В высокой траве

Вскоре все разгорячились. Каждому хотелось наконец вступить в бой. Даже я, не видя в этом никакого смысла, уже приметил равного себе по силе соперника, представив, как валю его на землю.

Вдруг расстояние между нами почти мгновенно сократилось. Мы словно две морские волны, несущиеся на встречу. Во время нашего столкновения во все стороны полетели брызги слюней, пота и крови. Кого-то тут же вырубили, и он без сознания упал, как старый деревянный столб. Кто-то пользовался бойцовскими техниками: брал на болевой, проходил в ноги, душил. Другие слепо бились кулаками и пинались ногами.

Я схватил попавшегося мне ровесника за волосы и коленом пнул в живот. Удар оказался таким слабым, что он тут же попытался нанести ответный, и попал прямо в бровь, отчего один глаз на секунду потерял знание.

Почувствовав сильную боль, я озверел, и, больше не собираясь получать по лицу, со всей яростью метнул противника в дорожный указатель.

Но стоило мне разобраться с одним, сзади сразу же налетел второй. Он напал со спины, повалив меня на горячий асфальт. Рёбра чудом не хрустнули. Колено противника надавило под лопатку, отчего всё тело онемело. В тот момент я понял, что это финал моей битвы, но вовремя подоспевший Стёпа ударил напавшего на меня подошвой в челюсть. Брызнула кровь. Кажется, я даже успел увидеть, как что-то белое и блестящее поскакало и плюхнулось в лужу.

Бабушки, чьи бледные лица виднелись в окнах пятиэтажек, громко кричали, чтобы мы ушли, но никто не обращал на них внимание. Со стороны наша битва больше походила на кусок свинины, упавший в мясорубку. Куча загорелых тел перемешивалась в единую массу. Она становилась всё плотнее.

Побитые оставались лежать или отползали в тень под деревья. Те, кто повыносливей, вставали и вновь начинали биться, но долго не выдерживали. Их побеждали те, кто старше и опытнее.

Когда я поднялся на ноги, бой уже заканчивался. Лишь Дима и лидер цыган всё ещё боролись. Когда тот попытался обхватить соперника, молодой казак вдруг схватил его пальцами за ухо, став крутить. Раздался громкий крик нечеловеческой боли. Худой великан тут же перестал сопротивляться и похлопал Диму по спине, показывая, что сдаётся.

Цыгане отступили, кривляясь от побоев. Нам и им досталось примерно поровну. Даже Стёпу задели. По его затылку текла кровь, на которую он совсем не обращал внимания.

Кто выиграл, а кто проиграл – по факту это решилось боем наших лидеров. Мне вдруг пришла мысль: а для чего мы вообще тогда сражались? Можно ведь было сразу выбрать двух самых сильных и заставить драться только их. Но нет, каждый хотел повоевать. У всех целыми месяцами чесались кулаки, и сегодня зуд наконец-то прошёл. Они наслаждались облегчением. Я видел своеобразное удовлетворение во взглядах окружающих.

Тот парень, которого я кинул в столб, спустя время подошёл ко мне, когда я улёгся в траву. Я напрягся, но, стоило ему открыть рот, сразу расслабился.

– Ты победил меня.

– И что?

– Гордись этим. Может, мы вновь встретимся, и тогда я буду крепче.

– Не хочу я с тобой драться, у меня ничего личного к тебе нет, – спокойно отвечал я, щурясь на один глаз, ведь бровь над ним сильно болела и пульсировала.

– Зато для меня это теперь личное. Я тебя выиграю, ещё увидишь.

– Ну окей, может так и будет.

– Здоровья тебе.

– Взаимно.

Все стали расходиться залечивать раны и обсуждать прошедший бой. Это пришлось делать быстро, ведь скоро должна приехать полиция. Уверен, очевидны такого эпичного сражения уже вызвали всех, кого надо.

Мы с товарищами убрели под мост, где каждый делился впечатлениями. Дима достал из рюкзака бинты, и мы наспех перевязали получившего по куполу Стёпу.

– Мне ещё слабо досталось. Я хотя бы с тем дылдой в золоте не дрался, – медленно шевеля челюстью, будто после контузии, произнёс тот.

– От роста толку ноль, главное – вес. Будь он тяжелее – я бы не выдержал, – ответил Дима.

– Ну ты нормально дрался. Серёга тоже, красавчик. Если б к тебе та крыса не подкралась, может даже двух бы уложил.

– Да я еле живой…, – выдохнув, ответил я.

