
Полная версия:
Девочка и пёс
Судья протянул руку:
– Дай мне посмотреть на клинок.
Минлу не шелохнулась. Ей тут же представилось, что как только она отдаст меч, обратно его уже не получит. Это был почти какой-то детский страх ребенка, у которого старшие ребята просят посмотреть любимую игрушку и совершенно ясно, что они не намерены её возвращать. Не зная на что решиться, она почти с отчаяньем взглянула на сидящего возле её ноги Кита. И тот неожиданно встретился с ней взглядом и качнул головой, словно бы утвердительно кивая. Как будто говорил ей: не бойся, сделай как он хочет.
Минлу вытащила катану и передала её навиру рукоятью вперед. Тот взял меч и принялся разглядывать его. Лейтенант и еще один гвардеец подъехали к судье, вытягивая головы и с любопытством рассматривая непривычное для Агрона оружие.
– Видите эти красивые волнистые линии, – сказал лейтенант, проводя пальцем по полотну клинка, – это не для красоты, это следы особой закалки, которая, как говорят, придает невероятную прочность этим мечам.
– А если на лезвие уронить боб, он разрежется на две части, – вставил гвардеец. – И еще говорят мастера таким мечом могут рассечь сразу двоих или разрубить человека надвое от плеча до паха.
– Смотрите какая гравировка, – восхитился лейтенант, – практически произведение искусства. Такая игрушка стоит как хороший жеребец. А что здесь написано?
– Если родился – живи, если пошел – иди, если во тьме – свети, если готов – умри, – пытаясь скрыть волнение, ответила девушка. Она всё больше и больше переживала по поводу того, что меч у неё отберут. Ведь он действительно был довольно дорогим изделием, а для этой страны еще и весьма экзотическим. Несомненно многие из агронских любителей холодного оружия пожелали бы иметь такой в своей коллекции. И только слабая и довольно иррациональная надежда, проистекающая из того что Кит всё-таки ободряюще кивнул, словно не сомневался что всё будет хорошо, поддерживала её.
Судья поднял меч мастера Юн Фая в боевую позицию и два раза несильно ударил им, рассекая воздух.
– Говорят им можно одним взмахом отрезать у человека бороду, – снова вставил гвардеец.
Навир опустил клинок к лицу девушки, та подняла взгляд.
– Снимай сюртук, – приказал молодой человек.
Минлу с какой-то грустной иронией подумала о том, что это прямо какая-то карма. Точно также она приказывала Касашу. Она медленно начала расстегивать пуговицы из черной древесины священного дерева Брод, которое по заверению Касаша отгоняло злых духов. Жаль что оно не отгоняет заодно и судейских.
Сняв сюртук, она протянула его судье. Тот сделал знак гвардейцу, который так много знал о катане. Подобрав свой плащ, гвардеец спрыгнул с коня, подошел к девушке и забрал сюртук, при этом мужчина с интересом разглядывал кирмианку, словно та была диковинным животным.
– Рубашка, как мне кажется, тоже не твоя, – сказал навир, опасно поводя острием меча возле шеи девушки. Ему определенно это нравилось.
– Может мне вообще всё с себя снять? А то ведь штаны тоже были сшиты портным, а сапоги сделаны сапожником и когда-то принадлежали им.
Молодой человек надменно глядел на девушку сверху вниз и ничего не отвечал.
– Да нет, не нужно, – весело влез лейтенант, – а то ты станешь похожа на людей из банды Голого Марата и тогда нам уж придется взять тебя под стражу.
Минлу постаралась скрыть свое удивление и равнодушно спросила:
– Банда Голого Марата? Кто это?
– Еретики и грабители, – охотно пояснил лейтенант. – Развращают добропорядочных граждан богопротивными бесстыжими идеями, грабят церкви, обозы и лавки и ведут совершенно аморальный, полный грязной похоти и низких услад образ жизни. В общем ведут себя как настоящие животные.
– Какой ужас, – пробормотала девушка.
– Вы кстати не встречали их? Насколько мы знаем, они двигаются на запад по Цветочному тракту и мы отстаем от них примерно на день пути.
Минлу, глядя на офицера преданно и доверчиво, отрицательно покачала головой:
– Нет, господин лейтенант. По крайней мере, никто не пытался ограбить или развратить нас и возможно мы просто не обратили на них внимание.
