скачать книгу бесплатно
Однако Катерина Антоновна успокоилась, легко, как это часто с ней бывало, переключилась на другую тему и попутчики облегчённо вздохнули.
Минут через десять в дверь позвонили, и Кай пошёл открывать. Замок щёлкнул, дверь скрипнула, и в прихожую ввалились двое, с красными носами, заснеженными куртками и пахнущие морозом.
– Салют! – громко объявил Серёга.
Паша только радостно улыбнулся, растирая покрасневшие с мороза руки. Ни перчаток, ни варежек при нём не было, и потому, когда Кай пожал Паше руку, ему показалось, что он прикасается к холодному камню. Был Паша высоким, как коломенская верста парнем с немного детским, мальчишеским лицом и блондинистыми кудрями, торчащими из-под лыжной шапочки.
– Проходите, отряхивайтесь, – пригласил высунувшийся в коридор Вадим, – а что такие снежные, пешком шли?
– Там всё замело, мы застряли, – счастливым голосом сказал Серёга, – давайте сейчас все быстро собираемся и идем, помогаем толкать, а то мы вдвоём не справились.
– Ну, спасибо! – сказал Кай.
За машиной пошли впятером. К двум автомобилистам добавился Гун, который машин в принципе побаивался (то ли из суеверия – уроженец Аша, как-никак – то ли потому что так к ним и не привык), а так же Вадим и Кай.
За забором, где попутчики не работали лопатами сегодня, снег насыпал по щиколотку, так что ни осталось «ни приметы, ни следа», как сказал поэт. Чуть дальше начинались уже большие сугробы до самой просёлочной дороги. С неё был расчищен подъезд, где машина легко могла пройти.
– Где вы застряли-то? – спросил Вадим.
– Там, дальше. Знаешь, где поворот? Там ямы ещё такие, а сейчас всё припорошило… Ну, буксанули, там надо тихонечко… Вот и всё, зарылись по самые гланды.
– Что мужики, проблемы какие? – высунулся из соседней калитки старичок. Старичок косил на них подозрительно, а на поводке он держал огромную чёрную собаку.
– Ага, – чистосердечно признался Серёга, – машина застряла.
– А где это?
– На повороте, где сосна такая раздвоенная.
– Угу. К Рустаму в гости?
– Ну да.
Сосед немного успокоился, подтянул к себе собаку за поводок. Теперь ему явно захотелось просто потрепаться с новыми людьми. Во всяком случае, Кай с ним раньше никогда не сталкивался. Вообще деревенские к гостям Рустама Тимуровича относились настороженно. Один на иномарке приезжает, другой на велосипеде, или на лыжах зимой – нестыковочка выходит. И все какие-то, непонятно кем работают, ведут себя подозрительно, скрытно.
Многие верили, что он кто-то вроде бандита на пенсии.
Гостей же его считали «мафией».
– Застряли говорите, мужики?
– Ага.
Мужик подозрительно прищурился.
– Ладно, мы пойдём уж, – не стал влезать в добрососедское общение Гена и поплёлся к просёлочной дороге, загребая ногами только что выпавший снег.
– Ну, удачи вам! – крикнул вслед мужик и спрятался за калиткой.
Скоро они вышли на просёлочную дорогу и побрели туда, где за деревней начинался лес, стояла на повороте раздвоенная сосна и уткнулась носом в сугроб Серёгина иномарка.
– Надо было фонарик взять, – посетовал Паша.
– Геена, – протянул Серёга.– Общество требует фонарик.
– Нету, – коротко бросил обиженный Гена, – могу в глаз дать, ты нам посветишь…
Вадим достал мобильник, и стал освещать встроенным фонариком дорогу.
– Ура, – сказал Серёга, – да здравствует научно-технический прогресс! Привет братьям-финнам, завалившим всю Россию дешёвой связью без последствий! Это как раз то, что роднит мобильники с презервативами!
Связь без последствий помогла, и вскоре они увидели свет фар.
– Ты, Серёг, что – смерти не боишься? Спёрли бы твою тачку, поехали бы кататься.
– Кто это? Кому тут кататься – бабушкам и дедушкам? Тут зимой больше нет никого. Это летом. Летом – да. Тут у одного я слышал, шпана какая-то угнала – ну, возраста, как наш Кай.
На Кая посмотрели, и он почувствовал себя на мгновение неловко, как будто это он угнал.
– Ну и чего? – спросил Вадим, с любопытством разглядывая снег, в который закопалась машина.
– Ну и ничего, катались, пока не утопили в озере. По-пьянке дело-то было.
Серёга открыл машину, залез туда и велел остальным толкать сзади.
Гена не согласился и заявил, что снег надо немного расчистить. Поскольку лопат они не брали, расчищать пришлось руками. Тут же Серёга задумал лепить снежки и кидать их в помощников. Помощники возмутились, и снежки полетели в направлении Серёги, а потом вообще во все направления, где были признаки движущихся человеческих фигур.