– Зато у тебя теперь бровь понтовая. Можешь подровнять её в напоминание о победе. Кстати, что со Славиком? Вы разобрались?

Стоило вспомнить о нём, как он тут же появился в моём поле зрения. Вся его свита шла мимо, и только он задержался, подойдя к нам.

– Димон, ты крут, уважаю. Стёпа тоже зверь. А ты…

А что я? Ты, небось, был уверен, что я сбегу в последний момент?

– Извиняй за куртку, я тебе новую куплю, если запросишь. Думал, ты ссыкло.

– Ничё мне от тебя не надо, – отмахнулся я.

– Без обид брат, зря бычил. Но ты тоже понимай, что на лоха с виду тянешь. Хотя дрался неплохо, хорош.

Это такое извинение? Почему-то мне от него только хуже. Но сейчас… сейчас мне уже так плевать на него. Я только рад, что мне не приходится после драки опять выяснять отношения.

Мы пожали руки и мирно разошлись. Так и закончились наши разборки.

Я вернулся домой, тут же занявшись бровью. С помощью маникюрных ножниц выстриг косую линию. Мне повезло, она лишь слегка опухла. Уже на следующий день от удара не останется и следа. Но я хочу, чтобы он остался. Как и сказал Стёпа – пусть это напоминает мне, что я чего-то стою.

Когда с одной бедой было покончено, настало время решить вторую. Я набрал Ларисе. Боялся, что она сбросит звонок. Боялся, что мои вчерашние заявления поставили крест на наших отношениях. Но она ответила.

– Привет, как ты? – от волнения я даже встал, начав нервно ходить по комнате и крутить ножницы в руках, – Ещё злишься на меня?

– Привет. Нет, не злюсь, а ты?

– Да мне то на что злиться?.. Придёшь сегодня?

– Приду. Если поговоришь со мной.

– Поговорю. Не как вчера.

Груз с плеч. Кажется, всё не так плохо.

Вскоре девушка пришла. Она была более зажатой, чем обычно, и я понимал, почему. Ей не нужны были мои извинения. Она пришла, чтобы понять, что же творится со мной в последнее время?

И я ей всё рассказал. Про выходку Славика, наше примирение, бой стенка на стенку. Она внимательно оглядела мою бровь. То, что я участвовал в драке, её совсем не радовало. Она злилась, хотя знание истины её немного расслабило.

– Больше никогда не говори, что ты слабый, хорошо?

– Больше не буду, обещаю.

– Нет, ты не понял. Я хочу, чтобы ты не думал так о себе, а не просто молчал. И не пытался прятать от меня свои мысли, даже если те неприятные.

– Я буду стараться, честно. Моя самооценка не лучшая, но…

– Старайся не ради меня, а ради себя!

Ещё никто не говорил мне настолько ценных слов. Либо говорили, но в то время я был глуп и не понимал их.

– Надеюсь, ты больше не хочешь драться?

– Да я и не хотел. Ты ведь знаешь, я мирный человек.

Она помолчала. Посмотрела в мои глаза и увидела, что я не вру. Она видела меня насквозь.

– Вот и славно.

Я вновь ощутил, как нежные руки обняли меня. Сначала за шею, затем спустились к спине и прижали к груди.

Этот день стал отправной точкой. Переломным моментом. Теперь у меня была чёткая цель и уверенное желание идти к ней: меняться, обретать уверенность, храбрость и мужество, какими бы эти понятия не были расплывчатыми. Сегодня я сделал маленький и не совсем удачный шаг на этом пути. Теперь мне стало ясно, что в драках искать себя бесполезно. Там я найду только разбитые брови, боль и кровь.

С тех пор мы с Ларисой никогда не ссорились. Между нами всё ещё вспыхивали споры и конфликты, но после них не хотелось лежать в тишине и лить слёзы. Мы решали их ещё до того, как они превращались в беды.

Торт был съеден. Мы вновь легли на кровать. На этот раз лицом друг к другу. Если вчера я засыпал, пропитанный гневом и жалостью к себе, то сегодня закрыл глаза и окунулся в расслабление, в комфорт.

Вчерашний день был ужасен. Сегодняшний далеко не идеален. Но завтра точно станет лучше.

Станем рассветом

У меня давненько возникла своеобразная традиция. С наступлением ночи, когда все дела выполнены или отложены на потом, последние часы бодрствования я тратил на то, чтобы одеться, накинуть на голову свою знаменитую кепку, засунуть в карман двести рублей и выйти из дома.

