
Полная версия:
Бобовые сласти
Да, он и правда работает с открытым окном, потому что большинство заказов – навынос. И с каждой весной лепестки, залетая на кухню, падают на жаровню, а то и прямо в тесто. Так что вину свою он признал – и угостил скандалистку бесплатной порцией взамен.
Все остальные девчонки тут же стали орать, что нашли по лепесточку и у себя. Что, конечно, было уже враньем. Этим пигалицам просто захотелось подразнить взрослого мужика. А одна из них даже стала названивать по телефону друзьям: «Эй, тут бесплатные дораяки дают, ешь сколько влезет!»
Что сказали бы эти соплячки, увидев скрюченные пальцы старой Токуэ-сан? И как бы с ними справилась на его месте она?
В общем, куда ни кинь – все клин…
– Чертовы мартышки… «У меня лепесток сакуры в дораяки!»… Да чтоб вы провалились!
Он в сердцах лягнул пяткой сбившееся одеяло. И зачем-то опять потянулся проверить будильник.
Глава 6
На утреннюю встречу он слегка опоздал. И когда подходил к «Дорахару», Токуэ-сан уже дожидалась его под сакурой. В ответ на его извинения старушка указала пальцем куда-то в зеленую крону над головой:
– А вишенки-то уже набухают, взгляните![5]
– Вы что же, правда нашли автобус? В такую рань?!
– Да ладно вам… Об этом не беспокойтесь! – отмахнулась она и заковыляла к задней двери на кухню. Вопрос повис в воздухе, отметил про себя Сэнтаро. Хотя автобусы и правда ходить еще не должны.
В кухне его уже дожидался котел с бобами, которые он с вечера оставил в воде набухать. Теперь они вздулись, и каждый поблескивал на свету так жизнерадостно, что атмосфера в лавке разительно изменилась. Обычный пищевой продукт казался теперь живым существом, решившим вдруг поселиться в «Дорахару».
– Та-ак… Замечательно! – отметила Токуэ-сан, заглянув в котел.
Эти бобы выросли не в Обихиро и не в Тамбе, откуда обычно поставляют самые качественные адзуки. Ценовой барьер, допустимый для «Дорахару», не позволял закупать элитные японские сорта. Когда он объяснил это Токуэ-сан, та ответила, что бобы могут быть откуда угодно. И Сэнтаро, превозмогая себя, заказал у того же поставщика партию свежих бобов из Канады.
По его расчетам, на одну варку цубуана требовалось два килограмма бобов. При этом за одну ночь, набухнув в воде, эти два килограмма превратятся уже в четыре. После закипания туда добавляется сахарный сироп – в соотношении семьдесят процентов от их общей массы. В итоге получается уже почти семь килограммов начинки.
При самых грубых расчетах, на каждую лепешку расходуется по двадцать граммов бобовой пасты. В каждой порции дораяки – по две лепешки. Таким образом, с одной варки бобов они могут настряпать от трехсот тридцати до трехсот сорока порций. До этих пор пятикилограммовой банки фабричного цубуана хватало дольше чем на день. Значит, если поток клиентов не будет меняться, одна варка обеспечит их свеженьким цубуаном на три, а то и на четыре дня.
– Но перед тем, как варить… – пробормотала Токуэ-сан, вглядываясь в уже сваренные бобы. – Шеф! Значит, перед тем как сунуть в воду, вы их не досматривали?
– Кого? – не понял Сэнтаро.
– Да бобы же!
Он недоуменно покачал головой.
– Я так и поняла… Не все из них годятся для варки.
Ее скрюченные пальцы выудили из розоватого варева несколько бобов и поднесли к глазам Сэнтаро. Какие-то зерна остались цельными, другие потеряли кожицу или расползлись.
– Нужно досматривать, шеф, – строго сказала старушка. – И отделять битые от небитых. За границей их плохо сортируют!
Ее манера общаться с бобами казалась Сэнтаро как минимум странной. Старушка склонялась над ними, только что не касаясь щекой, и замирала надолго – так, словно приветствовала каждый по отдельности. И даже после того, как бобы поставили на огонь, ее отношение к ним, похоже, не изменилось.
Котел для цубуана использовался особый, медный. Все несколько раз, когда Сэнтаро пытался варить бобы сам, он не снимал их с огня, покуда не станут мягкими.
