Шепот падающих листьев

Синдзи посмотрел в том направлении, куда показывал рукой старик. Ему, в общем, было все равно на то, где разговаривать, поэтому он последовал за Хираямой.

– Я встретил Айко, когда ей было десять. Она стала моей ученицей. Упорная, даже одержимая, сосредоточенная, похожа на кукушку…

– На сойку…

– Нет, демон, на кукушку. Я тогда только женился и не испытывал к Айко ничего, кроме наставнического участия. Она тогда жила у своей тетки – достойной женщины-букэ, которая воспитывала Айко в соответствии с традициями. Кто бы мог подумать, что через два-три десятка лет эти традиции станут никому не нужны?.. А Айко даром, что всегда была художницей больше, чем женщиной-букэ, все равно впитала в себя старые представления о чести и достоинстве, да и нагинату над дверью держала… Ты сказал, что она перерезала себе горло? Это было спонтанно или она исполнила дзигай?

– Она все сделала в традициях женщин-букэ.

– Так похоже на нее… Ей было шестнадцать, когда у нас впервые случилась близость. Не скажу, что она соблазнила меня, скорее просто была собой – увлеченной и неудержимой. Айко не была против, наоборот – она сразу открылась. Не хочу оправдываться, но это были очень тяжелые времена для меня, а Айко светила так ярко и грела так тепло! Саяко, моя жена, в те годы начала проявлять признаки слабоумия. Я любил ее, по-настоящему любил. И нашего сына, конечно. Но любить ее было невыносимо трудно – в припадке она говорила такие вещи, которые не выходят из памяти никогда. Дважды чуть не убила Акиру – это наш сын. Сама несколько раз пыталась убиться. Мне нужен был кто-то, на кого можно опереться, кому можно открыться. Мы с Айко все понимали, но мы любили друг друга, а потому в тайне продолжали наши отношения.

Так прошло несколько лет. Саяко переходила от жестокого, невыносимого помешательства к долгим месяцам полнейшего равнодушия и меланхолии. А Айко перестала быть ученицей и значительно превзошла меня в мастерстве. Мы продолжали делать вид, что между нами ничего нет, хотя многие догадывались. Но… люди знали, что Саяко тяжело больна, поэтому не сильно осуждали нас с Айко. Хотя Айко очень хотела стать моей женой, хотела иметь детей от меня, она прекрасно понимала, что я не брошу жену… Нужно было расстаться тогда! Айко была еще молодой, тетка умерла и оставила ей дом – она могла быть счастливой с достойным человеком, но мне не хватило сил, чтобы оставить ее, а она любила слишком сильно, чтобы оставить меня.

Саяко долго умирала. То приходила в себя, то снова пропадала в своем недуге. А в самом конце вдруг стала совершенно нормальной и попросила меня лишь об одном… даже не попросила, а заставила поклясться, что я никогда больше не женюсь. Не трать усилия, демон, я и без тебя знаю, что поступил с Айко несправедливо, что не должен был давать эту клятву умирающей помешанной. Но эта помешанная была моей женой, и я готов был на все, чтобы она хотя бы умереть могла счастливой.

А потом были тяжелые истерики Айко. Я дважды заставал ее с ножом у горла, пытался объяснить, что не могу нарушить клятву, но она говорила о Саяко совершенно безобразные вещи и убеждала меня, что эта клятва ничего не стоит. До сих пор не знаю, почему она не ушла от меня тогда. Я бы понял и не просто понял – это было бы правильно. Но она осталась, и жизнь понемногу вошла в обычное русло.

Через несколько лет Акира, которого я после смерти Саяко отвез к своей матери, вернулся ко мне, и я всего себя посвятил его воспитанию, вновь отодвинув Айко на задворки. Она не была против – у нее как раз пошли в гору дела – художником она всегда была лучшим, чем я. Огня между нами уже не было, но осталась крепкая привязанность и искренняя симпатия. Мы, по сути, и были супругами. Некоторое время она даже жила с нами, но ничего из этого не вышло – трудно привыкнуть к другим, если прожил большую часть жизни в одиночестве.

Где-то полгода назад я написал несколько карикатур на членов правительства. Это было не в первый раз – моя позиция относительно засилья варваров была давно известна всем желающим. Однако, похоже, что эти карикатуры дошли до кого-то из тех, кому были посвящены. Начались проблемы. Печатники отказывались со мной работать один за другим, кроме Такэды, которому всегда было плевать на все, кроме саке и девиц. Начались проблемы с работой у Акиры. А закончилось все предписанием покинуть Эдо под угрозой заключения.

