Образцовый доктор

Машуля услышала, что маму с собой брать нельзя, и заплакала еще громче. Она так крепко вцепилась в меня, что я начала задыхаться.

Алексей Дмитриевич оказался рядом. Он нежно погладил Машулю по спинке и наклонился к ней, словно собирался поделиться тайной.

– Котенок, что случилось? Ты испугалась? – он гладил ее по спине и мокрым от пота волосам. Она так кричала. – Хочешь, я пойду с тобой? Буду рядом.

Маша повернула голову и посмотрела на него:

– А ты мне больно не сделаешь?

– А я до этого делал?

Она тряхнула головой и всхлипнула.

– Пойдем, я тебе прикол про доктора-хирурга расскажу, ты будешь смеяться всю дорогу.

– А мама?

– А мама тут побудет, позвонит папе, он сюда приедет с огромной-преогромной игрушкой.

Он подмигнул мне, я лишь рот открыла.

– У нас там на верхнем этаже есть маска с газиками: ты какой запах выберешь клубничный, апельсиновый или ванильный?

– Клубничный.

– Я так и думал. Ну тогда пойдем скорее, он у нас самый вкусный, пока другие дети его не разобрали!

Машуля потянулась к нему, а я удивленно моргнула, не понимая, как он это сделал.

– А если они все разберут?

– А если разберут, останется ванильный и апельсиновый. А дядя хирург знаешь какой вкус любит? Его любимый со вкусом собачей шерсти.

Машуля засмеялась. Засмеялась!

Я закрыла рот рукой, чтобы сдержать странный звук – то ли всхлип, то ли смех. Что это было, я и сама не поняла.

– А ты будешь со мной, доктор? – спросила Машуля.

– Конечно! Обещаю.

– Папа не придет. Он плохо себя ведет и бьет маму. Давайте не будем ему звонить, доктор.

Я резко побледнела.

Устами младенца.

Алексей Дмитриевич взглянул на меня, широко раскрыв глаза. Я не могла понять, что он хочет: отругать меня или утешить.

Все в палате слышали, что сказала моя дочь. Теперь все знают о моей ситуации. Хуже всего, что он – тоже.

– С этим мы позже разберёмся, – он снова посмотрел на Машулю. – Нужно поторопиться за клубничным газиком. Давай ляжем на каталку, снимем одежду и завернёмся, как в шаурму. Знаешь что это такое?

– Не-е-ет!

– Твоя мама – молодец, раз уж не знаешь. А для меня это слабость. Шаурма, конечно, вредная еда, но порой я не могу устоять. Знаешь, как дядя-хирург её называет?

Машуля улыбалась, спокойно раздевалась и смотрела на доктора с доверием. Я была в шоке.

– Как? – спросила она.

– Шаурмяу.

Дочка захихикала. А док завернул ее в простынь, подоткнув края.

– Вот, теперь ты шаурмяу. Улыбнись маме, скоро вы увидитесь. Расскажешь ей, что тебе приснилось. Говорят, от клубничного газа снятся особенные сны. Мне однажды приснился огромный самолет, и я бежал за ним прямо по взлетной полосе и знаешь, в чем был самый прикол…

Я шла за каталкой, которую вместе с дочерью унесли по коридору. Доктор все продолжал болтать, но я его уже не слышала, только тихий смех моей девочки разносился по длинному коридору и затихал у дверей лифта.

Когда двери закрылись, я оперлась спиной о стену, надеясь найти опору. Но ноги не выдержали, и я медленно сползла вниз, оказавшись на полу.

Глава 9

Телефон в руке вывел меня из оцепенения. Я вздрогнула, испугавшись внезапной вибрации. Не помню, когда вообще успела его взять.

– Ты сдурела мне семнадцать раз набирала? – сонным голосом просипел Валера. – Что у тебя там случилось, пожар? Я же сказал, привезу я твое барахло, привезу! Без трусов, что-ли совсем осталась?

Мне хотелось швырнуть телефон в стену. Но одновременно я нуждалась в поддержке. Мы были вместе почти пять лет. Неужели он не почувствует тревогу, узнав, что случилось с «его дочерью»?

– Машуля… – вот и весь рассказ. Слова утонули в рыданиях.

– Что с Марией?

Хоть на этом спасибо. Он знал меня достаточно хорошо, чтобы понимать: я звонила не из-за пустяковой царапины.

– Он-на в операционной… только что у-увезли.