Старушка же колдовала над бобами совершенно по-своему. Для начала она дождалась, когда те начнут закипать, и добавила еще немного воды. И так несколько раз. Затем отбросила бобы на дуршлаг, слила всю первую воду – и, вернув бобы обратно в котел, залила их заново уже чуть теплой водой. Видимо, чтобы удалить из вкуса горечь и терпкость. И принялась томить их на слабом огне, аккуратно помешивая деревянной лопаткой, чтобы не повредить ни зернышка. При этом нависала над готовящимся блюдом так низко, что ее седенькая голова скрывалась в облаке пара.
Что же она досматривает там теперь? – гадал Сэнтаро. Может, отслеживает, как бобы меняют форму, состояние или цвет? Пару раз, подражая старушке, он сунул голову в пар и попробовал приглядеться – но ничего особенного не заметил.
Пока крючковатые пальцы Токуэ-сан помешивали лопаткой бобы, он следил за выражением ее лица. Если они будут работать вместе, – неужто она потребует такой же преданности бобам и от Сэнтаро? От этой мысли ему сделалось тошно.
И тем не менее, сам не зная зачем, он заглядывал в котел все чаще. Пухлые розовые бобы жизнерадостно подрагивали в кипящей воде. И ни один не расползался.
Когда воды в котле уже почти не осталось, Токуэ-сан накрыла его, точно крышкой, деревянной разделочной доской. Пускай попарятся, сказала она. Очередная стадия, о которой Сэнтаро не подозревал.
– Столько премудростей… Просто ритуал какой-то! – вырвалось у него.
– Верно, – кивнула старушка. – Ритуал гостеприимства.
– К покупателям? – уточнил Сэнтаро.
– Да нет же. К бобам!
– К бобам?!
– Ну, они специально приехали сюда ради нас. Аж из Канады!
Через пару минут Токуэ-сан убрала доску. И, не сводя глаз с бобов, начала подливать в котел холодной воды, потом еще и еще – пока вся жидкость в котле не стала прозрачной. Затем опять приблизила лицо вплотную к бобам – и погладила упругие фасолины кончиками пальцев.
Как речной старатель в поисках золотого песка, почему-то подумал Сэнтаро.
– Пожалуй, никто на этой работе еще не вкалывал так старательно, – заметил он.
– Если не стараться на каждом этапе, – все предыдущие старания полетят коту под хвост! – очень серьезно ответила Токуэ-сан.
Все, что Сэнтаро оставалось, – это скрестить руки на груди и наблюдать за ней.
– И все-таки… – не выдержал он. – Что именно вы пытаетесь там разглядеть?
– То есть?
– Ну, зачем вы так близко наклоняете лицо к бобам? Что хотите увидеть?
– Я просто делаю для них все, что могу.
– Все, что можете?
– Все, шеф! А теперь снимайте – и в дуршлаг!
Заняв ее место у плиты, Сэнтаро поднял котел обеими руками, подтащил к раковине и вывалил содержимое в дуршлаг. Через несколько секунд вода стекла – и свежесваренный цубуан обнажился перед ними во всей своей красоте.
– Ох… здорово! – только и выдохнул он. И наклонился, чтобы разглядеть получше.
Что говорить! До такого мастерства ему, Сэнтаро, как до луны. Каждая фасолина – сочная, цельная, упругая. Ни складочки, ни морщинки. О том, что когда-то выходило из-под его рук, лучше не вспоминать. Большинство бобов, перелопавшись, торчало нутром наружу. Но эти, перед его глазами сейчас, так и сияют на солнце, поблескивая розовыми боками: все сразу – и каждая фасолинка по отдельности…
– Значит, вот как еще можно варить цубуан? Не знал!
– Что значит «еще»? Шеф! Вы правда когда-то сами варили бобы?
– Пытался… но без успеха.
– Так учитесь же!
Все оставшиеся операции она поручила Сэнтаро – и буквально водила его руками. Настало время сиропа. В освободившийся котел шеф налил два литра воды, вскипятил ее. Затем добавил два с половиной килограмма гранулированного сахара – и размешал деревянной лопаткой до полного растворения.
Токуэ-сан, стоя рядом, раcтолковывала особо важные нюансы. По ее указанию, даже когда весь сахар уже растворился, он ворочал лопаткой еще с минуту, чтобы сироп не перекипел. А как только загрузил бобовую массу – тут же убавил огонь до минимума. Пора было перемешивать сахар с бобами.
– Вот теперь – самое важное! – объявила Токуэ-сан. – Не справимся – все подгорит. Так что помешивайте, касаясь лопаткой дна!
