Шепот падающих листьев

– Да, но я думал, что Асакава не успела разметить цвета…

– Я сделал это за нее.

Господин Такэда усмехнулся:

– Ты? Ну что же, посмотрим, насколько ты хорош в этом, Синдзи. Приходи завтра с утра.

– Нет, мастер Такэда, сейчас!

– Эй, ну к чему такая спешка?

– У меня нет времени до завтра, мастер Такэда. Я могу только сегодня!

– Это почему это?

– Просто поверьте мне. Все печатные формы останутся вам бесплатно. Мне важно лишь, чтобы эта гравюра была напечатана.

Мастер Такэда посмотрел на резчика и взял паузу. Наконец, он произнес:

– Покажи-ка мне форму, Синдзи.

Резчик снял корзину и передал одну из форм Такэде. Госпожа Асакава нависла над формой, с интересом вглядываясь в нее. С интересом смотрел и мастер-печатник.

– Говоришь, сегодня или никогда?

– Да, мастер Такэда! Сегодня или никогда.

Такэда долго рассматривал доску, водил по ней рукой, потом хлопнул себя по бедру и сказал:

– Ладно, Синдзи, сегодня так сегодня!

Такэда провел резчика в дальнюю комнату своего дома, которая служила ему мастерской. Здесь стояли запахи риса и краски.

– Сколько цветов?

– Сорок два.

Такэда поднял взгляд на Синдзи, ища на лице резчика тень улыбки, но не нашел ничего похожего.

– Это Асакава придумала?

– Да.

Мастер Такэда кивнул и устроился на рабочем месте, подвинув к себе корзину с досками.

– По-хорошему нужно проделать отверстия в досках для более надежного закрепления, но раз ты ограничен во времени… Я правильно понял, что печатные формы останутся у меня, а тебе нужна только первая гравюра?

– Да, мастер Такэда.

– Ну что же начнем. Так, у нас осень… Какой цвет для неба?

Синдзи задумался. Внезапно шепот стал громче, а потом прозвучал совершенно явственно голос госпожи Асакавы: «Осеннее небо – светло-серый с переходом к бледно-голубому».

– Согласен. Листья будет хорошо видно. Неплохо, Синдзи.

Резчик нашел в себе силы лишь кивнуть – он был в ужасе и замешательстве от осознания того, что призрак только что говорила через него. Такэда начал методично наносить краски на доску, потом взял лист бумаги и опытной рукой легко положил его на доску, попав точно в размер. После этого он взял в руку барэн15 и прошел им по листу, прижимая бумагу к доске. Закончив это, Такэда снял лист с печатной формы и оценил его. Удовлетворенно хмыкнув, мастер показал его Синдзи. Над еще не созданным садом теперь было пасмурное, неглубокое небо.

Следующие часы прошли в напряженной работе. На листе появлялось все больше цветов. Синдзи впал в отрешенность и не мог даже для себя решить, сам он определяет цвета или ему их подсказывает призрак. Мастер Такэда взял в руки последнюю доску. «Те подхваченные ветром листья справа – самый красный цвет, на который ты способен!»

– Ты же понимаешь, что листьев такого цвета не бывает?

– Оцените, как они будут смотреться, мастер Такэда. Очень уместно.

Такэда приблизил почти законченную гравюру к лицу и долго смотрел на нее. Была уже совсем глубокая ночь и света фонаря не хватало, чтобы разогнать тьму, поэтому мастер вынужден был щуриться. Наконец, он усмехнулся и произнес:

– А ведь действительно – ярко-красный здесь подойдет!

Мастер принялся в очередной уже раз наносить краску на печатную форму, но Синдзи не смотрел на него – он неотрывно следил за призраком, который свернулся калачиком на потолке и, казалось, уснул. Только распущенные волосы да пояс белого погребального наряда свисали почти до середины комнаты. Синдзи провел рукой сквозь волосы, а после этого поднес мозолистую ладонь к лицу. Порезов не появилось.

