Тамара Че Гевара

И вот в моей жизни появился Игорь, который сразу принялся поклоняться моему телу. Однажды он (будущий физрук!) прямо заявил, что мне категорически нельзя заниматься спортом, потому что это святотатство – пытаться улучшить абсолютный шедевр природы, ведь у меня всё на месте, бери и картину пиши. Может, он и написал бы, если бы умел и если бы напрочь не забывал о живописи и обо всём остальном не свете, когда видел меня обнажённой.

Давайте-ка я, пока помню, ещё вам расскажу, отчего это я, интересная третьекурсница, вдруг пошла сожительствовать с первым же встречным молодцем. Неужели мне у маменьки не жилось? Был такой случай…

Однажды я застала маму за телефонным разговором. Она сосредоточенно копалась в кошельке, доставала банковские карточки и диктовала кому-то в трубку то, чего нельзя. Когда я попыталась привлечь её внимание, мама сердито отмахнулась, дескать, не мешай, не видишь – разговор важный, а мошенникам (вы же тоже сразу поняли, что это они?) отвечала:

– Чиво? Код сейчас придёт? Ага. Хорошо, жду!

– Мама!

Но мама слушала не меня, и я не нашла ничего лучше, чем выбить телефон из её рук. Он пролетел через всю комнату, крепко ударился о стену, упал на пол, но не смолк.

– Кто с вами? – строго спросил мошенник. – Немедленно прекратите постороннее общение!

Затем у нас с мамой была схватка на ковре. Я держала её за ноги, пока она, вырываясь, ползла к телефону, из которого доносилось: «Код! Сообщите код!» Не знаю, как называется приём, с помощью которого я отбросила маму в противоположный конец комнаты, но я всё-таки первой добралась до телефона и обезвредила его.

Угадаете, что было дальше? Конечно, я оказалась во всём виноватой! И телефон сломала, и мать побила. Да и чего вдруг на меня нашло? Она ведь всего лишь хотела перевести деньги на безопасный счёт.

Я, конечно, бросилась объяснять и доказывать то, что нормальному человеку и так было бы понятно. Тщетно. Даже когда мама всё поняла, она не нашла в себе сил сознаться в собственной глупости. Так я стала в нашем доме нежелательным лицом.

– У-у! – встречала меня мама, а дальше следовало: «бандитка», «злодейка» или «на мать руку подняла».

Я приготовилась помаяться пару месяцев на правах падчерицы, пока маму не отпустит – столько по моему опыту длились её стандартные бойкоты, но это не понадобилось. Услышав мою историю, Игорь просто взял и перевёз меня к себе. Ну чем не принц?

Что ж, долго ли, коротко ли, а я написала свой первый пост на тему «Чем встречает школа», опубликовала и понесла показывать Игорю. Мой принц меня не дождался и спал, как милый кролик, который весь день размножался и устал. Конечно, я его растолкала и заставила читать.

– Это про нашу, что ли, школу?.. Х-ха!.. Это про тётю Лену, что ли?.. Х-ха!.. – Вот за это я его и люблю. Игорь дал мне ту самую реакцию, которую я ожидала. Однако было и кое-что ещё. Я прочла в его глазах сомнения по поводу этичности моей затеи. Ну что ж.

– Во-первых, там же не написано про какую-то конкретную школу. Во-вторых, вахтёрша уж точно никогда ничего не читает, кроме сканвордов. А, в-третьих, ей, может быть, и не помешало бы посмотреть на себя со стороны.

Игорь поспешно согласился со всеми моими аргументами и предложил поскорей отметить рождение нового блогера. Прямо как мой дедушка в деревне. Тот готов по любому поводу, будь то хоть день взятия Бастилии, поднимать рюмку, а Игорь – снимать трусы.

– А разве ты меня не репостнешь? – остановила я его.

Вообще-то у него, как у тренера, тысяча человек в подписчиках, и я на них рассчитывала. Но вместо охотного содействия мой принц вдруг понёс какую-то околесицу. Полный бред про формат и не формат. Я на него поднажала, и наконец он выдал, что на самом деле пост на тему «Чем встречает школа» мне следовало бы писать после завтрашнего утреннего дежурства. Дескать, вот где у меня будут впечатления так впечатления. Ладно, на первый раз я его простила, но завтра он уже не отвертится.