Очередная премудрость, о которой Сэнтаро знать не знал. Он стал помешивать, как велено. Она же бросила в котел щепотку соли – и продолжила инструктаж:
– Если сейчас подгорит – все пропало…
– Лопатку держите вертикально!
– Быстрей…
– Но не так быстро!
Просто с ума сойти, сколько пота может сойти с человека над кипящей кастрюлей, думал Сэнтаро. Но все-таки понимал, что она права. Каждый раз, когда он пытался варить бобы сам, все летело к чертям как раз на этом этапе…
Чем больше сыплешь сахару, тем быстрее он подгорает со дна. Но если совсем убавить огонь, все замедляется – и качество вкуса падает. Чтобы сваренный тобой цубуан был прекрасен и на вкус, и на глаз, ты должен найти единственно верную силу огня, при которой ничего не пригорает, а ты контролируешь ситуацию, следя за бобами и помешивая их то и дело.
Орудуя деревянной лопаткой, он в очередной раз умудрился вытереть рукавом пот со лба, когда вдруг услышал:
– Ну, хватит! Гасите огонь.
– Да нет же! Пока не загустело… Еще немного!
– Хватит, шеф! Уже пора!
– Да нет же! Еще чуть-чуть… Вот так…
Несмотря на все их старания, субстанция в медном котле загустевать не хотела. Даже мало что смысля в приготовлении бобов, Сэнтаро понимал: это не цубуан. Таким жидким варевом дораяки не начиняют. Оно же просто повытекает со всех сторон!
Погасив огонь, как велено, он почти машинально продолжал помешивать лопаткой жидкую кашицу, сокрушаясь, что все пропало. Как вдруг с удивлением заметил, что кашица начинает густеть.
Токуэ-сан расстелила на разделочной доске какую-то белую тряпицу.
– Теперь ненадолго оставим в покое. Пусть загустеет. А потом разложим его вот здесь.
– Кого?!
– Цубуан, который вы приготовили.
– Что значит – разложим? – не понял он. – Как?
– Очень просто. Руками, – сказала Токуэ-сан, забирая у него лопатку. – Пора отдохнуть, шеф!
Глава 7
В ожидании, пока цубуан загустеет, Токуэ-сан посоветовала ему записать подробно все, что они проделали до сих пор.
– Зачем? – отмахнулся Сэнтаро. – Я и на глаз запомнил.
– Да неужели? – усмехнулась она. – А ну-ка, расскажите мне рецепт! С самого начала!
Смущенно помявшись, Сэнтаро открыл ноутбук.
– Вы слишком самоуверенны, шеф!
– Вовсе нет…
– Тогда почему не записываете? В кондитерском деле столько мелких премудростей. Без конспекта не научишься, это факт!
– Ладно, понял…
Окончательно смутившись, он послушно записал под ее диктовку все пройденные этапы.
– А вы сами где-то учились?
– Я просто очень долго этим занималась.
– Пятьдесят лет?
– У вас много клиентов моего возраста?
Сэнтаро покачал головой.
– Если бы! В основном галдящие школьницы. Такие вредные, что придушил бы!
– Ах, эти! Помню, как же… – На бледном лице Токуэ-сан вдруг проступил румянец. – Но вредность в таком возрасте – это нормально, разве нет? Пускай себе галдят…
– Лишь потому и терплю. Хоть какие-то покупатели!
– А я могу с ними встретиться?
Ответить ей «нет» он не смог. Хотя от своего решения – не подпускать старушку к клиентам – отказываться не собирался. Что угодно, только не это…
Токуэ-сан заглянула в котел. Потрогала загустевшую массу лопаткой.
– Вот теперь в самый раз!
Зачерпнув немного пасты, она выложила клейкую массу на расстеленную тряпицу и разровняла. Затем подложила еще. И еще.
– А это зачем? – удивился Сэнтаро.
– Чтобы выветрить пот… Сейчас бобы устали и вспотели. Но как только остынут – вы получите тот цубуан, который вам нужен!
Выложенные на тряпицу бобы сияли на солнце. С каждым движеньем лопатки в руке Токуэ-сан над ними поднималось облачко пара, разнося по всей кухне глубокий сладковатый аромат.
– А теперь проверим, подходит ли эта начинка для вашей стряпни…
Раскалив жаровню, Сэнтаро взял поварешку и нацедил на черный металл небольшой, с пол-ладони, кружок желтоватого теста.
