«Чёрная мифология». К вопросу о фальсификации истории Второй мировой и Великой Отечественной войн

Мы видим безусловное преобладание сооружений полевого типа.

Масштабность строительства на новых границах, естественно, породила массу проблем.

Ввиду отсутствия достаточного количества инженерной техники к строительству укреплённых районов было привлечено огромное количество людей. Строительные батальоны и вольнонаёмные лишь частично удовлетворяли потребность в строительных должностях. Это не могло не сказаться на темпах возведения оборонительных сооружений. Так, планы на ноябрь 1940 года по железобетонным работам были выполнены всего лишь на 50%. К рытью противотанковых рвов во многих местах ещё не приступали [14;75].

Несмотря на то, что контроль за ходом строительства укрепрайонов в округах возлагался на заместителей командующих войсками округа, темпы и качество возведения долговременных сооружений оставляли желать лучшего. В конце 1940 года специальные комиссии установили, что «оборонительное строительство ведётся слабо, процент выполнения плана – низкий» [14; 75]. Указывались следующие причины (из доклада комиссии, работавшей в Гродненском УРе):

«…а) плохая организация работ и отсутствие должного контроля, как со стороны начальника строительства, так и со стороны начальников участков…;

б) отсутствие дисциплины на строительстве, как трудовой, так и воинской, вследствие чего имелись случаи самовольных уходов с работ и даже дезертирство со стороны рабочих, неточное и несвоевременное выполнение приказаний начальниками участков и другими лицами строительства;

в) отсутствие должных мер для создания материально-бытовых условий для рабочих. Плохое питание и жилищные условия для рабочих. Задолженность по зарплате, неточный обмер работ…, всё это создаёт для рабочего тяжёлые условия, незаинтересованность в работе и стремление уйти со строительства;

г) не принято реальных мер для вербовки подвод для строительства;

д) существует неправильный взгляд у начальников участков на то, что при отсутствии грузовых машин нельзя организовать работу…;

е) при наличии двух политорганов (отдел пропаганды строительства и отдел пропаганды УР) политико-воспитательная работа среди рабочих строительства и в воинских подразделениях, занятых строительством, поставлена неудовлетворительно» [14; 75-76].

Высшее руководство принимало все меры для своевременного выполнения поставленных задач по строительству линии укреплений как в 1940-м, так и в 1941 годах. Однако реалии были таковы, что ни промышленность, ни местные органы, ни военное руководство по строительству укрепрайонов не были в состоянии выполнить поставленные задачи, так как помимо строительства линии УРов у всех были масштабные и сложные проблемы, решение которых никто не отменял.

В результате, к началу войны план строительства долговременных железобетонных сооружений был выполнен не более чем на 25%. Удалось построить около 2500 железобетонных сооружений, но из них лишь около 1000 получили артиллерию. В остальных устанавливались пулемёты. Построили всего около 20% намеченных узлов обороны, но только 5% из них находились в боевом состоянии. План строительства наземных линий связи выполнили на 32%, а подземных – только на 13 %, противотанковых заграждений – на 25%. Маскировка большинства ДОСов была неудовлетворительной [14;87], [72;129]. Выше приводилось описание Владимир-Волынского УРа. В описании говорилось о степени готовности оборонительных сооружений УРа. Ситуация, имевшая место к началу войны во Владимир-Волынском УРе, не была исключительной. Это было правилом.

В целом, УРы по новой границе имели малую глубину обороны, включавшую в себя только одну полосу при отсутствии подготовленных рубежей в тылу, равномерное расположение оборонительных сооружений вдоль фронта без уплотнения их на наиболее важных направлениях, слишком широкие промежутки между узлами обороны, далеко не всегда связанными наземными и подземными ходами сообщений [72;129], [14;130].

Нельзя не отметить, что к началу войны УРы имели малочисленные и слабо обученные гарнизоны. Так, в уже упоминавшемся Владимир-Волынском УРе по штату должно было находиться около 10 тысяч человек, в реальности на 22 июня 1941 года его гарнизон состоял из 2 085 человек [72;127-128].