Утренний шмон

Галдящий хвост из учащихся всех возрастов свешивался с крыльца школы и стелился по ступеням. «А ведь мне, наверное, уже нужно быть внутри, чтобы их всех там встречать», – испугалась я и поскорей вклинилась в шумный поток. Не успела я пожалеть о том, что со мною нет Игоря, как бурлящая детская лавина внесла меня в двери.

Передо мной открылась поражающая воображение картина. Дети под звуки охрипшего гонга металлоискателя начинали отработанными движениями потрошить свои мешки со сменкой. Младшие как есть грохались на пол, даже не пытаясь притулиться куда-нибудь в укромном местечке, и стаскивали с себя уличную обувь. Те, что постарше, умудрялись переобуться на ходу, переступая через младших, которые, в свою очередь, уже поднимались, подхватывали пожитки и ломились на устрашающий кордон дежурных. Дежурные же осуществляли некую загадочную функцию, которую мне сейчас предстояло не только постичь, но и начать добросовестно исполнять.

Это действо напоминало кинохронику высадки в Нормандии, за исключением того, что лица штурмующих не выражали ни страданий, ни ярости. Я бы даже сказала, что кругом царила атмосфера веселья. Недружелюбная принимающая сторона тоже не демонстрировала ненависти к наступающим и встречала их с дежурной беззлобной грубостью:

– Какой класс? Пропуск? Сменка? Ну и иди домой за сменкой! – Впрочем, эти претензии касались лишь малых и слабых. Кто старше и больше – проходили сквозь кордон беспрепятственно.

Вдруг я сообразила, что меня сейчас неминуемо примут за школьницу, наорут и заставят переобуться. К счастью, в этот самый миг я увидела Хомякову, которая что-то внушала рослому парню из стана атакующих. Я прислушалась.

Речь шла о причёсках.

– Чтобы я больше не видела! Постригись! Ты на кого похож? На кого ты похож?

Парень угрюмо склонил голову, и его свисающие пряди скрывали лицо, на котором, я уверена, можно было бы прочесть что-то вроде: «Да хоть бы она уже отвязалась». И тут я поняла, на кого он похож. Его причёска один в один копировала хомяковскую. Поражённая этим открытием, я готова была расхохотаться, как вдруг Хомякова заметила меня и гаркнула так, что весь смех пропал:

– А ты почему никого не ловишь? Все без сменки!

Мне почему-то вспомнилась цитата из Толстого: «Про…али волка-то?!» и я машинально (когда же это во мне прекратится?) развернулась на сто восемьдесят и, как науськанная собака, кинулась хватать дичь.

– Где сменка? – налетела я на первого попавшегося малыша.

Кроха раскрыл рот, набрал воздуха и добросовестно залопотал что-то в свою защиту, однако его силёнок явно не хватало, чтобы перекричать царящий гам. Он терпеливо и беззвучно шевелил губами, а я всё ниже и ниже наклонялась к нему, пока не сложилась пополам. Ухом к его губам, а носом к собственным сапогам.

И тут меня озарило.

Да что ж я за тварь-то такая? Требую с ребёнка сменку, а сама хожу по школе в уличных сапожищах. Сегодня, слава богу, в сухих. Я выпрямилась, смахнула внезапно навернувшуюся слезу, протянула руку моему малышу и повела его через кордон. Под мою ответственность. Суровые дежурные молча расступились, напуганные моей решимостью. Сегодня они не дождались добычи, и ранец с ножками уверенно потопал к турникетам. Дальше сам. Поди, знает, как. В крайнем случае пройдёт пешком под планкой.

– Кто без формы – направляй ко мне! – услышала я обращённые ко мне слова Хомяковой, но даже не оглянулась. Я уже приметила новую душу, которую надо было спасать. Девочку. Сэкономлю время и не стану её ни о чём расспрашивать, потому что здесь ещё так много несчастных, которым нужна моя защита.

Думаю, я ясно уловила принцип утреннего дежурства и взяла на себя единственную роль, которую мне позволила совесть. Подобно Ирене Сендлеровой, рискуя быть разоблачённой, я брала на себя заботу о судьбах незнакомых мне детей и тихо переправляла их на безопасную сторону. Я вела их через границу, отстреливаясь глазами от хищных старшеклассников, которые чуть ли не облизывались в азарте на уличную обувь, забытые пропуски и неснятые шапки.