Тесто это называлось «трехчастным» – из-за рецепта, который сегодня считается старомодным. Жарить лепешки – единственное мастерство, которому Сэнтаро научился от прежнего босса. Три ингредиента – яйца, мука и сахар – смешиваются в равных весовых пропорциях. Иногда, для пущей вязкости, он добавлял туда немного соды, кулинарного сакэ «мири́н» или просто воды, – но сам принцип «равной трехчастности» не менялся у него круглый год, вне зависимости от сезона. Отличный и очень простой рецепт – спасительный для всех, кто набьет на нем руку.
Самое мудреное – это способ жарки.
В отличие от традиционных способов приготовления горячих сластей – например, имага́ва-я́ки, которые запекаются в формочках, – дораяки требуют широкого раскаленного гриля. Со стороны кажется, что выпекать лепешки – проще простого, забава для ленивых. Но это – очень сложный процесс, при котором только сам повар решает, каких размеров и толщины получится очередной кругляш, в каком темпоритме его переворачивать до полной прожарки – и когда, уже готовый, снимать. Малейшая разница в соотношении воды и теста может серьезно повлиять на получившийся размер, а само тесто далеко не всегда растекается по жаровне ровными кружочками. А мешкать нельзя: зазевался, перевернул не вовремя, – тесто сразу же подгорает.
Впрочем, сегодня – то ли благодаря тому, что он впервые в жизни приготовил настоящий цубуан, то ли из-за пристального внимания, с которым за ним наблюдала Токуэ-сан, – все кружочки теста на гриле получились такими идеальными, что он сам себе удивился.
До открытия лавки оставалось пятнадцать минут. А начали они чуть позже шести. Значит, вся готовка заняла у них четыре с половиной часа.
Присев на раскладные стульчики в кухне, Сэнтаро и Токуэ-сан отдыхали, разминая плечи и массируя запястья.
Подцепив парочку только что испеченных лепешек, Сэнтаро проложил между ними еще теплый цубуан. Священный момент, от которого все поклонники этого лакомства мечтательно глотают слюнки. Отвесив легкий поклон в сторону Токуэ-сан, он поднес дораяки ко рту…
Сладковато-уютный аромат не просто щекотал ноздри. Он проникал в голову и заполонял ее до самого затылка. Куда до него фабричному цубуану! Это был запах живых бобов. Задиристый, энергичный. Немного приглушенный и в то же время – неописуемой глубины. Как и мягкий, фантастический вкус, что растекся у него за щекой.
Удивленно улыбнувшись старушке, Сэнтаро откусил еще. Тот же эффект повторился: будто волна эйфории прокатилась по всему телу.
– Просто небо и земля! – пробормотал он, озадаченно поглаживая щеку.
– Ну? Что скажете, шеф?
– Никогда еще такого не пробовал…
– Что, серьезно?
– Наконец-то нашелся цубуан, который я могу есть!
– То есть как?
Токуэ-сан посмотрела на обкусанную лепешку в его руке. Полукруг от зубов Сэнтаро считывался вполне отчетливо.
– Вы о чем это, шеф? – переспросила старушка, держа свою недоеденную порцию на весу.
– Ну, в общем… Должен признаться…
– В чем же?
Она положила недоеденную порцию обратно на тарелку.
– На самом деле ни одного дораяки в своей жизни я еще не доел до конца.
– Что-о?! – У старушки отвисла челюсть. – То есть вы их терпеть не можете?
Спохватившись, Сэнтаро замахал на нее руками:
– Ну что вы, дело не в этом! Есть-то я их могу… Просто – не сладкоежка по жизни.
– Вот как? Хм!
– Но ваш цубуан, уж поверьте, оценить я способен. Еще с первого раза понял, что это – просто фантастика. Никогда такого не ел!
– И при этом не любите сладкого, так? – уточнила она, не сводя с Сэнтаро пристального взгляда.
– Да не то чтобы не люблю… Но до конца обычно не доедаю.
– О боги… Шеф! – Чем неохотней он отвечал, тем активней она его теребила. – Но тогда почему же вы работаете в кондитерской?
– Почему? – повторил за ней Сэнтаро. – Хороший вопрос…
Изумленно уставившись на него, старушка ждала ответа.
– Да как-то само сложилось. Пришлось приземлиться здесь.
– «Само сложилось»?
– Ну, были свои… обстоятельства. – Он взял недоеденную лепешку, поднес ко рту, откусил еще. – Но это…
– Что – это? Вы постоянно недоговариваете, шеф!
– Просто я вдруг заметил, что мои лепешки такому цубуану не ровня! Слишком разный уровень мастерства.
Токуэ-сан взяла с тарелки последний кусочек, сунула в рот.
