
Полная версия:
Василёк
Когда бабушка вернулась, оба спали в комнате. Иван сидел на полу, притулившись к краю дивана.
Проснулись они от треска скотча – бабушка приматывала какую-то доисторическую соску к крышке пластиковой бутылки. Малыш снова заплакал. А бабушка, торопясь и охая, плюхнулась на диван с бутылкой молока.
– Дай его мне, пожалуйста, – попросила она, устроила ребёнка на животе и ткнула соской ему в губы. Плач сменился чмоканьем. – Ну вот, а теперь рассказывай.
Иван принялся было объяснять, но мысли путались, язык заплетался. Как в полусне он что-то говорил и говорил.
Проснулся он, лёжа на диване. Низкое солнце заглядывало в окна, ярко подсвечивая противоположную стену. Повисшая вокруг тишина тикала большими настенными часами с гирями. Парень приподнялся, прислушался, одновременно пытаясь сообразить, что из всего произошедшего ему приснилось, а что случилось наяву. Он аккуратно встал и тихонько побрёл по дому.
На кухне неподвижно сидела бабушка Вера и разглядывала Василька. Младенец спал в непонятно откуда взявшейся плетёной люльке, подвешенной к паре крюков на потолке.
– Тсс, – приложила бабушка палец ко рту, увидев Ивана. – Еле уснул.
Ваня подсел рядом и тоже принялся разглядывать мирно посапывающего малютку.
– Как сына-то звать? – шепнула она.
– Василий. Я тебе разве не рассказал?
– Что-то, конечно, рассказал, – усмехнулась бабушка. – Но лучше б и не рассказывал. Всё больше бред какой-то про лесных духов и любовь с привидением. Если не нужно мне знать правды, не утруждайся.
Ваня вздохнул.
– А Вася твой на маленького Алёшку очень похож, – вздохнула в ответ бабушка.
Иван вскинул брови.
– На дядю твоего, Алексея Викторовича, – пояснила бабушка Вера.
Другая жизнь
На следующий день Ваня с Васильком пришли к Ивушке. Первым делом, ещё даже не позвав её, Ваня прислонил ручки малыша к коре ветлы.
– Это твоя мамочка, Василёк.
Младенец вдруг радостно вскрикнул и исчез. Ошарашенный Иван аж остолбенел. И только радостный голос Ивы вывел его из этого состояния.
– Спасибо тебе, Ванечка!
Иван обернулся, но не увидел милого глазу силуэта. Вместо этого два мерцающих огонька гонялись повсюду друг за другом. Через некоторое время они на полной скорости воткнулись в Ваню. Тот вздрогнул от неожиданности. Но вместо боли по телу разлилась радостная щекотка. Иван непроизвольно задёргался и захохотал. Огоньки выпорхнули наружу и обернулись силуэтом матери с ребёнком на руках.
– Спасибо тебе, Ванечка! – выкрикнула вновь Ива сквозь утихающий смех.
Потом они уселись и долго рассказывали друг другу о том, что произошло за сутки. А Василёк всё это время не выпускал изо рта мамину грудь.
Вернулся домой Ваня один.
– Куда сына девал? – насторожилась бабушка.
– Маме оставил.
– Насовсем что ли? – недоверчиво буркнула старушка.
– Откуда я знаю. Не я этим рулю.
В следующий раз Ваня принёс Василька через неделю. Тот опять увязался за папой из междумирья. Однако в этот раз Иван оказался более подготовленным. За неделю он успел съездить в райцентр и накупить всего, что нужно современным младенцам – от памперсов и погремушек до подогревателя бутылочек для детского питания. Бабушка ворчала и смотрела на все эти «прибамбасы» искоса. Но отстоять ей удалось только люльку – и то, лишь для дневного сна. По остальным позициям она проигрывала интернету буквально всухую.
Василёк на этот раз пробыл с папой и прабабушкой целых три дня. Ваня каждый день носил его к Иве, прикладывал к стволу, клал на корень-скамью – ноль эффекта.
