скачать книгу бесплатно
– С чего ты взял?
– Я так думаю… ик! Говорят же – как две капли воды… А почему говорят?
– Врут, наверное, – предположил президент.
Балу грустно вздохнул.
– Может и врут… А пять – это число огня. Спросишь, почему?
– Нет, не спрошу.
– Ну и правильно – я и сам не знаю почему, просто так считают. Тоже врут… ик… Семь – это дракон.
Президент, который почти что уже добрался до алтаря, вдруг резко остановился. Носком сандалии он задел одну из свечей и та упала, разбрызгав по полу быстро остывающий жир. Президент не обратил на неё внимания.
– Что ты сказал?
– Семь – это дракон. Два крыла, две лапы, хвост и два рога на голове. Семь. Я так думаю.
Балу вынул вдруг откуда-то из глубины своих лохмотьев бутылку и приложился к горлышку.
– Ну ладно, ладно.
Президент подошёл к алтарю, от которого в колодец в потолке поднимался едкий дым, нажал потайной рычаг, и стенка его отодвинулась. Оказалось, что изнутри алтарь пуст и оттуда под пол ведёт крутая каменная лестница.
Сзади его догнали грозные, словно печатающие шаг солдаты, строчки:
Кто совершит вам чудо?
Нам говорит Совет.
Боги ушли отсюда
Ровно на тысячу лет.
Мы вам глаза откроем,
Мы разорвём простор.
Красные реки крови
Наш раскуёт топор!
Мы победили ветхость,
Мы разорили тьму.
Нам теперь с вами ехать
В режущем глаз дыму.
Допрыгается когда-нибудь, – подумал президент и покачал головой.
Придерживаясь за стенки алтаря руками, он спустился несколькими ступенями и, погрузившись в холодный мрак подвала, нащупал другой рычаг, закрывающий алтарь. С лёгким скрипом стенка встала на место и президента окутала тьма. Он оказался в узком каменном проходе, ведущим прямо на несколько метров, а затем расширяющимся и превращающимся в огромные катакомбы под городом.
Чёрная Империя, – подумал он, – всё это создала Чёрная Империя и, глядя на это, не знаешь даже, проклинать её, или благословлять… Нет, не благословлять, это тут совершенно не при чём… Трепетать… нет… уважать – вот что…
Президент прошёл до конца каменного коридора и оказался в освещённой факелами пещере. Огни их раскачивались, а дым сплетался в единую нить и уходил через вытяжку… Потому-то в жилище поклонников тысячи богов всегда горит жертвенник, и дым поднимается в чистое небо Аши… От пещеры вглубь земли вели ещё три коридора, казавшиеся пустыми и чёрными глазницами черепа. Странного черепа странного существа с тремя глазами, в которых до сих пор, казалось, застыло выражение боли и страха смерти. Все они были перекрыты решётками.
И откуда-то из-под земли слышались тихие стоны.
На полу пещеры на циновках сидели люди во всё тех же балахонах и увлечённо играли в кости.
– Эй! – окрикнул их президент.
Игроки тут же повскакивали с мест и из-под ряс у них возникли заряженные самострелы.
Президент поднял руки вверх, показывая, что не вооружён.
– Мертвецы – дети холода, – негромко произнёс он, и самострелы тут же опустились.
Президент скинул капюшон, и оказалось, что лицо его грубое, с резкими чертами, с пересекающим лоб уродливым шрамом, но в то же время, обладающее каким-то жутковатым магнетизмом. Его легко было представить главарём шайки разбойников, несущихся с обнажёнными мечами по сухой равнине за караваном, а из-под копыт их лошадей вылетает пыль, и крик «Ол-ла! Ол-ла!» рассекает простор.
– Где он? – спросил президент.
– Следуйте за мной, – сказал один из пехлеван и, сняв со стены факел, направился к зарешёченному проходу. Президента они знали в лицо, хотя не подозревали о том, кто он такой. Ещё они знали, что слушаться его нужно беспрекословно.
Звякнул железный засов на дверях, повернулся в ржавом замке ключ, и с противным скрипом решётка отодвинулась. Тут же стоны из-под земли усилились, как будто тот, кто издавал их, услышал шаги.
Президент не сомневался, что так оно и есть.
Охранник шёл впереди, освещая дорогу факелом, хотя, пожалуй, президент Ордена Вазишт сумел бы найти дорогу и сам, в кромешной тьме. Он уже далеко не в первый раз посещал пыточные камеры Ордена.