Недостатки в проектировании, незавершённость строительства, неукомплектованность вооружением и личным составом заставляют современных исследователей давать всем УРам на новой границе характеристики «к обороне готов ограниченно» или «к обороне не готов» [38;152-153].

В то же время делается, на наш взгляд, весьма обоснованный вывод, что УРы на новой границе «несмотря на все недостатки» представляли собой «довольно развитую инженерную основу для ведения упорной обороны войсками дивизий первого эшелона армии, но при условии своевременного занятия ими подготовленных сооружений (выделено нами – И. Д., В. С.)» [72;129].

Ну, а какова судьба укреплённых районов на старых рубежах СССР? Что сталось с ними после сдвига границы на запад и прекращения работ по их строительству и реконструкции?

Начальник Главного военно-инженерного управления Красной Армии в «Соображениях по использованию укрепрайонов по старой западной и северо-западной границе» отмечал, что «существующие укрепрайоны должны быть подготовлены в качестве второй укреплённой зоны, занимаемой полевыми войсками на широком фронте» [14;70].

На практике это требовало не только оставления в укрепрайонах на старой границе определённого количества войск и специального оборудования, но и их содержания и обслуживания. Но на всё сил и средств не хватало. Более того, после проведения рекогносцировки нового района пулемётные батальоны имущество и вооружение, принадлежавшее оставляемому укрепрайону, увозили с собой. Так было в Ленинградском, Западном Особом и Одесском военных округах. Прибывавший на место убывших частей и подразделений личный состав не только не знал укрепрайонов и их внутреннего оборудования, но и не имел средств для ведения боя и обеспечения нормального быта [14;70-71].

В начале 1940 года начальник Генерального штаба (а им был тогда Б. М. Шапашников) директивой Военным советам Киевского Особого и Белорусского военных округов определил: до возведения укреплённых районов по новой границе существующие укрепрайоны не консервировать, а поддерживать в состоянии боевой готовности [14;71-72]. В дальнейшем укрепрайоны Ленинградского, Западного Особого и Киевского Особого военных округов (за исключением Карельского, Каменец-Подольского и Могилёв-Ямпольского) упразднялись. Было приказано «все существующие боевые сооружения в упраздняемых районах законсервировать, организовав их охрану» [14;72]. В первую очередь снимались вооружение, боеприпасы, перископы, телефонные аппараты. Всё это должно было размещаться в складах «в полной боевой готовности к выброске на рубеж» [14;72].

Консервация укрепрайонов, оказавшихся в тылу, должна была проходить организованно. Для каждого укрепрайона было приказано «разработать штаты, необходимые для содержания законсервированных сооружений данного укрепрайона и складов для хранения снятого с них оборудования, а также план размещения складов, дислокацию и подчинение обслуживающих подразделений» [14;72].

Главной идеей консервации укрепрайонов было быстрое введение их в строй в случае стремительного продвижения противника в глубь территории СССР.

К сожалению, необходимо отметить, что исполнительская дисциплина в Красной Армии не всегда была на высоте. Иначе как объяснить то обстоятельство, что нередки были случаи, когда оборудование, вооружение и сооружения в «старых» УРах оставались без должной охраны. Так, например, комиссия Генерального штаба в сентябре 1940 года проверила состояние Минского укрепрайона. В результате было выявлено, что «оборудование, изъятое из сооружений и находящееся на складах, за подразделениями не закреплено и не укомплектовано. При передислокации пульбатов оставшееся оборудование никому не передано. Часть оставленного в сооружениях оборудования ржавеет и портится. Охрана сооружений и находящихся в них оборудования почти отсутствует» [14;74]. Т.е. высшее армейское руководство было не в силах уследить за порядком на местах, а среднее и низшее звено военного управления, видимо, не всегда придавало то значение укрепрайонам, которое они заслуживали.

С другой стороны, иногда и противоречащие друг другу приказы высшего военного руководства вносили сумятицу и неразбериху, не давая выполнить ранее намеченные мероприятия.

Весьма показательна история с Полоцким укрепрайоном. Этот укрепрайон был одним из старейших. Его строительство началось ещё в 1926 году. Он не вошёл в число укрепрайонов на старой границе, которые продолжали функционировать после появления «линии Молотова» (в отличие от своего неупразднённого «собрата» – другого старейшего укрепрайона – Карельского).