Час пик прошёл, и стало потише. Я сделала всё, что могла, переправив за рубеж несколько десятков школьников, но не почувствовала себя по-настоящему удовлетворённой. Понятное дело, ведь всё это время я боролась лишь с симптомами зла, но не с его причиной. Уйду, и маразм снова восторжествует, а такой итог меня не устроит.

Я подошла к Хомяковой и, обведя жестом окружающее пространство, храбро спросила:

– А для чего это всё?

Ответу Хомяковой позавидовал бы чемпион мира по лаконичности:

– Почётное дежурство.

– А зачем?

Как видите, я не собиралась отступать, но и Хомякова не собиралась размениваться на глупости. Она воздела к потолку палец и, не переставая следить за входящими, произнесла солидно и веско, чтобы поставить точку:

– Террористическая угроза.

Я предвидела такой поворот и заранее заготовила аргументы:

– А, по-моему, террористическая угроза – это дикая пробка на входе из учащихся, как коса на улице…

На это Хомякова лишь устало отмахнулась:

– Там уже не территория школы.

Я буквально задохнулась от такого цинизма. Неужели она сама не замечает, какой бред несёт? Полная решимости отстоять правду, я открыла рот, но Хомякова меня уже не слушала, потому что приметила школьника со щетиной как у Стэтхэма и скомандовала:

– Подойди! Ты почему не побрился?

Вот опять. Чего ей надо от ребёнка? У меня, например, Игорь зачастую тоже не бреется. И царапает мне там всё. И что? Впрочем, обросшего школьника её притязания совершенно не тронули. Он по принципу всех предыдущих ждал, пока Хомякова сама утихнет.

И тут в школу вошла она. Мой взгляд сразу выхватил её из толпы, особенную, как инопланетянка, потому что она первая не бросилась переобуваться вместе со всем стадом, а спокойно профланировала к зеркалу, размотала шарф… До начала урока оставалось не больше двух минут, а она никуда не спешила, плывя в своём ритме, возвышаясь над всеми и всем, как Энди Дюфрейн. Конечно, я сразу узнала вчерашнюю именинницу Алёну. Высокая, почти с меня, но ещё совсем невзрослая и непосредственная, как ребёнок. Поправила волосы, словно юная графиня, и тут же почесала задницу, как дочка колхозника. Я улыбнулась, залюбовавшись ею. Вот счастливый человек, всё ей нипочём.

И, конечно, как коршун на добычу на Алёну мгновенно налетела Хомякова.

– Новикова, ты опять?! Почему не в форме? Что это? Это что? – Она кипятилась и бурлила, брызгая слюной на Алёнину кофту, пока Алёна через макушку Хомяковой обменивалась улыбками с подругами, реализуя преимущество в росте.

– У меня дома пижама такая! – резюмировала Хомякова. – Завтра родителей в школу!

Грянул звонок.

Игорь оказался прав. Девочка, написавшая вчерашний пост о том, чем нас встречает школа, за одно утро повзрослела на полжизни. Зато накопила нового материала для блога. И вот ещё какое воспоминание разблокировалось в моей памяти. Четыре года назад я сама ходила в школу и считала утренний шмон нормой. Он был для меня настолько обычен и рутинен, что ничуть не травмировал. Я его даже и не помнила, пока сейчас не увидела под другим углом. Однако я никогда не забуду супершмон во время ЕГЭ. Вот уж где почувствуешь себя тварью дрожащей. По слухам, одну девочку из параллельного класса заставили раздеться догола. Подумать только, я ведь уже взрослая женщина, а всё ещё верю в эту школьную байку, потому что не могу поверить в то, что что это всего лишь байка.

Каково же было моё удивление, когда на следующий день всё повторилось. И хвост из детей, и высадка в Нормандии, и коршун-Хомякова. Мне думалось, что дежурство подразумевает ежедневную смену постовых, но в нашей школе этот принцип оказался немножко иным. Дети меняются, а Хомякова остаётся навсегда, потому что шиш она кому-то позволит себя заменить, и, кстати, меня она тоже никуда не отпускала.

Первые впечатления

Итак, вот уже целую неделю я учительница. Какие новости?

Из повседневного. Утренний шмон – отказываюсь привыкать и саботирую как могу. Вахтёрша на входе, судя по её безразличию, так и не прочитала моего поста. Да и вообще почти никто не прочитал, судя по семи лайкам за семь дней.

