. Зачем ему кто-то звонит и почему за окном светло – он не понимал. Но телефон не унимался. Чтобы взять трубку, пришлось доползти до кухни.

– Шеф? Что происходит?!

Голос Токуэ-сан. Вместо ответа он промычал что-то невнятное, и она переспросила:

– С вами все нормально?

– Э-э…

– Где вас носило?

Перед глазами Сэнтаро мелькнули рельсы, а ладони вспомнили заскорузлый ствол.

– Ну, я…

На всякий случай он уже давно дал старухе запасные ключи от «Дорахару». Скорее всего, лавку она уже отперла и варит бобы в одиночку.

– Проспали, что ли? Или нездоровится?

– Мне очень неловко, но… – Он хотел добавить, что скоро придет, но эти слова вдруг застряли в горле. – Я сегодня не в форме.

– А что такое?

– Переутомился, похоже.

– Оклемаетесь?

– Да! Просто… надо бы отдохнуть.

Чуть помолчав, Токуэ-сан сказала:

– Ну, еще бы! Отличная идея. Сколько можно работать без выходных?

– Мне очень неловко.

– А я-то уже бобы на огонь поставила… Придется ждать, пока доварятся!

– Простите меня. Сами управитесь?

– Да я-то управлюсь, а вы? Может, сразу возьмете дня два или три?

«Страшно представить, куда меня занесет за два-три дня такого “отдыха”, – мрачно подумал Сэнтаро. – Хорошо, если вообще вернусь…»

– Завтра буду как штык, – отрезал он. – А вы, Токуэ-сан, как закончите с варкой, – сразу идите домой! Слышите?

– Ну да. Так и сделаю… Вот только… – Она выдержала паузу, словно собираясь что-то добавить.

– Очень вас прошу! – оборвал ее Сэнтаро и отключился.

На следующее утро он прибыл в «Дорахару» даже раньше обычного. Но уже подходя к лавке, учуял сладковатый аромат, растекавшийся из-под железной ставни.

– Токуэ-сан?!

– О! Это вы, шеф?

– Токуэ-сан! Что вы тут делаете в такую рань?

– Да вот, решила – приготовлю-ка цубуан вместо вас…

– Вместо? – растерялся Сэнтаро.

Как все это понимать? Токуэ-сан начинает работу сама, когда ее здесь и быть не должно?

– Виноват! – выдавил он со смущенным поклоном.

– Как самочувствие, шеф? – спросила она с улыбкой, оторвав на секунду взгляд от кипящих в котле бобов.

– Да вроде бы оклемался.

– Работать без выходных – это очень неправильно!

– Ладно. Обещаю над этим подумать…

Просунув руки в рабочий передник, он начал застегивать пуговицы на спине. Но внезапно застыл как вкопанный.

Вчера по телефону Токуэ-сан сообщила, что варит цубуан. Значит, сегодня начинки хватит на целый день! Зачем же она теперь готовит еще?

– Токуэ-сан! Вчера вы уже готовили цубуан, не так ли? И где же он?

– Что?.. Ах, вчера…

Подняв взгляд от котла, старушка посмотрела куда-то в сторону. И перед тем, как повернуться к нему, смущенно пожала плечами.

– Просто я присела отдохнуть… и подумала, чем бы еще заняться… А тут пришли покупатели…

– Кто пришел??

– Ну, первые покупатели… Что было делать? Пришлось им открыть…

– Как? Вы открыли лавку?! – Сэнтаро помотал головой. – Но… как вы подняли штору?

– Ну, я-то сама всю жизнь закрытых штор не выношу… Так что открыла хотя бы снизу, вот как сейчас. И покупатели подзывали меня через щелочку.

– Но вы же обещали мне, так или нет? Что приготовите бобы – и сразу домой! – От волнения у Сэнтаро вспотели подмышки. – А как же лепешки?

– Да как? Попробовала печь сама.

– И что? Получилось?

– Ну… что-то получилось. Простите меня, шеф!

– Как-то поздновато для извинений!

Старушка ткнула деревянной лопаткой в сторону кассы:

– В вашей бухгалтерии я, конечно, не разбираюсь… Все, что продавала, записывала вон там, на бумажке.

– Ох… И кто вас только просил!

Ее «бухгалтерия» выглядела проще некуда. Строчка за строчкой: сколько продано – и сколько уплачено. Все тем же старательным почерком, большими округлыми цифрами.

А продано было немало!

– И всем этим вы занимались одна?

– О да, без продыху. Покупатели все подходили и подходили…

– И вам никто не помогал?

– Первый покупатель помог поднять штору. А последний – закрыть.

