Наследник

– Оберегать же сына моего, Володимира, покуда в силу он не войдет, поручаю жене своей, Софье Старицкой, да другу своему верному: Петру Волынскому. Писано все моей рукой в семь тысяч восемьдесят второго года от сотворения мира, князь Василий Владимирович Старицкий.

– Действительно не простой человек, целый князь. Только ответа на вопрос, откуда это в отцовом сундучке, нет. Так, стоп. Чего-то я туплю, причем сильно, вроде головой не ударялся. Хотя, опять же, это спорно, Андрей как раз ударялся, и сильно, – пробормотал я, успокаивая себя. – Имя-то отца Андрея – Владимир, ну, точнее, уже, наверно, моего, и в этой грамотке идет речь о Владимире. К тому же там указана и Софья Старицкая, мою бабку и мать отца тоже Софьей звали.

Я тут же вновь полез в ларец и достал грамотку в которой говорилось о ее свадьбе с Кондратом Белевым, и она там фигурирует как Волынская.

– Это, что же получается, что она два раза замуж вышла? – задумчиво произнес я. Да нее, не может быть, не то время. Не могла женщина два раза замуж выйти, вот совсем не могла. Значит дело не чистое. Может какая-то из этих грамот поддельная или фиктивная? – начал я сам вести с собой разговор.

– Не понятно, – и я взяв в руки две вырванные страницы, что прежде выпали из наследственной грамоты князя и вчитался уже в них.

Это были действительно вырванные страницы, на одной говорилось о венчании Софьи Волынской и князя Василия Старицкого, а на другой странице о том, что у Софьи родился сын Володимир.

– Странно, – буркнул я, откинувшись на стену принялся размышлять.

«Ну князь, то явно выше чем Кондрат Белев, и свадьба со Старицким мне представляется более реальной. Да и вон подписи все, да и на наследственной печать есть, как и малая печать на перстне. Да и по указанным датам получается, замуж за Белева она вышла, после состаления наследственной грамоты, по крайней мере в том же году и уже имея сына. Хотя в грамотах с Белевым говориться, что это его сын, но они более поздние по времени. Вот только вопрос, зачем нужны эти грамоты о свадьбе с Белевым? Ответ находился только один, что бы скрыть свадьбу со Старицким и рождения сына от него, и что бы все думали, что это сын Белева» – мелькали у меня мысль.

«Понятно, что ничего не понятно. А зачем такое надо было скрывать? Видимо была какая-то опасность»

Вот только судя по этим грамотам, я получается князь? Точнее наследник княжеского достоинства, раз наследую за своим отцом.

Это, выходит, я князь? Я князь Старицкий и никакой не Белев?

Я минуты три сидел как пришибленный, пытаясь осознать эту мысль и просто уложить в голове.

– Так, рано делать выводы, надо бы узнать, как здесь отец появился. Кто таки Волынские, раз дочь смогли за князя отдать? Справочник на все эти вопросы отмалчивался. От кого они могли скрываться? Да и вообще, если отец был наследником князя Старицкого, почему не получил свое наследство. К тому же надо узнать, кто вообще такой этот князь Старицкий? – рассуждал я вслух. Опять, если все же предположить, что он действительно потомок Старицкого, как и я, то грамоты, которые собирал отец, очень даже к месту, то есть он собирал их для меня. По каким-то причинам он сам не воспользовался наследством, но надеялся, смогу я в случае его смерти. Так и вышло. – Здравствуй, жопа Новый год, – пробормотал я и тут же о гляделся по сторонам, не слышал ли меня кто, а то мало ли.

Убрав грамоты в ларец, я отнес его в дом и поставил там, где взял.

Усевшись на лавку, начал составлять план, узнать про Волынских, не мог князь жениться на простой крестьянке! После узнать про князя Старицкого, а потом уже думать, как этим воспользоваться, и надо ли вообще. А главное возможно ли?

Меня одолевали мысли и они все крутились вокруг грамотки и наследства князя. Ведь в случае, если это правда, и я потомок князя, вполне можно заявить о себе и своих правах, и тут уже можно будет поиграть на крупном поле, в таком случае шансы изменить судьбу родного государства выше. Ведь за князем люди пойдут охотней, чем просто за сыном боярским, ну это при условии, что меня еще поверстают.

– Сказка какая-то, – буркнул я себе под нос.