– Все! Вот это ночка, мастер-резчик! Давненько я так не работал.

Синдзи принял из рук мастера-печатника готовую гравюру и обомлел – это была лучшая работа госпожи Асакавы, это была его лучшая работа. Деревья в парке были готовы к смерти, а ветер был неумолим. Мир происходил. Резчик с трудом отвел взгляд от сада и посмотрел на потолок. Его надежды разбились – призрак был на месте и тоже смотрел на законченную работу.

– Спасибо вам, господин Такэда, за все. Как я и обещал, формы ваши. Позвольте только, я заберу гравюру.

– Конечно, как и договорились.

– Спокойной ночи, господин Такэда.

– Ага, спокойной… Синдзи, я увижу тебя еще?

Этот вопрос застал резчика уже в дверях. Он обернулся и ответил честно:

– Нет, господин Такэда, не увидите.

Когда Такэда подошел к двери, чтобы закрыть ее, на улице уже не было видно молодого резчика. Печатник хмыкнул и начал готовиться ко сну. У него болели глаза и ныла спина.

А Синдзи шел к морю. Он не особенно думал о своем маршруте, просто петлял по улочкам, медленно продвигаясь к берегу. Придя к ночному заливу, Синдзи устроился на камне. Нужно было исполнить одно простое дело. Резчику нужно было встать и войти в холодную воду, пойти, потом поплыть и уплыть настолько далеко, чтобы не вернуться.

Асакава устроилась на камне рядом с ним и наблюдала за Синдзи с некоторым интересом. Он снял с себя амулеты один за другим, и шепот навалился на него. Если бы Синдзи был самураем, он бы написал какое-нибудь стихотворение, но, к счастью, Синдзи самураем не был, поэтому мог обойтись без этого.

Резчик встал и направился к морю. Неожиданно из нечленораздельного шепота он смог выловить отчетливые слова: «Не надо, Синдзи…» Резчик обернулся на призрака и заглянул ему прямо в глаза. Госпожа Асакава тоже посмотрела на него, и в разуме Синдзи прозвучал вопрос: «Ты слышишь меня?»

– Да, госпожа, слышу…

Асакава бросилась к нему, широко раскинув руки для объятий, но пролетела сквозь резчика, подарив ему вместо тепла объятий лишь холодный порыв ветра в лицо. В разуме Синдзи же вновь прозвучали слова: «Слава Аматэрасу16, наконец-то ты меня услышал!..»

***

Я поднялся на холм,

Полон грусти – и что же:

Там шиповник в цвету!17

Синдзи с удивлением оглянулся вокруг – он успел позабыть, что в мире есть еще звуки, кроме шепота призрака. Теперь резчик наслаждался шумом моря и криком одинокой ночной птицы, звуками города, которые к ночи уменьшаются, но никогда не исчезают полностью. Резчик вернулся на камень и лег на его холодную поверхность. Госпожа Асакава зависла напротив его лица. Ее волосы проходили сквозь лицо и плечи Синдзи – только теперь он заметил, что это вызывает легкое покалывание.

Госпожа Асакава заговорила, и теперь это был не неразборчивый, невыносимый шепот, а вполне обыкновенный женский голос. Лишь небольшое эхо, которому здесь неоткуда было взяться, напоминало Синдзи о том, что на самом деле он очень далеко от призрака. Асакава произнесла:

– Спасибо, что услышал. Я уже несколько дней пытаюсь до тебя докричаться.

– Я заметил вас только прошлой ночью, госпожа.

– Да, я знаю. Я следую за тобой почти с самой кремации, но смогла обратить на себя внимание только вчера. Прости, что напугала.

Синдзи рывком сел. Госпожа Асакава перевернулась в воздухе вниз головой и снова оказалась лицом к лицу с резчиком.

– Почему вы преследуете меня, госпожа?