Последние часы бодрствования я проводил, сидя на остановке напротив одинокого ларька, из которого пахло мясом, специями и свежими лавашами. Вскоре из окошка высовывалась рука, передающая мне пакет с аппетитным содержимым. Я всегда заказывал одно и то же: куриную маленькую шаурму с картофелем.

Последние часы бодрствования я тратил на то, чтобы пересечь по верху единственный мост и усесться на еле заметной лестнице, спрятавшейся в кустах и деревьях. Она давно развалилась, отдельные части скосились в разные стороны, из-за чего в темноте подниматься или спускаться по ней – самоубийство.

Я садился на шестую ступень, если считать сверху вниз, брал ещё тёплый ужин в руки и делал первый укус, подложив по ногу салфетки, чтобы их не сдуло ветром. С шестой ступени открывался прекрасный вид на кладбище – самый тёмный угол города.

Мне нравилось всё это. Нравилось приходить в максимально безлюдное место и смотреть в максимально возможную черноту, вглядываться и видеть, что в ней ничего нет. Это расслабляло, снимало напряжение с мозга, в котором бурно кипели мысли. С каждым месяцем их всё больше и больше.

Особое наслаждение вызывало именно одиночество и фирменный белый соус, так гармонично сочетающийся с морковкой по-корейски, картошкой фри и курицей.

Я никогда не приходил сюда с компанией. Даже никому не рассказывал о своей очередной причуде. Мне хотелось держать её в секрете. Но в один из дней вдруг стало ясно, что я должен привезти с собой Ларису. Шестая ступень у подножья кладбища и ночное спокойствие – идеальные место и время, чтобы сказать ей кое-что важное.

– Ты ведь раньше не ела шаурму, да? – спросил я у неё.

– Никогда.

Мы сидели на лавочке, наслаждаясь запахом готовки. Перед ларьком скопились таксисты, топящие сонливость в дешёвом кофе 3 в 1. Ветер игрался с кусками бумаги и пустыми пластиковыми бутылками, сбежавшими из переполненной мусорки. Возле гастронома стояли продавщицы и выпускали сигаретный дым из ртов и ноздрей. По улице проезжали машины, нарушающие спокойствие. Они делали это очень редко. А ведь перед нами самая главная улица города! Но даже она засыпает к этому времени.

– Заберите заказ! – крикнул молодой парень, протянув белый пакет.

Мы зашли в круглосуточный магазин, купили дешёвую газировку и побрели к мосту.

– Там точно никого не будет? Под мостом часто ошиваются мрачные личности…, – волновалась девушка.

– Да никого там нет, я уже больше месяца туда хожу. Иди впереди.

– Зачем?

– Чтобы не потерялась за спиной.

На деле я просто хотел посмотреть на неё. Хотел всегда держать её в поле зрения.

Проезжающие мимо авто светили в глаза. Мы молились, чтобы среди них не затесались полицейские, заинтересованные тем, что забыли двое молодых людей посреди ночи на мосту.

Под нами пронёсся поезд, громким сигналом разбудивший жителей тихих домиков. Железная дорога разрезает город на две части. Ночью это видно особенно отчётливо. Справа пятиэтажки, яркие вывески с парочкой мерцающих букв, широкие трассы. Слева просторные дворы, тонкие дорожки, куча вышедшей из-под контроля растительности. Справа свет, слева темнота.

Мы шли налево.

– Стой. Тут надо аккуратно спуститься, – остановился я, взяв спутницу за руку.

– Главное не упасть…

– Не упадём, держись меня.

Шестая ступенька. Достаточно большая, чтобы на ней уместились двое. Как я рад, что познакомился с той, кто не побрезгует поужинать где-то на отшибе города среди зарослей крапивы и прочих сорняков.

– Только кушай аккуратно, у меня тут не много салфеток.

– Сейчас попробую, чем ты питаешься, когда меня нет…

Я надеялся, что такая пища придётся ей по вкусу. Лариса такая сластёна, что любые другие блюда частенько пропускает мимо себя. В этом, наверное, секрет её стройной фигуры. Когда вся твоя еда за день: пара конфет и кекс с чаем – растолстеть не легко.

– Ну как? – поинтересовался я, пытаясь в мраке разглядеть её лицо.

– Не плохо. Мясо чуть-чуть суховато, но всё равно вкусно.

Я усмехнулся.

– Вот и славно. Вот и словно…

Впервые я ужинаю здесь в компании. Всегда так странно… приводить кого-то туда, где привык быть один. Если повезло со спутником, это место станет комфортней, а если не повезло – приходить больше никогда не захочется.