Командующий войсками тогда ещё Белорусского военного округа генерал-полковник Д. Г. Павлов, член военного совета дивизионный комиссар Смокачёв и начальник штаба округа генерал-лейтенант М. А. Пуркаев во исполнение директивы народного комиссара обороны за № 1/104348 потребовали от комендантов Полоцкого и вновь строящегося Гродненского укрепрайонов к 1 июля 1940 года сформировать управление Гродненского укрепрайона и гарнизон. Другими словами, Полоцкий УР упразднялся, а на его базе формировались управление и гарнизон Гродненского УРа. Оставшийся после укомплектования управления и частей Гродненского УРа личный состав Полоцкого укрепрайона предписывалось свести в отдельный стрелковый батальон и дислоцировать в Берёзовку. Комендант Гродненского укрепрайона должен был донести о готовности частей к 5 июля. К этому же сроку комендант Полоцкого УРа обязан был отчитаться о числе оставшихся в излишке после укомплектования частей нового укреплённого района красноармейцев и начсостава [14; 77-78].

Однако в начале октября 1940 года поступила другая команда. Начальник штаба уже Западного Особого военного округа генерал-майор В. Е. Климовских (М. А. Пуркаев отбыл на должность начштаба в КОВО) во исполнение директивы НКО от 5 октября 1940 года приказал к 19 октября 1940 года провести следующие мероприятия:

«1. Себежский укрепрайон из Московскогоо военного округа принять в Западный военный округ и объединить с Полоцким укрепрайоном (выделено нами – И. Д., В. С.) под общим названием Полоцко-Себежский укреплённый район…

2. Для приёма Себежского укреплённого района назначить комиссию под председательством начальника отдела укреплённых районов округа. Приём укреплённого района закончить к 19 октября 1940 года.

3. Для Полоцко-Себежского укреплённого района сформировать…(далее идёт перечень формируемых частей и подразделений с местами их дислокации – И. Д., В. С.).

[…]

5.Начальнику УПП и начальнику Отдела кадров в ЗапОВО укомплектовать Управление и части Полоцко-Себежского укреплённого района начальствующим составом за счёт кадра Управления укреплённых районов и частей ЗапОВО.

В первую очередь немедленно назначить: коменданта, заместителя коменданта по политической части, заместителя начальника штаба по тылу, начальника штаба и начальника строевого и хозяйственного отделения.

6. Начальнику отдела укомплектования укомплектовать части Полоцко-Себежского укреплённого района рядовым составом в первую очередь за счёт сверхштатного резерва укрепрайонов и за счёт частей округа. 50% потребности рядового состава дать из молодого пополнения 1940 года.

Младшим начальствующим составом части укрепрайона укомплектовать за счёт досрочного выпуска курсантов учебных рот пулемётных батальонов и младшего начсостава первого года укреплённых районов округа.

Окружному интенданту обеспечить части Полоцко-Себежского укрепрайона казарменным и складским фондом в пунктах их дислокации…» [14;78-80].

Понятно, что подобная постановка вопроса с Полоцким укрепрайоном – то упразднение, консервация, передача сил и средств, то объединение с другим районом, и вновь – функционирование (и всё это в короткий срок) – не могли не сказаться на качестве выполнения приказов и распоряжений.

Для нас в приказе генерал-майора В. Е. Климовских есть ещё пара интересных моментов.

Прежде всего, он служит хорошей иллюстрацией к тому, что говорилось выше об укомплектовании «старых» УРов личным составом. Хорошо видно, что не только рядовой, но и младший начальствующий состав нового гарнизона УРа в значительной степени молодой, «необстрелянный», практически не имеющий опыта.