– Не знаю точно. Когда я только осознала себя духом, я испугалась и попыталась улететь высоко в небо. Я все поднималась и поднималась выше деревьев, выше храмов, потом выше холмов, наконец, я забралась так высоко, как не забираются никакие птицы и в этот момент почувствовала, что начинаю падать. Как будто кто-то притягивал меня за нитку, привязанную к руке. Что происходило потом, я плохо помню, но в итоге я оказалась на потолке твоей спальни. Я попыталась улететь вновь, но на этот раз нитка оказалась очень короткой и больно обожгла меня.

– Но почему я, госпожа?! Разве я разгневал вас чем-нибудь? Почему вы вернулись духом именно ко мне?

Призрак закрыла лицо руками, потом оторвала их от лица и, оскалившись клыками, подобными клыкам змеи, прошипела:

– Ты что думаешь, что я сама это решила?! Что я хотела этого? Я просто не успокоилась, и мне никто не объяснил правил этого существования!

Госпожа Асакава резко ушла вниз, войдя головой прямо в гальку – мелкие камушки разлетелись от этого в разные стороны. Через время она вновь заговорила, так и не достав голову из-под земли, тем не менее, Синдзи прекрасно ее слышал:

– Прости. После смерти я разучилась сдерживаться. Трудно воздерживаться от силы, когда тебя в ней никто не ограничивает… Я не испытываю к тебе ненависти или гнева, Синдзи. Если я – дух мести, то мести, совершенно точно, не тебе. Я не знаю, почему привязана к тебе. Возможно, дело в том, что ты был рядом, когда я…

– Госпожа, а почему вы?..

Асакава целиком ушла в землю, потом галька начала вздыматься, будто большой и быстрый червь копал прямо под ней. Червь достиг моря, и все стихло, но через несколько мгновений госпожа Асакава вылетела из воды, бешено вращаясь и поднимая за собой водяной столб. Неожиданно она резко остановилась прямо в воздухе и закричала так громко, что Синдзи пришлось зажимать уши:

– Хираяма!!!

Она тянула последний слог, пока у резчика не потемнело в глазах от головной боли. Потом все стихло. Синдзи немного пришел в себя и открыл глаза – госпожа Асакава вновь висела вниз головой прямо напротив его лица, из уголков ее рта на щеки и под глаза шли кровавые дорожки. Резчик отшатнулся при виде этой картины. Асакава улыбнулась:

– Я знаю, зачем я не успокоилась. Я убью его, Синдзи. Убью Хираяму за его предательство и черную неблагодарность! Это из-за него я совершила дзигай – он лишил меня чести.

– Это ваш учитель, госпожа?

– Ага, учитель житейских горестей и бесконечных разочарований. Я отдала ему свою жизнь, а он так и не сделал меня своей женой, столько лет пользовался мной, как наложницей, а потом выкинул, стоило лишь парочке морщин поселиться в уголках моих глаз! Дааа, Синдзи, именно за этим я здесь – я действительно мстительный дух!

Госпожа Асакава перевернулась и теперь смотрела на Синдзи сквозь свои растрепанные волосы. Ее голос забирался в самое нутро резчика:

– Ты нужен мне, Синдзи. Я привязана к тебе, но и ты привязан ко мне. Хочешь избавить и меня, и себя от этой связи – помоги мне найти Хираяму. Доставь меня к нему!

– Госпожа, но я не…

Асакава не дослушав, провела мгновенно удлинившимся ногтем по шее резчика. Синдзи почувствовал прикосновение ледяного лезвия, потом жуткую боль и ощущение чего-то горячего, что изливалось на его живот и руки. Синдзи поднес ладонь к лицу и не увидел на ней ничего, боль мгновенно ушла, не оставив следа. Резчик потрогал свою шею и не обнаружил на ней кровавой раны. Госпожа Асакава подняла руку, которой только что убила Синдзи, на уровень лица – это была обычная женская рука без длинных ногтей и следов крови.

