скачать книгу бесплатно
– Я уже стар, – сказал ректор, – оставь меня, мне ещё недолго осталось.
Валтасар посмотрел на него очень внимательно и в его глазах Аиль Онто увидел лёгкое зелёное свечение.
Страх стиснул ему горло, так как он понял, что этими глазами смотрит на него сам дракон, похороненный среди скал.
Валтасар между тем покачал отрицательно головой и опустил взгляд, как будто его очень заинтересовал рисунок на циновке. Легко прикасаясь к ней, Валтасар провёл по рисунку рукой.
– Весь смысл в жертве, – сказал он, по-прежнему не глядя на ректора. Аилю Онто показалось на мгновение, что он жалеет его, но потом он понял, что это не так. Что угодно – только не жалеет.
Завеса на входе вдруг колыхнулась, и на пороге возник молодой слуга. Он собирался, как и всегда в это время, забрать кубок и сосуд с вином. При виде Валтасара глаза слуги расширились, и он растерянно взглянул на ректора. Аиль молчал, в надежде, что слуга и сам всё поймёт и поспешит за помощью, пока его не увидел Валтасар. Но тот ни чего не понял, зато взгляд его упал на разлитое вино.
– Господин ректор, – неуверенно обратился он, и Валтасар тут же вскинул голову, уставившись страшными глазами, зрачки которых вдруг сузились как у кошки, на Аиля Онто.– Я уберу? – слуга кивнул на осколки.
– Я убью его, а потом тебя. Будь мудрым и милостивым, рыцарь кровавого меча, – очень тихо, одними губами сказал Валтасар, но ректор прекрасно понял его.
Аиль Онто не сумел выдавить из себя ни слова, он только покачал головой, обращаясь к слуге.
– Вам не нужна помощь, господин ректор? – с подозрением продолжал допытываться тот.
И вновь качание головой.
– Иди, – сказал Аиль, сумев справиться с собой. Голос был совершенно спокойным, обычным, и его поразило, что в голосе этом скользнуло вдруг что-то снисходительно-доброжелательное. Аиль Онто сам не поверил, что сказал это. Сказал таким тоном.
Слуга поклонился и, подозрительно глядя на Валтасара, скрылся за завесой. Некоторое время ректор и Валтасар слушали его удаляющиеся шаги.
– Я следил за тобой, – прервал, наконец, молчание Валтасар и ректор сначала не услышал его – он в страшном душевном напряжении слушал шаги, и ему казалось, что сама жизнь уходит от него по длинному коридору.– Следил за тем, как ты из ратаэштара становишься человеком Совета, как вступаешь в Совет и как селишься здесь, на высоте этой твоей Академии… Твоя нога, рыцарь кровавого меча, не слишком мешала тебе в восхождении по этой лестнице.
– Хватит, – хриплым шёпотом прервал ректор, – прекрати. Не мучай старого человека, – он упорно собирался с силами, чтобы хоть что-то придумать, что-то предпринять.– Ты не мог всего этого видеть – ты тогда не родился.
– Ахриман никогда не рождался, – возразил Валтасар, – он был всегда – он вечен.
Рука ректора вдруг наткнулась на костыль, когда он нервно заёрзал на месте и пальцы тут же показались ватными, не способными схватить его.
Всё решит несколько секунд – понял ректор – или я смогу или нет. Конечно, годы, реакция теперь совсем не та, но это последний шанс.
– Я видел, как ты родился, как делал первые шаги, на моих глазах ты впервые убил человека и я чувствовал на губах вкус его крови. Я был на каждой сече, где ты рубился и кричал «Задавить их копьями! Смерть ублюдкам! Смерть! Ол-ла! Ол-ла!» начиная от стычки с отрядом Чёрной Империи, который вы выслеживали три дня и до твоей последней битвы, где ты убил женщину, отрубившую тебе стопу.
– Она кинулась на меня! – вдруг воскликнул Аиль, чувствуя, что должен что-то сказать. Он уже начал пьянеть и в голове появился какой-то звон, и он в серьёз испугался – не клинка Валтасара, а того, что сейчас упадёт замертво на циновку и все скажут о нём, что он умер от страха.– Ты, дэв, что ты несёшь?!
– Она даже не служила Ахриману, – продолжал Валтасар, – она ненавидела меня так же, как и вы, и мне приятно было, когда она мёртвой упала на камни после того, что ты с ней сделал. Я специально толкнул тебя на это, чтобы получить в свои руки оружие, и я получил. Я сделал его из твоей крови. Я просто хотел, чтобы ты знал это, рыцарь кровавого меча.
На лбу ректора выступил холодный пот, он судорожно сжал свой костыль и резко вскинул его в воздух.
«Этого не может быть» – пронеслась в его голове последняя мысль.
Реакция у Валтасара была отменной. Он перехватил костыль, вырвал его из рук ректора и отшвырнул в сторону, так что он застучал по каменному полу в другом конце кабинета. Второй рукой Валтасар вонзил в грудь ректора стилет одним коротким молниеносным движением.
– Ахриман, – прошептал он, – он скоро вернётся.