– Вы бы обязательно заметили их, это уж как пить дать. Они же постоянно ходят в чем мать родила. Вряд ли бы ты не обратила внимание на голых мужиков, потрясающих своими мудями.
– Да, пожалуй бы обратила, – позволив себе слегка улыбнуться, согласилась девушка. – Возможно мы разминулись с ними ночью.
Навир резко пресек этот, звучавший почти как дружеский, разговор.
– Он понимает человеческий язык? – Грубо спросил он, ткнув мечом мастера Юн Фая в сторону Талгаро.
Минлу, испытывавшая в данный момент к лоя несколько смешанные чувства, очень захотелось сказать какую-нибудь колкость. Но она лишь сдержанно произнесла:
– Понимает.
Молодой человек подъехал к Сейвастену и концом клинка сбросил конусовидную шапку Талгаро с головы за спину. Лоя сидел неподвижно, глядя вниз перед собой. Судья бесцеремонно разглядывал его.
– По узорам на твоей ленте покаяния я так понимаю ты… как вы это называете?… «плохо говорящий» или "плохо поющий", то есть богохульник, сквернослов или может быть клеветник. Так что наверно это хорошо, что ты молчишь. Или может быть на тебя наложили обет молчания? Хотя нет, у вас ведь такого нет. И кажется даже наоборот, ты обязан рассказывать все своим встреченным в покаянном путешествии соплеменникам в чем твое преступление и просить прощение за него. Так?
Минлу обернулась и с любопытством следила за разговором. Она ощутила что-то сродни уважения к судье, сама она понятия не имела что могут означать узоры на одежде лоя. Взглянув же на Талгаро, на его столь бледное худое лицо с аккуратным носом, тонкими губами и громадными словно разноцветными глазами, она вдруг поймала себя на мысли, что это лицо кажется ей красивым и одухотворенным. Это позабавило её. Никогда раньше она не думала о своем маленьком спутнике подобным образом. Точно также как не задумывалась о том в чем именно состояло его преступление, за которое его изгнали из родного племени.
Талгаро, полный сдержанного достоинства и возможно некоторой толики отстраненной надменности, негромко ответил:
– Ваши знания традиций моего народа весьма впечатляют, господин судья. Да, действительно я должен держать «слово обличения» перед каждой трибой моего народа, которое пожелает его слышать.
– То есть лоя уже признали тебя преступником. Возможно теперь пришел черед Омо. Откуда у тебя конь, принадлежащий Судебной палате?
– Я нашел его одиноко бродящим по лугу на северном берегу Алмазного озера. Он был под седлом и в узде, однако никого из людей поблизости не было и в течении суток так никто и не появился. Возможно он сбросил своего седока или тот выпал сам, ослабнув из-за болезни или раны. Или может быть какие-то лиходеи выбили его из седла, а конь ускакал. Мне не известно. Но я думаю это вполне естественно что я забрал его, не позволив ему сгинуть в диких чащах, в зубах какого-нибудь ужасного хищника.
– Но разве ты не заметил клейма? Или нет, вы ведь вроде умеете разговаривать с лошадьми, по крайней мере, так утверждают сами лоя. Ну так разве конь не рассказал тебе о себе, откуда он и что случилось с его хозяином? – В голосе молодого человека звучала неприкрытая насмешка и он как бы со значением покачивал мечом мастера Юн Фая.
– Ну что вы, господин судья, это всего лишь суеверия, распространяемые темными и невежественными представителями моего народа, – спокойно сказал Талгаро. – Лошади всего лишь животные, как мы можем с ними разговаривать? Тем не менее, я конечно же заметил клеймо вашей славной организации и это лишь подстегнуло моё желание увести коня с собой, чтобы при первом же удобном случае передать его представителям Судебной Палаты. Направляясь на восток в своем покаянном путешествии, я намерен был заехать в Акануран, обуреваемый страстным стремлением как можно скорее возвратить Палате её имущество. Однако счастливый случай свел меня с вами, господин судья. И значит я могу исполнить мой долг прямо сейчас.
Прихватив свою сумку, лоя проворно спустился на землю.
Навир холодно следил за ним. Всем было очевидно, что лоя в какой-то мере потешается над судьей, выражая острое желание услужить Палате. Однако молодой человек судя по всему не собирался применять какие-то репрессии по этому поводу. Он сделал знак гвардейцу взять Сейвастена, после чего принялся разворачивать своего горячего жеребца, намереваясь видимо продолжить свой путь и считая беседу с кирмианкой и лоя законченной.