– Вот, что я чувствовала, когда убила себя. Понял меня, Синдзи? Понял, каково это, чувствовать, как сталь выпускает твое нутро наружу? Я уничтожу того, кто заставил меня почувствовать это. Ты нужен мне для этого и ты мне поможешь.

Резчик кивнул, не произнеся ни слова.

– Спасибо тебе. Ты всегда был надежным.

– Госпожа, а если я сейчас убью себя, вы освободитесь от нашей связи?

На лице Асакавы возникло задумчивое выражение лица, а сам ее образ начал бледнеть, пока не стал совсем прозрачным, но, когда она ответила, очертания вновь стали определенными:

– Не знаю. Может быть да, может быть нет… Я не хочу рисковать. Что если нет, и я так и останусь привязана к месту, где успокоятся твои останки?..

Едва договорив, Асакава исчезла, но тут же появилась прямо рядом с левым ухом Синдзи.

– Даже не думай об этом, резчик. Если я останусь привязана к какому-нибудь местечку в глуши, где ты решишь закончить свою жизнь, то каждый, кто в этом местечке будет появляться, испытает на себе весь гнев озлобленного, запертого духа.

Синдзи повернул к ней лицо и кивнул. После этого он собрался с мыслями и начал:

– Госпожа…

– Не хочу! Хватит, всю жизнь была госпожой, всю жизнь была дочерью самурая – теперь хочу быть просто Айко Асакавой!

– Хорошо, Асакава, я помогу вам, но пообещайте мне – вы не будете никого убивать и причинять вред людям.

– Кроме Хираямы!

– Да, кроме мастера Хираямы. Я пообещал смотрителю святилища, что если не смогу упокоить вас, то, хотя бы, не дам вам причинить вред людям.

– Это я слышала. Я не могу пообещать, что не причиню – смотритель поранился о мои волосы без моей на то воли – но я могу пообещать, что постараюсь быть аккуратной.

– Спасибо… Так вы знаете, где искать мастера Хираяму?

– Нет, старик так и не открыл мне, куда направится из Эдо… Даже это скрыл…

Сказав это, Асакава сникла, замолчала, развернулась на камне спиной к Синдзи и сжалась в комок, паря невысоко над поверхностью камня. Резчик услышал, что она плачет. Ему вдруг пришло в голову, что ей должно быть очень холодно в своем легком кимоно. Синдзи снял свое хаори18 и накинул ей на плечи – хаори пролетело сквозь плечи и упало на камень. Госпожа Асакава всполошилась, взвилась в воздух и несколько мгновений смотрела на бесформенную ткань, потом подняла взгляд на Синдзи и беззлобно бросила: «Дурак».

***

Летом на реке –

Рядом мост, но мой конь

Переходит вброд.19

У Синдзи было превосходное настроение. Он смог уснуть впервые за два дня и воспользовался этой возможностью сполна. Когда он проснулся, то обнаружил, что госпожа Асакава лежит на потолке с закрытыми глазами. Резчик не знал, спят ли призраки, но все же постарался встать так, чтобы не потревожить ее. Приведя себя в порядок, Синдзи почувствовал странное желание рисовать. Он, как и любой резчик, знал некоторые азы этого мастерства, но никогда не был в нем хорош.

Синдзи просто подчинился собственному желанию и изобразил маленькую сойку, которая сидит на стволе дуба, зацепившись за него лапками. Когда он заканчивал рисунок и правил линию клюва, прямо из бумаги возникло лицо Асакавы, в которое Синдзи случайно ткнул кистью.

– Что ты рисуешь?

– Сойку на дубе.

– Не знала, что ты рисуешь.

– Очень редко. Разве только по работе… Я еще вчера хотел спросить, это вы говорили мастеру Такэде, какие цвета накладывать на доски?