Хотя чего в жизни только не бывает, вон взять хоть мою новую жизнь, хоть роман пиши фантастический. Стоило только подумать о своем прошлом, как перед глазами начали вставать лица тех кого я не увижу, и что я потерял. Хотелось волком выть, от этого. Полчаса не меньше я сидел, уставившись в пол.

Собравшись с силами, я попытался прогнать эти мысли и, вернувшись на улицу, начал обходить свое хозяйство, в первую очередь заглянул в конюшню, где было пять коней: мой Черныш и Красавка, мерины Прокопа и Богдана, а еще маленький конек высотой ниже моего плеча. Которого, как подсказал справочник, используют в хозяйстве, и был он уже совсем не молод, таких коней меринцами называют.

Стоял он, повесив морду, мне стало жалко этого работягу, и пару минут я ему посвятил под ревнивое ржание Черныша и Красавки. Меринец же был счастлив, что и ему досталась доля почесываний и ласковых слов, он больше напоминал большую и добрую собаку, нежели коня.

– А некоторые негодяи вас едят, но разве можно таких красавцев кушать? – поглаживая лошадиную морду, спросил я сам у себя и тут же ответил – Конечно, нет.

Пару минут я еще провел на конюшне, проверяя, есть ли в поилках вода, и, удостоверившись, что все хорошо, вышел на улицу, где меня уже встречала лохматая псина.

– О вот и ты, интересно, как тебя зовут? – поинтересовался я у него, он, конечно, мне не ответил, но очень активно начал вилять хвостом.

– Не псом же тебя звать? Будешь Жужей, – резюмировал я. Вспомнив свою первую собаку, в далеком детстве. Пес же, видимо, был согласен и еще активнее завилял хвостом, я же его погладил, о чем тут же пожалел, так как вся рука оказалась в шерсти.

– Помыть бы тебя, – вздохнул я, вытер руку о еще не растаявший снег и направился дальше в сопровождении Дружка.

Зашел в амбары и глянул, как хранится зерно, в сараях нашел разные инструменты, в том числе косу. От привычной мне косы она отличалась очень сильно, напоминая скорее большой серп, а справочник в голове подсказал, что так оно и есть и такой косой орудуют как большим серпом, согнувшись. Работать ей неудобной, быстро устаешь, оттого много кормов заготовить проблемно.

В голове тут же щелкнуло, что надо будет сделать обычную косу-литовку, благо один из моих холопов разбирается в кузнечном деле. Там ж и лопату нашел, деревянную, оббитую тонким слоем железа. Инструменты нынче так себе.

Также повстречал и супругу Нечая, которую звали Варвара она же Варка, лицо у нее было все в оспинах, она как раз шла убирать за живностью.

Сразу вспомнилось о различных болезнях, в том числе и оспе, которая была бичом в этом времени и от которой умирало, много людей. Да и вообще здесь смертность высокая, в том числе и детская, то голод, то болезни, то война. Люди мрут как мухи, а богатый или бедный там без разницы. Пройдя вслед за Варкой, в одну из теплых стаек я обнаружил там корову с быком, несколько свиней и с десяток гусей, поглядев на живность я вернулся на подворье, и посетил кузницу-мастерскую, хотя это слишком преувеличенно. Скорее, навес с несколькими стенами, посередине которого стоял кузнечный горн, а рядом наковальня.

В это время в кузнице уже работали Тарай и Нечай, выправляя на наковальне какую-то загогулину, стуча по ней молотком. Тарай был невысокого роста, но весьма крепкий, с толстой, почти бычьей шеей. В очаге горел огонь, и Тарай время от времени совал туда эту самую загогулину, вокруг них крутился сына Тарая, ему было лет тринадцать не больше, звали его Первуша, не став им мешать, я пошел дальше.

Возле одной из стен тына, стояли три домика, а память подсказала, что там и обретаются семья Прокопа, Нечая и Тарая.

Обойдя дома, я попал в небольшой огород, который был весь устлан тающим снегом, среди которых виднелись островки земли. За своим же домом я обнаружил дверь, ведущую в погреб, открыв которую, тут же закрыл, ни черта не видно, лишь спуск, ведущий куда-то.

Пошатавшись еще немного по подворью, я вернулся домой, где вовсю уже хозяйничала Афинька, готовя мне обед.