– Ну… Может, конечно, и так… – задумчиво протянула она.
– Вот! Тоже заметили? Сам цубуан так хорош, что ничего другого не ощущаешь. Подавать его в таких лепешках нет никакого смысла. Они ему только мешают!
Не успел он договорить, как в его голове зазвучал совсем другой голос. «Ты что творишь?! – закричал этот голос. – Лишнюю работу себе придумываешь? Замолчи!!»
Но было поздно. Его губы уже двигались сами:
– Будь мои лепешки удачнее – другое дело, не так ли?
– И… что же для этого нужно?
– Буду думать. Но сегодня у нас, по крайней мере, получилась лучшая начинка за всю историю «Дорахару»!
– Похвалами делу не поможешь… Вы меня очень расстроили, шеф. Кондитерской-дораяки заведует человек, который не любит сладкое? Просто кошмар наяву!
– Да нет же, говорю вам! Вот, смотрите, я съел все до конца… – Показав ей пустые ладони, он стряхнул ими крошки с губ. – Чего не делал уже давненько!
– Ну и зачем себя насиловать? – Она недоверчиво пожала плечами.
– Просто у меня в жизни лакомство чуть другое… – усмехнулся он, изображая губами и пальцами, как потягивает из чашечки сакэ.
Токуэ-сан с досадой сморщила нос.
– Тогда почему вы не стали барменом?
Не найдя что на это ответить, Сэнтаро встал, подошел к окну и поднял железную штору.
Глава 8
«В наших дораяки – начинка лучше прежней!»
Такое объявление Сэнтаро собрался было повесить над оконным прилавком. Но вовремя передумал. Не хватало еще, чтобы покупатели начали спрашивать: «А что не так было в прежней?»
Но с первого же дня, когда они с Токуэ-сан начали делать свой цубуан, перемены последовали незамедлительно.
Горластые старшеклассницы, набившись за стойку к обеду, вдруг странно притихли, озадаченно глядя на Сэнтаро, а у одной из них даже вырвалось:
– А ч-чё так вкусно-то?
В ответ Сэнтаро пробубнил что-то насчет удачной партии бобов. О Токуэ-сан, понятно, не сказал ни слова.
Новизну ощутили и те, кто часто брал дораяки навынос.
– Вы сменили поставщика? – уточняли они.
Обо всем этом он доложил Токуэ-сан, как только она появилась снова.
– Замечательно, правда? – только и улыбнулась она, никак не поминая свое участие.
– Да только продажи лучше не стали! – пожаловался Сэнтаро. – Обычно если хвалят – значит, хотят еще. А тут…
– Спасибо уже за то, что приходят!
– Да, но… такой цубуан где попало не встретишь!
– Что поделать? Жестокий мир!
– Вот это уж точно…
Он взял деревянную лопатку. Токуэ-сан, как заведено, встала рядом и, склонившись над миской, стала перебирать бобы.
Раз за разом цубуан у Токуэ-сан получался просто отменный. Сэнтаро чувствовал, что само присутствие старушки в процессе варки гарантировало успех. Бобы она просто боготворила: шепталась с ними, чуть не щекой прижимаясь к каждому, – и, словно забыв о своих скрюченных пальцах, выполняла каждый шаг старательно и безупречно.
Вскоре она заявила, что хочет попробовать и другие сорта бобов. И Сэнтаро заказал через поставщика на пробу сначала китайские бобы из Шандуня, а потом и американские. Как те, так и другие под корявыми пальцами старушки превращались в изысканные деликатесы; при этом у каждого сорта обнаружились свои неповторимые привкус и аромат, да и сияли они на солнышке каждый по-своему.
– О-очень интересно! – только и приговаривала Токуэ-сан.
Конечно, эксперименты с новыми сортами всякий раз требовали дополнительной работы. Но даже предчувствуя, что работы прибавляется, Сэнтаро и не думал роптать, поскольку сам магический процесс варки цубуана уже затянул его с головой. И в той голове уже роились новые идеи: скажем, если сорта разных стран настолько отличаются, почему бы не продавать клиентам две-три разные начинки, на выбор? Или почему бы не зарабатывать больше, предлагая, помимо самих дораяки, еще и другие похожие сласти – вроде бобового желе или фасолевых марципанов?
Но тогда на них навалилось бы еще больше работы, чего он позволить себе не мог. Он и так уже работал без выходных, а теперь еще и связался с неведомым доселе мастерством, которое приходилось осваивать на ходу, не отрываясь от основной торговли. Такой напряженный график выматывал его физически, не говоря уже о раздражении, вскипавшем в душе всякий раз, когда он спрашивал себя, зачем ему все это нужно, – и не находил ответа.