– Да, это была я и даже не спрашивай, как у меня это получилось – сама не знаю… Покажи-ка свою сойку.

С этими словами Асакава вылетела из стола, сделала переворот в воздухе и зависла над рисунком.

– Линия клюва неаккуратна…

Асакава, не дожидаясь ответа, резко вылетела через потолок. Синдзи посмотрел на то место, через которое она прошла, потом вернулся к рисунку, позволив себе легкое ворчание:

– Я бы уже давно это исправил, если бы вы не выпрыгивали все время мне в лицо!

Закончив рисунок, Синдзи несколько минут смотрел на него, потом свернул в четыре раза и разорвал. Вернулась Асакава.

– У вас есть мысли по поводу того, где нам искать мастера Хираяму?

– Есть одна, хотя я и не уверена в ее верности, но я знаю, у кого мы можем узнать точно – у Хираямы есть сын, Акира, старик наверняка сказал ему, куда направится.

Акира Хираяма жил, как оказалось, на другом конце Токио. Синдзи изрядно вымотался, добираясь к нему по указаниям призрака, который, казалось, намеренно пытался запутать резчика своими противоречивыми советами. Добравшись до места, Синдзи остановился, оглянулся вокруг, чтобы проверить, что они одни, и обратился к Асакаве, которая сидела на крыше ближайшего дома и что-то остервенело выцарапывала на дереве:

– Помните, о чем мы говорили? Не причиняйте никому вреда, хорошо?

– А ты трать время побольше, вдруг у меня от этого терпения и добросердечия прибавится!

Синдзи кивнул, решив, что госпожа Асакава ответила утвердительно, а после этого постучал в дверь. Акира Хираяма был лет на десять старше Синдзи и работал поваром. Он очень спешил на работу, но согласился выслушать резчика в пути.

– Так ты резчик, который работает с моим отцом?

– Один из. На самом деле я работал с ним только пару раз…

– Ясно. И зачем же ты пришел?

– Мастера Хираяму выслали из Токио, а у меня остались штампы для нашей последней работы…

– И что?

– Будет жаль, если такая работа пропадет. Я хотел отвезти их ему, чтобы мы могли закончить работу.

– Закончи сам.

– Я ведь не художник, кроме того, так он останется без денег, а это неправильно…

– Деньги ему без надобности.

Синдзи был в тупике. Акира, очевидно, не собирался ему отвечать и у резчика не было ничего, что заставило бы того передумать. Синдзи вопросительно посмотрел на госпожу Асакаву. Та была в какой-то странной задумчивости, поэтому не сразу обратила внимание. Она спросила:

– И что ты хочешь, чтобы я сделала? Напугала его или, может, убила?

Синдзи помотал головой. Асакава приблизилась к нему и негромко произнесла:

– Скажи ему обо мне.

Резчик посмотрел на нее с изумлением, потом снова помотал головой. Неожиданно Синдзи почувствовал, как его схватили за шиворот хаори. Он обернулся и увидел искаженное злобой лицо Акиры Хираямы. Тот ударил резчика, потом прижал его к стене. В переулке кроме них была только пожилая женщина, которая поспешила удалиться, и госпожа Асакава, которую мог видеть только Синдзи.

– Что тебе нужно от моего отца, мерзавец?! Резчик – как же?! Тогда я мастер игры в го20! И что это ты озираешься все время – ты что, не один?

Акира внимательно осмотрелся вокруг, бросив взгляд и на то место, где была госпожа Асакава, которая отчего-то считала возникшую ситуацию забавной, но, разумеется, никого не увидел. Синдзи глотнул воздуха и ответил:

– Я действительно резчик, господин Акира, я не лгу вам и не преследую вашего отца.

– Ни капли не верю, мерзавец! Вы и так выгнали его из Эдо, что вам теперь-то от него нужно?

Синдзи посмотрел на Асакаву, зависшую за спиной Акиры, и прохрипел:

– Не хочешь помочь?

