Девочка и пёс

Но тот кого назвали Шоллер не обратил никакого внимания на эту ленивую угрозу и, выдавая некоторое отсутствие зубов, широко улыбнулся и поинтересовался:

– Слушайте, а что у вас за компания такая дикая подобралась? Кирмианка, лоя и псина, что твой телок. Вы из цирка что ли сбежали?

Минлу быстро глянула на Кита и Талгаро, застывших по бокам от неё и чуть позади, и поняла, что ответ придется держать ей. Лоя и собака вступать в диалог явно не собирались, видимо единодушно решив что это почетное право или обязанность безусловно принадлежит девушке.

Но Могутный Парниша и господин Шоллер вызывали у кирмианки некоторую робость, она не представляла как нужно вести разговор с разбойниками, которые вот-вот начнут требовать денег. Однако, с иронией подумала она, зато уж точно никто из этой парочки явно не обуян стремлением брачного соития с ней, так что лоя зря переживал. Сонный ленивый детина и сморщенный перемолотый жизнью беззубый одноногий калека с неряшливой бородой и безумными глазами определенно не помышляли о всяких фривольных глупостях.

– Нет не из цирка, – выдавила наконец из себя девушка.

– Не из цирка? – Словно бы удивился Шоллер. – Ну тогда наверно от Палаты улепетываете. Ограбили небось кого, вон торбы-то как пухнут. Кого взяли то, купчишку или чинушу-сквалыгу?

– Мы не от кого не улепетываем, – замороженным голосом ответила девушка, веселый напор пожилого разбойника сбивал её с толку.

– Ну тогда ладно. А о цирке ты кстати подумай. Ведь вы кирмианки, говорят, страсть какие все гибкие и ловкие, вас же вроде с самого детства какой-то там жуткой гимнастикой мучат. А смотреть на то как ты изгибаешься, хоть ты и косоглазая, думаю одно удовольствие. Слышь, Могила, – Шоллер чувствительно пихнул молодого человека локтем в бок, – ты присмотрись к девахе-то. Она хоть и щупленькая, а явно внутри огонёк. Говорят это они только с виду такие тихие, а как дойдет до дела так любую портовую шлюху Галзы за пояс заткнут. Может и женишься еще. – И Шоллер совершенно добродушно засмеялся.

Минлу же окончательно потерялась, не понимая как ей держать себя с этим словоохотливым стариком. И неужели правда, что у его молодого товарища такое жуткое прозвище? Или это опять какая-то шутка. Кроме того, и ей самой это было странно, не смотря на то что этот Шоллер говорил о ней столь пренебрежительно и даже оскорбительно, она не испытывала к нему обиды или злости. И еще ей подумалось о том, что пожалуй она слишком рано отказала этим двоим в стремлении ко всяким фривольным глупостям. Впрочем, такие мысли по отношению к этой парочке вызывали у неё скорее смех, чем страх.

– А кличут-то тебя как, горе ты моё луковое? – Поинтересовался калека.

– Минлу, – ответила девушка и только секунду спустя с сожалением опомнилась: она же хотела скрывать своё настоящее имя при встречах со случайными, не вызывающими доверия людьми. А уж тем более от этих гроанбургских лиходеев.

– Ах какое имечко, – восхитился Шоллер, – гладкое и сладкое как виноградина. Ну что, Могила, теперь то уж точно женишься?

– Еще чего, – буркнул молодой человек, – она же дикарка. Они же руки и лицо своей мочой моют. Кроме того у кирмианских женщин растут усы. И еще они пьют кровь лошадей и едят собак. Она и эту-то псину небось таскает за собой как кусок мяса на ногах.

Шоллер снова добродушно засмеялся, глядя на девушку.

– Ты поаккуратней, Могила, а то вишь какой у девчонки злой взгляд и длинный меч. Враз тебе что-нибудь отрежет. Отрежешь?

– На глупые слова меч не обнажают, – холодно ответила Минлу и храбро посмотрела на Могутного Парнишу. Но тот, задумчиво глядя куда-то в лес, почесал грудь и кажется вообще не услышал того что сказала девушка.

– Можно его погладить? – Спросил пожилой разбойник, указывая на огромного пса. – Голову не откусит?

Минлу пожала плечами:

– Может и откусит, если что-нибудь не понравится.

Однако Шоллер, ничуть не обескураженный, проковылял к собаке и с некоторым трудом опустился рядом с ней на обрубок левой ноги. Отложив дубину-костыль, он принялся обеими руками активно трепать Кита за шею и щеки. При этом физиономия разбойника находилась в каких-нибудь 15 сантиметрах от черной пасти с жуткими белыми клыками.