– Скоро еда поспеет, – тут же начала суетись Афинька, я же махнул рукой и направился в свою комнату, решив надеть кольчугу и потренироваться.

Скинув с себя кафтан да зипун, я достал из сундука стеганый кафтан из плотной шерсти и надел его, а следом кольчугу.

Та была до средины бедра и с короткими рукавами, я уже направился на улицу, как у меня появилась идея.

Подхватив свой зеленый кафтан, я вышел в большую комнату.

– Афиня, – окликнул я ее. – Дело к тебе есть.

– Оюшки, – тут же она, перестав помешивать кашу в маленьком котелке, висящем над очагом, и подскочила ко мне.

– Смотри вот здесь. – И я распахнул кафтан, указывая на подклад напротив груди слева. – Пришей отрезок плотной ткани, вот такой, – я показал руками небольшой квадрат. – С трех сторон, по бокам и снизу, сверху можно пуговку сделать, чтобы закрывать.

Она взяла у меня из рук кафтана и начала прикидывать что-то в уме.

– Сделаю, дело-то нехитрое, а пошто? – с интересом воззрилась она на меня.

– Монеты можно будет складывать, а не в кошеле носить. Доставать легко и удобно, – пояснил я.

– Оу, – протянула она. – Действительно удобно, и не потеряешь, и кошель никто не срежет. Это где ж вы такую невидаль-то углядели, – покачала она головой.

Я лишь усмехнулся и оставил ей кафтан, а сам, захватив саблю, вышел в сени, где взял саадак с луком и стрелами.

Спустившись с крыльца, я положил оружие на лавку и начал разминку.

В кольчуге делать это было непривычно, весила она не меньше четырех килограмм.

С другой стороны, привыкать к ней надо было, чтобы я не испытывал дискомфорта.

После разминки я начал бой с тенью, орудуя кулаками и вспоминая свой первый юношеский по боксу.

На удивление, ни одышки, ни усталости спустя десять минут я не почувствовал, а вот мышцы разогрелись.

Достав саблю из ножен, я крутанул ею несколько раз, а после начал наносить простые удары сверху вниз, слева направо и справа налево. При этом я не стоял на месте, а шел-то вперед, то в бок, то назад.

Казалось, тело само знает, что делать, будто я вновь вспоминаю.

Раз, и резкий выпад вперед правой рукой, левая же рука была согнута и спрятана за спину.

Вроде и удобно, и привычно, как должно.

Вот только мысль у меня возникла, неплохо в левой руке иметь еще что-то, тот же нож, которым можно нанести неожиданный удар или, наоборот, прикрыться.

– Хотя нет, саблю на нож трудно будет принять, – задумчиво произнес я, рассматривая его. – Ладно, попробуем, – и попытался провести пару ударов саблей и ножом одновременно. Я почувствовал себя неуютно, будто мое тело начало сопротивляться подобному. Удары стали получаться не столь хорошо, да и запинаться начал.

– Однако, – только и пробормотал я.

«Видимо, Андрей учился биться одной саблей, и нож или другое оружие в левой руке для него непривычно, отсюда и реакция такая. Значит, сначала придется просто с саблей работать, привыкая к ней и вырабатывая собственные рефлексы, а после потихоньку уже и левой рукой начинать работать», – размышлял я.

Пришлось нож убирать в ножны.

Положив сабельку на лавку, я потянулся к луку, как тут меня окликнул Богдан, идущий в мою сторону, держа саблю в ножнах.

– Может, позвеним сабельками-то? – весело прокричал Богдан.

– Давай позвеним, – легко согласился я, вновь беря саблю в руки.

Мне было интересно, на что я способен в поединке, хоть и учебном да дружеском.

Бой с волками я не считаю, там Черныш двух затоптал.

Богдан встал напротив, правым боком ко мне, его сабля смотрит вверх, он расслаблен, я же отзеркалил его позицию.

Вот только, в отличие от него, я был напряжен, хоть старался и не показывать.

– Начали, – скомандовал я и спустя секунду ударил, попытавшись дотянуться кончиком сабли до плеча Богдана.

Дзиньк – махом отбил мой удар Богдан и, сделав подшаг в мою сторону, зарядил эфесом сабли мне по голове, да так, что я на задницу свалился.

– Э, Андрей, ты чего? – взволнованно спросил Богдан. – Неужто от болезни еще не отошел? – с участием спросил он, помогая мне подняться.