Из забавного. Проверяла детские домашки и подумала, что еду кукухой… Стала путать правописание « -тся» и « -ться». На пятнадцатой тетради открыла перед собой учебник с правилом, а на двадцать пятой стала сомневаться, что это правило верное, ведь не может такое количество людей так злостно им пренебрегать. Спросила у девочек с нашего курса – у них та же история, а кое-кто даже начал сомневаться в «жи-ши». Успокоилась.

Из обидного. Наставила на тетрадных полях посланий, предвкушая реакцию детей. Полсердечка – дорисуй. Такая техника для психологического сближения из современной педагогической практики. Дети в восторге. Девочки в полном – рисуют в ответ, мальчики – в сдержанном: отвечают, но не развивают тему, а к концу недели до тетрадей добралась Хомякова, и началось: «Это что за народные росписи?», «Тетрадь – это документ!»… Затем просто жирные знаки вопроса и минус балл, минус балл, минус балл.

Интересно, как у неё получается с одного взмаха проводить обычной ручкой такие глубокие жирные линии? Это, кстати, отличает всех опытных учителей. Пожалуй, можно определить, насколько педагог матёрый, по ширине его красного штриха. Какое-то волшебство. У меня получаются лишь тоненькие корявенькие кривульки, хотя ручки мы используем одинаковые.

Так вот, о психологическом сближении. Мне Хомякова никаких претензий по поводу сердечек в тетрадях не предъявила – вообще ни словом не обмолвилась. Я, конечно, была возмущена до трясучки: ведь из-за моей инициативы досталось детям, но, подумав, решила отложить разборки до родительского собрания. Поднимусь и скажу: «Уважаемые родители! Не ругайте детей за сниженные оценки, потому что это моя вина». И тогда собравшиеся непременно поинтересуются, в чём же, собственно говоря, дело, и Хомяковой придётся отвечать, и всё вскроется, и родители, конечно, встанут на сторону своих детей и мою. А собрание уже скоро…

Теперь вы, конечно, ждёте развития любовной линии между мной и Игорем. Не отпирайтесь, я точно знаю. Если я уже целую неделю прохожу практику, а начиналось всё ох как пикантненько, то вы вправе рассчитывать на продолжение, не так ли? Кроме того, я проверяла текст на живых людях и сделала некоторые выводы.

Я дала почитать свои записки парочке сокурсниц. Она прочитали и кратко прокомментировали: «Прикольно ты всё выдумала». Я возмущённо ответила, что ничего не выдумывала. Сокурсницы уточнили относительно одного, угадайте, какого эпизода моей практики, и я подтвердила самые страшные их опасения. Они выпала в осадок. Слэнговый оборот, но в русском языке пока, увы, не существует ничего более подходящего. Сокурсницы, конечно, и удивились, и испытали когнитивный диссонанс, и были огорошены, но это всё не то. Затем они долго и жадно расспрашивали меня о подробностях, чтобы удовлетворить своё любопытство и осудить моё поведение.

– Так что же, мне теперь не писать об этом? – приуныла было я.

– Как это не писать? Конечно, пиши! – горячо запротестовали они, но попросили на случай, если я буду их упоминать, называть их просто «сокурсницами».

Затем я показала рукопись Машке, и вот уж кто возмутился по-настоящему:

– Это что за унылый тухляк? Ты почему про меня ничего не вставила?

– Но у меня с тобой все воспоминания такие… даже для восемнадцать плюс перебор…

– Зато ты на моём фоне будешь прилично смотреться!

Что верно, то верно, подумала я.

– И про вписку, что ли, вставлять?

– А почему бы и не про вписку? Я тебе и ещё чего-нибудь подкину.

И всё-таки я сомневалась.

– Ты точно уверена? Потому что я – нет.

– Ой, ну я не знаю, если очкуешь – можешь фамилию мою поменять.

– Хорошо, Маша, я тебя не обижу. – Я вернулась вверх по тексту, добавила эпизоды с новой героиней и пообещала ей, что впредь не допущу утайки.

Вы, читающие финальную версию, увидите нашу Машу во всей красе.

Снова принц

В этой главе о нас с Игорем я начну чуть издалека. Дело в том, что вы читаете мои записки линейно, а я-то пишу, перечитываю, думаю и потом возвращаюсь к написанному с корректировками. Конкретно вот эти строки пишу тоже я, только из будущего. По моим подсчётам вас очень скоро (если не уже) начнёт занимать вопрос, а чего это я вожусь с таким гопником. Требуется пояснение – извольте.