Минлу несколько секунд колебалась, всё еще продолжая надеяться, что судья вот-вот обратиться к ней, но видя, что чиновник собирается уезжать, превозмогая страх, заставила себя броситься ему наперерез. Она схватила поводья его жеребца и чуть ли не повисла на них, останавливая могучее животное. В тот же момент несколько гвардейцев, подстегнув своих коней, устремились к ней. Их первейшей задачей была защита судьи, а непонятные дерзкие действия кирмианки вполне могли таить в себе угрозу.
– Прошу прощения, господин навир… прошу прощения! – Задыхаясь произнесла девушка. Как и все в Агроне, наслышанная о жестокости и бескомпромиссности судебных гвардейцев, которые, если верить слухам, без всяких колебаний и предупреждений зарубали всякого, кто осмеливался хотя бы просто приближаться к судьям с неясными намерениями, она буквально дрожала всем телом, ожидая неминуемых ударов саблями или, если повезет, плетьми.
– Прошу прощения, – повторила она, словно эти два слова были заклинанием способным остановить возможную физическую расправу. – Вы забыли вернуть мне меч.
Она смотрела в темные глаза судьи, пытаясь найти в них хоть каплю человечности, надеясь увидеть в них нормального разумного сородича или даже толику скрытой улыбки, которая подскажет ей, что мужчина просто шутит и вовсе не намерен уезжать прочь, оставив себе её клинок. Но вместо этого она увидела какой-то странный равнодушный оценивающий взгляд, словно судья размышлял о том стоит ли её изрубить саблями, забить плетьми или просто отшвырнуть ударом ноги и продолжить свой путь. Как будто она досадливое назойливое насекомое, от которого либо следует отмахнуться, попробовав отогнать от себя, либо просто раздавить ладонью, при этом рискуя оставить отвратительное пятно на одежде или стене.
Минлу, потеряв всякую уверенность в себе, забыв о том что рядом с ней волшебный пес и уж тем более не вспоминая о своих, теперь представлявшихся ей абсолютно мнимыми, женских чарах, покорно ожидала решения судьи, с замиранием сердца думая о том что же она будет делать, если сейчас её просто оттолкнут и навсегда лишат любимого оружия.
– Сколько человек ты убила этим мечом? – Резко спросил молодой человек.
– Ни одного, – без всяких колебаний ответила девушка, преданно заглядывая в глаза судьи. «Ая-яй-яй», подумалось ей, «наверно это скверная мысль, но хорошо что не все люди такие как Элен. Иначе этот мир просто бы развалился на части».
Судья еще пару секунд смотрел на неё, затем развернул меч и протянул его хозяйке, рукоятью вперед. Минлу взяла свой клинок, слегка кивнула в знак благодарности и отступила в сторону. Навир тут же пустил коня вскачь, увлекая за собой весь отряд. Но пожилой лейтенант успел напоследок улыбнуться девушке и прикоснуться к своей шляпе в знак прощального салюта.
Минлу долго смотрела им вслед, затем повернулась к лоя. Ей многое хотелось высказать ему. Она искренне считала его виноватым в том, что он не заметил клейма Судебной Палаты, которое они могли бы замазать или как-то прикрыть, если бы вовремя узнали о нём. Великий лошадник, проницательный мистик, беседующий с ветрами и животными, шестидесятилетний мудрец, насмехавшийся над глупыми нелогичными женщинами, на деле оказался… Минлу так и подмывало сказать что-нибудь по-настоящему обидное. Но глядя в глаза Талгаро, она поняла что раздражение уже улеглось. Всякий может ошибиться. И хотя конечно этот маленький вздорный человечек иногда был ужасно невыносим, девушка снова припомнила как он надменно отзывался об умственных способностях женщин, но наверно нужно делать скидку на то что он уже старенький и к тому же изгнан своим народом. Бродит неприкаянный по земле с вечным «лицом страдальца», как заметил судья. Наверно нужно быть снисходительной, подумалось ей. Мысль о том что она снисходительна к лоя внесло в её душу окончательное успокоение. Девушка вложила меч в ножны.
– Ну что, не получилось? – Насмешливо спросил Талгаро.
Минлу окаменела от его нахального тона. По её глубокому убеждению, уж кому-кому, а лоя следовало сейчас вести себя тише воды ниже травы.