На пути их возникла очередная решетка, и стражник отпер её. Отсюда коридор расходился в две стороны, где были оборудованы специальные помещения – направо располагались те, где держали узников, а налево… А налево те, ради которых их, собственно, сюда и приводили.
Стоны, становившиеся всё сильней и с появляющимся оттенком истерии, доносились справа.
Президент вновь накинул на голову капюшон, так что при неярком свете он полностью скрыл его лицо. Стражник подвёл его к очередной железной решётке, за которой на куче соломы, сжавшись в комочек, лежал человек. Человека этого было не очень хорошо видно, но и того, что президент увидел, оказалось достаточно. Всё лицо узника превратилось в сплошной кровоподтёк, двигался он неловко, рывками и казался весь угловатым, точно состоял из одних локтей и коленок.
Увидев президента, он вновь застонал, но стон его быстро перешёл в слабое завывание.
Должно быть, он решил, что видит перед собой свою смерть, подумал президент. Что ж, не так он и далёк от истины, если судить строго.
– Я слышал, что ты не слишком разговорчивый человек, это так? – спросил президент почти вежливо, но при звуке его голоса узник вздрогнул, как от удара.
Маниш, его зовут Маниш, – подумал президент.– Он писарь верховного советника камней. Каменного владыки, как его называют в народе. Руководит половиной рудников и каменоломен Аши. Про таких говорят – птица высокого полёта… Впрочем, его маленькая птичка сломалась быстро – плачевное состояние Маниша следствие не столько физических истязаний, сколько психологического давления. Иногда достаточно только грамотно надавить… А калечить не надо, калечить ни к чему, он может ещё пригодиться и сослужить неплохую службу.
Но это потом, а пока нужно послушать, что напоёт нам наша маленькая птичка.
– Надеюсь, ты хорошо подумал, потому что потом думать будет несколько поздновато…
Разбойничьи глаза президента Ордена Вазишт сверкнули при свете факелов злорадным огнём, и показалось, что вот сейчас он достанет из-за пояса кривой нож, и пригрозит расширить улыбку от уха до уха, если не скажешь ему, где зарыл свои деньги.
Писарь каменного владыки, впрочем, денег не зарывал, но понимал, что в его голове зарыто нечто такое, что представляет для его мучителей куда большую ценность, чем его скромное состояние. Он попытался представить, что с ним будет, если хозяин его узнает, где он пропадал, и что разболтал (или только собирается разболтать) … И не смог. Фантазия хозяина была поистине безгранична.
– Ну так? – поинтересовался разбойник.
– Я подумал! – выкрикнул Маниш, который, по-видимому, решил, что его прямо сейчас потащат на дыбу, даже двух слов не дадут сказать.
Президент слегка склонил голову набок, изображая вежливый интерес.
– Это всё хозяин – это всё он! – завопил писарь.
– Поподробнее, Маниш, поподробнее, – попросил президент и сел на округлый камень, на который было наброшено несколько циновок, и который служил здесь сиденьем.
Стражник воткнул древко факела в паз в полу и удалился, шлёпая сандалиями. Разговор не предназначался для его ушей.
– Давай, рассказывай, – сказал президент, – и не упускай ничего, это в твоих же интересах.
– Хозяин назначил встречу человеку… ратаэштару Йима… Да, кажется, так его зовут. Он хочет на место президента вашего Ордена, поэтому его и приглашают в общество…
ГЛАВА 5. Ночь над городом
Ночь упала на Ашу как всегда быстро, без пышной прелести заката, спрятавшегося за горные пики. Небо полыхнуло, лазурь залило розовым и оранжевым, а потом тьма окутала город, наткнулась на шпиль Академии, подмяла под себя Эмпирей и в небе замигали бриллиантовые звёзды, точно то было и не небо вовсе, а богатая порода в глубине горной шахты.