– Не хочет или не может, – пожимала плечами Ива.
На третий день захотел – и тут же ушёл. А вскоре Василёк научился перемещаться в мир людей не только из междумирья. Теперь в любой день отец мог вернуться с сыном. А однажды, вообще, Иван проснулся посреди ночи от настойчивой мысли, будто Ива зовёт его. Перевернуться на другой бок не помогло, умыться тоже. Пришлось взять фонарь и идти ночью в лес.
Ещё за версту Иван услышал детский плач. Перепачканный Василёк барахтался на земле и орал. Вокруг мерцающим огоньком как мотылёк трепыхалась встревоженная мать.
Дома Василия отогрели, отмыли, накормили и спать уложили. Больше он так не чудил.
Зато чудил по-другому. Однажды по первому снегу он разогрелся, как печка – заболел. А Ивушка на удивление лишь руками развела.
– Как же так! – сетовал Иван. – Ты же целительница, любых врачей за пояс заткнёшь!
– Я ни с кем не соревнуюсь, – вздохнула Ива. – Не понимаю я, что с Васильком. Здоров он. Но будто внутри всем своим существом борется с чем-то. Но не с болезнью. Будто с миром борется, с самим течением жизни. Совсем не понимаю я! – сокрушалась девушка.
Между тем, температура младенца подобралась к сорока градусам. Василёк время от времени вздрагивал всем телом и начинал голосить. Бабушка охала, делала ему холодные примочки, ромашковую воду и всё время уговаривала ехать к врачу. Ваня сдался.
Скорая из райцентра приехала на удивление быстро. Зато в больнице долго выясняли, где документы на ребёнка, где его мать. То одному докажи, то другому. Все нервы Ивану истрепали. В итоге выработалась легенда – «мать сбежала, а мы живём в глуши с бабушкой, документы ещё не успели сделать».
В конце концов, Ивану выдали справку и отправили делать свидетельство о рождении, медицинский полис и прочие документы по списку.
А Василёк тем временем жарился в больнице. Целую неделю жарился. Что бы с ним ни делали, температуру больше, чем на пару часов сбить не удавалось. Зато на восьмой день само собой всё исчезло, как рукой сняло. Врачи поудивлялись, понаблюдали ещё пару дней, да и отпустили отца с сыном домой.
После полутора недель на больничной койке изба показалась Ивану милее милой. Однако ещё милее было бы увидеться с Ивушкой. Но тут бабушка Вера вдруг стала приставать:
– Не ходи ты больше в лес, – повторяла она, как заведённая. – Ради Христа, прошу тебя, не ходи, не носи туда малыша! Ребёнок у тебя человеческий, так и расти его по-человечески! Всем так лучше будет, прошу тебя.
«Соседи, что ли подговорили», – в недоумении смотрел на неё Иван. Но в лес всё равно собрался. А как же иначе!
Только старушка как взбеленилась. Не хочет пускать. Пришлось даже прикрикнуть. Бабушка отступила и заплакала. Василёк тоже раскричался.
– Что тут такое происходит?! – выругался Иван, выходя на улицу. – Тщщ-тщщ. Успокаивайся. К мамочке же в лес идём.
– Нет там больше твоего леса! – сквозь слёзы выкрикнула бабушка. – Ребёнка хоть дома оставь! Ведь сам горем захлебнёшься, и его погубишь!
Её слова пронзили Ивана насквозь. Но он не подал виду.
Торопиться не получалось. Выпавший неделю назад снег почти растаял, превратившись в слякоть. Поскользнувшись разок на мокрой глине, Ваня шёл очень осторожно. Он, конечно же, не поверил бабушке, но в сердце уже зародилась тревога. Вдобавок, на краю деревни вся дорога была изуродована свежими глубокими колеями.
– Ничего не понимаю? – бормотал он. – Стоило только на неделю отлучиться.