– Что не получилось? – Медленно проговорила она, продолжая держать ладонь на рукояти меча.
– Думаешь я не видел как ты изгибалась перед ним?
– Изгибалась?!
– Пыталась соблазнить навира.
Лицо девушки вспыхнуло. Ей даже показалось что у неё подскочила температура.
– Хотя наверно твоя попытка была разумной. Мне конечно не легко об этом судить, но мне кажется ты не уродлива.
"Всё!", сказал себе девушка, "сейчас зарублю его! Этого маленького, поганого, мерзкого… ". Её затрясло.
Глядя на её пылающее лицо, Талгаро сочувственно и покровительственно сказал:
– Я понимаю, тебя злит что судья остался глух к твоим прелестям, но поверь, для женщины успех у мужчин это не главное в жизни.
У Минлу в голове словно выключили свет и наступила темнота. И тишина. Ярость покинула её. Она поняла, что видимо 14 лет в Храме Падающих звезд не пропали даром, она превозмогла своё негодование на этого "маленького, поганого, мерзкого… " и убрала руку с меча. Насмешливо поглядев на лоя, она сказала:
– Шесть ног, две головы, а хвост один. Что это такое?
– Не знаю, – растерянно ответил Талгаро.
– Это то кем ты только что был, а теперь ты просто маленький лоя. – И пройдя мимо него, девушка пошла вперед по Цветочному тракту.
79.
Минлу и двое её спутников стояли на развилке дорог. Неровная, узкая, даже скорее тропа, чем дорога, ответвлялась от Цветочного тракта и уводила прямо в лес. Возле тропы в землю был вкопан шест с насаженным на него человеческим черепом с завязанными глазницами. Под черепом, на прибитой к столбу доске, едва различалась надпись: «Гроанбургский хутор».
– Насколько я знаю, Гроанбург очень опасное место, – сказала Минлу, – и лучше нам оставаться на тракте и обойти хутор стороной.
– Да, но это крюк в лишние километров 60, – проговорил Талгаро.
Он произнес это с некоторым смущением. С тех пор как судья забрал Сейвастена, темп их продвижения резко упал, теперь они двигались со скоростью самого медленного из них, то есть Талгаро, который хотя и пытался изо всех сил как можно быстрее переставлять свои короткие ножки, всё равно, конечно, задерживал своих товарищей. Кроме того, хотя никто не высказал это вслух, он чувствовал, что вина за исчезновения коня также лежит на нем, ну или, по крайней мере, ему казалось что так считают Кит и Минлу. И если сейчас они решат срезать путь через Гроанбург, при этом подвергая себя некоторому риску, то ответственность за это отчасти будет лежать на нём. Талгаро убеждал себя, что ему, конечно же глубоко безразлично, что там себе думает кирмианка, но перед Китом, который спешил на помощь своей хозяйке ему должно быть чрезвычайно совестно. И в общем так оно и было.
– В чем именно заключается опасность этого места? – Спросил Кит.
– Я слышала, что Гроанбург это даже не хутор, а настоящий маленький город, обнесенный высокой стеной. И якобы все жители этого города разбойники. Настоящие сухопутные пираты. Они грабят караваны и обозы, проходящие по Цветному тракту, а иногда вроде как совершают набеги на целые деревни и даже города.
– Но нам ведь не обязательно входить в сам город, – сказал пёс. – Разве мы не можем просто пройти мимо?
– Можем, – ответил Талгаро. – На самом деле Гроанбург находится почти в километре на юг от этой дороги, – он кивнул на отходящую от тракта грунтовую просеку. – Но на ней постоянно дежурит отряд разбойников, взимающих… гм, так сказать, налог за использование более короткого пути. Это известно всему Агрону.
– А мы не в состоянии заплатить этот налог? – Осторожно поинтересовался Кит. Он не имел ни малейшего понятия о финансово-денежной системе этого мира и не представлял какими средствами располагают его спутники.
– Да нет, думаю в состоянии, – не очень уверенно произнес Талгаро, – у меня четыре сильвиды, это серебряные агронские монеты, и девять медных. А также пять латановых брусочков, которые считаются деньгами у лоя. Мы называем их кулши. – Он вопросительно поглядел на кирмианку.
– У меня всё забрали в Туиле, – словно извиняясь, ответила девушка. – Сказали, что на судебные издержки и на плату палачу. Причем еще до того как вынесли приговор.
