Наследник

Черныш же, завидев такой подарок, весело заржал и вновь поднялся на дыбы, обрушивая копыта на замедлившегося волка, а после радостно начал топтать его тушку.

У меня же появилась возможность посмотреть, как дела у моих холопов.

Возле Богдана валялись двое мертвых волков, а еще один с отрубленной лапой поскуливал и пытался отползти в лес, четвертый же продолжал кружить, но поглядывал в сторону леса.

У Прокопа дела шли хуже, возле него кружило двое, а его лошадь припадала на заднюю ногу, да и кровавый след от укуса на ней виднелся.

– Иду, – заорал я, обращаясь Прокопу, и пришпорил Черныша, который недовольно заржал, но подчинился, оставляя свою жертву.

Волки же, завидев, что идет помощь, бросились в лес, в том числе тот, который нацелился на Богдана.

«Умные твари», – мелькнуло у меня в голове.

– Вы как, целы? – тут же поинтересовался я, Прокоп лишь хмуро кивнул, а Богдан подбоченился.

– Вот же волчья сыть, ушли, – хмыкнул довольно Богдан, смотря в сторону леса.

– И еще дальше уйдут, – откликнулся Прокоп, спрыгивая со своего кобылы, поглаживая по крупу, подошел к ее раненой ноге и осмотрел. – Погрызли твари, теперь лечить надо.

Прокоп тут же метнулся к седельной сумке, достав оттуда туесок с тряпицей, быстро смазал раненую ногу какой-то пахучей липкой массой. По запаху мне показалось, что это был деготь или что-то подобное.

– Обратно вертаться надо, подранили моего мерина[6]. – Да и уши с хвостами обрезать волкам надо, а после дьяку в Гороховце показать, может, копеек отсыплет, за то что стаю извели, – обратился ко мне Прокоп, на что я просто кивнул и, убрав саблю в ножны, слез с коня, достав кинжал.

Когда я оказался на земле, Черныш тут же повернул ко мне голову и чуть ухватил зубами за плечо.

– Ты молодец, вон как двоих потоптал, – начал я его наглаживать, он довольно заржал.

От волков, которых потоптал Черныш, осталось лишь кровавое месиво, и лезть в него в поисках ушей желания не было.

– А этот жив еще, – раздался радостный возглас Богдана и звук вынимаемой сабли.

Как итог, вышло шестнадцать ушей и восемь хвостов, которые отдали Прокопу, и он завернул их в какую-то грязную тряпицу.

– Вот и все, – протянул мой послужилец.

– Проня, возвращайся один домой, мы недалече отъехали, от волков опасности нет. А мы с Богдашкой уж до Водяницы съездим, туда и обратно, – произнес я, поглаживая Черныша.

– Да как же? – попытался возмутиться Прокоп, видимо, не пришлось по нраву ему мое решение. Вот только я не пятнадцатилетний Андрейка, чтобы старшим в рот заглядывать. Но и обижать его не хотелось, поэтому я ответил весьма благожелательно.

– Мы туда и обратно, прокатимся с Богдашкой. К вечеру уж вернемся, сам говорил.

– Говорил, – буркнул Прокоп.

– Пса с собой забери, накормить да напоить его надо, – начал я выискивать взглядом блохастого.

Пес же, как только о нем заговорили, тут же оказался рядом со мной и, присев на передние лапы, начал вилять не то хвостом, не то задом.

– Это ж отчего ему такая честь? – нахмурился Прокоп еще больше, бросая на пса недовольные взгляды.

– Так он нас упредил своим скулежом. И в бою мне помог, волка за хвост куснув, а так, может, и Черныша бы подрали. Трусоватый он, конечно, но дело-то сделал и помог.

– Ну, коли так, – кивнул Прокоп и по-другому глянул на пса, хмыкнув в бороду.

– По коням, – крикнул я Богдану и тут же взобрался в седло, а следом и он. Развернув Черныша, мы отправились дальше.