Я не особенно раздумывал, куда направиться. Я родом из Кагосимы, здесь же живут все мои родственники, кроме сына. Айко, разумеется, заявила, что поедет со мной даже на самый север Хоккайдо, но… ей вовсе не нужно было увязываться за опальным стариком, который и так отнял у нее слишком много времени. У нее была отличная репутация в Эдо, гравюры хорошо продавались, и было много заказов. Она была уважаемой женщиной, единственным пятном в жизни которой была затянувшаяся внебрачная связь.

Но я знал, что она оставила бы все это без колебаний. Поэтому, не сумев убедить Айко, я сделал так, чтобы она больше не хотела быть со мной – я оскорбил ее, назвал старухой. И вновь не трать усилия, демон, я и сам ненавижу себя за эти слова. Разумеется, после этого она и видеть меня не желала, чего я и добивался.

– Но вы ведь знали ее, знали, что она может убить себя! Как же вы могли так ее унизить и рассчитывать, что она ничего не сделает для спасения своей поруганной чести?

– Я думал, что если она будет ненавидеть и презирать меня, то не станет убивать себя…

– Вы катастрофически ошиблись!

– Да, я знаю…

Они стояли на краю обрыва, откуда открывался отличный вид на океан. Это был край Японии – южнее была лишь Окинава, а далее начинались моря варваров. Синдзи уже некоторое время наблюдал, как Асакава перелетает с камня на камень. Ее лицо было задумчиво, а глаза неотрывно следили за старческой фигурой Хираямы. Синдзи не знал, все ли она слышала, но не сомневался в том, что большая часть слов мастера дошла до нее. Неожиданно Асакава улыбнулась, а из ее глаз потекли кровавые слезы.

– Принеси, пожалуйста, какой-нибудь камешек, демон.

– Зачем?

– Хочу кинуть его в океан с обрыва.

Синдзи захотел поймать взгляд старика, но тот неотрывно смотрел на горизонт. Как назло, скала, на которой они стояли, была монолитной и, будто специально, расчищенной от всего, поэтому резчик отошел от обрыва и направился в сторону группки камней, на одном из которых сидела Асакава. Стоило резчику приблизиться, как Асакава взвилась в воздух, потом приземлилась, уйдя в камень по грудь, бросила на Синдзи взгляд и сказала:

– Прощай.

После этого она понеслась, широко раскинув руки, прямо на стоявшего у края обрыва Хираяму. Ее лицо выражало полный покой и умиротворение, на губах играла нежная улыбка, а волосы развевались на ветру, который дул по ту сторону жизни. Она была уже совсем близко к Хираяме, когда старик, все так же глядя на горизонт, сделал широкий шаг вперед. Асакава пронеслась через место, где он стоял, всего через мгновение после этого и вылетела в открытое море. Синдзи не знал, увидела ли она, что Хираяма спрыгнул сам, но призрак не развернулся и не возвратился к обрыву. Асакава продолжала лететь все дальше к горизонту, пока не слилась с ним и не исчезла. Синдзи упал на колени, схватил себя за голову и закричал что есть сил, но никто не ответил ему.

Резчик сидел на краю обрыва и смотрел на горизонт. В его сердце не было надежды – он знал, что Асакава не вернется из этого полета. Все, что ему оставалось, это толкнуть себя вперед и отдаться пучине. Синдзи швырнул камень в море и наклонился вперед, чтобы посмотреть, как он падает.

***

Тихо-тихо ползи,

Улитка, по склону Фудзи

Вверх, до самых высот!37

– Улыбочку, господа! Все!

Синдзи выбрался из-под накидки своего фотоаппарата и посмотрел на группу молодых офицеров, которые перестали позировать и сразу стали теми, кем и являлись – обыкновенными молодыми людьми. Был уже вечер. Эти офицеры были последними клиентами на сегодня. Он взял предоплату и попросил зайти за фотографией завтра вечером. Когда офицеры ушли, Синдзи убрал со своего лица официальную улыбку и покрутил головой, разминая уставшую шею. Время брало свое – в молодости он мог целыми днями корпеть над печатными формами, не разгибая спины, но теперь даже работа с фотоаппаратом утомляла за несколько часов.

Синдзи перешел в ту часть дома, которая была жилой, и переоделся из костюма в домашнее кимоно. Юки еще не было и до того, как она вернется, Синдзи хотел сделать кое-что важное. Не то чтобы он стеснялся жены, просто чувствовал, что должен совершать этот ритуал в одиночестве.

Синдзи подошел к небольшому домашнему алтарю, протер и прибрал его. Заменил веточки сосны на алтаре, принес чашку саке и плошку с рисом. После этого он тщательно умыл руки, лицо и рот. Вернувшись к алтарю, Синдзи положил на него старую гравюру, на которой был запечатлен осенний сад, и рисунок сойки, который сделал сегодня утром. После этого он сделал пару шагов назад, закрыл глаза и застыл в поклоне. В доме было совершенно тихо. Настолько тихо, что тишина становилась звуком. Синдзи был спокоен и терпелив – он знал, что ками, к которому он обращается, не всегда спешит ответить. Через несколько минут в разуме Синдзи появился знакомый шепот. Синдзи широко улыбнулся, услышав его.