Ректор Онто спустился в свой просторный кабинет из башенки обсерватории, где сидел в глубочайшей задумчивости. Шёл он медленно, опираясь на деревянный костыль, который снизу переливался бриллиантовым наконечником. Он не интересовался закатом, не интересовался звёздами и вообще его мысли больше чем обычно были далеки от небесной тверди. Ректора Онто как никогда заботили земные дела. Во-первых, ему не нравилось то настроение, что он встретил на прошлой неделе в казармах Огненной Тысячи. Когда он вошёл туда, в его сторону повернулись головы пехлеванов, и на секунду в их глазах он увидел изумление – что он тут забыл, что надо здесь этому старому хрычу… Аиль Онто всегда славился своим влиянием на армейские подразделения. Это пошло с тех пор, как тренировку и воспитание пехлеванов поручили Академии. Он всегда, всегда знал, что может опереться на армию, а теперь всё стало меняться. Он чувствовал, как влияние и власть выскальзывают у него из рук. Из-за этого случая в казарме он долго не мог успокоиться. Да, засиделся ты ректор на высоте своего кабинета, засиделся. Надо больше работать с людьми. Отправить им несколько бочек лучшего вина из своего погреба, что ли? А ратаэштару Тысячи преподнести ножны с отделкой из редких пород дерева – дорогущая вещь, никто от такой не откажется… Да, где бы такие ещё достать? Материал не проблема – у него хватит на это средств, другое дело найти мастера, который сможет всё сделать – таких исчезающее мало. А нужно сделать что-то действительно хорошее. Аиль Онто чувствовал, что скоро ему очень потребуется поддержка военных. Ему и Мудрейшему.
Во-вторых, он был встревожен поведением Ролана. Что-то этот старикан задумал, что-то там происходит с этим Каем. Самое неприятное, он, Аиль Онто, даже приблизительно не может сказать, что именно. Поэтому пришлось подключать Кая и связаться с Орденом Вазишт, чтобы её президент присутствовал при разговоре. Последний факт был ему вовсе неприятен. Он наглядно продемонстрировал президенту, какое маленькое влияние имеет ректор на своих учеников. Ему потребовалась поддержка. Да. Президент уверял, что Кай теперь их с потрохами – надо только проверить того паренька, с которым он и его друг сюда явились. Не зря же пасынок зимы так перепугался, когда речь зашла о нём. Но Аиль Онто не верил. Нет, не продаст им Кай свою душу. Аташ Дастур имеет на него куда большее влияние, чем все они вместе взятые. И это его, Аиля Онто, упущение. Но что поделаешь, он стар. Он уже утратил свою хватку, да, впрочем, и в лучшие времена быть авторитетом для всех учеников не удавалось. Всегда находилась какая-нибудь паршивая овца… Вот как этот генерал армии, недавно назначенный Мудрейшим. Аиль Онто подозревал, что назначение это не случайно. Мудрейший не хочет ни с кем делить власть, даже если это власть его ближайшего соратника. Рыба гниёт с головы и вот уже вся армия выскользает из рук. Ректор считал, что это большая ошибка Мудрейшего. В одиночку контролировать пехлеванов он не сможет, а значит, будет ещё кто-то третий. Власть, ускользая у одного, непременно подхватывается другим – это закон политики и ничего тут не попишешь… Да. Аиль Онто чувствовал, что постепенно оказывается за бортом.
Взгляд его равнодушно скользнул по полкам и наугад он вынул из кучи свитков один манускрипт. Ректор не был человеком суеверий, но страсть к гаданиям по рукописям порой пробуждалась в нём. И чем больше шло времени, чем старее становился ректор, тем в большую зависимость от этого он впадал. Гадание не было для него предсказанием судьбы – просто вечерний ритуал, который ему нравилось совершать. Да, он стар… Появились у него уже свои глупые стариковские привычки. Пожалуй, эти привычки – единственное, что не меняется в нём и вокруг него. И на неизменность приятно было опереться.
Он тяжело вздохнул и с трудом (отсутствие ступни порядочно осложняло ему жизнь) уселся на циновку. Рядом стоял кувшин с тридцатилетним вином. Учитывая имеющиеся уже значительные проблемы со здоровьем – брал своё возраст, брали своё бурная молодость и старые раны – ректор старался не пить. Но кувшин аккуратно из года в год каждый вечер появлялся в его кабинете. На всякий случай. Теперь Аиль Онто решил, что случай как раз тот.
Он цепкими пальцами схватил за бока золотой кубок, нагнул кувшин, и игристое алое вино лизнуло дно кубка.
Аиль Онто отпил и развернул свиток.
Тринадцатая строка – сказал он самому себе. Вздохнул, сделал ещё глоток и медленно провёл пальцем по свитку, отсчитывая строчки. Прочёл.
Ректор закрыл глаза и стал тихонько раскачиваться, размышляя над значением фразы. Впрочем, это было не так важно ему – он просто давал своему разуму отдых и вскоре все мысли исчезли, осталось только мирное покачивание и тишина. Аиль Онто осушил кубок до дна.
Ну, вот и всё – подумал он – всё на сегодня. Однако рука его всё же потянулась к кувшину. Он ухватился за ручку и бережно его наклонил. Хватит уже беречь здоровье – чего уж там. Перед смертью не надышишься, немного ему, в общем-то, и осталось.