– Я же обещала, что никому не причиню вред…

Призрак начала проваливаться сквозь стену дома напротив, произнеся перед тем, как уйти в стену полностью:

– Скажи ему обо мне.

Акира же в это время оглядывался, продолжая удерживать Синдзи.

– Да ты что, сумасшедший что ли?

– Нет, господин Акира, но я действительно соврал вам. Я никогда не работал с вашим отцом, хотя я действительно резчик по дереву. Последние годы я работал с госпожой Асакавой и это я был последним, кто видел ее живой.

Акира обернулся к Синдзи и всмотрелся в его лицо:

– Ты! А я все никак не мог вспомнить, откуда я знаю твое лицо – ты был на похоронах тети Айко… но зачем тебе мой отец?

– Она просила сообщить ему о своем поступке и о том, что все равно любит его.

После этих слов Акира отпустил резчика и отступил на несколько шагов. Его лицо выражало глубокую печаль, а взгляд стал отрешенным. Наконец, повар вновь взглянул на резчика и произнес:

– Теперь я верю тебе. Отец уехал до того, как тетя Айко убила себя, он даже не знает о ее смерти – я не смог заставить себя написать ему. Это было бы небезопасно, кроме того… удар тетя Айко нанесла себе сама, но вот кинжал в ее руку вложил мой отец… Пообещай, что не сообщишь властям.

– Обещаю.

– Езжай в Сацуму, в Кагосиму – наша семья оттуда родом. Спроси в гостинице «Южный берег». Скажи отцу, что его упрямство разрушило не только его жизнь. Да, скажи еще, что он скоро станет дедушкой. Прости, мастер-резчик, мне на работу нужно. Удачи!

– Прощайте, господин Акира.

Повар скрылся из переулка и оставил Синдзи в одиночестве. Резчик постоял немного, приходя в себя. Вскоре он уже шел по направлению к своему дому. Асакава то ли парила, то ли все же шла рядом с ним. Она была молчалива и спокойна. Художница выглядела совсем живой, если не считать растрепанных волос и похоронного наряда.

– Ты воспитывала его?

– Нет. Акира был совсем ребенком, когда умерла его мать. Хираяма отправил его к своим родителям в Кагосиму. Потом, когда ему исполнилось двенадцать, Акира вернулся в Эдо. Он никогда меня не любил, я пыталась задобрить его, но никогда не умела расположить к себе людей… Он был на моих похоронах?

– Он организовал их…

Синдзи прошел чуть вперед, потом осознал, что Асакавы нет рядом, оглянулся, но не заметил нигде очертаний призрака. Его внимание привлекла только лужа, которой неоткуда было взяться в этот сухой день. Синдзи подошел к луже и увидел в ней отражение Асакавы. На ее лице была растерянность:

– Значит, это он меня похоронил?

– Да. И кости в урну после кремации тоже собирал он.

– Для этого нужны двое. Кто помогал ему?

– Молодая женщина, видимо его жена.

Лужа начала формировать женское тело. Как только у этой пока еще неопределенной массы появился рот, Асакава заговорила:

– Подумать только, оказывается, моими ближайшими родственниками были чужой сын и его жена, с которой я виделась-то всего пару раз.

***

С треском лопнул кувшин:

Вода в нем замерзла.

Я пробудился вдруг.21

На вокзале Токио народу было, как в святилище в праздник. Синдзи изрядно нервничал – он еще никогда не ездил на поезде – этом изобретении варваров, которое Император в своей мудрости внедрил для передвижения между новой столицей и Иокогамой. Дороги, сделанные из металла, строились из Токио во все концы Империи, но пока движение было налажено лишь до Иокогамы.