В молчании ехали недолго, первым заговорил Богдан, не утерпев.

– А хорошо мы все-таки их побили, жаль только отцова мерина, – вздохнул Богдан и тут же продолжил: – А ты видел, как на меня прыгнул, а я ему раз и лапу срубил, как тятя учил.

– Не-е, – улыбнувшись, протянул я. – Не видал, сам крутился. Со всех сторон накинулись. Черныш аж двух затоптал, – хмыкнул я.

– О как. Я думал, от тебя отпрянули да ему под копыта попались, – с удивлением глянул на моего коня Богдан.

– Если бы, он на дыбы встал, я еле в седле удержался, – вспомнил я мгновения боя.

– Хорошего тебе коня дед подарил, – с завистью вздохнул Богдан.

– Ничего, настанет время, и у тебя такой же будет, – подбодрил я Богдана, он же лишь зыркнул на меня и повесил голову.

– Ну чего ты? – поинтересовался я.

– Так, откуда у меня такой конь возьмется, коли холоп я и отец мой, – посмурнев, произнес он.

– Сегодня холоп, а завтра вольный, да еще и сын боярский, вот увидишь, – подмигнул я. На крайняк я вас и отпустить могу, – произнес первое, что пришло в голову.

– Толку с этого. Коли поверстают нас, могут и не сразу надел дать, а коли дадут, так и без людишек. С собственного двора не прокормиться толком, и службу нести тяжко. Так к тому жеуехать на рубежи надолго можем, отец сказывал, бывало, и по десять лет дома не видят. А как возвернутся, дом пустой, а земля быльем поросла, – поделился со мной Богдан.

– И такое бывает, – задумчиво протянул я.

Мы проболтали всю дорогу, я аккуратно расспрашивал Богдана о разных мелочах, стараясь не вызывать подозрений.

Благо справочник по-прежнему работал, даруя мне информацию об этом времени.

Так я и узнал о Гороховце, который не раз вспоминали мои боевые холопы, это был ближайший укрепленный город, куда я был приписан как сын боярский. Город был маленьким, но укрепленным, и располагался он на реке Клязьма между Ярославлем и Нижним Новгородом, с Владимиром.

– Есть охота, – произнес со вздохом Богдан. – Еда вся в сумках у тяти осталась, – убитым голосом закончил он.

– Охота, – согласился я. – Жареного мясца бы сейчас, – мечтательно протянул вдогонку.

Богдан аж коня своего остановил и как-то подозрительно на меня глянул, а после с удивлением протянул:

– Так пост же нынче великий, какое мясо?

«Упс, прокололся», – тут же пронеслось у меня в голове, а сам тем временем натянул вожжи Черныша.

– Пост, – согласно кивнул я. – Но мяса-то хочется, жареного, с корочкой да запашистого и свежего хлебца, – мечтательно протянул я, хитро глядя на Богдана.

Минуту, не меньше, на его лице отображалась работа мыслей, а после он расплылся в улыбке и протянул:

– Это да, хочется.

Я же про себя облегченно выдохнул.

Дальнейший путь прошел под монолог Богдана, который начал рассказывать, чего бы он еще отведал и попробовал.

Спустя пару часов среди деревьев показалась деревня.

– Вот и Шировица, дальше речка, там и живет Водяница, – указал рукой Богдан, на что я кивнул и пришпорил коня.

Шировица осталась от нас слева, а мы свернули на небольшую тропинку, но тут Богдан неожиданно протянул:

– Странно, – и я вопросительно на него глянул.

– Смотри, она там вроде одна живет и тропка небольшая, а сейчас вся истоптана. Когда мы ее отвозили обратно, такого не было. Ее легко пропустить было. Не случилось бы чего…

– Сейчас и увидим, – ответил я.

Спустя минут двадцать мы выехали на берег, где стоял одинокий дом и пара каких-то сараев.