В этот раз удача была на моей стороне. Сегодняшний ужин оказался вкусней всех предыдущих. Вот только…

– Я тебя сюда не просто так позвал.

– Правда? Я думала, ты решил привить мне любовь к своим вкусностям.

– Ну, это тоже, да. У меня к тебе разговор.

Я сразу ощутил кожей, как она напряглась. Не зная, чего ожидать, она вопросительно смотрела на меня, затаив дыхание. Не хочу, чтобы этот вечер потерял свою магию… Но пора уже всё рассказать.

– Мне мама недавно звонила.

– Ой, и как она там? Скоро приедет?

– Да, в середине октября.

– Надо забрать все свои вещи до этого. Бабушка ведь ещё не нашла их?

– Нет, мы хорошо всё прячем. Я имею в виду, что мама приедет в октябре и… увезёт меня с собой. Хочет, чтобы мы успели переехать в Геленджик, пока идут осенние каникулы.

– Ты навсегда уедешь?

– Да…

Для нас это значит одно – конец отношений. Расстояние между нами станет огромным. Я много думал об этом.

Отношения на расстоянии? Бред.

Встречаться раз в год, когда я или Лариса сможем навестить друг друга? Пытка.

Проще уж не мучить самих себя.

– Почему ты грустишь? Геленджик красивый город, я была там однажды.

– Да, он крутой. Побольше нашего Новопавловска. Но он так далеко…

– Понимаю. Если ты переедешь, мы больше не сможем жить вместе.

– Даже гулять не сможем.

– Уверена, так всё равно будет лучше для тебя. Ты ведь писатель. А писателю стоит держаться густонаселённых городов. Летом в Геленджике, наверное, кого только не встретишь! Там ты точно станешь успешным.

– Возможно. Но там не будет тебя.

Она взяла меня за руку.

Эта девушка не умеет думать о себе. Для неё мой переезд – счастье. Ведь в нём она видит шанс для моего таланта. А раз уже всё решено, и переезду точно быть, она не горюет. Или делает вид, что ей не больно.

– Ну хорошо, значит, у нас ещё больше двух месяцев… – на выдохе сказала она, посмотрев в небо, – надо успеть сделать всё то, что мы откладывали или боялись сделать.

– Я не хочу расставаться прямо сейчас, давай это произойдёт в октябре?

– Согласна. А пока есть время…

– …пойдём отсюда.

Мы собрали всё, что принесли с собой, кинули в ближайший мусорный бак, и побежали по мосту обратно.

Эта ночь обещает быть долгой…

Раз уж я вынужден скоро покинуть родной город, хотелось побывать во всех его значимых местах. Значимых конкретно для меня.

Вот тут детская площадка, которую мы называли «Маленькой». Я живу прямо возле неё. Тут поселилось наше детство, хотя львиную часть времени мы проводили на другой площадке, прозванной «Большой». Она действительно была во много раз больше первой. Качели, карусели, горки. Когда-то эти горки были дырявыми и бледными, но с недавних пор тут всё поменялось. Краску обновили, дыры подлатали, заросли травы заменили на бетонные ровные покрытия. От прошедших времён разрухи и трещин осталась только кирпичная развалюха неподалёку, куда все ходили справлять нужду. Её то возводили, то забрасывали на долгие годы. Среди детей ходили легенды, что же это будет за здание, когда стройка наконец кончится. А она, наверное, не кончится никогда.

А вот дерево, на которое мы с парнями залезали, укрываясь от летней жары. Это дерево стояло в чужом дворе, но даже живущие там не знали о нашем убежище в его кроне. Помню, как мы пытались залезть повыше. Тогда всё было просто: кто уселся на самую высокую ветку, тот и круче. Нас было трое. Выше всех сидел Егор. Я и Даниил оставались друг напротив друга пониже. Именно с этими друзьями я порвал все связи прошедшей весной. Без повода и логики. Просто порвал, даже не выдумав причину.

– Тебе не хотелось бы вновь подружиться с ними? – спросила Лариса, когда мы шли мимо.

– Чтоб прямо дружить как раньше? Навряд ли так выйдет. Даниил может меня и примет, а вот Егор точно нет.

– Наверное, его сильно расстроил твой уход.

– Помню, как мы все когда-то давно разругались. Он мне сказал, что я умею разве что бросать друзей, а не заводить.

– Уверена, это не так. Ты не такой.

– Правда всегда где-то посередине.