Мимо меня прошли врачи с медсестрами. Они переглянулись, что-то тихо обсудили. Кто-то из них собирался подойти, но я отрицательно покачала головой. Я дала понять, что все в порядке и медицинская помощь мне не нужна. А вот психологическая помощь пригодилась.

– Ты дура?! – заорал Валера. – Что ты сделала?!

– Я?

– Она из-за тебя в больнице?! В какой?

Я проговорила на автомате название больницы.

– Ну, Аленушка, выясню, что это все из-за тебя, клянусь, я тебя по судам опять затаскаю!

– У нее аппендицит… – я тихо просипела, голос пропал. Каждый раз, когда он начинал кричать, я становилась беспомощной и теряла способность говорить.

– Какой аппендицит у четырехлетнего ребенка, они там, что, все ***нутые? Забирай ее! Отвезем к нормальным врачам!

– В смысле «забирай»? Она уже на операции, ты меня не слышишь?

– Все, я щас приеду!

Он сбросил вызов.

И он приедет. Теперь мне нужно переживать не только за ребёнка, но и за то, какой переполох устроит мой бывший своим поведением. И понтами.

Я сидела у лифта, наверное, целую вечность. Больничные стены давили, запах лекарств душил. В голове гудело. Я не знала, что делать дальше. Просто сидела, как потерянная, и ждала чего-то. Чего именно – не понимала.

Двери лифта бесшумно разъехались. И вот он. Алексей. Но не один. Рядом с ним стояла ослепительная блондинка, высокая, статная, в безупречно белом халате. Настоящая кинозвезда. Она что-то говорила, весело смеясь, и Алексей отвечал ей улыбкой, которой я не видела уже давно.

Он увидел меня сразу. Улыбка сползла с его лица. Брови нахмурились. Быстрым шагом он подошел ко мне, опустился на корточки.

– Хэй? Все в норме? – в голосе тревога.

Он помог мне подняться, ощупывая руки, плечи, словно проверяя, не сломала ли я что-то. Его прикосновения обжигали, вызывая мурашки по коже. Но я не могла ответить. Слова застряли в горле.

– Люсь, что-нибудь… что есть из быстродействующего успокоительного, принеси, пожалуйста, – обернулся он к блондинке деловым тоном, каким я его не слышала никогда.

– Ты не попутал, Кораблёв? Я, вообще-то, твой начальник, а не ты – мой.

Алексей раздраженно рыкнул на нее:

– Люся! – и быстро собравшись, взял себя в руки и проговорил, процедив сквозь зубы: – Успокоительное. Пожалуйста, Людмила Дмитриевна.

Она кивнула и, бросив на меня мимолетный изучающий взгляд, скрылась в кабинете заведующей отделением. Алексей снова повернулся ко мне, его лицо было напряженным.

Он осторожно увел меня, держа за плечи, за поворот, и мы оказались в небольшом темном тупике, ведущем к запасному выходу из больницы.

– Как Машуля? – прошептала я, боясь нарушить тишину, которая, казалось, звенела в ушах.

– Она умница, смелая, – заверил Алексей. – Легко уснула, без слез. Даже не пикнула, когда медсестра укол делала. Настоящий боец.

Сердце сжалось от благодарности и облегчения.

Я не удержалась и бросилась к нему, уткнулась лицом в его грудь и расплакалась. Слезы текли ручьем, смешиваясь с тканью его рубашки. Я плакала от страха, который пережила, от благодарности ему, что он был рядом, не дал ей сильно бояться.

Алексей погладил меня по спине сначала неуклюже, осторожно, словно боясь сломать, а потом крепче прижал к себе и ласково успокаивал тихими словами:

– Все будет хорошо, скоро ее привезут, ты снова ее увидишь, обнимешь, поможешь ей быстро восстановиться и через каких-то пять дней уже домой пойдете.

Постепенно, рыдания стали тише, перешли в сдавленные всхлипы. Я отстранилась, подняла на него заплаканные глаза. В полумраке тупика его лицо казалось особенно мужественным, с тонкими морщинками вокруг глаз, говорящими о пережитых трудностях.

Он был с ровным, красивым темным загаром, я вспомнила, что Зоя говорила, что он только что вернулся из отпуска. Загар в середине марта? Очевидно, кое-кто все-таки получил наследство от деда.

И пах он роскошно, сложное и многослойное сочетание нот свежести и тепла. Всегда бы нюхала!

Он нежно вытер мои слезы большим пальцем.

– Тише, тише, все будет хорошо, молочная Аленка, – прошептал он, и в его голосе звучала такая уверенность, что я почти поверила ему. – Твоя дочь обязательно поправится. Ты только держись, ладно? Ты ей нужна и ты должна быть сильной.

