banner banner banner
Горький вкус карри под тенью Тадж-Махала: год как жизнь
Горький вкус карри под тенью Тадж-Махала: год как жизнь
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Горький вкус карри под тенью Тадж-Махала: год как жизнь

скачать книгу бесплатно


И начали уговаривать на страшные цены. Мы сказали, что нам нужно до Кандари.

– Хандред рупий. Очень далеко! – перекрикивали друг друга.

Мы, еще такие неопытные и неотесанные, и то почуяли обман. Вышли на улицу. Там их кучи этих рикш.

Что нам делать? Ночь. Мы одни. И не хотим ехать за сотню. И настоящих цен не знаем. А если откажемся, не здесь же ночевать. Пешком не дойдешь. Это явно напоминало шантаж. Снова отчаяние овладело нами, но тут мы увидели Тануджу с ее подругами.

Ринулись к ним.

– Тануджа, привет, за сколько вы едите до Кандари? Можно с вами?

– За 50 рупий. Но у нас тесно. Чемоданы.

– Эх, вы! – я устыдил лжецов. – Врать.

Но они стали наглеть и отказываться везти нас. Мы пошли по рядам, оповещая всех заранее: за 50. Насмешки. Театральные взмахи рукой. Один из последних не выдержал и молча поманил следовать за ним к его повозке.

Я помог ему вытащить его драндулетину из ряда остальных, потянув рукой       за решетку над колесом. Раздались недовольные возгласы других. Но напрасно. Мы уже мчались по черной Агре, потому что уличные фонари не работали и путь нам освещал только образ очаровательной Тануджи, которую мы, похоже, стали обожать еще больше.

      17

Не заходя в общагу, я увидел через дорогу Зафара и направился к нему. Тот развалился на табурете у ворот и трепался как обычно с сикодями, поигрывая их дубинкой.

– Приехали, наконец? – спросил он.

Я не знал как начать.

– Суки они оказались. Мы с ними поругались, – выпалил я без предисловий.

Он привстал в изумленьи, округлив глаза.

– С кем?

Неужели они не доклали ему, какими сволочами мы оказались.

– С телками этими. Юли, Тани, Мадины. Проститутки они. Бабы базарные.

Зафар начал успокаивать.

– Нет, Саш, не надо. Не смотря ни на что нам надо держаться вместе.

– Какой вместе?! – я вскричал. – Ты бы видел как они нас. Ты же вон не стал с нагаленцем дружить.

С этим он согласился. Только качал головой и охал. Тема себя исчерпала. Он не стал вдаваться в подробности. А я повернул к себе.

К моему приходу, оказывается, на нашем этаже прибыло пополнения. Два сухих черных парня. Зафар доложил, что с ними еще две девчонки. Парни немного стеснялись и я не стал приставать к ним с расспросами.Их поселили напротив вьетнамцев. Один был длиннющий и худющий. Похож на джина. А другой маленький, тщедушный, с красивыми живыми глазенками и религиозными наколками на руках. Запястья обмотаны нитками, увешаны браслетиками. Позже узнаю, что он вроде религиозного песнопевца на родине, или брахмин. У него свои последователи, паства ли. Приехали они из какого-то Тринидада. Где это, бог его знает.

День кончился.

Мне хотелось выспаться и я соизволил придти только к нудному Шриваставу. Наташа сообщила мне новость, которую я и так уже знал. А поскольку тринидадка уже ушла, я ее не видел. Да и зачем? Когда я вот-вот заполучу пухленькую суринамку с лицом, как с обложки «Вок».

Наступил обед. И прежде чем бежать к типинам, я предложил прогулятья в Кандари попить соку, отовариться фруктами.

На оживленном перекрестке стояла простенькая тележка, а за ней простодушного вида худой высокий парень с красивым лицом. На таких тележках обычно все дешево.

– Китна? – указали на пожухлые сантры.

Тот засиял.

– Атарах, восемнадцать. Для вас подешевле.

Он сказал, что его зовут Сунил и быстренько пригласил нас в гости. Мы не отказались. Это был лучший вариант, чем идти на скучную грамматику. Тут же он свернул коробки с фруктами, пристроил на тачку и покатил по улице, гордый, что мы идем рядом в его хибару.

– Я знаю Рапип (так он звал Равива) и Кришну, – я не понял про какого Кришну он говорит, но не переспросил. – Я познакомлю вас со своими. Покажу, как я живу. Жаль, что вы не прихватили своих друзей. Рапип уже был у меня в гостях…

Миновали обувную фабрику, не сильно углубляясь в трущобы, и он провел в ворота двухэтажного здания, в котором располагались тесные квартирки-норки бесчисленных семейств.

– Сита, Раму, идите сюда! – звал он своих, верно, родственников.

Событие мирового масштаба. Нас усадили на высокую кровать в утлой комнатушке со старым телевизором и не отстающим от него холодильником. Окружили вниманием и почетом. Неотъемлемо в руки дали по жестяному стакану густой уттарпрадешской воды. Снова мой язык воспротивился. Но жара и добродушие пригласивших заставляли глотать противные глотки. Управившись с водой, стали посипывать принесенный горячий молочный чай с пряностями. Сунил сидел рядышком и все пытался настроить на оживленный разговор.