Ноги становились всё тяжелее. Захотелось вернуться домой, в уютную норку. Эта прогулка затянулась.

Мы прошли мимо маленького магазинчика. Таких много в нашем городе. Их даже больше, чем больших магазинов. Большинство из них работает до глубокой ночи или вовсе круглосуточно. Тогда, совершенно случайно заглянув внутрь сквозь открытую нараспашку дверь, я увидел кучу бутылок со спиртным.

– Пошли за мной.

– Что ты хочешь?

– У тебя паспорт с собой?

– Да, а что?..

Когда вошли внутрь, стало понятно, почему дверь так широко открыта. В магазине было ужасно жарко. У кассы развалилась пожилая мокрая женщина с ярко накрашенными губами. Капля пота стекала по её красному виску. Было непонятно, ей плохо от духоты, или она просто хочет спать? Напротив неё трудился и трещал вентилятор, дёргано поворачивающийся то в одну сторону, то в другую.

Я встал перед стеллажом с вином и шампанским. Что бы выбрать?

– Ты хочешь алкоголь?! – испуганно прошипела девушка мне прямо на ухо.

– Да, а почему нет? Я пил всего пару раз в жизни. Ты сказала, что раз мы скоро расстанемся, надо всё попробовать.

– Ну не это же…

– Не бойся, мы возьмём чего-нибудь не сильно крепкого…

Я не знал, как выбирать алкоголь. Лариса не знала и подавно. Мы взяли наобум самую приглянувшуюся бутылку вина. Кассирша даже не стала спрашивать паспорт. Она даже не взглянула на нас. Мы всучили ей деньги, прихватив с собой любимую шоколадку, и спешно ушли.

Вернулись домой. Поставили бутылку на стол. Как её открыть?

– У нас где-то был штопор, ща поищу, – став просматривать всю кухню, сказал я.

– Хоть бы не отравиться этим…, – бормотала девушка, недоверчиво щурясь на покупку.

Она была из тех, кто алкоголь даже не нюхал. Вроде как это из-за жёстких нравов бабушки. Та всю жизнь вплоть до пенсии работала учительницей, при чём строгой. Она держала Ларису в ежовых рукавицах, всеми силами прививая ей прилежность, женственность и покорность. Знала бы она, на что я толкаю её внучку. Хорошо, что в её глазах я милый воспитанный мальчик, коем умело притворяюсь.

– Нашёл! – воскликнул я, подняв над головой штопор.

Никогда раньше не вынимал пробку. Хоть бы не натворить дел…

– Только держи крепко, – отошла в сторону девушка.

– Главное… не направлять на себя… и не делать этого под люстрой…

Пробка засела там, словно приклеенная. В какой-то момент возникла мысль, что у нас ничего не выйдет. Но ведь мы уже заплатили! И я настроен сегодня выпить. Во что бы то ни стало. Надо лишь продолжать крутить и тянуть…

Внезапный хлопок.

– Ой! – пискнула за спиной Лариса.

– Всё, наконец-то! Не так страшно, как казалось.

Алая жидкость разлилась по двум бокалам.

– Наверное, надо тост сказать какой-то…, – рассматривая напиток, протянула девушка.

– Мы же ничего не отмечаем. Это не праздник, а, скорее, траур по нашему общению.

– Ну ладно, давай не думать о плохом. Отношения пока не порваны.

Я представлял себе вкус вина сладким, похожим на вишнёвый или виноградный сок. Но вот реальность была другого мнения.

– Ох, почему оно такое кислое? – скривилась Лариса, отпив совсем немного.

– Не знаю, наверное, так должно быть. Закусывай.

Без сладкой шоколадки это невозможно пить. С каждым глотком я жалел о потраченных деньгах всё сильнее. Одно лишь не позволяло бросить начатое – желание опьянеть. Я никогда не пил достаточно много, чтобы ощутить хоть какой-то эффект.

Мы через силу выпили по полному бокалу и стали следить за ощущениями.

– Что-нибудь чувствуешь? – спросил я.

– Да нет, ничего. А ты?

– И я.

Затем пошёл и второй бокал.

Ощущаю себя дураком, купившим обычный кислый сок. Вкус алкоголя, конечно, присутствует, но всё же. Может, мы просто устойчивы к опьянению? Или всему виной плотный ужин?

Третий бокал.

– Не суждено нам напиться, – подумала вслух Лариса.

Я взглянул на неё. Это было… странно. Глаза чуть-чуть не успевали за мыслью. Вот, я хочу посмотреть на холодильник, но делаю это не мгновенно, а с торможением. Может, мне кажется?