Кит деактивировал элват-слой своего корпуса, снова став металлическим, и уселся на задние лапы, неотрывно глядя на Талгаро.
– Я прекрасно понимаю, что не вправе просить тебя тратить на это свои деньги, – сказал пес, – и пойму, если ты откажешься. Но может быть в будущем, я или Элен, могли бы как-то возместить тебе…
– Да что ты, Кит! – Взмахнув руками, чуть ли не испуганно воскликнул лоя. – О чем ты говоришь?!! Ты кормил меня волшебными таблетками, показывал го-ло-граммы, ты и Элен самое чудесное, что случалось в моей жизни… и я, может излишне самонадеянно, позволил себе считать, что мы друзья. Какие же могут быть счеты между друзьями? Наоборот, я буду счастлив, если хоть чем-то смогу помочь тебе и Элен!
– Прости, Тал, я не хотел тебя обидеть. Просто мне показалось, что когда ты говорил о деньгах, в твоем голосе звучало некое сомнение.
Лоя улыбнулся, что вообще-то случалось не часто.
– Ты очень проницателен, Кит. Но это сомнение не касалось моей готовности заплатить дорожный налог, в этот момент я думал о нашей очаровательной спутнице.
На несколько секунд над развилкой повисло молчание. Кажется ни Кит, ни сама Минлу не сразу смогли догадаться или скорее поверить, что Талгаро говорит о кирмианке. Учитывая его недавние высказывания о том что "она кажется не уродлива" девушка не могла просто поверить, что лоя ведет речь о ней.
– Ты про меня? – Уточнила Минлу, не в силах разобраться что именно она испытывает в первую очередь, то ли удивление по поводу того что вздорный лоя вдруг выдал по её адресу некий комплимент, то ли возмущение его двуличием, то ли раздражением тем что его сомнения были на её счет.
Талгаро развел руками:
– А о ком еще я мог здесь так сказать?
Минлу колебалась, не зная то ли ей улыбаться, то ли негодовать.
– Ты хочешь сказать, что Минлу может угрожать какая-то особенная опасность? – Спросил догадливый Кит.
– Конечно. Эти гроанбургские лиходеи, кроме того что настоящие бандиты, в своем подавляющем большинстве еще и половозрелые активные самцы. Они вполне могут проявить к Минлу свой особенный низменный интерес.
– Ты говоришь о том…, – Кит замолчал на полуслове и покосился на девушку.
– Ну да, – подтвердил Талгаро. – Насколько я знаю, у мужчин народа Омо стремление к брачному соитию присутствует круглый год, в отличие, например, от авров. А Минлу красивая молодая женщина…, – Талгаро вдруг замолчал и затем уточнил у Кита: – Ведь она красивая?
– Э-э…, – Кит снова покосился на девушку, которая сдерживая улыбку, с иронией наблюдала за ними, – конечно.
– Ну вот, я так и думал,– воодушевленно воскликнул лоя, словно бы радуясь тому, что не ошибся в красоте кирмианки, – а поскольку эти бандиты не обременены никакими правилами учтивого поведения, кто знает как они поведут себя по отношению к ней.
– Я думаю ты несколько преувеличиваешь, – сказала Минлу.
– Твою привлекательность для самцов Омо?
– Их страстное стремление к брачному соитию, – сдержанно произнесла девушка. – Я думаю, если ты великодушно оплатишь дорожный взнос, то ничего страшного не случится. Не сомневаюсь, что половозрелые активные самцы, необремененные правилами учтивого поведения, не станут задерживать нас, как только получат свои деньги. – Она улыбнулась. – В конце концов из нас троих, я полагаю, высказывать обоснованное мнение о поведении мужчин народа Омо следует именно мне.
– А сколько у тебя уже было брачных соитий? – Простодушно поинтересовался Талгаро.
Минлу перестала улыбаться.
– Такие вопросы женщинам задавать нельзя, – поспешно вставил Кит.
– Почему? – Удивился Талгаро. – Так мы сможем оценить её опытность в суждении о поведения мужчин Омо.
– Мне кажется мы зря теряем время, – сказала Минлу. – Идемте. – Она насмешливо поглядела на лоя: – В любом случае я уверена мне не о чем беспокоиться, ведь ты же не дашь меня в обиду? Отгонишь от меня своей отравленной цепочкой любого половозрелого самца желающего брачного соития со мной?