И в словах его была убеждённость, а тон таким, точно он делиться своей радостью и болью, и предлагает то и другое отведать с ним.
– Ахриман, – повторил ректор, уже не зная, что он говорит, но воздуха в раненном лёгком осталось ровно настолько, чтобы произнести последнее слово.
Валтасар вынул из тела стилет и ректор Академии Аиль Онто завалился на бок.
Слуга дракона оглянулся по сторонам в поисках того, обо что можно было бы вытереть оружие, и взгляд его упал на лист пергамента рядом с ректором. Он быстро присел рядом на корточки и, не глядя на свою жертву, аккуратно протёр клинок. Затем он перевернул пергамент, и взгляд его упал на слова.
«И поглотила ночь день и могучие тела гор растаяли в темноте, так что и не стало их. И ничего не стало, только тьма и свет костра и виноградная лоза рядом с жертвенным ягнёнком».
Валтасар сдвинул брови, задумываясь над чем-то, а потом поднялся вместе с листком.
– А теперь я скажу, зачем я пришёл, – произнёс он каким-то глухим голосом, глядя в упор на пожелтевший пергамент. Можно было подумать, что он понятия не имеет о лежащем рядом бездыханном теле ректора, а думает, что он жив и даже внимательно слушает его.– Я пришёл за твоей жизнью. Ты задолжал мне её, рыцарь кровавого меча, а долг, как говорят, красен платежом…
ГЛАВА 6. На даче
Кай яростно работал ножом, шинкуя лук, и на глаза его наворачивались скупые мужские слёзы.
– Давай реще, – торопил Гена, танцуя тут же в каком-то дурацком маленьком засаленном фартуке, с изображённым на нём наивного вида медвежонком, от салата оливье, который усердно размешивал большой ложкой, до плиты, куда Яна поставила пироги в духовку. При этом если салат был его трудовой повинностью, то пироги – откровенной халтурой, так как он просто-напросто пускал на них слюни.
– Что?
– Реще, говорю, давай. Селёдка вон уже готова, надо на стол ставить, а у тебя лука зимой не допросишься.
– Так ведь зима.
– Ага, зима, а селёдку мы, по-твоему, будем без лука есть! Может ещё и водку пить без закуски?
Кай признал, что водка без закуски, это конечно безобразие.
Тут в кухню зашла Карина и прекратила глупый разговор.
– Ну что, мальчики, готово ещё что-нибудь? Что в зал нести?
«Мальчики» хмуро закивали на салат из крабовых палочек.
Особенно мрачен был Гена, который железобетонно верил в то, что на кухне место женскому полу, а уж ни как не «мальчикам». Карина же постоянно выводила его из этого заблуждения, популярно объясняя, что лежание с пивом перед телевизором дело не такое уж и важное, а потому – живо фартук в зубы и вперёд. Конечно, Гена с его характером плевал с высокой колокольни на сто Карин, но тут срабатывал авторитет дочери Рустама и он сдавался.
Карина легко, почти грациозно подхватила хрустальную салатницу и скрылась в зале, где стоял накрытым большой праздничный стол.
– Народу целый дом, а готовить на всех мы одни должны, – буркнул Гена.
– Яна, вон, пироги печёт, – напомнил Кай.
– А что пироги – поставил себе в духовку и иди «ля-ля» разводить. Тоже мне работа.
– Сам-то ты сможешь испечь? – поинтересовался Кай, который неожиданно для себя выступил адвокатом. На самом деле он тоже считал, что определение только их двоих на кухню в корне несправедливо.
Гена неопределенно помахал в воздухе ложкой.
– Ну, предположим, смогу, – сказал он и тут же добавил, – только ты никому об этом не говори, а то запашут…
Оливье был готов и попутчик переправил его в красивую салатницу, так чтобы было с горкой. В салат он сверху воткнул ложку и, судя по его лицу, для него это был просто шедевр кулинарной мысли.
– Пойду, отнесу, – сообщил Гена и на выходе с кухни едва разминулся с Кариной.
Карина ловко проскользнула в дверь, даже не задев великого повара, и подойдя к столу, принялась укладывать на селёдку колечки лука.
– Ну, как сессия? – живо поинтересовалась Карина, которая вообще очень живо интересовалась его учёбой. Даже слишком живо.
– Жив ещё пока что, – скромно ответил Кай.
– Учиться не разонравилось?
Кай попытался вспомнить, когда это ему нравилось учиться и не смог.
– Кай, ты слышишь? Учиться не разонравилось?
– Да я просто помираю на этих занятиях. Раньше было проще… Ну, посвободнее, повеселей, что ли.
– Привыкай.
– Стараюсь!
– Давай, подставляй лапки, – она взяла селёдочницу и вручила Каю, – можешь там поставить и остаться в зале. Вроде всё отсюда вынесли.
Она задумчиво окинула кухню взглядом, прикидывая потери от Каева с Геной в ней присутствия. Покачала головой и добавила.