– Ваша страна она какая? Жаль, я нигде не был. Ничего не видел. Я хочу уехать из Индии.

Каким бизнесом в вашей стране я мог бы заняться? У вас там фрукты продаются? Я мог бы и соком торговать…

Мы сидели жали плечами. Фруктами торговать у нас и азербайджанцев хватает. А соки не пойдут. Выжимать не из чего. Наивный он. Даже жалко.

Улыбка не сползала с его лица. Мешали только полчища комаров, словно Сунил жил в болотине. Чтобы как-то отвлечь нас от страшных насекомых, порезал два яблока, отделив от загнивающих боков. Мы ели эти ароматные, но не сочные дольки. В Агре все яблоки рассыпчатые, мучнистые.

А он продолжал увещевать нас про родню, знакомых и прочее: сестра живет возле Таджа, ее муж – там гид. Сам Сунил в мае будет жениться и мы – почетные гости. Дома в Агре стоят хорошие по сто лакхов. Он живет с младшим братом, который помогает ему торговать. С санстханскими он очень дружит и они все у него покупают фрукты. На днях были выборы. Дуканщик из Кандари победил и стал депутатом. Цены на рис подорожали…

Мы сочувственно кивали и поглядывали на часы. Нас приходили по очереди смотреть его родственники от мала до велика и мы все же решили сходить на грамматику, хоть и без обеда.

Фруктовый торговец проводил нас до дороги и взял с нас клятву не раз еще заглянуть к нему. Я не знал, нравится мне это или порядком надоедает. Когда все хотят с тобой дружить и зовут к себе. Хватит ли времени на себя любимого? И прочее.

День прошел.

Зафар снова засел в одиночку смотреть телевизор и никому не позволял переключать каналы. Повернул ко мне голову, когда заплясала реклама.

– О, Саш, забыл сказать. Зря вы поругались. Мы такой фильмушку в Багване сегодня смотрели. Блин, такие сцены эротические. И чо вы не пошли?

– И чего там интересного было?

Я снова проигнорировал призыв к перемирию.

– Э, такая артистка красивая… Хе-хе, смешно, я с Юлей сел на рикшу. А она ему: Чало, чало. Ой, чуть животик не лопнул… Чало, чало…А Таня, она это…

– Ну а девушка? – я его перебил. – Как там героиня, красивая, говоришь?

Он тут же забыл про Таню. Мне о врагах даже слышать было неприятно.

– О, Саш, она в десять раз класснее, чем мы тогда смотрели, – он и голосом не изменил, что наша компания распалась.

– Да ну, – не поверил я. – Она ведь офигенная была.

– Не, если посмотришь, сам убедишься. И фильм такой – в напряжении держит. И думаешь: чо, чо там дальше? Куда этой Гите Басре до ней…

Зафар, как и я, был помешан на индианках, индийских актрисах. Он был безума от Айшварьи Рай, которая уже стала сниматься в западных фильмах, и уже висела плакатом в его комнате. Он почитал стареющую Джухи Чавлу, не ахти какую Урмилу. Даже преклонялся перед древней стервозной Рекхой. И зачастую мы спорили, чьи красотки красивей. Потому что я предпочитал Табу, Рани Мухерджи, Бхумику Чавлу. Он фыркал как кот, угодивший мордой в таз с мыльной водой.

– Э-э, отстой. Саш, не ужели не видишь какие глаза у Ашваечки?

Как-то мы сидели в его комнате. Ничего не делали. Смотрели в потолок и толковали о жизни.

– О, Саш, хочу индианку увезти с собой, – сказал Зафар. – В Узбекистан.

В душе закопошилось.

– А ты не думаешь, что люди будут шушукаться?

– Да, конечно, будут судачить. На то они и люди – болтать. Ну посплетничают неделю, не

хватит- месяц, месяца мало – три, и этого мало станет – полгода будут говорить. Мало полгода – год, два, три будут говорить. Но перестанут, Саш. Надоест. Люди же, – филосовски пожал плечами.

И мне захотелось обнять товарища как спасибо, что нашел мне такой простой ответ на мое малодушие.

Мне наскучил дурацкий старый фильм с Шаши Капуром и я отправился к себе.

Баджра лежал на животе, листая на хинди Льва Толстого, и по-детски улыбнулся.

– Очень трудно?

– Бахут. Но интересно. Дильтясп.

Я улегся на его манер и принялся проглядывать «Войну и мир». Это даже на русском скучно и непонятно. Я с неохотой пересмотрел стопку книг. Мне тут же надоели дурацкие учебники, что нам продали для занятий, и я попросил на пальцах монаха научить меня тайскому.

Баджара обрадовался как ребенок, чуть не захлопал в ладоши. Я подал ему первый попавшийся лист со стола. Им оказалось письмо предупреждение о наших с Зафаром похождениях на второй день моего приезда. Я улыбнулся недавним воспоминаниям.

Свами тем временем старательно выковыривал – иначе и не назовешь их буквы – тайский алфавит.