Тут вдруг раздался на весь кабинет глухой удар, и от неожиданности рука ректора дрогнула. Кувшин выскользнул из рук, стукнулся об пол, разлетелся на куски, и вино красной лужицей поползло по полу. Ректор поднял от лужицы гневный взгляд.
Прямо перед ним стоял человек в походной одежде, с костяными оберегами, точно только что он выбрался из леса, и каким-то дикарским томагавком.
– Что… – гневно начал ректор и тут взгляд его упал на источник недавнего стука. Это был золотой футляр, который раскрылся от удара об пол. Библиотека Аиля Онто была самой обширной во всём Аше, а значит, и вообще в мире и включала в себя около пятидесяти свитков… Ректор тут же задохнулся от нахлынувшего на него гнева, и в груди что-то закололо.
Тише, напомнил он себе, успокойся. Ты стар, тебе нельзя так волноваться.
Немного придя в себя, он два раза тихонько вздохнул – так чтобы боль опять не схватила за сердце, почувствовал, что ему становится легче и спросил сиплым голосом.
– Кто такой?
Человек молчал. На лице его промелькнули странные эмоции, потом оно стало каменным, как у статуи на могильном камне. Человек внимательно смотрел на ректора, изучал его глазами, как давеча они с президентом изучали Кая.
– Я, кажется, спросил, кто ты такой?
– Валтасар.
– Что – «Валтасар»?
Человек слабо улыбнулся.
– Это моё имя. Я слуга Ахримана.
– Что? – воскликнул ректор и тут он увидел, какой свиток уронил этот молокосос, назвавший себя Валтасаром.
Упавший свиток, вылетев из футляра, раскрылся и виден был сделанный чёрными и красными чернилами рисунок. Это были древние драконы Изгнанников, созданные ими из огня и металла, парящие над только что сотворённой землёй. Книга была сборником легенд и преданий обитаемого мира. У драконов было много имён, как и у всех созданий древности. И одного из них называли Ахриман.
До ректора стало доходить то, что происходит. И то, что он понял, совсем не понравилось Аилю Онто.
– Что тебе нужно? – спросил он осторожно.
По спине ректора пробежал неприятный холодок страха.
Валтасар подошёл ближе.
– Я сказал – я слуга дракона, ты знаешь, что мне надо, – сказал он.
– Я не знаю, что тебе нужно, слуга дракона, – ещё осторожнее произнёс ректор, и ему вдруг захотелось, чтобы это оказался какой-нибудь безобидный сумасшедший.
Конечно сумасшедший, потому что слуг дракона не может существовать на земле. Они убили их всех там, в Сером Ущелье, двадцать лет назад. Крики людей и звон мечей доставал тогда до самых небес и преисподней, и до сих пор ректор просыпался порой в холодном поту, слыша эти звуки во сне. И когда он просыпался, нога его болела, точно слуга дракона только что отсёк её зазубренным кривым клинком.
Нет, это не может быть настоящий слуга дракона.
Незнакомец, тем не менее, стоял перед ним, стоял, и точно знал всё, до последней секунды, до последней капли – что тогда произошло. Как с диким воплем рубил Аиль Онто, ратаэштар кровавого меча, направо и налево, снося головы, калеча тела, отнимая жизни. Нет, не мог он этого знать – не было его тогда на свете, не родился он ещё тогда и никто не мог ему рассказать, потому что ни один слуга дракона Ахримана не ушёл из того горного «кармана» живой. Ловушка захлопнулась, и они уничтожили всех. А потом свалили в кучу и подожгли тела. Нет, ни кто не мог уцелеть.
– Я хочу взять своё, – очень спокойно произнёс Валтасар.
– Что?
– То, что принадлежит мне.
– Что ты имеешь в виду?
– Я скажу, когда придёт время. Но сначала надо провести ритуал, рыцарь кровавого меча.
Аиль Онто вздрогнул.
Валтасар нагнулся и вытащил из кожаного сапога длинный, сверкнувший золотом от огня светильников стилет.
Ректор смотрел на него как завороженный. Звать на помощь было бессмысленно. Прежде чем кто-то придёт сюда, будет уже поздно.
Валтасар подошёл к циновке, на которой возлежал ректор, взял из его старческой трясущейся руки наполненный наполовину кубок, осушил его парой больших глотков и поставил на пол, где растёкшееся вино казалось кровью на месте свежего преступления.