Вскоре пришла Юки, купившая по пути с работы лапши.

– Ты знал, что у иностранцев сегодня не только Новый год, но и Новый век наступает?

– Конечно. Как-никак уже почти тридцать лет по их календарю живем. А к чему ты об этом вспомнила?

– Не знаю даже. Странное чувство… это ведь большая редкость – смена веков. В жизни большинства людей этого не происходит. Нам с тобой очень повезло, Синдзи!

– И как мы жили до того, как варвары привезли нам свое летоисчисление?

Синдзи подкрепил свои слова улыбкой, чтобы Юки не решила, что он серьезно. Вскоре с ужином было покончено. Юки болтала о своей работе, Синдзи слушал – он любил слушать о том, как прошел ее день. Внезапно Синдзи вспомнил о чем-то важном, настолько важном, что позволил себе перебить жену:

– У меня же есть кое-что, что я хочу тебе показать!

Синдзи прошел к алтарю и, предварительно поклонившись, взял с него рисунок сойки. Юки была удивлена – она знала о странной привычке мужа, рисовать эту птицу едва ли не каждый день, но еще она знала, что каждый такой рисунок безжалостно уничтожался Синдзи еще до того, как был закончен. Юки долго смотрела на маленькую птичку, которая, сопротивляясь мощному ветру, изо всех сил цепляется за ветку дуба. Синдзи же смотрел на свою жену. Наконец, Юки оторвала взгляд от рисунка и тоже посмотрела на Синдзи.

– Тебе понравилось?

– Я, пожалуй, только сейчас узнала тебя по-настоящему. Это ведь для тебя самое главное в жизни – эта сойка. Ты рисуешь ее всю свою жизнь, по крайней мере, сколько я тебя знаю. Для тебя все не важно, кроме нее. Поэтому ты и рвал рисунки все время – они недостаточно хороши… А я для тебя тоже не важна?

– Нет, конечно – ты очень важна. Я счастлив, что встречаю Новый век с тобой и ни с кем другим во всем свете… Но все же, тебе понравилось?

Юки не посмотрела на рисунок, вместо этого погладив Синдзи по щеке.

– Ветер крепчает день ото дня, год от года. Он давно сорвал с деревьев последние листья. Но сойка все еще держится за ветку дуба. Так неуместно и до нелепого храбро. Да, Синдзи, мне понравилось. У тебя, наконец, получилось. Этот рисунок… совершенен.

Примечания

1

1. Автор Мацуо Басе (1644-1694). Перевод В. Марковой.

2

2. Нагината – лезвие на длинной (1.5-2м) рукояти. Более всего это оружие напоминает алебарду или глефу. Один из традиционных атрибутов женщин из самурайского сословия.

3

3. «Банзай!» – традиционный японский боевой клич, который так же может быть способом передачи практически любых очень сильных эмоций. Переводится как «Десять тысяч лет…» и является частью фразы «Тэнно: Хэйка Банзай» – традиционного пожелания десяти тысяч лет жизни императору Японии.

4

4. Автор Мацуо Басе (1644-1694). Перевод В. Марковой.

5

5. Эдо – название Токио до переноса в него Императорского двора и столицы в 1868г.

6

6. Сайго Такамори (1827-1877) – один из ближайших сподвижников императора Муцухито (Мэйдзи), проводившего политику модернизации Японии и открытия ее миру. В течении первых лет реформ молодого императора был де-факто вторым лицом в стране.

7

7. Миямото Мусаси (1584-1645) – выдающийся фехтовальщик и теоретик японского фехтования, философ. Яркая жизнь Миямото Мусаси сделала его народным героем, которому посвящено множество произведений искусства в самых разных жанрах.

8

8. Сюнга (пер. весенняя картинка) – жанр традиционной японской гравюры. Изображение эротического, а иногда и порнографического характера.

9

9. Ёсивара – квартал красных фонарей в Токио.

10

10. Автор Соо-ин (1604-1682). Перевод И. Плеханова.

11

11. Сутра сердца – один из фундаментальных первоисточников буддизма. В общем смысле, сутра – это лаконичное высказывание, афоризм или сборник афоризмов на определенную тему. «Сутра сердца» содержит 22 предложения и выражает учение Махаяны – одно из двух основных направлений буддизма. В Японии изучению и осмыслению «Сутры сердца» традиционно уделяется особое внимание.

12

12. Дзигай – ритуальное самоубийство, позволяющее уйти от бесчестия. Практиковалось женщинами из самурайского сословия. В отличие от мужского ритуала сэппуку (харакири), женщина перерезала себе горло, а не вспарывала живот.