– Ух ты, образина мохнатая, – радостно и почти ласково приговаривал пожилой разбойник. – Чудище ушастое. Во морда какая! Зверюга! Надвое перекусит и не заметит.

Минлу взирала на это с удивлением. То ли Шоллер был безумно отважным, то ли просто безумным. Ведь ему не могло быть известно, что Кит разумен и совершенно безопасен для него. Перед Шоллером был хищный кровожадный зверь, способный в любой момент вцепиться разбойнику в лицо. Однако было забавно наблюдать как терпеливо и смиренно Кит сносит растягивания щек, поглаживания между ушами, похлопывания по шее и прочее. Правда Шоллер с недоумением обнаружил, что шкура пса практически не поддается отделению от плоти, лишь слегка позволяя себя сминать и сморщивать, и её практически невозможно было собрать в кулак, скажем на загривке, как у большинства собак. Но разбойник не придал этому никакого значения.

– Ну а куда так спешите, что по тракту не пошли? – Оставив наконец Кита в покое и с усилием поднявшись с земли, спросил Шоллер.

Тем временем Кит, словно бы вдруг увлекшись чем-то в траве, прошел вперед, обогнул разбойников и оказался у них за спиной. Гроанбуржцы, в отличии от Минлу, не обратили на этот маневр никакого внимания. Девушка же вдруг ощутила прилив уверенности. У неё даже мелькнула задиристая мысль, что вообще-то они могут с легкостью прихлопнуть эту парочку. Правда Талгаро по дороге сюда успел им кое-что поведать о тактике разбойников, в том числе и то, что отряд взимающий «дорожный налог» обычно состоит из 12-15 человек и основная часть его скрывается в лесу. И хотя мысль о конфронтации тут же улетучилась, ответила она сравнительно дерзко:

– Вот кстати спешим. Может мы пойдем, если вы не против?

– Ну, Минлу, я тебя почти уже сосватал, а ты уходить. Что, Могутный Парниша, отпускаешь кралю или еще подумаешь? Где еще потом такую найдешь.

– По сильвиде с носа и пусть проваливают, – неприязненно взглянув на своего товарища, отозвался молодой человек.

– Что ж, значит три серебром с вас, Минлу, – сказал Шоллер, всё еще улыбаясь, но теперь его маленькие глаза уже глядели скорее насмешливо, чем дружелюбно.

– С какой стати три?! – Искренне возмутилась девушка. – Причем тут пёс и лоя? За человека ведь берёте. Так что не передергиваете. Я единственный человек и значит одна сильвида. Да и то много.

Могутный Парниша наконец вроде как заинтересовался происходящим и уставившись на девушку, хотел что-то сказать, но пожилой разбойник прервал его почти незаметным, но властным жестом, сразу прояснив их отношения.

– Ну что ты, Минлу, как ты могла так подумать? Лоя и пес здесь ни при чем. Хотя всё же лоя тоже не совсем животное и за него надо бы заплатить. Но так и быть не сегодня. Все три серебром исключительно за тебя, Минлу, за такую сказочную красавицу. Ведь мы должны ценить красоту, а оценить твою красоту меньше чем в три сильвиды просто грех, – и Шоллер плотоядно улыбнулся.

Минлу отшатнулась от этой неприятной улыбки как от удара, в один миг добродушный грубоватый мужик превратился в опытного отвратительного сластолюбца, не способного вызвать у неё ничего кроме гадливости. Впрочем, она тут же сочла это чепухой. Никакого похотливого старика, полного грязных низменных мыслей перед ней не было. Ага, размечталась, пожурила она себя, нашлась красавица из сказки! Если Шоллер и улыбался плотоядно и алчно, то лишь потому что предвкушал переход некоторого количества денег в свои руки, а про красоту он нагло врёт. Она ещё и припомнила насколько бессильными оказались её женские якобы чары в попытке обольщения молодого судьи. Девушка столь явно расстроилась, что ей самой стало смешно. Эх, наверно, Рита просто хотела сделать ей приятное. Однако это придало ей немного куражу.

– Я думаю, господин Шоллер, что вы беззастенчиво преувеличиваете степень моей красоты, – сказала она с усмешкой. – Пять медью и не больше.