С другой стороны, он чувствовал, что обретаемые навыки в приготовлении бобов сулят ему и новую перспективу. Душа его разрывалась на части. Ведь как бы все ни сложилось дальше, а если он собирается и дальше с утра до вечера плясать у жаровни, с его мечтой о писательстве придется распрощаться навсегда. Это уж как пить дать.
В те дни, когда Токуэ-сан не было рядом, он пытался готовить цубуан самостоятельно. Но то ли от злости на самого себя, то ли в силу природной нерасположенности к такого рода работе – результаты этих попыток его не радовали. Как только ему казалось, что он уже набил руку, бобы в его исполнении то подгорали на дне котла, то распозались от излишнего перемешивания, то пересыхали от нехватки воды.
Но от баночной пасты он уже отказался – и потому, если начинка от Токуэ-сан вдруг заканчивалась, ему приходилось подмешивать в ее цубуан и то, что худо-бедно получалось у него самого. И каждый раз, когда старушка снимала пробу, он ощущал себя сопливым школьником в ожидании оценки за контрольную, выполненную кое-как.
Чтобы снять пробу, Токуэ-сан вставала перед котлом навытяжку. Зачерпнув розоватую массу, помещала ложку в рот, надолго замирала – и, глядя в пространство перед собой, выдерживала долгую паузу. А затем говорила что-нибудь абстрактное, например:
– Вкус немного смазан…
Это, впрочем, не означало, что работа Сэнтаро забракована.
– Но по-своему любопытно! – тут же добавляла она.
При всей фанатичной дотошности, с которой старушка готовила это сама, она всегда радовалась сомнительным успехам Сэнтаро – и, похоже, находила отдельное удовольствие в том, чтобы сравнивать разницу вкусов.
– А я уже боялся, что придется переделывать…
– Ну, это все равно вкуснее, чем из банки, правда же?
– Ну да… Как ни странно!
– Значит, бобы молодцы! Постарались на славу.
Закончив работу, Токуэ-сан наконец расслаблялась – и как в лице, так и в словах становилась куда жизнерадостней. С одной стороны, Сэнтаро был за это ей благодарен, но в этом же видел и повод для беспокойства.
Опасность таилась в свободном времени, которое появлялось у Токуэ-сан уже после того, как начинка была готова. И сколько он ни твердил ей, что ее работа закончена и выходить к клиентам не обязательно, – всякий раз после открытия заведения она еще на добрые час или два зависала на кухне.
Разумеется, на то были свои причины. Все-таки возраст. Плюс инвалидность. После каждой «рабочей смены» она опускалась на стульчик, сложив на коленях рабочий фартук, и подолгу сидела не шевелясь. Просто говорила: «Ох, устала!» или «Спина…» – и застывала с открытым ртом, без всякого выражения на лице. Иногда ей не хватало сил даже на то, чтобы выпить чаю. И еще эта глухота. Если с улицы доносились очередные объявления по громкоговорителю, она поворачивала голову к Сэнтаро и уточняла: «Что они говорят?» В такие минуты сказать ей прямо «Идите домой!» у него не поворачивался язык. В итоге она зависала так до первых покупателей – и подолгу просиживала на кухне у всех на виду. Что, конечно, очень не нравилось Сэнтаро.
Определенно, хитрая старушенция делала вид, что старается не показываться людям на глаза, но на самом деле уходить не торопилась. Если за окошком показывался покупатель с ребенком, осторожно выныривала из глубины кухни, чтобы хоть издали полюбоваться малышом. Когда же в лавку заявлялась целая группа детишек, могла даже громко советовать Сэнтаро: «Положите им побольше начинки, шеф!» В такие минуты он, уже не выдержав, говорил ей отчетливо и грубовато: «Разве вам еще не пора?» Увы, лишь так можно было заставить ее отворить дверь черного хода и тихонько исчезнуть.
Дни становились все жарче – лето было в самом разгаре.
Ближе к полудню Сэнтаро распахнул холодильник – и тихонько взвыл.
Особой очереди в тот день за окошком не собиралось, но поток клиентов не иссякал. И когда сваренный с утра цубуан закончился, Сэнтаро решил достать из холодильника старые запасы. Но, к его ужасу, никаких запасов там уже не осталось. Если не сварить новый цубуан с нуля, покупателям предложить будет нечего. А солнце еще не начало садиться!