Другой нюанс заключается вот в чём: летом 1940 принимается решение об упразднении Полоцкого УРа, а в октябре 1940 года он, согласно решению НКО, уже вновь должен функционировать. Правда, его объединяют с Себежским УРом (можно сказать, происходит «укрупнение» укрепрайонов), гарнизон собирают, образно выражаясь, «с миру по нитке». И ясно, что всё это, как говорится, не от хорошей жизни: налицо нехватка ресурсов, в частности, людских. Но укрепрайон признаётся нужным, необходимым. Обратим внимание на данное обстоятельство. И, кстати, к чести Полоцкого УРа надо заметить, что он в ходе войны «лицом в грязь не ударил»: немцев на его рубеже сдерживали десять дней [38; 152].

Мы специально сделали этот краткий экскурс в историю создания укреплённых районов на западных рубежах СССР. Основой для него послужили материалы, изложенные в работах современных российских исследователей (М. Винниченко, В. Рунова, В. Савина, А. Хорькова, А. Владимирского, К. Калашникова, В. Феськова). Их никак нельзя назвать коммунистическими историками, в которых Резун мечет «громы и молнии» чуть ли не на каждой странице своих писаний. Тем не менее, читатель, пожалуй, согласится с тем, что абсолютно ничего в изложенных фактах не говорит об агрессивных намерениях Советского Союза.

Но Резуну и в истории «линий Сталина и Молотова» удалось разглядеть подготовку к нападению на Германию.

Как он этого достиг? Давайте посмотрим.

Советским УРам по старой и новой границе Резун посвятил отдельную главу в своём «Ледоколе» – главу 10 «Почему Сталин уничтожил «Линию Сталина».

«Неправда Виктора Суворова» начинается уже с названия главы, точнее с употребления в нём слова «уничтожил». Далее Резун начинает внушать читателю, что «линия Сталина» была чрезвычайно совершенной оборонительной системой, чуть ли не лучшей в мире. Вот он сравнивает её с «линией Мажино»:

«Между советской «Линией Сталина» и французской «Линией Мажино» было много различий. «Линию Сталина» невозможно было обойти стороной: её фланги упирались в Балтийское и Чёрное моря. «Линия Сталина» возводилась не только против пехоты, но, прежде всего, против танков противника и имела мощное зенитное прикрытие. «Линия Сталина» имела гораздо большую глубину. Кроме железобетона на строительстве «Линии Сталина» использовалось много броневой стали, а также запорожский и черкасский граниты. В отличие от «Линии Мажино» «Линия Сталина» строилась не у самых границ, но в глубине советской территории» [82;88].

Подобное сравнение неизбежно приводит читателя к выводу, что «линия Мажино» явно уступала «линии Сталина» по всем показателям.

Говоря о генерале Д. М. Карбышеве, одном из создателей «линии Сталина», Резун замечает:

«На «Линии Сталина» он всё делал правильно, на уровне мировых стандартов и выше. На «Линии Сталина» он всё предусмотрел: и тщательную маскировку каждого дота, и огромную глубину каждого УРа, и заграждения, и полосу обеспечения, и многое-многое другое» [82;100].

Совершенно понятно, что раз всё было сделано «на уровне мировых стандартов и выше», то советские укрепрайоны по старой границе являлись самыми мощными в мире.

Не заставляют себя ждать и конкретные описания с подробностями «чудес военной фортификации»:

«Каждый УР занимал район в 100-180 км по фронту и 30-50 км в глубину. Район оборудовался сложной системой железобетонных и броневых боевых и обеспечивающих сооружений. Внутри УРа создавались подземные железобетонные помещения для складов, электростанций, госпиталей, командных пунктов, узлов связи. Подземные сооружения соединялись сложной системой тоннелей, галерей, перекрёстных ходов сообщения» [82;86].

А вот описание «стандартного» «среднего» дота «в районе Могилёв-Подольский»:

«Это было сложное фортификационное подземное сооружение, состоящее из ходов сообщения, капониров, отсеков, фильтрационных устройств. В нём находились склады оружия, боеприпасов, продовольствия, санчасть, столовая, водопровод.., красный уголок, наблюдательный и командный пункты. Вооружение дота – трёхамбразурная пулемётная точка, в которой стояли на стационарных турелях три «Максима», и два орудийных полукапонира с 76-мм пушкой в каждом» [82;87].