– Да ты что! – Вскричал Шоллер с вполне искренним негодованием. – Даже во мне, старом пердуне с кривым носом и без одного ноги, и то красоты больше чем на пять медяшек. А уж за тебя и вообще мешок серебра не жалко. Ведь правда, Могила? – И он снова пихнул молодого человека локтем, словно без этого добиться от него какого-нибудь ответа было невозможно.

– Да, она красивей тебя, – равнодушно согласился Могила. – Немножко.

Минлу с удивлением поглядела на молодого человека. Он вроде бы и шутил, но по его сонной физиономии не промелькнуло ни единого признака этого.

– Ну хорошо, убедили, – улыбнулась Минлу. – Шесть медью.

Лицо пожилого разбойника вытянулось и даже Могила наконец проявил некою эмоцию, видимо удивление. Он хотел что-то сказать, но Шоллер снова остановил его.

– Не, красавица, так не пойдет. Над нами весь Гроанбург будет смеяться, если узнают, что мы вашу веселую компанию за шесть коперов пропустили. Если не хочешь платить за свою красоту неписанную, тогда вернемся к лоя. Хоть он и не человек, а все же тварь говорящая, а потому должен быть обложен. Так и быть две сильвиды.

Минлу прекрасно знала, что многие из народа Омо мягко говоря недолюбливают лоя, считая их чуть ли не нечистью, занимающуюся исключительно лишь воровством и отравлениями и то пренебрежение с которым пожилой разбойник говорил о её маленьком спутнике нисколько не удивляло девушку. И хотя сама она тоже делала вид, что не считает лоя за человека, стремясь сэкономить деньги Талгаро, (и молясь про себя что бы он это понял), всё же ей было неприятно.

– Одна за нас обоих, – твердо сказала Минлу.

– Эге-гоп, лохушка кривоногая, ты в себя-то приди! – С несколько нарочитой злостью воскликнул Могутный Парниша. – Устроила тут базарный день, торговка тонкозадая. Давайте оба свои кошели сюда! – И он выразительным жестом положил ладони на рукояти двух внушительных ножей. – А то сейчас быстро уши на холодец отрежу.

– Ты с людьми сначала научись разговаривать, обормот губастенький! – Раздраженно и абсолютно бесстрашно откликнулась Минлу, при этом холодея до дрожи в коленках от собственной дерзости. – А то я сама тебе что-нибудь отрежу, – и она не менее выразительным жестом взялась за рукоять меча мастера Юн Фая.

На миг над развилкой воцарилось молчание, а затем пожилой разбойник громко захохотал, при этом наклоняясь вперед, кряхтя и словно задыхаясь от кашля. У него на глазах выступили слезы.

– Как она тебя, Могила! Точно, точно обормот губастенький, – сквозь смех говорил он.

Молодой человек некоторое время хмуро взирал на своего товарища, но потом тоже просветлел и даже слегка улыбнулся.

– Одно слово дикари, – беззлобно проговорил он. – Никакого уважения к нашему брату.

– Эх, ладно, черт с тобой, уговорила дядек, девчина языкастая,– отсмеявшись, весело сказал Шоллер. – Давай сюда сильвиду и пылите отседова вольным ветром.

Минлу продолжая изображать рассерженную барышню, чуть повернула голову к лоя и повелительно произнесла:

– Заплати.

Шоллер принял монету из руки Талгаро, с любопытством разглядывая его. Наверняка ему очень хотелось знать с чего это лоя так безропотно слушается кирмианку.

– А кстати, девочкой не интересуетесь? – Неожиданно спросил он.

– К-какой девочкой? – Растерявшись и вмиг утратив образ грозной и властной особы, пробормотала Минлу.

– Маленькой такой, хорошенькой. Короткие черные волосы, огромные синие глаза.

Сердце Минлу забилось быстрее. Она увидела как Кит за спинами разбойников замер в напряженной стойке, уставившись в затылок Шоллера. Точно также словно окаменел и Талгаро, который теперь стоял перед ней.

– Зовут Элен, – насмешливо добавил Шоллер, сразу же уловивший произошедшую перемену в кирмианке и лоя.

Минлу молчала, не зная что предпринять. Стоило или нет говорить разбойникам о том что она и её спутники ищут эту девочку? И откуда вообще этим негодяям известно об Элен?

– Интересуемся, – спокойно сказал Талгаро, откинув шляпу за спину и посмотрев на пожилого разбойника снизу-вверх.

Шоллер смерил его взглядом и процедил:

– Я с человеком разговариваю, а не с тобой, недомерок подколодный.