За что же я его полюбила? Это чувство с самого начала было иррациональным. Как-то всё закрутилось-завертелось, а потом бац – как-то сами собой появились статусы «в отношениях», а потом пошли годы – первый, второй, третий. Игорь, возможно, был не первым, кто обратил на меня внимание как на женщину, но первым, кто сделал это так настойчиво, что я всё правильно поняла. Передо мной не стояло выбора, мой ли это мужчина. За новизной этих чувств все сомнения и поводы для сравнения ушли на последний план. Влюблённая я изо всех сил своей богатой фантазии принялась создавать себе образ идеального Игоря и преуспела. Все его недостатки, которые вы уже могли приметить, я сочла за «неотделимые улучшения». «Это мы используем во благо, – решила я. – Он у меня ещё вырастет в поэта или, в крайнем случае, в русского рэпера».

Спустя два года наших отношений я так и не воспитала в Игоре изысканных манер, но научилась прощать, а местами даже ценить его шальной нрав и пылкие порывы. Такой уж душевный он человек, по-есенински необузданный и дикий, а как не любить Есенина? Помню, летом мы ездили на дачу, и там Игорь, возбуждённый общением с природой, орал в тугое небо и в бескрайние луга какие-то дурацкие песни вроде «чего мы носим брюки задом наперёд», орал даже не сам, а орала из него его душа. Соседские старушки тогда единогласно порешили, что парень-то у нашей Тамарки пьющий.

При всём при этом я могу сказать, что мой Игорь достаточно умён и, например, по сравнению со своими однокурсниками неплохо устроил свою жизнь, имеет съёмное, но приличное жильё, неплохой доход и красавицу меня, но его житейскую смекалку не стоит путать с эрудированностью. Он остроумен, но не в смысле юмора, а в смысле всяческих выдумок, пусть преимущественно и сексуального плана. Подведя черту, остаётся сказать лишь, что нам с ним хорошо вместе, чего же боле. Вот, пожалуй, я и открыла вам всю природу наших отношений, теперь вы готовы узнать, что было дальше.

До знакомства с Игорем я была настолько невинной овечкой, что ни разу не видела лысого из «Бразерс» и думала, что это какой-то музыкант. Однако я никогда не считала секс в школе (при соблюдении правил безопасности) каким-то немыслимым кощунством или святотатством. Я, что называется, не ханжа. Да и вообще, кто это придумал – решать, какие места пригодны для этого дела, а какие нет? Как воспевать любовь, так и все возрасты покорны, и дайте влюблённым укромный угол, а как доходит до дела, так начинается: в трамвае нельзя, в церкви нельзя… Кроме того, я слышала, что, например, в скандинавских школах испокон века имеются специальные комнаты с кроватью и свежими простынями для всех желающих удовлетворить взаимное влечение. Боже, сейчас я проверила, и оказалось, что это всё даже близко не так. Откуда я вообще это взяла?

Итак, в пятницу после уроков мне позвонил грустный Игорь и попросил выручить:

– Хотел учеников припахать на субботник, да все разбежались, а там делов на пять минут, маты перетаскать… Поможешь?

Не скажу, что я пришла к нему в спортзал безо всякой задней мысли. Я даже несколько раз переспросила, не задумал ли он чего. И заставила поклясться, что не задумал. Однако, когда Игорь закрыл на замок дверь за моей спиной, я поняла, что пропала и уже можно настраиваться на приятное.

– Мы пригласили вас, детектив, потому что здесь произошло страшное убийство… – начал Игорь в ответ на мой укоризненный взгляд и повёл меня к лежащим посередине зала спортивным матам. Он неплохо подготовился: на матах был обведён мелом «силуэт убитого тела» – с его же слов, а «место преступления» Игорь огородил верёвочкой, через которую школьники обычно прыгают в высоту.

– Ни черта без меня не можете… – Мне ничего не оставалось, как подключиться к «расследованию». – Какие отрабатываете версии?

– Мы полагаем, что жертва была затрахана до смерти. – Игорь отвечал серьёзно, в его голосе даже слышалась искренняя скорбь по убитому.

– Вот как? Но какой же мотив двигал убийцей?

– Мы ждали, что вы поможете нам в этом разобраться. Воспользуетесь серым веществом…

Какой высокий класс подготовки и внимание к деталям. Интересно, куда повернёт сюжет. Ещё немного, и у меня случится драматургический экстаз. В этот раз Игорь как будто даже посмотрел пару детективов, теперь бы и мне от него не отстать.