Я кивнула, не в силах говорить. В горле стоял ком, а в голове царил хаос. Но его слова, его прикосновения, его присутствие – все это давало мне какую-то опору, позволяло не сорваться в пропасть отчаяния.

Так, стоп. Молочная Аленка?

– Так ты вспомнил меня? – я чувствовала смесь радости и облегчения, но не могла избавиться от легкого беспокойства из-за того, насколько искусно он это скрыл.

– Я и не забывал.

Алексей обнял меня еще раз, уже крепче.

– Пойдем, нужно что-то выпить. Кофе, чай… что-нибудь, – сказал он, отстраняясь. – И тебе нужно отдохнуть. Хотя бы немного.

Я снова кивнула, сомневаясь, что смогу на самом деле отдохнуть, и мы вышли из темного тупика обратно в холодные коридоры больницы.

Нам навстречу шла, нет дефилировала красотка-блондинка. С блистером каких-то таблеток и стаканом воды.

– Вот, держите, Алексей Дмитриевич, – она посмотрела на меня с хитрой улыбкой, а потом перевела взгляд на… кто он ей? У них одинаковые отчества, и внешне они похожи, но он явно старше. Сестра? Та самая, о которой он говорил, что она «на юморе»?

Процедив слова благодарности, он забрал у блондинки таблетки и воду и протянул мне.

– Обращайтесь, – как лиса, вильнув хвостом, девушка ушла от нас так же эффектно и сразу перешла к делу. Она начала давать указания медсестрам на посту.

Алексей смотрел ей вслед, тихо улыбаясь и качая головой. Его взгляд был полон любви и обожания, но в нем не было ничего пошлого, только какая-то отеческая нежность. Точно, сестра.

Я приняла таблетку, хотя она мне была уже не нужна. Он успокоил меня и без этого.

– Кораблев Алексей, – проговорила я тихо, – теперь я знаю хотя бы фамилию.

– Теперь я тоже знаю кое-что о тебе, – его голос стал более серьезным и чуть грубее. – Объясни мне, пожалуйста, это правда, что сказала твоя дочь? Твой муж действительно тебя бьет? – На последнем слове его лицо нахмурилось еще сильнее, будто ему было неприятно это даже произносить.

Но я не успела ответить. В коридоре появился Валера. Он сразу же заметил меня и направился ко мне с яростью быка.

Глава 10

Валера. Здесь. Быстро он примчал! Когда ему нужно, он всегда все делал… быстро.

Он шел на меня. В глазах – ненависть, в каждом движении – угроза.

Я сжалась, как загнанный зверек. Сколько раз я видела это лицо? Сколько раз замирала от страха, предчувствуя удар? Мои плечи непроизвольно поднялись, защищая голову. Он приближался, и коридор больницы сузился, давил со всех сторон.

– Где она? – проревел он, сорвавшись на крик. Его лицо покраснело, жилы на шее вздулись. – Мария в больнице! Из-за тебя! Я ее заберу! Больше ты ее не увидишь!

Слова били, как плеть. Он ничего не знает о том что случилось. Просто видит виноватую, которую можно растоптать. Всегда так было. Удивительно, как долго я пребывала в каком-то анабиозе, раз уж столько лет позволяла с собой так обращаться. Как я вообще могла такой стать?

– Валера, послушай, это аппендицит. Я не виновата. Врачи сказали… – я попыталась объяснить, пробиться сквозь его ярость. Мой голос дрожал, но я старалась говорить твердо.

Но он не слышал. Его глаза горели злобой. Он продолжал орать, обвинять, угрожать. Его слова – липкая грязь, обволакивающая меня, душащая.

Я чувствовала, как мир вокруг расплывается. Шум в ушах заглушал все остальные звуки. Внутри – пустота, перемешанная с отчаянием. Страх сковал меня, парализовал. Я просто стояла, сжавшись в комок, и ждала удара. Не физического. На людях он такого себе не позволит. Психологического. Удар словами, который ранит гораздо глубже.

Но вдруг я услышала спокойный, но твердый голос. Кораблев неожиданно оказался передо мной, словно став стеной, отделяющей меня от кошмара.

– Прошу вас, сохраняйте спокойствие. Вы находитесь в детской больнице и криками пугаете маленьких пациентов, которые нуждаются в отдыхе. Вы здесь для того, чтобы обсудить состояние здоровья вашей дочери, я правильно понимаю?