– Видимо, – кивнул я. – Еще раз, – и вновь встал в позицию.

– Начали, – в этот раз произнес Богдан и тут же меня атаковал, резко вытянув руку и пытаясь уколоть меня в грудь.

Дзинь – зазвенели клинки, я легко отбил его выпад и пошел в атаку сам.

Шаг влево, и, размахнувшись, бью сверху.

Богдан тут же подставил свой клинок, я давлю на него. Пара мгновений противостояния, и я отступаю.

– Хех, – только и хмыкнул Богдан и начал осыпать меня ударами, никуда особо не целясь, мы закружили друг напротив друга.

Звон клинков разносился по двору, меня увлек этот поединок, и я отдался ему полностью.

Вот я отбил очередной рубящий удар Богдана и бью в ответ сверху вниз. Богдан же резко уходит в бок, и я промахиваюсь, а после заваливаюсь немного вперед.

Выровнявшись, я разворачиваюсь к Богдану, и в мое лицо уже летит острие его сабли.

– Да что вы творите? – в стороне слышится крик Прокопа.

Подшаг в сторону и вперед, острие сабли проносится мимо меня, а я бью под дых Богдана, и он тут же начинает хвать воздух ртом и сгибается, а после, не сдерживаясь, бью ему по лбу эфесом сабли.

– Ах, – только доносится от Богдана, и он, закатив глаза, валится на растаявший снег, почти в грязь.

– Млять, – вырывается из меня. Откинув саблю в сторону, я наклонился к нему, но тут краем глаза заприметил движение.

Подняв голову, я увидел стоящего в двух шагах Прокопа, который сверлил меня бешеным взглядом.

Глава 5

«Вот же ж», – промелькнуло у меня в голове, когда я посмотрел на отца Богдана.

Неудобно как-то даже.

– Я все видел, – раздалось от него, было видно, что он сдерживает себя. Вот только непонятно, на кого направлена эта злость, на меня? Богдана? Или ситуацию в целом?

Ведь, если бы я не ушел от удара Богдана, мог бы и умереть. Вот только это случайно вышло или специально?

– Ага, – буркнул я, не отводя взгляда от Прокопа, и вот прямо сейчас у меня язык точно не повернется его Проней или Пронькой назвать.

Пару секунд мы играли в гляделки, а после Прокоп протяжно вздохнул и протянул:

– Там же учебные сабли есть, деревянные, железом обитые. Кроме шишек-то, ничего и не набьете, а вы… – Он махнул рукой и присел рядом со мной.

Богдан по-прежнему не открывал глаз.

«Видать, сильно я ему влепил, а может, убил? – промелькнула предательская мыслишка. – Да нее, не мог», – тут же ответил я сам себе.

Нащупав пульс на шее Богдана, я с облегчением выдохнул:

– Живой.

– Кончено, живой, – хмыкнул Прокоп и кивнул на грудь Богдана, которая то поднималась, то опускалась. Собрал с земли немного снега и начал растирать лицо сына.

Богдан приоткрыл глаза и уставился на нас, а после, приподняв голову, произнес:

– Тятя, – и глупо улыбнулся.

– Тятя, – кивнул Прокоп, вот только его голос не предвещал ничего хорошего.

Схватив за грудки сына, он одним движением поднял его и тут же отвесил оплеуху, да такую, что голову Богдана замотало из стороны в сторону. И отпустил его, Богдан же пошатнулся.

– Ты чего удумал, а? – И Прокоп начал наступать на сына, а Богдан пятиться назад.

– Тятя, ты чего? Мы ж учебно, так, баловство, – попытался оправдаться Богдан, от его боевитости не осталось и следа. В глазах читался откровенный страх.

– Просто баловство, я все видел. Я видел, как ты бил! Андрей не развернулся, а ты ударил. Да еще в шею метил, орясина, Андрей еще не отошел от болезни, трех дней не прошло, как он поднялся, а ты, – прошипел, словно змея, Прокоп.

Я облегченно выдохнул, ведь гнев Прокопа направлен не на меня. Случись мне с ним закуситься, не факт, что справился бы. Наблюдая за происходящим, желания вмешиваться в воспитательный процесс я не чувствовал. Прокоп был прав, и, если бы не он, мне самому пришлось бы Богдану отвесить пару тумаков.