В действительности Синдзи с превеликим удовольствием избежал бы знакомства с шумной варварской повозкой, но Асакава чуть не разнесла дом, требуя, чтобы резчик преодолел часть пути именно таким образом. Синдзи не мог себе позволить дорогих билетов, поэтому занял место в общем вагоне. Призрака нигде не было видно. Резчик, чтобы немного успокоиться, принялся рисовать. Он не узнавал себя – последние дни он посвящал рисованию часы и часы времени, причем, постоянно возвращался к образу сойки, которая цепляется за дуб.

Паровоз дал гудок, к которому тут же присоединился истошный подражательный крик Асакавы. Синдзи сперва вздрогнул от неожиданности, но потом невольно улыбнулся. Через некоторое время поезд пришел в движение. Непрестанный и какой-то «мертвый» шум тут же вызвал у Синдзи чувство одиночества и усталости.

Асакава влетела в окно и устроилась на потолке вагона.

– Он такой большой и громкий! Я сидела на трубе и слышала, как он всех оповещал о том, что уезжает.

Синдзи легко кивнул, стараясь, чтобы этого никто не заметил. Призрак села на потолке и всмотрелась в рисунок, который Синдзи уже почти закончил.

– Хвост выписан неаккуратно.

Резчик снова кивнул, стараясь скрыть некоторое раздражение, которое в нем вызвали слова Асакавы. Он начал править хвост, но отвлекся от этого, посмотрел на всю работу целиком, аккуратно свернул ее в четыре раза и разрезал своим ножом. Рядом заплакал маленький ребенок, мимо прошел продавец лапши – жизнь шла своим обычным чередом, но Синдзи чувствовал себя в ней совсем лишним.

Взгляд резчика упал на мужчину, который сидел напротив. Небогатая, хотя и целая одежда, некоторая неухоженность лица и усталый вид сочетались в нем с какой-то нутряной уверенностью. Вскоре Синдзи разглядел и меч, который человек держал под тряпками, пытаясь не то чтобы спрятать, но сделать менее заметным. Самым же занимательным для резчика в этом человеке оказалось то, что самурай смотрел прямо на то место, где был в этот момент призрак. На его губах застыла легкая улыбка, которая стала шире в тот момент, когда Асакава попыталась сбить монаха, читающего мантру, крича ему прямо в ухо, вошедшее недавно в моду стихотворение «Если морем мы уйдем»22.

Самурай отвлекся от наблюдения за призраком и посмотрел на Синдзи. На лице резчика застыло вопросительное выражение, которое самурай заметил и произнес:

– Да, я тоже ее вижу.

– Но как?

– Скажем так, мы с ней похожи. Я – Минамото-но Ёсицунэ23.

История оживала прямо перед Синдзи – один из героев «Повести о доме Тайра» сидел напротив и улыбался, глядя на его растерянность. Резчик пришел в себя, вскочил на ноги и глубоко поклонился, не боясь привлечь внимание других пассажиров.

– Эндо Синдзи к вашим услугам, господин… Но неужели вы тоже мстительный дух?

– Я? Нет, я просто путешествую.

– Но вы… живы, господин?

– Мы разговариваем с тобой сейчас? Значит, я жив.

Асакава оставила, наконец, в покое монаха, у которого от напряжения даже лысина покраснела, и вернулась к Синдзи. Самурай поприветствовал ее, она ответила с достоинством женщины-букэ24. Асакава, казалось, вовсе не была удивлена тому, что ее видит кто-то еще кроме Синдзи. Столкновение с героем древней сказки тоже не привело ее в изумление.

– Как вам зверь, который везет нас, господин Ёсицунэ?

– Варвары принесут Японии много причудливых механизмов, этот лишь один из первых, госпожа.

– В ваши времена о таком и подумать было нельзя!

– А мои времена не закончились, госпожа. Юный Государь в своей великой мудрости стремится поставить Японию в один ряд с развитыми странами варваров, но забывает, что Ямато25 не может быть наравне – Ямато всегда превыше. Самураи всегда это знали, поэтому Император и пытается от нас избавиться – сейчас мы Ему мешаем.