Возле дома находилось не меньше десятка человек, среди которых были и мужчины, и женщины, одетые под стать Агапу и Афиньке.

Так вдобавок ко всему этому двое мужиков были на крыше дома и разбирали ее.

– Никак померла, – протянул рядом Богдан и тут же, заработав мой вопросительный взгляд, начал пояснять: – Ну, как ведьма помирает, крышу дома разбирают, чтобы ей легче на небеса уйти и грехи не помешали. Ежели не сделать этого, то ее дух навсегда останется в доме и будет пакостить живущим людям.

Я же молча выслушал Богдана и направил коня к толпе.

– Здравы будьте, люди православные, – громко произнес я, привстав на стременах. – Чего это случилось-то? Неужто померла?

– И ты здрав будь, померла. Как есть померла. – Ко мне подошел благообразный старичок, опирающийся на клюку. – А кто ты, мил человек, что-то я тебя и не знаю.

– Белев, я, живу рядом. Вот сюда ехали, – с горечью произнес я.

– А, стало быть, сынок Владимира, хороший был человек, – кивнул старичок, и тут к нам подошла молодая женщина, скорее, даже девушка.

На мой взгляд, одета чуть лучше остальных, к тому же красивая. Носик аккуратненький, губки цвета вишни, коса до самого пояса, а глаза зеленые и притягательные, так и хочется в них смотреть. Да и фигурка проглядывалась недурственная, несмотря на несколько слоев одежды.

– А зачем ехали-то? – тут же поинтересовалась девица, даже не поздоровавшись, Богдан тут же нахмурился, а старичок предпочел в сторонку отойти.

– Хм, – вырвался у меня хмык. – Лечила она меня недавно, можно сказать, от смерти спасла. Вот и решил приехать да поблагодарить лично, – медленно произнес я, подбирая каждое слово.

– Не получится, но ты это и сам уже понял. Померла Авдотья, сегодня ночью и отошла, – грустно произнесла девица и, приблизившись, начала гладить Черныша.

Который разомлел от удовольствия, вот предатель-то.

– А ты кто такая? – с интересом спросил я.

– Так я дочь Авдотьи, Ветлиной зовут. Зря приехал, Андрей, время потратил, да и кровь пролил. Лучше бы ты по своим сундучкам посмотрел, толку больше вышло бы, – Ветлина посмотрела мне прямо в глаза.

Казалось, глаза девушки смотрят прямо в душу, до того был у нее завораживающий взгляд, что я с трудом оторвался.

– Так, коль матушка твоя померла, может, ты сможешь ответить на вопросы мои? – вновь пробежался я взглядом по фигурке девушке.

– Нет, не отвечу, – вполне уверено произнесла Ветлина. Не узнаешь ты тут, чего хотел, езжай домой и не трать понапрасну время, – произнесла Ветлина и не прощаясь пошла в сторону дома.

Хотелось выругаться от досады и, глянув на уходящую девушку, я невольно бросил:

– Красивая чертовка.

– Ведьма, вся в мать, – со смешком произнес Богдан.

– Но красивая, – протянул я.

– Эт да, – кивнул Богдан, провожающий взглядом, как и я, Ветлину.

– Лан, поворачивай домой, зря скатались только, – буркнул я, ведь надеялся на другое, на ответы, которые получу от Водяницы, но, видимо, не судьба и правды не узнаю.

Повернув коней, мы направились в сторону дома, а я все думал о разной мистике и чертовщине. Сталкивался я с ней в прошлой жизни, в том числе на войне, и хочешь, не хочешь, а поверишь, что что-то эдакое есть. И всегда придерживался того, что чем дальше это от меня, тем лучше.

По дороге назад разговор не клеился, да и настроение было не особо.

Прибыли домой уже почти к закату, ворота открыл нам Нечай, и вместе с Богданом коней мы отвели в конюшню. Где Богдан начал обихаживать коня, а я начал повторять за ним, а там и справочник новыми знаниями поделился.