Битва была в самом разгаре, когда кто-то вдруг вспомнил, что всё на даче стынет, а водка, наоборот, наверное, уже тёплая.
Серёга уселся за руль, остальные принялись толкать машину. Кай оказался сзади как раз между Вадимом и Пашей, упёрся ногами в снег, толкнул, и тут же ударили из-под колёс фонтаном хлопья снега.
Вскоре они вытолкали машину из снега, и Серёга укатил на ней к дому, а все остальные пошли пешком, потому что в салон их, по причине высоко уровня заснеженности, не пустили.
В след удаляющемуся свету фар полетели в морозном воздухе оскорбления, но Серёга их проигнорировал, зараза.
Пришли в дом все раскрасневшиеся, но, как ни странно, довольные. Как дети, ей-богу, подумал Кай, который был младше остальных машинотолкателей как минимум на пять лет.
Может потому, что они недолго отсутствовали, а может потому, что Рустам подсобил, который не брезговал мелкими чудесами в быту, и напротив, сторонился всяких масштабных фокусов, ничего не остыло, не нагрелось, и осталось почти в первозданном, свежеиспечённо-сваренно-добытом-из-холодильника виде.
Вскоре Карина отнесла свою дочь в спальню, сжалившись наконец-то над несчастным ребёнком. Тогда бокалы наконец-то наполнились вином (в честь дам Карина уломала попутчиков поднять один «винный тост») и Вадим поднялся изо стола, собираясь произнести речь. Речи он любил и Кай подозревал, что в той, другой, жизни он был каким-нибудь не слишком удачливым поэтом или оратором, который теперь просто на них отыгрывается.
– Итак, – сказал он, – выпьем за попутный ветер!
– Почему за попутный ветер? – поинтересовалась Катерина Антоновна.
– Для красного словца, – ответил Вадим.– И ещё, конечно за Гену, который лучше всех толкает машины из снега, правда, крокодил?
– Правда, Чебурашка, – согласился Гена.
Выпили вино. Потом настала очередь вкусной и здоровой пищи.
В скором времени попутчики разомлели и, хотя женщины ещё суетились по разным причинам, ничего, в общем-то, и не значащим (только Катерина Антоновна отправилась спать), затеяли разговоры о самых разных передрягах и приключениях, в которых им удалось побывать. Кай только внимал, но сам отмалчивался – с ним не случалось такого, что стоило рассказать, и чем можно было бы удивить попутчиков. Он не хватал гарпию за хвост, не мёрзнул высоко в горах и не наталкивался там на древние машины Изгнанников, не удирал от пиратов по Оловянному озеру. Даже не ходил на какое-нибудь подмосковное озеро глушить рыбу динамитом.
Когда на небе показался, наконец, месяц, выглянувший из-за черных туч, было три часа ночи. Внизу Рустам Тимурович ещё о чём-то беседовал с Игорем, а остальные мирно спали. За стенкой мансарды, во второй её комнате, сопел и кряхтел во сне Гена, так что Кай, на чью беду слышимость была отличная, заснуть не мог. Время московское и Аша разнилось на несколько часов, а значит, там был день. Кай всё-таки привык больше жить по тому времени, а не по местному.
«Кто-то использует твою башню, чтобы совершать переход» – сказал Гена и эти слова не давали Каю покоя. Он совершенно не понимал их значения, потому что это просто не укладывалось в голове. Кто-то использует ТВОЮ башню… Немыслимо. Столь же немыслимо, как пройти сквозь запертую дверь, как перешагнуть двухметровую стену. Самое плохое, что, похоже, никто ничего не собирался ему объяснять. Никто даже вида не подал, что происходит нечто невообразимое.
В конце концов, Кай уже привык, что специфика работы попутчиков мало чем отличается от работы секретных служб и изобилует столь же загадочными мотивациями. Конечно, уж волшебнику-то виднее, но…
Башня. Для любого другого, кто ни разу не пересекал меридиан слово это – пустой звук. Башня – это эталон, это символ, это, в конце концов, объект невероятного притяжения, перебрасывающего людей через разлом мироздания. Это страсть. Самая настоящая.
А страсть влечёт за собой ненависть, ревность… Нет, наоборот – ревность и ненависть.
В задумчивости Кай подошёл к книжной полке и безо всякого любопытства посмотрел на корешки книг. Если верить тому, что о человеке можно узнать по его книгам, – подумал он, – то Рустам Тимурович у нас человек неординарный. Были здесь и Гоголь и Достоевский, были Булгаков, Гёте, Илья Ильф с Евгением Петровым, Кант и Ильин. Мешанина. Классическая мозаика. Порой несопоставимая, порой схожая как близнецы-братья. Тут же ютились и детективы – и тоже классика: Кристи, Дойл, Стаут… Современной литературы было мало, хотя именно она в первую очередь Кая и занимала – ему нужен был пульс эпохи, а не прошлое, покрытое пылью.
– Интересуешься?
Кай оглянулся. В собственном доме Рустам Тимурович никогда не стучал в дверь.
– Хватит, давай спать, что электричество переводишь?