Однажды Орбит рассказывал Наташе, что знает тайский, потому что часто ездит в Бангкок за своими делишками. Почему бы и мне не овладеть им.

Я посмотрел на буквы.

– Нет, это очень трудно, – засмеялся я Баджаре.

– Нахи, нахи, – тряс он головой. – Изи, изи, легко.

Ночью мы опять занимались муайтаем на крыше. Так лучше. Без свидетелей.

Когда Зафар видит как мы забавляемся в коридоре, имитируя поединок, он злится и снова ревнует. Поражает его собственничество по отношению ко мне. Как в детском садике: «С ним только я длузу!»

Я обучал тайца теквондо. Он меня тайскому боксу. Зашло далеко за полночь, когда мы вернулись в комнату, оба разгоряченные и облитые потом. Кровь бурлила, а пора было спать. Лежа рядом, Свами показал буддийскую монастырскую медитацию после тренировок. Левая рука на животе, правая на груди. Левая рука на грудь, правая вдоль тела на кровать. Левая вдоль тела, правая на животе. И так, пока глаза не сомкнутся. Замечательное успокоительное средство сердечно-сосудистой.

Я уже видел сны. Витали мандиры и ситары. Черные улыбчивые девчонки. Сунил. То один, то другой…

18

Во вторник приехали армянки. Мне было жутко интересно увидеть их, ибо я, учась на юрфаке, просто умирал по этим заносчивым красоткам с картавым акцентом и черными глазами, модной до вычурности одежой.

И вот они, новенькие, пришли на первый урок. Мы с Зафаром горели от любопытства по новым девчонкам. Одна была здоровенной девкой, но, как мне показалось, красивой. Вторая страшненькая, старенькая и похожа на продавщицу из магазина сельпо. Анна и Гохар, или просто Гоха.

Есть расхожее мнение – толстухи покровительствуют худышкам. И хотя Гоху не назовешь худышкой, ей была уготована роль второго плана. Видно, потому что Анна хоть и была откровенной толстухой, но, повторюсь, с довольно привлекательной мордашкой и волевым высокомерием. Настоящая женщина-амазонка.

– Да она ничего.

– Ну да, та что повыше, – так мы шушукались при Наташе с Зафаром.

– Да вы что!? – возразила она. Питабмор отвернулся к доске писать закорючки девнагари. -Нет же, приглядитесь, у нее бошка большая.

Женское мнение всегда намного строже мужского. Но и правоты нельзя было не признать.

Зафар кивнул.

– Нда, Наташа права. Если приглядеться, то эта армянка страшновата. И башка в натуре большеватая. Ну Наташ, – он артистично умаслил голос. – Все-таки ж чуть-чуть же в ней есть что-то.

В общем, до некоторых пор та нам обоим нравилась. А Наташа волновалась, как бы я от отчаяния не набросился на первую попавшуюся армянку по старой памяти и за неимением чего-то лучшего.

Мы все сразу же познакомились, так как русскоязычность сближала за дальними далями, хотя мы оставались чужими мирами по прежнему там – Россия, Армения…

Дни шли…

Не зная как ездить на рикшах без огромной компании, нам теперь только и оставалось, что пешком бродить по Агре на удивление местных. Солнце палило в глаза. Асфальт раскалился и сделался мягким. Мои сандали приклеивались.

– Куда двинемся? – спросил я сестру.

Она вылезла из-под очков.

– Ну так, как крысы, карту города осваивать наугад. А хочешь, вон видишь вывеска «До Таджа 11 км»? – пойдем туда.

Я присвистнул от такого смелого решения, но идея мне понравилась. Пешком из Кандари. На такое не каждый бы решился .

Вот уже часа два город все ползет и ползет, воздух расползается сизой дымкой. А до цели еще немеренно.

Вот прошли Санджай плейс и Холидей инн. Миновали Сен-Джон колледж и буйный шумный Раджа ки Манди. С каждым новым километром узнавали какие-то здания, вывески, мимо которых некогда проезжали. Знали, что эта дорога ведет прямиком к Садар базару. И если не до Таджа, то до него обязательно нужно добраться.

На пересадочном пункте Сайка Такия, откуда дороги расходятся звездой, ноги начали отваливаться и скрябать дорогу. А на вывеске гласило, что до Таджа осталось шесть километров. Упасть бы на обочину и валятся. На предложения рикш подвезти мы наотрез отказывались. «Нахи чахие. Кхуд – сами».

На широкой проезжей части, рядом с перекрестком, мы с восторгом евреев в пустыне, что плелись за Моисеем, заметили лавочку. Такие обычно стоят на автобусных станциях. Но в Агре нет внутренних автобусов. Мы не преминули плюхнуться. Ноги гудели и в ступнях, и в икрах, и в ляшках. Отдыхали минут двадцать. К нам подсел подозрительный тип с полным пана ртом. Долго присматривался, подсел ближе уже с распросами. Говорил невнятно, со свистом в прорехах между зубами. Как могли отвечали и в итоге решили свалить, сославшись на то, что хинди не понимаем и торопимся.