Войдя в лес, Иван и вовсе остолбенел. За тонкой ширмой из деревьев леса больше не было. Не было больше леса! На сколько хватало взгляда виднелись лишь пни, ещё кое-где дымящиеся кострища и колеи, колеи, колеи по колено.
Перебираясь через них, Иван по пояс вымазался в грязи. Он ревел и шёл. Поскальзывался, падал на колени, на спину, тщательно оберегая лишь скулящего на руках младенца. Иван промочил ноги, до крови напоролся на сук, но всё равно поднимался и шёл дальше.
– Ивушка, Ивушка, покажись! – шептал он как заклинание. А по щекам катились слёзы.
– А-а-а-а! – вырвался наружу неистовый стон, когда парень подошёл к месту, где когда-то возвышалась огромная ветла. Василёк испугался и заверещал вслед за отцом.
Огромный ступенчатый спил был весь мокрый от сока – «слёз» Ивы. Ваня опустился на колени. Мысли застыли. Внутри ощущалась тягостная пустота. Казалось, будто он завис в той самой черноте на полпути в комнатку Ивы. И только Василёк спасал его сердце от обледенения.
– Прощай милая, – поцеловал Ваня спил и поднялся, когда младенец совсем расплакался.
Немного подумав, он не решился дать сыну прикоснуться к телу матери.
«А то исчезнет чего доброго», – содрогнулся Иван от ужасной мысли.
Добравшись до дома, он ввалился в избу грязный до самых ушей. Переодевшись у порога, Ваня покормил и уложил мальчишку под безмолвными взглядами бабушки. Она как тень ходила по дому и крестилась.
– Завтра мы уезжаем, – собрав грязную одежду в мешок, произнёс Ваня.
Это была первая фраза в доме за весь вечер. И она как иглой проколола пространство. Из напряжённо-выжидательного оно вдруг стало горько-унылым.
– Прости меня, – сказала бабушка, промакивая платочком наворачивающиеся слёзы. – Я боялась, не вынесешь горя.
Иван кивнул.
– К отцу в город вернёшься?
Иван кивнул снова.
Субботник
Прошло двенадцать лет.
Утреннюю тишину небольшой комнаты встревожила мелодия будильника. Сначала она звучала мягким, почти незаметным журчанием ручья и щебетом птиц. Но постепенно в неё стали вплетаться всё более яркие звуки – колокольчики, кукование, у́хание, скрипы, стуки и шорохи леса.
– Вася, выключи будильник! – сквозь сон пробормотал Иван. – Ва-ся!
Двенадцатилетний мальчишка нашарил на полу у кровати смартфон и не целясь мазнул по нему пальцем.
– Зачем так рано?! Сегодня же выходной, – ворчал разбуженный отец.
– Субботник в городском парке, – сын приподнял голову.
– В парке? С чего это вдруг?
– Не знаю, – зевнул Вася. – Сказали, со всех школ города по три класса выбрали. Уборка к девятому мая.
Мальчишка сел на кровать и укрылся одеялом как накидкой. Чуть раскачиваясь взад-вперёд, он силился не уснуть. Наконец, глаза согласились открыться. Василий сполз на пол, взял со стула одежду, с пола – телефон и очки, и бесшумно вышел из комнаты.
– Только тихо, деда не разбуди! – буркнул ему вслед Иван.
Пока завтракал, Васька списался с друзьями и принялся искать рабочие перчатки в коридоре в шкафу на полках с инструментами.
– Что тут за возня? – спросил дед Женя, выходя из своей комнаты.
– На субботник тороплюсь, – ответил внук, не глядя на него. – Где у нас перчатки были?
Собравшись и быстро сбежав по лестнице с четвёртого этажа, Вася вышел из подъезда.
– Бу! – выскочил из-за двери ему наперерез высокий мальчишка.
– Фу, Серёга, напугал! – оба засмеялись.
– А что́ ты так долго? Я уже опух тебя ждать.
– Перчатки искал.