Сэнтаро опустился на кухонный стульчик. Голова просто кругом шла от вопросов. Как же она смешивала тесто? Что за лепешки умудрялась выпечь такими пальцами? А ведь еще и деньги ими брала! Что при этом думали покупатели??

– Простите… – повторила Токуэ-сан.

– Да ладно. Просто я очень удивился. Вы что, не могли хоть по телефону предупредить?

– Могла, но… вы бы все равно не позволили, верно же?

Что говорить, она нарушила все правила, какие только могла. Но разве не сам Сэнтаро подтолкнул ее к этому? Кого же теперь обвинять? А она теперь стояла перед ним, вжав голову в плечи и вцепившись в деревянную лопатку, точно ребенок, выставленный на семейное поругание.

– И все-таки… вы умудрились столько продать! Наверное, страшно устали?

– Да. Очень.

– Но сегодня с утра вышли снова?

– Да. С рассвета.

Не понимая, как на все это реагировать, Сэнтаро зачем-то с силой шлепнул самого себя по щеке.

Токуэ-сан в шоке дернула головой, но Сэнтаро с безучастным видом взялся за мерную чашку.

– Шеф…

– Ладно, проехали. Сколько адзуки вы сегодня закладывали?

– Дайте вспомнить… Сухих бобов – два кило!

Прикинув в уме нужную пропорцию, Сэнтаро засыпал в чашку сахар для сиропа.

– Шеф!

– Что?

– Зачем вы так сделали? Чтобы взять себя в руки?

– Вовсе нет…

Зачем он ударил себя – он и сам не знал.

Весь тот день Токуэ-сан была очень жизнерадостной – и, помешивая бобы деревянной лопаткой, болтала обо всем на свете.

– Откуда вы родом, шеф?

– Из Такаса́ки.

– И оттуда перебрались в Токио?

– Не сразу… Я много где жил.

– Правда? Как интересно! – Она с завистью вздохнула.

– Да не сказал бы. Просто мотало по жизни, и все.

– И по каким же краям?

– О, только по району Канто.

– Ну, тоже неплохо! А я все детство в Айти провела…

– В префектуре?

– Ну да, от Тоехаси – еще час на поезде… Настоящая глухомань! – Токуэ-сан оторвала взгляд от котла, что делала крайне редко, и смотрела на Сэнтаро. – Но сакуры там – невероятной красоты!

– Да ну? Это где же именно?

– Ну, э-э… – Она чуть замялась. – Есть места. Там большая скала, у подножия река. Вот по ее берегам и растут сакуры.

Названия родной деревушки она так и не сообщила.

– Вы иногда возвращаетесь туда?

– О нет! Там я не бывала уже с полвека… – Старушка покачала головой. И, устремив взгляд обратно в котел, сменила тему: – А что вы любите есть? Что там за деликатесы, в вашем Такасаки?

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Дорая́ки (яп. どら焼き) – популярная японская сласть: две круглые жареные лепешки, между которыми прокладывается начинка из сладкой бобовой пасты анко́ (повидлообразная паста) или цубуа́н (паста с цельными бобами). – Здесь и далее прим. перев.

2

Бэнто́ – традиционный японский обед в коробке для поедания в пути или «на бегу». Комби́ни (от англ. convenience store) – круглосуточный мини-маркет шаговой доступности.

3

Тэ́мпура (яп. 天婦羅, от португ. tempero – «пост») – ломтики из рыбы, морепродуктов или овощей, обвалянные в кляре и обжаренные во фритюре. Популярное блюдо, завезенное в начале XVIII в. португальскими иезуитами и ставшее неотъемлемой частью японской кухни. Подается со специфическими пряными соусами. Со́ба (яп. 蕎麦) – японская гречишная лапша серо-коричневого цвета, подается горячей или охлажденной – как в специальном бульоне, так и без него.

4

Мандзю́ (яп. 饅頭 мандзю:) – лепешки из пшеничной, гречишной или рисовой муки с начинкой из сладкой бобовой пасты.

5

Вопреки распространенному мнению о том, что сакура не плодоносит, большинство из ее 11 видов все-таки дают плоды, но вишенки эти мелкие и несъедобные.

6

Цикады (самцы) в южной части Японии поют во второй половине лета, из-за чего этих насекомых считают «глашатаями осени». Но громче всего их стрекотание слышно в последние дни августа, в ходе брачного сезона, после которого самцы умирают, а их высохшие трупики валяются в траве повсеместно.

7

Футо́н (яп. 布団) – комплект из толстого матраса и теплого одеяла для спанья на полу или на земле. В современных японских домах расстилается на полу перед сном, а поутру убирается в специальную нишу в стене спальни.