Уже больше половины бутылки пусто.

– Давай по последнему глотку и пойдём спать? – предложил я.

Так мы и сделали. Но что-то пошло не так, когда я встал, чтобы подойти к раковине. Квартира будто чуть-чуть накренилась. Я качнулся, опёрся на стол.

– Ой, кажется, ты перепил, – хихикнула девушка.

– А может и ты тоже? Попробуй встать.

Она тоже зашаталась, расставив руки в разные стороны, словно канатоходец. Её лицо за секунду покраснело, особенно нос, лоб и щёки.

Я ощутил странный холодок по телу.

– Напились всё же…, – взявшись за голову, произнесла Лариса.

Какой коварный напиток! Знал бы, что так будет, не налегал бы. Но уже поздно.

– Интересно, что будет, если выпить ещё? – с этими словами я подлил себе в бокал.

– Стой, не надо, а то стошнит!

– Да я хорошо себя чувствую! У меня, разве что, голова кругом. И язык заплетается…

Вот оно какое, опьянение? Я представлял его совсем иначе. В таком состоянии ведь совершенно невозможно что-то делать! Хочется просто лечь и смотреть, как крутится мир, словно я лёг на дно карусели.

Кроме головокружения и расслабившегося сознания была и ещё одна странность. Лариса стала… какой-то особенно красивой. Вроде бы во внешности ничего не изменилось, кроме цвета лица, но всё же… Я захотел подойти к ней поближе.

В её прикрытых сонных глазах было видно, что и она хочет того же.

– Завтра нам будет плохо, – еле выговаривая слова, сказала она.

– Да пофиг, не фырчи. Сейчас мне нет дела до завтра.

Мы были знакомы уже не один месяц и первые признаки симпатии начали проявлять довольно быстро. Но даже после взаимного признания во влюблённости между нами не произошло ничего необычного. Мы никогда не целовались. Разве что подолгу обнимались и спали в одной кровати. Именно сейчас я чувствовал, что пора уже продвинуться куда-то дальше.

Делать это под светом лампы совсем не хотелось. Я отвёл её в тёмную спальню, мы встали друг напротив друга.

– Как же жарко стало, – всё также ворчала девушка, – Надо открыть окно.

– Стой. Не включай свет.

– Что такое?

– Можно тебя… поцеловать?

– А?

Я не видел её. Но мы стояли так близко, что видеть и не надо было, чтобы понять выражение лица, на котором появились испуг, замешательство, растерянность и… желание. Она ведь тоже об этом думает, я уверен.

– Ну… можно.

Ещё ни разу мои пальцы не касались её губ. Я всю историю наших отношений боялся перейти черту и напугать робкую девушку. Боялся испугаться сам.

Но сейчас страха не было. Только смущение, которое, впрочем, совсем не останавливало. Алкоголь в крови стёр границы.

Всё лопнуло, как тысяча дешёвых зажигалок. На макушку словно упал подброшенный кирпич.

Я не помню тот поцелуй. Не помню ощущений. Помню только, что мир стал другим, когда мы это сделали. Будто шагнули из одной реальности в другую. В новую реальность, где можно чуть-чуть больше, чем просто обниматься.

Свет так никто не и включил. Окна остались закрытыми. Пустая бутылка стояла в компании двух бокалов и упаковки от шоколада. На «Большой» площадке было пусто. На «маленькой» тихо. На кладбище темно. Под мостом сыро, а под одеялом тепло.

Что было дальше в ту ночь – точно не для посторонних. Она изменила нас, сделала другими людьми. Мы лежали в кровати и мечтательно представляли, как станем единым целым с рассветом, когда взойдёт солнце. Мы размышляли о жизни, которая могла бы существовать, если бы наши отношения пережили осень. Мы поселились в том мире, где никогда не расставались, где продолжили жить вместе. Жить где-то далеко от людей, где-то, где в округе только Ставропольские степи, а на горизонте Кавказские горы.

Чего только опьянённые умы не выдумывали. Чего только не делали. Мы никому не рассказывали о произошедшем в ту ночь. Для окружающего мира ничего не случилось. Но вот для нас… случилось слишком много.

Жаль, что мы так и не стали рассветом.

Это Мы

Последнее 1 сентября в роли школьника. Последняя линейка, начинающаяся рано утром. По всем улицам бродят чёрно-белые люди, у которых из цветного – только сладко пахнущие букеты. Последний раз я ищу свой класс, всматриваясь в лица.