Валера попытался было возразить, но Алексей Дмитриевич поднял руку, останавливая его.

– Позвольте мне напомнить, что медицинская этика требует от меня защиты интересов пациента. В данном случае я вижу, что ваше поведение оказывает негативное воздействие на ее мать. Если вы не можете говорить уважительно, я буду вынужден попросить вас покинуть больницу.

В голосе Алексея Дмитриевича не было ни капли агрессии, лишь твердость и профессионализм. Валера, видимо, был настолько ошеломлен таким вежливым отпором, что просто замолчал, опустив голову. Напряжение немного спало, и я смогла сделать глоток воды, которую протянула мне Любовь Дмитриевна.

– Спасибо, – прошептала я, чувствуя, как к горлу подступает комок.

Она слегка кивнула, а затем обратилась к Валере:

– Позвольте напомнить вам, что вы находитесь в верхней одежде и без бахил в хирургическом отделении. Как его заведующая, я требую вас покинуть отделение и возвращаться в надлежащем виде: халат, сменная обувь и, самое главное, спокойный тон.

– Если у вас возникнут вопросы по поводу операции или дальнейшего восстановления, я готов на них ответить. – Добавил Кораблев всё так же спокойно и даже снисходительно, как будто растолковал простые истины умственно отсталому. – Но, пожалуйста, в рамках уважительного диалога.

Валера, все еще выглядящий растерянным, неохотно кивнул. Он больше не кричал и не пытался меня унизить. Впервые за долгое время я почувствовала себя в безопасности. Защищенной. И все благодаря спокойной, профессиональной, но твердой позиции Алексея Дмитриевича и его сестры.

Когда мой бывший развернулся, извинившись, и побрел на выход, я заметила, как брат с сестрой незаметно дали друг другу «пять».

– Фу, хам какой! – проворчала Людмила Дмитриевна. – Дай знать, когда он снова появиться, буду рядом, на всякий случай.

– Люсь, чаем угости девушку, пожалуйста, мне на обход надо, – мягко попросил Кораблев, склонившись над ее ухом. – Черный с сахаром.

– Будут еще указания? – сквозь зубы процедила его сестра.

Алексей нахмурился, не улавливая причины ее недовольства.

– Пойдемте, Алена Викторовна, – она взяла меня под руку и повела в свой кабинет заведующей.

Дверь за моей спиной тихонько щелкнула, и Людмила Дмитриевна, секунду назад излучающая деловую энергию и начальственный тон, словно сбросила с себя маску.

Взгляд ее стал мягче, в уголках губ появилась едва заметная улыбка, словно она освободилась от бремени ответственности, которое обычно носила на своих плечах. И надо признать, без этой маски она была просто невероятно красивой. Удивительно, как сильно меняет человека роль, которую он играет.

– Присаживайся, дорогая, – проговорила она, подходя к небольшому столику, заваленному бумагами, и принялась что-то искать. – Сейчас чайку сделаем. Тебе нужно немного прийти в себя.

Она ловко заварила чай из кулера, насыпала пару ложек сахара, положила рядом ложку и блюдце с конфетами. Все это выглядело так по-домашнему, так контрастировало с официальной обстановкой кабинета.

У меня совсем не было аппетита. Кажется, я не ела уже сутки, с тех самых пор, как ушла на работу. Дорогой деловой костюм, безупречный макияж – все это сейчас казалось неуместным и фальшивым. Я все еще была в состоянии шока. Дочь… сейчас ее оперируют. Мысль об этом не давала покоя.

И потом, как вспышка – воспоминание о том, как брат с сестрой заслонили меня от ярости Валеры. Как они вовремя оказались рядом, не дали ему причинить мне еще больше боли.

– Спасибо вам за то, что помогли, – поблагодарила я, отпивая чай. Как же хорошо!

– О, ты про твоего мужа? – Людмила тоже заварила себе чай и устало плюхнулась в свое кресло. – Ничего, что я на «ты»?

– Конечно, – я оглядела ее, кажется мы были с ней одного возраста. – Но он мне уже не муж. Мы в разводе.

«Слава тебе, господи!» – мысленно добавила я.

Людмила посмотрела на меня с насмешливой улыбкой и медленно произнесла:

– Значит, ты сейчас свободна?

Я кивнула и снова отпила чай. Тепло растекалось по желудку, снимая напряжение. Но мысли о дочери не покидали голову.

– Леша… хм, Алексей Дмитриевич будет рад это слышать.