Сначала я коня расседлал, а потом пришлось его чистить двумя щетками, одна была жесткая, а вторая помягче, после этого уже и напоить можно было. Благо вода подогретая заранее заготовлена в бочке, все вместе заняло не меньше часа. Вот только мне мешала старая кобылка Красавка, что лезла ластиться.

Закончив с конем, я направился в дом, где весело трещал огонь, а Афинька уже приготовила ужин, по всему дому расплывался запах каши.

– Ой, – подскочила она, когда я вошел в дом и принюхался. – Я, значит, вот огонь растопила да снедать приготовила к возвращению, а вас все нет и нет, – всплеснула она руками.

– Благодарствую, – кивнул я.

– Может, надо еще чего? – поинтересовалась она. – Постирать али залатать?

– Нет, все хорошо. Иди отдыхай да мужа с детьми корми, – и я махнул рукой в сторону двери.

Афинька отвесила мне поклон и, накинув шапку, умотала.

Умывшись и помыв руки из ведра, которое стояло рядом с очагом, я, раздевшись, уселся за стол.

Ел без аппетита, да и вкуса еды не чувствовал. Устал за день, причем не столько физически, сколько морально.

Немного посидев, я подкинул дров в очаг и завалился спать, вырубило меня почти моментально.

Проснулся резко, раз, и все, и никакого полусонного состояния и туманной головы, да и не болит ничего.

«Хорошо быть молодым и здоровым, лучше, чем старым и больным», – промелькнуло у меня в голове.

Дома было холодно, так что пришлось, кутаясь в одеяло, идти к очагу и пытаться раздуть едва тлеющие угли. На удивление, у меня получилось, а после я накидал щепочек, огонь разгорелся, следом и дрова в дело пошли.

Одевшись и умывшись, я перекусил холодными остатками ужина, не особо было вкусно, но тут ничего не попишешь, как я уже понял, здесь не принято было завтракать. Вон обед и ужин то да, то святое. Ведь, проснувшись с утра, ты еще ничего не сделал, а значит, и завтрак не заработал. Хотя в боярских домах али княжеских палатах все может быть по-другому.

Я зажег свечу и зашел в комнату, где стояли сундуки.

– Как там вчера сказал Ветлина, – протянул я, вспоминая. – Лучше бы я по сундучкам посмотрел, ну посмотрим чего, – хмыкнул я.

В первом же сундуке я нашел кольчугу, замотанную какой-то промасленной тряпицей. Кольчуга была не новая, с прорехами, которые заделали. Да и по размеру мне большая. В этом же сундуке были и другие вещи, в том числе и шерстяной кафтан, который надевался под кольчугу, чтобы она кожу не стерла. На дне же я обнаружил два кожаных кошеля, полных серебряных монет, взвесив в руке, я примерно оценил их в сто грамм, не меньше, а может, даже и больше.

Внутренний справочник подсказал, что эти кошели подарил дед, возможно, у мамы Андрея была заначка, но где она, Андрей не знал, соответственно, и я тоже. Хотя, может, уже и не было, все-таки она помогала людям, живущим на нашей земле, а в голод цены на хлеб подскочили просто до небес.

Развязав кошели, я высыпал их содержимое на постель и с интересом начал рассматривать монеты.

Монеты были все сплошь серебряными, те, что побольше, звались копейками, и изображения на них разнились, на одной стороне был мужчина на коне с копьем, а на другой надписи или двуглавый орел, а еще попадались изображения разных мужчин. К тому же они были далеко не идеальной круглой формы, скорее, элипсообразные, попадались и согнутые, и с обрезанными краями. Были монеты и поменьше, в полкопейки, это деньга. Самые же малые – четвертаки, что уж на них было изображено, при свете свечи я рассмотреть не мог, зато все пересчитал.