Минлу со страхом посмотрела на деревянные ручки пун, торчавшие из заплечных чехлов на спине Талгаро, почти не сомневаясь, что маленький человек не стерпит оскорбление и сейчас схватится за оружие. Она прекрасно знала насколько опасными могут быть лоя со своими пунами, представляющими из себя короткие палки с прикрепленными к ним цепями из заточенных до остроты лезвия звеньев. И даже не потому что секущие хлесткие удары пун оставляли на теле врага ужасные, длинные, очень глубокие, распадающиеся раны, а главным образом из-за ядов, которыми были смазаны звенья. Нанести по-настоящему смертельный удар этим оружием низкорослым лоя было весьма затруднительно, особенно если противника укрывали доспехи или он достаточно умело обращался с мечом или просто шестом, на который мог намотать цепь пуны. Впрочем, девушка знала что среди лоя встречаются настоящие мастера, вполне способные убить пуной практически любого противника. Но всё же основной действующей силой этого оружия оставались яды, в которых, как было известно всем народам Шатгаллы, лоя слыли большими специалистами. Причем диапазон используемых лоя отравляющих веществ был настолько широк, что тот кто вступал с ними в конфронтацию абсолютно не представлял что ему ждать от любого пореза или царапины, нанесенных пуной. Может распухшую воспаленную плоть вокруг пореза, может горячечную лихорадку, может безумный зуд и сыпь или помрачение разума и припадок в болезненных судорогах с закатившимися глазами и пеной у рта или окоченение и прогрессирующую парализованность, а может и быструю жуткую смерть от удушья. Учителя Минлу посвятили её в основы токсикологии и медицины и она вполне хорошо представляла себе всё пугающее многообразие возможных последствий попадания в организм различных ядов. Но Шоллер, который, конечно тоже видел торчавшие из-за худых плеч Талгаро рукояти пун, нисколько не был испуган.

– Расскажите, пожалуйста, всё что вы знаете об этой девочке, – всё также спокойно и миролюбиво попросил Талгаро.

Шоллер опираясь на свой увесистый костыль, насмешливо глядел на лоя и ничего не отвечал. Кит снова вернулся к девушке и сел возле неё, чувствительно привалившись к её правой ноге. Минлу посмотрела вниз и встретилась с взглядом черных глаз пса. Он, как ей показалось, смотрел на неё выжидательно.

– Нам действительно хотелось бы знать всё что вам известно об Элен, – сказала Минлу, доброжелательно взглянув на пожилого разбойника.

Тот пожал плечами:

– Мы ничего о ней не знаем. Все вопросы к мивару. Он приказал спрашивать у проходящих не ищет ли кто такую девчонку, а если ищет приводить к нему.

– К мивару?..

– Наш главный, – усмехнулся Шоллер, – Хишен Голова. Не слышали что ли о нём?

Минлу отрицательно покачала головой. Мысль о том что им придется войти в Гроанбург ей категорически не понравилась.

– А он откуда знает? – Спросил Талгаро.

Пожилой разбойники, словно ничего не услышав, продолжал смотреть на кирмианку.

– А мивар откуда знает про Элен? – Проговорила Минлу.

– Она к нему с судьей приезжала. Какие-то у них свои дела. А боле ничего не знаю. Ступайте к мивару и спрашивайте у него.

Не сказав ни слова, Талгаро повернулся и зашагал к уводящей на юг дороге. Кит встал и последовал за ним.

Минлу, полная неясной тоскливой тяжести на сердце, глядела на своих друзей, вступающих в мрачную тень под густым пологом чащи. Помедлив еще несколько секунд, она нехотя побрела за ними.

Шоллер и его молодой товарищ пошли следом.

81.

Хишен сидел за столом в большой роскошно убранной комнате, отделанной темными деревянными панелями. Комната находилась в башенке над каменной Цитаделью и именовалась главой Гроанбурга не иначе как «мои покои». Но сейчас ему хотелось не покоя, а напротив чего-нибудь такого эдакого. Ему было скучно. Он яростно листал внушительную книгу с черно-белыми рисунками, иногда хмуро останавливаясь на той или иной странице. «Не понимаю, какой в этом смысл», сердито думал он, разглядывая очередной рисунок с подписью «Две женщины на веранде» и соответственным сюжетом на картине. «Если бы они хоть голые были, тогда еще куда ни шло». Мысль о голых женщинах отвлекла его от книги. Он принялся вспоминать кто сейчас у него сидит в плену в подвалах Цитадели, есть ли там кто-то из женского пола с кем было бы приятно провести время такому импозантному мужчине как он. «Нет, нету», с грустью заключил мивар, припомнив, что последняя партия из обоза «этого дурака Каншуви» была не богата прекрасным полом. «Одна старая кухарка толстая как беременная корова», перечислял он про себя, «и две каких-то постирухи страшных как смертный грех». Впрочем, ему тут же пришла на ум прелестная купеческая дочка, но вслед за ней сразу же возник раздражающий образ собственного бриода, встрявшего между ней и молодой красавицей. И Хишен сердито продолжил листать книгу.