Я почувствовала как жар приливает к лицу. Мне нужно было многое спросить у нее о ее брате, но если честно, в данный момент меня ничего, кроме дочери не волновало.

– Спасибо за чай, – еще раз поблагодарила я, обхватив кружку ладонями, чтобы они согрелись.

– Не волнуйся, все с твоей крохой будет хорошо, Арсений Палыч мужик крутой! Руки у него золотые!

– Я п-понимаю…

На миг Людмила задумалась и сощурившись спросила:

– А сколько, говоришь, малышке точных лет?

Я поняла к чему был вопрос и не стала юлить, ответив честно:

– Четыре года и три месяца.

– Хм-м-м, – протянула она, снова что-то себе напевая под нос. – И зачата была примерно… в конце марта?

Я не могла сдержать улыбку, понимая, к чему она ведет этот допрос. Снова кивнула, и блондинка улыбнулась еще шире. А потом взвизгнула и захлопала в ладоши, не скрывая искренней радости.

– О, божечки-кошечки! – она закрыла рот рукой, но при этом затопала ногами, стуча каблуками по полу. – Бо-о-ожечки!

Ее реакция меня удивила. Я даже немного смутилась. она только что узнала, что у нее, оказывается, есть племянница! Интересно, есть ли еще кто-то? Как деликатно спросить о ее брате? Или лучше поговорить об этом с ним?

Внезапно дверь открылась и в кабинет заглянул он сам. Кораблев.

– Там, малышку сейчас привезут, – серьезным тоном сообщил он, отчего я встрепенулась.

Я вскочила, не помня себя, и бросилась к двери. Операция позади, моя девочка жива, она возвращается ко мне!

Выбегая из кабинета, я бросила взгляд на Людмилу.

Наши взгляды встретились. В ее глазах я увидела сочувствие и… понимание. Она едва заметно покачала головой и приложила палец к губам, давая понять, что сохранит мой секрет.

Я благодарно кивнула, мельком взглянула на брата Людмилы, который стоял чуть поодаль. Он казался совершенно невозмутимым, но она еще раз улыбнулась, качая головой так, будто сама удивлялась его невнимательности. Как он мог ничего не замечать?

В дверном проеме, я столкнулась с Алексеем. Его взгляд был пронзительным, изучающим. Я почувствовала, как краска заливает лицо. Волнение захлестнуло меня с головой. Что теперь будет? Как ему рассказать?

Но сейчас это было неважно. Главное – Машуля. Я обогнула его, не проронив ни слова, и побежала дальше, туда, где меня ждала моя девочка. Все остальное потом, потом, потом… Сейчас главное – она.

Ноги несли меня по коридору, словно на крыльях. Я летела мимо палат, обгоняя врачей и посетителей, единственная мысль – скорее увидеть Машулю. В голове роились обрывки молитв, благодарностей небесам и обещаний, если только с моей доченькой все будет хорошо.

Глава 11

Как только Машулю привезли, я едва сдержала слезы. Маленькая, бледная, совсем невесомая на этой огромной каталке.

Медсестра помогла переложить ее в кроватку, но я не смогла выдержать и минуты. Аккуратно, боясь причинить боль, легла рядом и прижала к себе.

Она была такой теплой, но в то же время какой-то неживой. Я старалась не потревожить ее сон, и начала осторожно гладить по голове. Волосы, обычно такие непослушные, сейчас тускло лежали на подушке.

Алексей принес лед, обернутый в тонкую ткань.

– Положи ей на животик, – сказал он тихо. – На пол часа, не больше.

Он смотрел на нас с такой жалостью, что у меня самой сжалось сердце. Я видела в его глазах тоску, желание снова обнять меня… или нас обеих, защитить от всего этого кошмара. Но вокруг были другие пациенты, другие родители, и это его будто бы сдерживало.

Он что-то говорил мне, но я не слышала слов. Уже и лица не видела, слезы запеленали глаза.

Звуки больницы, приглушенные голоса – все это сливалось в неразборчивый гул. В тот момент для меня существовала только она, моя маленькая девочка, спящая рядом. И я была счастлива просто оттого, что она здесь, рядом, что операция позади, и теперь мы будем вместе бороться за ее здоровье. Я была готова на все, лишь бы увидеть ее улыбку снова.

К нам пришел анестезиолог и начал рассказывать, как Машуля будет отходить от наркоза, что давать, как себя вести. Я поняла, что у меня нет даже бутылки воды, чтобы дать дочери попить.