Перед нами – настоящая крепость. А она – средненькая, по утверждению Резуна, и весьма типичная, по его же словам. Тогда что же представляли из себя доты «выше средненького»?! Да это же ого-го!

Возникает вопрос: а зачем Резун убеждает читателя в чуть ли не абсолютном совершенстве «линии Сталина»? Какой в этом смысл? Ответ простой: для усиления впечатления от дальнейших своих построений и более лёгкого их, т.е. построений, восприятия, как безусловно истинных.

«Обработав» таким образом читателя, Резун «бросает» ему мысль, что с осени 1939 года «линию Сталина» начинают уничтожать и весной 1941 года уничтожают её окончательно:

«Гарнизоны укреплённых районов на «Линии Сталина» были сначала сокращены, а затем полностью расформированы. Советские заводы прекратили выпуск вооружения и специального оборудования для фортификационных сооружений. Существующие УРы были разоружены; вооружение, боеприпасы, приборы наблюдения, связи и управления огнём были сданы на склады. Процесс уничтожения «Линии Сталина» набирает скорость. Некоторые боевые сооружения были переданы колхозам в качестве овощехранилищ. Большинство боевых сооружений (выделено нами – И. Д., В. С.) было засыпано землёй…

Весной 1941 года трагедия «Линии Сталина» достигла апофеоза…Загремели мощные взрывы по всей 1200-киллометровой линии укреплений. Могучие железобетонные капониры, полукапониры, трёх-, двух – и одноамбразурные огневые точки, командные и наблюдательные пункты – десятки тысяч долговременных оборонительных сооружений были подняты в воздух по личному приказу Сталина…

Итак, «Линия Сталина» на старой границе уже уничтожена, а «Линия Молотова» на новой границе ещё не построена…» [82; 90-91].

Таким вот образом Резун плавно переходит к теме строительства УРов по новой государственной границе СССР. Но по мысли «почтенного» автора, по-настоящему никто эти УРы и не строил:

«Строительство некоторых укреплённых районов, например, Брестского, было отнесено ко второй очереди…На практике это означает почти полностью замороженное строительство» [82;99].

«Странные вещи творились на строительстве новых укрепрайонов…Не только в стратегическом плане, но и в плане тактическом укрепления «Линии Молотова» строились на второстепенных направлениях…

Укреплённые районы «Линии Молотова» были вплотную придвинуты к границе. Укреплённые районы отныне не прикрывались полосой обеспечения, и в случае внезапного нападения у гарнизонов не было теперь времени для того, чтобы занять свои боевые сооружения и привести оружие в готовность. В отличие от «Линии Сталина», укреплённые районы на «Линии Молотова» имели очень небольшую глубину. Всё, что можно было строить на самой границе, на ней и строилось. Тыловые рубежи не строились и даже не планировались…Новые сооружения НЕ МАСКИРОВАЛИСЬ (выделено автором – И. Д., В. С.)…Теперь противник мог со своего берега не только видеть всё строительство и точно знать, где находятся укрепления, но мог с точностью выявить каждое отдельное сооружение и даже установить направление стрельбы для каждой амбразуры…» [82;97-98].

«Линия Молотова», по мнению Резуна, – это «преднамеренная демонстрация». Её цель – усыпить внимание немцев, создать у них убеждение, что РККА на западных границах готовит оборону, в то время как она, на самом деле, готовила нападение [82; 99, 102].

Хорошо. Но зачем же при этом было уничтожать «Линию Сталина»? Пусть бы себе стояла. Кому мешала? По Резуну, выходит, что мешала:

«… «Линия Сталина» не была сплошной: между укреплёнными районами были оставлены довольно широкие проходы. В случае необходимости проходы могли быть быстро закрыты минными полями, инженерными заграждениями всех видов, полевой обороной обычных войск. Но проходы могли оставаться и открытыми, как бы предлагая агрессору не штурмовать укреплённые районы в лоб, а попытаться протиснуться между ними. Если бы противник воспользовался предложенной возможностью, то масса наступающих войск была бы раздроблена на несколько изолированных потоков, каждый из которых продвигается вперёд по простреливаемому с двух сторон коридору, имея свои фланги, тылы и линии коммуникаций под постоянной и очень серьезной угрозой.