В общей сложности вышло девяносто копеек, шестьдесят денег и тридцать шесть четвертаков, почти полтора рубля по нынешним меркам. К тому же внутренний справочник подсказал, что рубль нынче не денежная единица, а счетная, равняющаяся ста копейкам.

Убрав все назад, я перешел к следующему сундуку, в нем были лишь вещи: украшенные вышивкой рубахи, кафтаны и всякое другое. В третьем сундуке, стоящем в комнате, все было, как и во втором. Перейдя в комнату, в которой находился очаг, я увидел еще два сундука, в которых была какая-то домашняя утварь и посуда, я там даже серебряную ложку нашел.

– Ну, посмотрел я сундуки, и ничего в них интересного, – недовольно буркнул я, а мой взгляд блуждал по комнате. Тут я вспомнил о еще одной комнате, в которую заходил только один раз.

Там стояло два огромных сундука, в одном обнаружились разные отрезы ткани, а также мешочек с серебряными пуговицами, которые были похожи на маленькие гирьки, а во втором женская одежда, принадлежавшая матери Андрея.

Лазить по чужим вещам мне не особо нравилось.

«Мда уж, ничего и ни черта, должно же быть еще что-то», – промелькнула у меня мысль, я начал внимательно осматривать комнату и под одной из лавок в самом дальнем углу нашел небольшой резной ларец.

– Походу, это то самое, – пробормотал я и откинул крышку ларца, увидев там грамотки, а на дне что-то еще болталось.

Читать при пламени свечи мне показалось плохой идеей, света она дает немного, да и риск был запалить грамоты, потушив свечу, я вышел на улицу, усевшись на веранде.

В ларце лежали четыре грамотки, три малые и одна большая, с сургучной печатью. Вместе с ними было два золотых перстня, один с зеленым полупрозрачным камнем, а другой с красным, размерами оба с мой ноготок.

– Это что, рубин с изумрудом, что ли? – вырвалось из меня, а брови взлетели вверх, и я принялся их внимательно рассматривать. Специалистом по ювелирке я не был, но выходило, что это были на самом деле драгоценные камни. Цены немалой, не каждый сможет себе такое позволить.

Сами же перстни были сделаны хоть и грубовато, но в то же время с изяществом и украшены растительным орнаментом.

Также там был перстень с печатью, на котором имелась надпись и изображение города.

– Князь Старицкий, – с трудом прочитал я, разглядывая мелкие буквы. – Интересно! – И потянулся к четвертому предмету.

Это был нательный крестик из золота, украшенный четырьмя небольшими жемчужинами, на золотой цепочке.

У меня же был крестик деревянный, на простом шнурке, а тут такая красота. Пару минут я его разглядывал и убрал в сундук, к остальному. Достав первую грамотку, развернул ее и вчитался.

Я себя первоклашкой ощутил в этот момент, который только учится читать. Было трудно, приходилось разбирать каждую букву отдельно, так еще «яти» эти. Ко всему этому, слова шли без пробелов, одной сплошной строкой. Помимо этого, некоторые слова я не понимал, тут приходилось гадать о их смысле.

Грамотка же была составлена дьяком города Гороховец, и в ней говорилось о том, что у сына боярского Владимира Белева и его жены Евдокии народился ребенок, которого назвали Андрей, он был крещен церкви Николая Чудотворца, что в городе Гороховец.

«Интересненько, и зачем такая грамота понадобилась?» – мелькнула мысль, и, отложив грамоту, я взял следующую.

Читать ее уже было легче, но не особо. Рядом слышались голоса Богдана и Прокопа, да еще женские какие-то, но я не обращал на них внимания.

Вторая же грамотка была наследственная, в ней говорилось о том, что мой отец оставляет мне все, что имеет, то, о чем мне ведомо и неведомо, и, опять же, грамотка был составлена дьяком.