Раздался стук и тут же, не дожидаясь разрешения, дверь приоткрылась и появилась черноволосая голова.

– Это я, Кушаф, – объявила голова.

– Да неужто?! – Язвительно воскликнул Хишен. – А я думал это герцог Этенгорский ко мне стучится.

Молодой бриод вошел в комнату, на секунду задумался, словно что-то припоминая, и спросил:

– Можно войти?

Хишен неприязненно поглядел на него. Кушаф заменял временно выбывшего из строя Манкруда, который какой уж день валялся в своем доме и, весь пропахший мазями и настойками бабы Габы, тупо глядел в потолок, время от времени впадая в странное забытье, в течении коего его посещали всякие бредовые видения и он начинал нести какую-то околесицу о смысле жизни, о рае и аде, о душе и теле, о потусторонней нечисти и прочее. Хишена это по-настоящему расстраивало, ибо он не хотел видеть в роли боци никого другого, кроме своего старого товарища. Но в данный момент спятивший Манкруд естественно не мог исполнять свои обязанности надлежащим образом и мивар был вынужден, очень надеясь что это временно, назначить одного из бриодов на его место. Он выбрал Кушафа потому что считал его расторопным, сообразительным, исполнительным, достаточно отважным, ну и кроме того с некоторой натяжкой его можно было назвать грамотным. Конечно все в Гроанбурге понимали, что необязательный, несерьезный, словоохотливый Кушаф никакой не боци, а скорее что-то нечто секретаря или личного адъютанта мивара. Остальные бриоды ни в малейшей степени не признавали своего подчинения Кушафу, как то было с Манкрудом, настоящим боци. Впрочем, ни Хишен, ни сам Кушаф этого и не ждали. Но что более всего было досадно главе города, так это то что в отличие от старины Манкруда его новый помощник, совершенно не умел понимать его с полуслова, улавливать малейшие изменения его настроений и желаний, не знал его привычек и некоторых специфических наклонностей, не обладал ни малейшим чувством такта и абсолютно не способен был догадаться сам когда ему следует уйти и оставить мивара в покое. Хишен пытался как-то это исправить, что-то объяснить молодому человеку, но казалось всё тщетно, у того в одно ухо влетало из другого вылетало. И может быть впервые в жизни ужасный Хишен Голова не стал применять каких-то жутких репрессий к нерадивому помощнику, а просто решил терпеливо дожидаться возвращения Манкруда.

– Что тебе нужно? – Спросил он устало.

– Там это… насчет девчонки пришли.

– Какой девчонки?

– Ну племянницы судейской.

Хишен вскочил на ноги. Всякая скука, досада на Кушафа, неинтересные картинки и голые женщины были вмиг забыты.

– Кто? – Жадно спросил он.

– Кирмианка какая-то. С ней лоя и здоровенная псина.

Мысли мивара бурлили. Снова женщина!

– Где они?

– У ворот. Их Шоллер привел, послал сначала тебе доложить.

Хишен одобрительно покачал головой: на старого Шоллера всегда можно было положиться, а главное он не забывал прямых распоряжений командиров, как некоторые.

Теперь он лихорадочно соображал что делать дальше, как ему поступить, чтобы ни в коем случае ни оказаться в ужасном конфузе подобном тому, что ему устроила эта белокурая сайтонская ведьма. Хотя конфуз тут не совсем подходящее слово. И все же главное что он чувствовал это не тревога, а скорее радостное возбуждение, азарт, словно у него появился шанс отыграться за унижение.

– Значит так, слушай меня внимательно, говорящее ведро, – весело сказал мивар.

Кушаф, скрипя зубами, изобразил на лице горячее стремление внимать своему командиру. Хишен совсем недавно узнал о том, что его новый личный секретарь славен тем, что однажды в театральной постановке сказки про злого волшебника блестяще исполнил роль мусорного ведра, горько жалующегося на свою тяжелую незавидную долю. Мивара эта история изрядно насмешила и время от времени он припоминал её, особенно когда был в веселом расположении духа. И Кушафу не оставалось ничего другого как только смиренно и угодливо улыбаться всякий раз когда мивар неостроумно шутил по этому поводу. При этом сатанея про себя от злости и страстно желая знать кто именно рассказал Хишену эту историю. Кушаф сильно подозревал, что это был Мелис.