– Да мы же шутейно, я бы остановился или увел удар. Андрей, ну скажи, – жалостливо протянул Богдан, глядя на меня. Я же лишь прикрыл глаза в ответ на его мольбу.

– Шутканул, значит, да, – тут же рыкнул Прокоп. – Я тоже хорошую шутку люблю, сынок. Так пошучу, всю жизнь помнить будешь. Всю шкуру с тебя неслуха сдеру, может, ума прибавится. – А ну на конюшню пошел, живо!

– Так, нам же завтра на смотр, – попытался отстрочить наказание Богдан.

– Ничего, без тебя управимся, а ну пошел живо. – Прокоп схватил сына за волосы и потащил на конюшню.

Помимо меня, за воспитанием Богдана наблюдали все жильцы подворья, включая его мать, даже пару детишек было.

– Вам что, заняться нечем? – гаркнул я на любопытных. Все тут же рассосались, кроме Марфы, матери Богдана, она прижала к лицу руки и жалостью наблюдала, как Прокоп тащит Богдана.

– Вот и потренировался, – пробормотал я и, подобрав саблю, уселся на лавку.

Спустя пару минут, с конюшни раздались крики Богдана, полные боли и страдания.

– Вместо тысячи слов, – усмехнулся я.

«Папа вам не мама. Не доходит через голову, дойдет через жопу», – начали всплывать у меня разные эпитеты в голове.

Была в них какая-то народная мудрость целых поколений. Меня воспитывали с помощью ремня, и я так воспитывал своих детей, так как детишки частенько отказываются понимать нормальные слова, как ни пытайся объяснять.

Через десяток минут крики прекратились, и из конюшни появились Прокоп и Богдан.

Богдан направился домой нетвердой походкой, кутаясь в кафтан, накинутый на голые плечи, а Прокоп в мою сторону.

– Ты прости, Андрей, коли обидели чем, – тихо произнес Прокоп, смотря в землю.

– Пустое, Прокоп, – махнул я рукой. – Заигрались, вот и вышло. Вряд ли Богдашка хотел меня ранить.

– То верно, – кивнул мой послужилец. – Урок я ему преподал, надолго запомнит. – Вы, если решите биться шутейно, лучше деревянные сабельки берите. На сабле, поди, зарубки остались, править надобно, – проворчал Прокоп. – Да и меня лучше зовите, я покажу все, что знаю. Отец-то твой, Андрей, не успел всю науку передать, – со вздохом закончил он.

– Как он умер? – спросил я. Справочник насчет этого молчал, как и насчет фамилии.

Прокоп глянул на меня с удивлением, и мне пришлось пояснить:

– Наверняка ты сказывал, а я вот, как очнулся, думал об этом и даже вспомнить не могу лицо отца или матери.

– Вот оно как, – протянул он. – Видно, сильно приложило, – на что я только кивнул.

– В Цареве мы рубежи стерегли, туда сейчас часто ногаи приходят торговать, в основном лошадьми, а мы и рады скупать. Вот только они и озоровать могут, да мимо города пройти, надеясь пограбить или еще какую бучу учинить. Часто и посольство с купцами на Москву идет. Наглые они! – начал рассказывать Прокоп.

– В один из дней пригнали большой табун и под стенами города встали. Торг получился, а мы за порядком присматривали, иногда выезды по окрестным землям совершая. В один из дней у одного из наших, Матвея Горлицы, спор вышел с табунщиком, а там дело и до оружия дошло. Ближе к ним оказался твой отец и поспешил на помощь, к табунщику свои побежали. Там сеча была уже, – перевел дыхание Прокоп.

– Знаешь, Андрей, мне всегда казалось, что в твоем отце два человека живет, – хмыкнул Прокоп, и я вопросительно на него посмотрел.

– Тихий и спокойный здесь, любящий свою жену, своего сына и свой дом. Там на рубежах его словно меняли. Он становился холодным и каким-то яростным к врагам, я никогда не понимал, как такое возможно, но возможно. Да и оружием он хорошо владел, что сабелькой, что луком, было у него способности к этому.

Слушая Прокопа, мне оставалось только кивать и наматывать на ус.

– В общем, с обеих сторон народу набежало, побили их, вот только отца твоего и Горлицу все же убили, – мрачно закончил Прокоп и горестно вздохнул.

– Понятно, – только ответил я. – Скажи, а отец всю жизнь здесь жил, али прибыл откуда-то? Да и родичей его я и припомнить не могу.