– Мне кажется, или тут кто-то уже хорошо воспользовался веществами? – строго спросила я, намекнув на белую линию силуэта.

– Это просто мел.

– Вы уверены?

– Да, мы всё проверили.

– Вы хотели сказать, пронюхали?

– Так точно. – И Игорь шмыгнул носом, а я еле сдержала смех.

– И чем же я могу вам помочь?

– С вашего позволения, мэм, мы проведём следственный эксперимент. Я возьму на себя роль жертвы, а вы…

Что ж, сегодня Игорь превзошёл самого себя. Чисто, без штампов и подсказок подошёл к цели. Вот оно – то самое остроумие, о котором я говорила и от которого я возбуждаюсь не меньше, чем от предварительных ласк.

– Хорошо, офицер. Вы надёжно закрыли двери? – произнесла я уже пересохшими губами и с удовольствием вознаградила своего затейника за изобретательность.

Пора пилить контент

В общем, учительство оказалось делом несложным, и это в некоторой мере разочаровывало, потому что моей неуёмной натуре хотелось чего-то большего. Например, всё-таки раскрутить блог. Первый пост показал, что будни учительницы школы обычному обывателю безразличны, и я неустанно ломала голову над тем, что со всем этим можно сделать. Случай помог мне если не совершить прорыв, то хотя бы сдвинуться с мёртвой точки.

В тот вечер Игорь скакал вокруг меня полуголый с камерой, предлагая снять домашнее видео, мол, оно точно наберёт больше семи лайков. Я никак не реагировала на его глупости, потому что проверяла тетради с сочинениями по пословице: «Хочешь, чтоб были полны закрома, – вставай с криком петуха». Вдруг я испытала жгучую ностальгию по своим школьным годам. Конечно, это достаточно изощрённое издевательство – заставлять школьников расписывать на две страницы то, что и так понятно. Как и заставлять их сочинять что-то по мотивам классики, где вообще ничего не понятно. Немудрено, что дети не удержатся и обязательно понапишут бреда вроде «Плюшкин наложил посреди комнаты кучу и долго ею любовался». Так называемые перлы из школьных сочинений. И вы наверняка знакомы с этим жанром, я же его просто обожаю с самого детства.

Наша русичка зачитывала нам отрывки из наших же творений, и я каждый раз с нетерпением предвкушала это событие. Мне было невдомёк, что весь мой класс люто ненавидел такие уроки – ведь у меня-то с сочинениями всё было хорошо. Лишь к самому выпуску мои одноклассники собрали коллективные силы и сообщили учительнице, что так не надо, что это смешно только всем, кроме автора.

И вот теперь я сама русичка. Сижу, проверяю сочинения и ощущаю острейшую нужду поделиться с кем-нибудь впечатлениями. Конечно, я не стану ничего зачитывать классу, я умею учиться на чужих ошибках, но ведь у меня есть Игорь, который как раз ещё не спит, потому что имеет на меня кое-какие планы. Он точно заценит и, может быть, как-то прокомментирует.

Итак, поехали.

– Мы начинаем передачу лучших сочинений седьмого «Б» класса, и наш хит-парад открывает шедевр от мальчика Арсения: «…Эта пословица означает, что надо вставать рано, потому что раньше в магазины привозили мало продуктов, поэтому надо было занимать очередь, пока другие люди всё не раскупили…» .

– Наверное, бабушка помогала домашку делать. Бабушки рано встают. Понятно теперь, почему. – отозвался Игорь.

– А вот что пишет девочка Наташа: «Вставай с криком петуха – это потому, что петуха надо покормить…»

– Всё правильно. Это как с котом. Не проснёшься раньше петуха – он у тебя склюёт все закрома. Наташ, вставай, мы все закрома склевали!

– Разве может один петух склевать все закрома?

– Курочка по зёрнышку…

– Как мы видим, дети, русский язык настолько богат и мудр, что может с помощью пословиц объяснить любое явление. А с помощью поговорок – намекнуть. И мы переходим к следующему толкованию:

«…Потомучто (слитно) например (вводное слово не обособлено запятыми) с грибами. Если пойти в лес позно (пропущена буква «д»), то все грибы уже будут собратые (без комментариев), или также (слитно) если утром проспиш (без мягкого знака), то старший брат уже на кухне всё сьест (через мягкий знак)…»