Проходы между УРами имели ещё и другое назначение…

«Линия Сталина» была универсальной: она могла быть использована для обороны государства или служить плацдармом для наступления, именно для этого и были оставлены широкие проходы между УРами: пропустить массу наступающих войск на запад (выделено нами – И. Д., В. С.). Когда граница была двинута на пару сотен километров на запад, «Линия Сталина» полностью потеряла своё значение как укрепляющий плацдарм для дальнейшей агрессии, а обороняться после пакта Молотова-Риббентропа Сталин больше не собирался. Вот почему линию разоружили, а потом и сломали: она мешала массам советских войск тайно сосредоточиться у германских границ, она мешала бы снабжать Красную Армию в ходе победоносного освободительного похода миллионами тонн боеприпасов, продовольствия и топлива. В мирное время проходов между УРами было вполне достаточно и для военных, и для экономических нужд, но в ходе войны потоки грузов должны быть рассредоточены на тысячи ручейков, чтобы быть неуязвимыми для противодействия противника. Укрепрайоны как бы сжимали потоки транспорта в относительно узких коридорах (выделено нами – И. Д., В. С.). Это и решило судьбу уже ненужной «Линии Сталина»» [82;89,103].

Да простят нам читатели столь объёмное цитирование Резуна. Но оно было просто необходимо, чтобы дать чёткое и ясное представление о характере его доводов.

Скажем сразу, как обычно у Резуна, крупицы правды обильно перемешаны домыслами автора, его фантазиями, а то и просто ложью. Немалое значение для доказательства положений Резуна играет и умолчание, к которому он частенько прибегает.

В принципе, читатель уже на основе нашего очерка истории создания оборонительных линий на советских рубежах может увидеть, что изложение Резуна молчит о кое-каких фактах, какие-то излагает своеобразно и в то же время содержит такие факты, которых в очерке нет. Конечно, тут и нас, и современных российских историков можно заподозрить в неправде (мол, лжём и умалчиваем мы, а Резун говорит чистую правду).

Вот и «пройдёмся» по этой самой только что цитированной «правде». И к уже излагавшимся нами фактам добавим ещё некоторые. Факты – вещь упрямая. А потому они – лучшее доказательство.

Ниже приведена таблица №10, в которой собрана информация по укреплённым районам на старой и новой предвоенной границе СССР.

На что для начала обратим внимание в этой таблице? На протяжённость фронтов и глубину УРов «Линии Сталина».

Далеко не каждый УР имел фронт в 100 минимально декларируемых Резуном километров: 11 из 20 УРов (данные по Островскому УРу в нашем распоряжении отсутствуют), т.е. больше половины, «не дотягивают до сотни». Причём, некоторые весьма существенно. Скажем, у Изяславского укрепрайона, как видим, был фронт всего 45 км, у Остропольского – 50, а у Полоцкого – 55. Но, собственно, о длине фронта в 100-180 километров Резун говорит в отношении тринадцати укрепрайонов, которые были созданы до 1938 года. Из этих тринадцати пять длины фронта 100 км не имели (Карельский, Кингисеппский, Псковский, Полоцкий и Киевский). Длины фронта в 180 км не было ни у одного из тринадцати УРов. Ближе всех «подходит» к этой цифре Коростеньский УР (185 км), а Тираспольский даже значительно превосходит её – 259 км. Из укрепрайонов, строительство которых велось на старой границе в 1938-1939 годах, только Шепетовский «перешагнул рубеж» 100 км – фронт 110 км. Но, как видите, до 180 км ему далековато.

Ещё более вопиющим выглядит утверждение Резуна о глубине полосы обороны УРов «линии Сталина» в 30-50 км. Из таблицы хорошо видно, что максимальная глубина укрепрайонов из числа тринадцати первых всего 5 км., причём не по всему фронту. И имеют такую глубину только два укрепрайона: Псковский и Карельский. Что же до УРов постройки 1938-1939 годов, то и тут 5 км – это максимальный потолок, хотя встречается он чаще: у всех восьми УРов. Но, опять-таки, не по всему фронту.