У нас, в принципе, не было ничего с собой. В чем я забрала ее из сада и сама приехала с работы – в том и были в больнице. Нам некому было привезти вещи, я не думала об этом, когда нас забрала скорая.

Кому позвонить и попросить приехать сначала взять ключи от съемной квартиры, в которую мы только заехали, а потом просить этого человека искать по коробкам и пакетам наши вещи? Кто это будет делать: коллеги? Валера?

При мыслях о нем у меня по спине холодок пробежал.

Стоило лишь вспомнить о нем, как он тут же появился. В белом халате, бахилах и с раздраженным выражением лица. Это было его обычное состояние, когда он оказывался рядом.

Валера ворвался в палату, как ураган. Я даже не успела понять, что происходит, как он уже стоял возле нашей кровати, размахивая руками и крича. Моя девочка, все еще слабая и сонная после анестезии, лежала бледная и беззащитная.

– Я забираю ее! К черту этих врачей! Ты угробишь мне ребенка! – орал он, пытаясь поднять Машулю на руки.

– Валера, что ты делаешь? Оставь ее в покое! – я пыталась остановить его, но он был в ярости.

Он кричал, что я плохая мать, что довела ребенка до аппендицита, что он отвезет ее в другую больницу, к другим врачам, а меня вызовет в суд. Он не слышал ни моих мольб, ни доводов разума.

Остальные пациенты в палате замерли в тревоге, слушая его слова. Кто-то пытался вступиться, кто-то поспешил за помощью.

Шум привлек внимание медсестер. Одна из них подбежала к кроватке и приказал Валере немедленно положить ребенка на место.

– Вы что творите? Ей нужен покой! Она же только что после операции! Уйдите отсюда! – ее голос был твердым и решительным.

Машуля проснулась от криков и заплакала. Ее маленькое личико исказилось от боли и испуга. И тут я не выдержала. Слезы градом покатились по моим щекам. Жалко было Машулю, жалко себя, жалко, что все так обернулось.

В этот момент в палате появились Алексей в сопровождении охраны. Он быстро оценил ситуацию и жестом приказал охране вывести Валеру из палаты.

– Не волнуйся, все будет хорошо, спи кроха, – он подошел к Машуле, нежно погладил ее по голове, помог ей снова улечься. Машуля, успокоенная его присутствием, снова тихонько засопела.

Охрана увела Валеру, а Алексей Дмитриевич остался рядом. Внутри меня все еще бушевала буря. Как же я устала от этого кошмара!

Он ведь вернется, и я это знала. Он уверен, что имеет права на моего ребенка, а это не так. Давно пора развеять эту уверенность и покончить с этим раз и навсегда.

– Мне нужно с ним поговорить, – робко произнесла я, заметив разочарование в глазах Алексея. О чем можно говорить с этим человеком? Но…

– Пожалуйста, – попросила я, не зная, о чем именно прошу. Казалось, будто я ищу разрешения.

– Я останусь с ней, – мягко произнесла девушка с кровати напротив. Ее дочь сидела и играла в планшете.

– А я пойду с вами, не хватало еще, чтобы он начал распускать руки.

Да уж. Он мог не только ударить, но и убить меня, учитывая, что я собиралась сказать. Но только вот… то, что Валера услышит, не должен услышать он. По крайней мере, пока.

– Думаю, я справлюсь.

– А я так не думаю.

Я сдалась и, поблагодарив девушку за то, что она вызвалась присмотреть за Машулей, поспешила догнать Валеру. Я была так зла на него! За то, что так бесчеловечно подхватил спящую крошку, устроил скандал, напугал людей, детей в палате.

Валера стоял в саду больницы и разговаривал с кем-то по телефону. Он собирался пожаловаться в администрацию и вызвать проверку.

– Эй! – окликнула я, подбегая к нему. С размаху дала пощечину. Он явно не ожидал такого. – Сволочь! Если ты хоть как-то… хоть как-то ей навредил, я тебя убью!

Валера покосился на кого-то за моей спиной и лишь злобно хмыкнул.

– Ты у меня еще получишь по заслугам! – процедил он, ухмыляясь. – Я заберу у тебя дочь, и ты больше никогда ее не увидишь.

– Сначала докажи, что она – твоя!

Ну, вот, я это сказала.

Слова сорвались с моих губ, словно яд, копившийся годами. Ненависть, которую я так долго пыталась сдержать, выплеснулась наружу, принося неожиданное облегчение.

Валера замер. На долю секунды в его глазах промелькнуло замешательство, но тут же сменилось знакомым выражением превосходства и сарказма.