Третья грамота была скорее выпиской из церковно-приходской книги, или как их тут называли. В ней говорилось, о том, что Кондрат Белев женился на Софьи Волынской, а после у них народился сын названный Володимиром. Видимо здесь речь о моем отце и бабке с дедом.

– Не думал, что здесь такая бюрократия, или же отец Андрея просто заморочился, наверняка он за эти грамоты серебром платил, – задумчиво произнес я, убрал грамотку в сундук и наконец-то взял самую большую, с печатью.

Прежде чем ее развернуть, я внимательно изучил печать. Она была вся потрескавшаяся, и я с трудом разобрал на ней изображение какого-то города и слова «князь» и «старец».

Только я собрался ее развернуть, как по лестнице, ведущей на веранду, застучали шаги, и, подняв голову, я увидел Богдана.

– Андрей, там это… гость пожаловал, с вестью.

– Шо, опять? – вырвался из меня недовольный возглас.

Глава 4

Богдан лишь усмехнулся и пожал плечами, с интересом рассматривая ларец.

– Кого там принесло? – буркнул я, с неохотой убирая грамоту.

Очень уж хотелось мне ознакомиться с последней грамоткой, но, видно, придется отложить.

– Так Василий, сын Фрола, сосед наш, – ответил мне Богдан.

– Понятно. – Я поднялся с пола.

– Андрей, а Андрей, научи меня грамоте? – неожиданно произнес Богдан.

– Ты не умеешь читать? – с удивлением спросил я.

– Дык, откуда? Тятя не умеет, а к твоей же матушке было боязно подходить, – пояснил мой Богдан.

– Научу, если я не смогу, учителя найдем, – тут же пообещал я.

– Хорошо, – обрадовано улыбнулся Богдан. – Пойдем быстрей, не пристало соседа у порога держать, – и он направился к воротам, возле которых стоял Прокоп.

Видимо, придется поискать учителя грамоты для Богдана, не мне же учить его, мои знания сильно отличаются от здешних, спалюсь на раз. Признаваться же, что я не совсем тот Андрей, которого они знали, у меня даже в мыслях не было.

Наверняка сразу потащат в церковь и будут из меня демона изгонять, а что там Водяница навертела, один бог знает.

Следуя за Богданом, я размышлял, как стоит себя вести, и мне вспомнилось, что нынче надо сначала о погоде поговорить, накормить гостя и лишь потом переходить к делам.

– Калитку открывать али ворота? – поинтересовался у меня сразу Прокоп.

– Хм, открывай ворота, – медленно произнес я.

Кивнув, Прокоп вместе с Богданом быстро открыли ворота, за которыми оказался всадник на гнедом жеребце.

Было ему слегка за тридцать, он носил роскошную рыжую бороду, хотя лицо портил свернутый набок нос и оспины. Одет он был в синий кафтан, а на голове носил шапку такого же цвета подбитую черным мехом.

– Здрав будь, Андрейко, – произнес он и одним движением спрыгнул с коня, беря его за поводья, и двинулся к нам. В сторону Прокопа и Богдна, он всего лишь кивнул.

– И ты здрав будь, Василий, легка ли была дорога? Проголодался, наверно, так я велю стол накрыть да баньку истопить, – тут же произнес я как можно дружелюбнее.

– Все хорошо, благодарствую, но мне к Микитке еще надо успеть, а там и домой, – разглядывая меня, произнес Василий. – Был я в Гороховце, да стало известно, что скоро смотр, назначен головой. Может даже и верстать нынче будут, но то мне не ведомо. Вот я вызвался упредить о том к Микитке надо успеть, да самому еще собраться, да выезжать. Дома то только переночую, да обратно, – хмыкнул Василий.

«Микита это наверно еще один мой сосед, надо бы подробней будет расспросить Прокопа о смотре, но потом. Сейчас у меня так и чешутся руки грамотку глянуть» – мелькнула мысль.

– Спасибо за весть, – кивнул я. Ты бы поберегся в одиночку по дорогам ездить, мы вчера стаю волков побили, только несколько убежать смогли, так что мало ли.