– Боитесь, закончится?
Рустам хмыкнул.
– Боюсь, Чубайс обидится. Он и так уже у всей страны лампочку Ильича отобрал и в карман положил.
– А что тут одна древность?
Рустам Тимурович подошёл ближе и окинул полку внимательным взглядом.
– Тут-то? Почему древность – классика… А классика она тем и хороша, что всегда актуальна.
– Мудро, – сказал Кай. Просто так на самом деле сказал.
– Кай, ты уверен, что хочешь стать попутчиком? – без перехода спросил Рустам Тимурович.
Он продолжал изучать взглядом книги, даже не изучать, а смотреть как на старых знакомых. Будто здоровался с каждой, спрашивал как житьё-бытьё.
– Да.
– Все мы на самом деле просто дети, Кай. Взрослые дети. Поэтому и маемся между половинками мира. Ты знаешь, откуда взялась та, другая половина? Изначальный мир был создан единым. Потом появились правда и ложь, добро и зло, чёрное и белое. Противоположности притягиваются только в любви и физике – тут физики и лирики солидарны между собой. А на самом деле они не могут существовать вместе.
– У нас есть легенда, что когда-то в мире, над землёй, парили сотни драконов из огня и стали. Они были его хранителями. А потом из-за чего-то началась между ними война, и все они погибли, были сброшены на землю…
– …но земля разверзлась и поглотила их, а там, где они упали, выросли горы… Переход – это прыжок через самую прекрасную часть мира, но именно там нас ждёт дракон. Там он заточен, и красота в данном случае спасает мир…
– Красивая легенда.
– Ну, не знаю, не знаю… Это зависит от вкуса… Тогда, вместе с драконами погибли все Изгнанники… Кстати, говорят, что они же были и Зодчими башен. А потом канули в Лету, потому что такая у них была судьба.
– Судьба?
– Конечно. Все цивилизации гибнут рано или поздно, оставляя по себе лишь память. Гибнут, какими бы они не были великими.
Кай изумлённо уставился на волшебника.
– Так это правда!?
– Ну да.
Некоторое время Кай смотрел на корешки книг, но не видел их перед собой. Мысли его были заняты другим.
– Мне всегда казалось, что это просто легенды, – сказал он, наконец.– Тысячи железных драконов, огромных боевых машин… Подводных лодок, вмороженных в лёд за скалами… Интересная была у Изгнанников судьба. Воинственный народ, который сам себя и сжёг. Не повезло им.
– Судьба, Кай – это твой, мой, чей-то ещё выбор. Свою судьбу мы пишем сами. Кроме некоторых случаев.
– Каких это?
– Тех, что называют случайностями.
– А так же день рождения и день смерти, – добавил Кай, вспоминая вдруг что-то из академских лекций по философии и теологии.– Определяемых фраваши. Человек ведь над этим не властен… Они предопределяют, добру послужит человек или злу. Спенте или Ангре – благому или злому духу.
– Когда ты спешишь на автобус, – заговорил вдруг о чём-то не о том волшебник, – ты не знаешь – успеешь на него, или нет. И вот ты прибегаешь на остановку и видишь, что он от неё уже отошёл и теперь ты должен плясать на морозе в ожидании следующего. Ты начинаешь со зла гадать, а вот если бы ты не занимался сейчас тем или этим, вышел бы пораньше, успел бы… Как ты думаешь – это судьба?
Кай растерялся.
– В смысле что – опоздание?
– Да. А так же те часто лишние и ненужные вещи, что мы можем делать место того, чтобы пораньше выйти из дома.
– Ну, не знаю…
– От тебя изначально зависело, успеешь ты или нет, но тогда ты об этом не знал. И опоздал.
Кай понял, что теряет нить повествования.
– Но существует же расписание…
– В России, Кай, не существует расписаний, – очень серьёзно сказал Рустам.– Судьба – это смесь тех выборов, которые мы делаем и того, что от нас не зависит. Однако от нас зависит гораздо больше, чем мы думаем. Просто изначально мы не знаем последствий. Судьба не закладывается изначально фраваши, фраваши всегда обращены ко благу, поскольку изначально всякий человек благ. Именно это и есть их единственный выбор, единственное обыкновенное влияние – предрасположенность Спенте.
– Хорошо – хорошо, но как это связанно со мной?
– Ты сам выбрал тот момент, когда должен был уйти из Аша. Но почему ты думаешь, что должен быть попутчиком? Попутчики, Кай – те, кто остановились и не захотели идти дальше. А ты хочешь идти. Ты уже сейчас идёшь, не отвлекаясь на мелочи, а если и отвлекаясь, то ненадолго. Их работа для тебя – точно то же отвлечение… увлечение… Я думаю, оно временно. Ты ведь даже не рождался в Аше, а пришёл из-за Гипербореев, а даже я не смею гадать – что там… И мне кажется, ты ещё свой путь не завершил.
Кай начал обижаться, потому что не думал, что его увлечение временно.
– И куда же я иду?