Прокоп глянул на меня внимательно и вздохнув, начал новый рассказ.

– Тоже вспомнить не можешь? – с сомнением протянул он, и я кивнул.

– Многого я не знаю, только слухи и то, что отец твой сказывал. Бабка твоя, Софья Белева, сюда перебралась с отцом твоим, было ему вроде как пару годочков. Это прадед твой Петр Волынский, ну отец Софьи своему внуку и твоему отцу с вотчины деревенек отрезал, а может и бабки твоей преданное было, что после смерти деда твоего себе взяла. Вроде как ее вдовья доля совсем нищенская была, ни прожить ни прокормиться. Поговаривают, что вышла она замуж, а муж и погиб. Родичи же его начали ее притеснять вместе с сыном, ну, отцом твоим. Деду твоему, Петру Большому, пришлось даже вмешаться.

– Большому? – вырвалось из меня.

– Так это прозвище его, – хмыкнул Прокоп. Волынские – род не из последних, не княжеский, конечно, но и воеводами и боярами даже были. Так вот, ему и пришлось вмешаться, Бабка же твоя Софья обиду затаила, на родичей мужа, от того и не видели их здесь, да и есть ли они еще то мне не ведомо.

– Вот оно как, – задумчиво протянул. Это надо обмозговать, поставил я зарубку у себя в памяти.

– Да, только прадед твой обмишурился, ну, говорят так. Да твоему отцу это не раз припоминали, оттого и другие Волынские знаться не желают. Ну говорят так, а как на самом деле, кто его знает.

– И что же случилось, ну, с прадедом? – с интересом спросил я.

– Ну, воеводой его поставили, в остроге близ Полоцка, и когда окаянный в атаку пошел, он сдал острог. После его ляхи с собой забрали, чего уж дальше было, то мне неведомо. Не раз отца этим попрекали и тебя будут.

– А окаянный – это кто? – не удержался я от вопроса.

– Ну дык, круль ляхов. Баторий который, – степенно ответил Прокоп.

Поднявшись, я отвесил Прокопу поклон.

– Спасибо, Прокоп, за то что рассказал и не скрыл, – я полностью произнес его имя в знак признания и уважения.

– Чего уж тут, – польщено произнес он.

– А от смотра чего ждать, посмотрят на нас да проверять готовность?

– Это да, ведь на смотр надо являться конно, людно и оружно, – кивнул мой послужилец. – Дьяки со списками сверятся, спросят о земле да людишках. Ежели все хорошо, то жалованье выдадут рублев пять, а могут и больше. Тех, кто явился одвуконь на дальнюю службу, тех кто с одним на ближную службу определят татей гонять да иной люд разбойных, тех же кто и во все без коня в городе за порядком смотреть. Кого-то поместья могут лишить, да в городовые определить, и штраф наложить. После могут распоряжение прочитать и отправить нас на рубежи или еще куда, – хмыкнув, закончил Прокоп.

– Я думал, воевода смотр проводит? – решил уточнить я.

– Ну, это смотря где. Город у нас маленький, так что над крепостью голова стоит, а не воевода. При нем пару подьячих, да полковой голова. Вроде я слышал, что хотят воеводу поставить к нам вместо головы, но когда это будет, – улыбнулся Прокоп.

– Значит, ничего страшного и не будет, – почесав подбородок, ответил я.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Форма имени в те времена имела градацию, и употреблялась согласно социального статуса. Имя и отчество могли позволить себе только бояре и князья. Да и то перед царем именовались в уничижительной форме. Данное обстоятельство распространялось и на иные сословия. Лишь равные могли называть друг друга по имени, тех же кто был ниже социальным статусом имя так же употреблялось уничижительно.

2

Сын боярский – первая ступень иерархической лестницы в чинах согласно лекций В.О. Ключевского «история сословий». Относятся к служилым по Отечеству (происхождению). Дворяне в это время было больше чином и званием, нежели сословным признаком.

3

Послужилец – весьма широкий термин так называли в том числе и «боевых холопов», многие из которых ранее были дворянами, по тем или иным причинам попавшими в холопство и кабалу. Послужильцами так же называли и тех, кто служит за деньги, снаряжение: коня, оружие. Ратные люди выступающих в роли наемников. По истечении заключенного договора о службе, могли уехать, забрав все себе причитающееся.