– Скверно, спасибо, – серьезно кивнул Василий.

– Что-то рановато смотр назначили, – ни к кому не обращаясь, сказал Прокоп.

– Верно, – усмехнулся в бороду Василий и глянул на моего боевого холопа.

– Думается мне, неспроста, и все слышали о появившемся царевиче Дмитрии, которого царь ворёнком в грамотах называет. Вот чую я, от этого и смотр, может, на Москву призовут, – зло и недовольно произнес Василий.

– Там и узнаем, чего гадать, – выдохнул я.

Идти в Москву и принимать сейчас участие в этой заварухе я пока не был готов. К тому же знал, что Дмитрий возьмет власть.

– То верно, – тут же кивнул Василий. – На смотре свидимся, прощевайте.

– И ты прощай, Василий, – махнул я рукой, и он, вскочив на коня, отправился дальше.

Прокоп и Богдан тут же затворили ворота и вопросительно на меня глянули.

– Чего смотрите? Смотр так смотр, собираться надо и выезжать, – огляделся.

– Это да, – грустно кивнул Прокоп. – Только как мне быть? Мерин то мой ранен, еще неделю, а то и две не стоит его под седло брать.

– Красавку мою возьмешь, – тут же ответил я, даже не задумываясь.

– Ну да, для смотра пойдет, она кобылка хоть и старая, но бегает, – тут же улыбнулся мой послужилец.

– Вот и решили, ты лучше скажи, когда выдвигаться стоит? – задал я вопрос.

– Завтра после полудня, до Гороховца полтора дня, в дороге переночуем, а к вечеру уже и в городе будем. Остановиться можно, на съезжей избе или в гости кто зазовет, – глянув в сторону конюшни, пояснил Прокоп.

– Добро, – кивнул я и уже собирался пойти в сторону дома, как Прокоп вновь заговорил:

– Думал, с годину хоть отдохнем от царевой службы, а тут… – И он махнул рукой.

– Может, и не придется никуда ехать, так… проверят, грамоту какую зачитают да глянут на нас, – медленно произнес я.

– Твоя правда, Андрей, и такое может быть. Дело-то не слыханное, убитый царевич объявился, – глухо произнес Прокоп и развернувшись, потопал к своему дому, а следом и Богдан, бросая на меня взгляды.

Вернувшись на веранду, я уселся на прежнее место и открыл ларец, а после достал большую грамотку с печатью.

От предвкушения, а может, внутреннего волнения у меня задрожали руки, но, справившись с собой, я развернул грамотку и от туда выпали два листа, они были будто вырваны из какой-то книги, отложив их в сторону я начал читать грамоту.

– Во имя отца, и сына, и святого духа, святыя и живоначальной троицы, и ныне, и присно, и вовеки веков, аминь. Это, что молитва какая-то? – не удержался я от вопроса самому себе. – Да не, не может быть, на молитвы печати не ставят, я продолжил читать.

– Многогрешный и худый раб божий Василий при своем животе в своем смысле пишу сию грамоту душевную. Благословляю своего сына Володимира своей вотчиной, коей благословлен я милостью божьей и царской. А даю ему на городе Москве слободку Колычевскую. Села у Москвы: Сараево, Еднинское, Карташево, Ясенево. Замосковские волости: Раменейцов, Загарье, Кунье, Волхна, Селна, Гуслица, да Гжель, а также волости: Алешня Воскресенская и волость Перовская в Можайском уезде. Города: Вышегород, Старица, Холм и холмские волости, Новое городище и волость Синюю.

Тут до меня дошло, что я держу в руках. Это была чья-то наследственная грамота, а судя по количеству наследства, явно не простого человека, боярина какого али князя. Вот только что она делает в сундучке моего отца, да и персти с крестиком в придачу к печати заставляют задуматься. И я углубился дальше в чтение.