– Пироги потом поспеют, мы их донесём. Только там Толик торт купил, и я не знаю, дойдёт до пирогов дело или нет. Я ж его предупреждала, но всё как об стенку горох.
Кай прикинул количество спиртного, заготовленного на праздник, и решил, что не доберутся они не только до пирогов, но и до торта тоже.
В зале уже собрался народ и расселся по креслам и диванам. Яна о чём-то трепалась с Катериной Антоновной – матерью Карининого мужа, которая держала на коленях Настю. Настя уже клевала носом, и по-хорошему ей полагалось уже мирно спать в детской, но бабушка ни как не могла выпустить внучку из рук, потому что видела её и так нечасто.
Рустам Тимурович, Гена и Вадим с Игорем сидели уже за столом, но не прикасались ни к жемчужно-белым тарелкам, ни к покрытой испариной бутылке водки. Они вели какой-то свой очень серьёзный деловой разговор, в котором Кай понимал мало, потому что был от этого всего пока ещё несколько далёк. Толик в углу комнаты мучил радио, пытаясь поймать какую-нибудь хорошую песню.
– Я не понимаю, где Паша? – обратилась к общественности Катерина Антоновна, отворачиваясь от Яны.– Время уже почти десять, а его нет!
– Серёжа его довезёт, мама! – крикнула Карина с кухни.– Они вот-вот приедут!
Общественность согласно покивала и опять отвернулась к столу, продолжая серьёзный разговор. Кай устроился в кресло рядом и стал слушать. Сначала он решил, что-то напутал и разговаривают попутчики не о делах, но потом понял, что они говорят каким-то своим шифром. Шифр был необходим ввиду наличия Карининой свекрови… или как это называется? Кай совершенно не разбирался в наименованиях различных родственников и всегда путал. Впрочем, ладно… просто Катерина Антоновна даже не подозревала о существовании другой части мира и была во всех отношениях обычной женщиной.
– Слетаю к родственникам, – сказал Гена, – там у папы проблемы. Если я правильно понял, то к нему собирается сынишка нагрянуть. Боюсь, он там всех на уши поставит. Там более, у него бестолковка вовсе тяжко соображает.
– Я с его товарищами беседовал – они там все такие, – добавил Игорь
– Товарищами или родными? – уточнил зачем-то Рустам Тимурович.
– Родных у него нет. Во всяком случае, я ни о ком не слышал. Просто друзья-товарищи. Сошлись-разошлись.
Кай подумал бы, что разговор ведётся о родственниках, если бы не знал, что у Гуна отца нет, а значит и история с детьми – чушь. Только вот о чём на самом деле говорили попутчики, оставалось для него тайной за семью печатями.
– Папа-то знает, что к нему гости? – спросил Вадим.
Рустам Тимурович покачал отрицательно головой.
– Нет, я его пока не предупреждал. Сам-то он ничего, мужик крепкий, а вот его родные могут наломать дров.
Катерина Антоновна прислушалась к разговору и, судя по всему, вознамерилась к нему присоединиться.
– Начнут скандалы между собой, – продолжал, не чуя опасности, Рустам Тимурович, – перегрызутся. Только нам лишние проблемы.
– Но предупредить ведь надо, – сказал Игорь.
– Позже. Всё равно помешать ему он ничем не сможет.
Катерина Антоновна бодро ссадила Настю с колен и вручила её Яне. Удивительно легко для полной женщины она пересела за стол, точно материализовалась там.
– Геннадий, а ваши родители где живут?
– Э-э… Где живут? – растерялся Геннадий.
– В Казани, – сказал Рустам Тимурович, который первым опомнился от неожиданности.
– В Казани, – вздохнула Катерина Антоновна, – далеко…
Правильно, подумал Кай, чем дальше, тем лучше.
– У меня в Казани подруга работала, – вдруг выпалила она, – в семидесятых туда попала по распределению – учительница.
Судя по тому, как вытянулись лица попутчиков, ни о какой подруге-учительнице они никогда не слышали.
Катерина Антоновна налегла грудью на стол, сложив перед собой руки, и очень проникновенно обратилась к Гене.
– Геннадий, вам не кажется, что отец имеет право знать, что к нему едет ребёнок?
В этом была вся Каринина свекровь – воспитанная искусственно интеллигентность чередовалась в ней с деревенской простотой, позволяя порой влезать в чужие разговоры, как будто только её тут и ждали.
Этого качества попутчики явно не предусмотрели, устроив здесь совещание.
– Ну, это очень непростой вопрос, – начал выкручиваться Гена, – тут не так всё просто… Человека нужно морально подготовить. Потом, у него же семья… Так что не просто, нет…
Толик нашарил, наконец, какую-то волну и сквозь помехи в зале заиграл «Наутилус».
– Анатолий Петрович, – возмутилась Катерина Антоновна, и Толик вздрогнул, – что за чушь вы слушаете! Неужели ничего лучше нет?
Улыбнувшись дрогнувшей улыбкой, Анатолий Петрович быстро убрал «Наутилус», и на другой волне поймал что-то про ландыши.
Интересно, кто это крутит такие вещи в середине января, – подумал Кай.