– Пусть все бриоды, которые не на дежурстве, соберутся на Расплатной площади, – продолжал мивар. – Также приведи туда два десятка… или нет, лучше три… да, тридцать бродяг. И, сука, чтоб все трезвые и с оружием, понял?! – Хишен грозно сверкнул зелеными глазами на своего помощника. Тот усилено закивал головой. – Еще мне нужны два лучших арканщика что у нас есть. Правда эти лоя юркие, гады. Прихвати еще какого-нибудь сеточника из охотников. Только умелого, чтоб руки не из жопы росли. Сеть чтоб накидывал как король налоги. И еще подбери десяток лучников, возьми хаокшитов, обязательно Глазуна, Карима и Лупеня. Запомнил?

Кушаф снова утвердительно кивнул. Хотя он действительно всерьез волновался, что что-нибудь упустит и потом ему несдобровать.

– Можно собрать лучников я прикажу Сойвину, он с ними как родной? – Почти умоляюще попросил Кушаф. – Боюсь не успею я всё один.

Хишен вперил в него тяжелый взгляд.

– Прикажи. Арканщиков и сеточника приведешь в Большой зал, я им сам разжую что куда и почём. Бриоды и бродяги пусть ждут на площади. Только чтоб не толпились как бараны, раскидайтесь там по стеночкам. Шоллер пусть отведет гостей в Большой зал, я буду ждать их там. С гостями обращаться почтительно и ни слова им о девчонке или судье, мол, все вопросы к мивару. И вообще пусть там никто лишний своей гнусной разбойничьей рожей не маячит перед ними, понял?!

– Понял, – стараясь говорить бодро, ответил Кушаф.

– Она с мечами?

– Кто?

– Ну баба эта кирмианская.

Бриод пожал плечами:

– Могила сказал, что они с оружием, а мечи там или что не знаю.

– Какая могила?

– Парень, которого прислал Шоллер. Губошлёп такой здоровый, бродяги его Могилой прозвали. Его как-то отправили могилы копать для двух купчиков. Ребята утром приходят, ямы есть, его нет. Ну они трупы сбросили, хотели уже закапывать, а этот дурень вдруг из-под мертвяка и выползает. Заснул он там видите ли.

Хишен грозно взирал на молодого бриода. Тот сник и с извиняющейся улыбкой произнес:

– Тупой как дерево. Ему бы только спать и жрать.

Хишен усмехнулся:

– Ну в общем как и всем вам.

Кушаф спорить не стал.

82.

Хотя Минлу и было очень не по себе, все же по сторонам она глядела с любопытством. За своё десятимесячное странствие она несколько раз встречала тех, кого можно было назвать лихими людьми, но здесь их был целый город. Конечно, размышляла девушка, всё население Гроанбурга не может состоять сплошь из одних разбойников, здесь должны были быть наверно лекари, конюхи, писари и какие-то мастеровые люди, плотники, кузнецы, сапожники и прочее. А также наверно охотники, рыбаки, может даже и земледельцы, ведь вряд ли лихие горожане могли прокормить себя исключительно теми продуктами, что захватывали разбоем. Ну и конечно здесь должны были быть какие-то женщины. И Минлу взволновано думала кто они, эти женщины. Что-то вроде служанок или рабынь, стряпухи и прачки, портнихи и поломойки, а также естественно женщины для любовных утех, какие-то полевые жены разбойников или профессиональные проститутки, привезенные из других городов, или может быть захваченные пленницы, которых держат на цепи в каком-нибудь подвале, кормят объедками и под страхом побоев и смерти заставляют удовлетворять мужчин. Воображение Минлу стремительно рисовало судьбу этих женщин в самых мрачных тонах и девушка со страхом и исподтишка вглядывалась в каждого встречного мужчину, думая что может вот он изверг и насильник, который в этот самый момент идет насиловать и унижать несчастную пленницу. Но все же она надеялась, что чересчур сгущает краски. Наверняка здесь просто есть свой публичный дом, где работают те разухабистые, острые на язык и вполне умеющие постоять за себя женщины, которых она тоже несколько раз встречала за время своего путешествия и о которых столь весело и охотно ей рассказывала Рита. Причем с кучей таких подробностей, что лицо Минлу постоянно заливалось краской стыда.