13

13. Сямисэн – японский струнный музыкальный инструмент, наиболее схожий с лютней.

14

14. Автор Масаока Сики (1867-1902). Перевод А. Андреева.

15

15. Барэн – специальное приспособление, которым печатник прижимает лист бумаги к печатной форме. Представляет собой что-то вроде небольшой круглой подушечки, обтянутой плотной оболочкой.

16

16. Аматэрасу – одно из главенствующих божеств пантеона синто. Прародительница императорской фамилии. Согласно мифологии синто, именно Аматэрасу научила японцев возделывать рис, получать шелк, а также работать на ткацком станке, определив, таким образом, лицо японской нации, сохранившееся и поныне.

17

17. Автор Еса Бусон (1716-1784). Перевод В. Марковой.

18

18. Хаори – верхняя одежда, надеваемая поверх кимоно. Более всего похожа на жакет без пуговиц.

19

19. Автор Масаока Сики (1867-1902). Перевод А. Андреева.

20

20. Го – настольная игра, имеющая широкое распространение в Восточной Азии. Несмотря на большую популярность в Японии, Китае и Корее, игра на высоком уровне требует такой степени развития стратегического мышления, что профессиональных мастеров игры в го очень немного.

21

21. Автор Мацуо Басе (1644-1694). Перевод В. Марковой.

22

22. «Если морем мы уйдем» – патриотическое стихотворение, вошедшее в моду в первые годы реформ императора Мейдзи в 1870-е. Первая часть старинного стихотворения из старейшего сборника японской поэзии «Манъесю» (VIII в н.э.) Стихотворение, демонстрирующее беззаветную преданность императору, стало одним из пропагандистских инструментов императорского двора при укреплении своей власти. Было положено на музыку и до конца Второй мировой войны оставалось одной из популярнейших патриотических песен в Японии.

23

23. Минамото-но Ёсицунэ (1159-1189) – полководец из рода Минамото. Командовал флотом Минамото в решающем сражении Гражданской войны с домом Тайра и одержал в нем победу. Вскоре после этого был предан и убит по приказу своего сводного брата, ставшего по результатам войны сегуном. В Японии Ёсицунэ почитался и почитается как один из ярчайших образчиков самурайской добродетели. Второстепенный персонаж эпического произведения японской литературы «Повесть о доме Тайра».

24

24. Женщина-букэ – женщина из самурайского сословия. Слово «самурай» может использоваться только по отношению к мужчинам, аналогично и слово «буси» – другое название профессионального воина. По этой причине женщин-воинов называют «онна-бугэйся» (женщина, обученная боевым искусствам), а женщин, происходящих из самурайского сословия, но не обученных ведению боя называют «букэ-но-онна» (женщина из класса букэ), где форма «букэ» означает то же самое, что и «буси», но не привязана к мужскому роду.

25

25. Ямато – первоначальное название японского государства, которое в 670-м году н.э. было переименовано в «Ниппон» – Японию. После этого слово «Ямато» стало поэтическим и романтическим названием страны, наподобие названия «Русь» в России.

26

26. Ками – божество в религии синто. Согласно мифологии синто существует бесчисленное множество ками. В широком смысле, свой ками имеется у каждой травинки, а все люди после смерти также станут ками. Но объектом культа, обыкновенно, являются определенные божества и достойнейшие люди, а также предки конкретного человека.

27

27. Автор Сайкаку (1641-1693). Перевод И. Плеханова.

28

28. Автор Сайкаку (1641-1693). Перевод И. Плеханова.

29

29. Сакоку – политика самоизоляции Японии, проводимая сегунами Токугава в период с 1641-го года по 1853-й. В течение этих лет единственными иностранцами, которые постоянно находились в Японии, были голландские торговцы, открывшие с позволения сегуна торговую факторию на искусственном островке Дедзима в гавани Нагасаки. Политика Сакоку исчерпала себя с прибытием в 1853-м к берегам Японии «черных кораблей» – эскадры ВМФ США.

30

30. Палочки, воткнутые в еду, считаются очень плохой приметой, указывающей на скорую смерть одного из сотрапезников. Примета происходит от того, что палочки в таком положении напоминают благовония, которые зажигают на похоронах.

31

31. Автор Еса Бусон (1716-1784). Перевод В. Марковой.

32

32. Автор Мацуо Басе (1644-1694). Перевод В. Марковой.

33

33. Синоби (ниндзя) – профессиональный убийца в средневековой Японии.

34

34. Автор Соокан (1458-1546). Перевод И. Плеханова.

35

35. Ронин – самурай без хозяина. В более широком смысле, неприкаянный, одинокий человек, утративший смысл жизни.

36

36. Автор Масаока Сики (1867-1902). Перевод А. Андреева.

37

37. Автор Кобаяси Исса (1762-1826). Перевод В. Марковой.