– Конечно, – серьезно и твердо подтвердил Талгаро.
Они свернули на дорогу к Гроанбургу.
– Слушай, Кит, тебе лучше опять покрыться шерстью, – сказал Талгаро. – Иначе разбойники примут тебя за один из механизмов моего народа и, учитывая как натурально ты двигаешься, могут решить, что ты очень сложное и ценное произведение, за которое какой-нибудь богатый сумасброд вполне может выложить кучу денег. И тогда чего доброго попытаются забрать тебя.
Пес улыбнулся.
– Это им не удастся в любом случае. Но ты прав, не стоит вводить их в искушение.
Он снова активировал элват-слой и преобразился в длинношерстного пса с черной мордой, темно-серым туловищем, светлым брюхом и с белыми лапами. Через пару секунд до этого серый кончик хвоста тоже стал белым.
80.
Свернув с Цветочного тракта, Минлу и её спутники двигались ещё пару часов, прежде чем вышли к следующей развилке. Здесь от основного пути, ведущего дальше на восток, под прямым углом на юг отходила дорога, которая, судя по всему, уже и вела непосредственно к воротам в стенах Гроанбурга. Лес, который и прежде окружал путь с обеих сторон, правда оставляя слева и справа некоторое пустое пространство в качестве обочин, это южное ответвление к самому городу брал уже в совершеннейший оборот, буквально наступая на дорогу, словно хотел навсегда поглотить её. И дорога, теряясь и пропадая в глубине нависшей над ней чащи, выглядела мрачной и зловещей.
На обочине на пригорке, прямо напротив уходящей на юг темной дороги, привалившись к огромному стволу еще очень молодого дерева Брод, расположились двое мужчин. Один из них – широкоплечий русоволосый парень с круглым краснощеким лицом, с пухлыми губами и с большими томными зелеными глазами в обрамлении пушистых ресниц, другой морщинистый, загорелый, почти старик с жидкой грязной шевелюрой, неопрятной бородой, маленькими глазками, деформированным то ли болезнью, то ли многочисленными переломами, носом и с черной деревяшкой вместо ноги ниже левого колена. При появлении трех путешественников, он тут же встрепенулся, выпрямился, отпрянув от ствола дерева, и с огромным интересом уставился на них. Его же молодой товарищ едва повернул голову и бросил равнодушный взгляд. Затем пожилой мужчина, не смотря на своё увечье, проворно поднялся с земли и бодро заковылял навстречу незнакомцам. При этом он опирался на толстую увесистую палку, которая напоминала скорее дубину, чем костыль.
Минлу взирала на старого разбойника с некоторой опаской. И не потому что он разбойник, а из-за того что он показался ей несколько не в себе. Одет он был в ужасно заношенное и отчасти ему великоватое кожаное пальто неясного бурого оттенка, странную треугольную шляпу и нелепые дутые синие панталоны, доходившие до колен и стянутые снизу завязками с бантом. Его правая нога была обута в грубый деревянный башмак с совершенно неуместной позолоченной пряжкой, а под пальто был надет цветная толстая вязаная кофта. Поверх неё замызганный грязно-зеленый жилет, к маленькому кармашку которого шла золотая цепочка и крепилась к чуть торчавшим из кармашка блестящим часам.
Молодой человек тоже поднялся с земли, отряхнул сзади свои штаны и неспешно последовал за своим старшим товарищем. Парень оказался настоящим богатырем и при этом на его поясном и идущих крест-накрест через грудь ремнях находилось какое-то невообразимое количество ножей и кинжалов. Выглядел он очень внушительно. Правда это грозное зрелище несколько нивелировало его сонное добродушное толстощекое лицо, покрытое чуть ли не детским пушком.
– Здорово странички-засранички! – Весело проговорил трескучим голосом пожилой мужчина, остановившись метрах в трех перед Минлу. – А что физиономии такие кислые? Аль не рады что в наши края угодили? Ну это вы прекращайте. Надо радоваться. У нас тут такое правило: мимо нашего дома без песни не ходи. Так что, если рожи не повеселеют, петь будем. А Могутный Парниша вам поможет, ритм задаст. Правда, Могутный Парниша?
– Слушай, Шоллер, – устало произнес молодой человек, – перестань меня так называть. Ведь не бессмертный поди.