У здания физ-мат лицея собралась целая толпа народа. Пятый, шестой и седьмой классы гомонили тремя отдельными кучками. Некоторые мальчишки бегали друг за другом, двое фехтовали на граблях. Стоя посередине между группами, классные руководительницы о чём-то оживлённо беседовали.
– Пятый «М», все в сборе? – прокричала командным басом Галина Андреевна, крупная пожилая женщина с короткой стрижкой и ярко-красной губной помадой на лице.
– Иванова сейчас подойдёт, Быков не берёт трубку, Савельев заболел. Остальные – все, – отрапортовала Наташка Сорокина, староста класса.
Путь в парк пролегал через полгорода. Классные руководители всю дорогу общались друг с другом, но при этом вовремя осаживали слишком разбушевавшихся мальчишек. Некоторые ученики шли, уткнувшись в смартфоны, некоторые тихо общались между собой, остальные гоготали и перебрасывались колкими шутками.
Спустя полчаса вся компания добралась до парка. На площади перед главным входом собралась тьма народа. Люди в ярко-рыжих жилетках уже инструктировали учеников других школ. В парк запускали по одному классу и провожали до нужного места.
Пятому классу физ-мат лицея выдали участок между центральной и северной дорожками.
– Статуи не трогать, за ограды не заходить, – наставлял мужчина в рыжей жилетке. – Мешки с мусором вон туда, ветки и остальную органику – в эту кучу.
И работа закипела. По крайней мере, первые пятнадцать минут работали все.
– Интересно, зачем здесь все эти женщины с кувшинами? – философски рассуждал Серёга. Опёршись о грабли, он рассматривал недавно выкрашенные белые статуи.
– По ночам они оживают и поливают ближайшие деревья, – ответил Васька, сгребая листья и ветки с молодой травы. – А вон те дальние деревья – не поливают. Видишь, засохли почти.
Серёга повернулся и стал разглядывать засохшие верхушки дальних деревьев.
– А вон там, кстати, мега-дуб растёт, знаешь? – вспомнил Серёга. – Его тогда уж должны все статуи парка поливать, чтобы он таким вымахал.
– Я в этом парке последний раз лет пять назад был, – признался Василий. – Дуб не помню. Не видел, наверное.
– Тогда пойдём, покажу. Такое стоит увидеть!
– А нам не дадут по мозгам за это?
– Да не…
Они вышли на дорожку и пошли к дубу. Дуб, и правда, оказался огромный. Он был огорожен заборчиком, над которым красовалась табличка с текстом.
– В реестре старейших деревьев Подмосковья, – прочитал Васька.
– Да, крутое дерево, там, вроде, написано сколько ему лет.
– Почти четыреста, – медленно проговорил Василий, увлечённый чтением жизнеописания достопримечательности парка.
– Кудрявцев! Раневский! – закричала издали Наташка Сорокина. – Что́ вы тут делаете? Марш на участок!
– Чё раскомандовалась?! – огрызнулся Серёга.
– А то! – она подошла ближе. – Кудрявцев, даже ты, гордость лицея, блин, и то отлыниваешь!
– Мы на минуточку только, – извиняющимся тоном пояснил Вася. – Дуб посмотреть.
– Человек дуб первый раз увидел. Представляешь? – защитил друга Серёга.
– Да ладно! Ты разве недавно в наш город переехал? – удивилась Наташка.
– Всю жизнь здесь живу, – обернулся к ней Васька, когда дочитал текст на табличке.
– Тогда не верю.
– Так я живу на Борзова, с другой стороны города. А вообще, мне ж на днях двенадцать исполнилось. Вот я и получил магический зов. Магистр этого парка, – Васька указал на дерево, – воззвал, чтобы открыть для меня мир эльфов и фей. А за стволом там портал в школу волшебства. Только ты никому не говори, пожалуйста, – и он заговорщически приложил палец к губам.
– Кудрявцев, ты в своём репертуаре! – всплеснула руками староста. – Кончай сказки сочинять и дуй работать!
– А ты сфоткай нас с деревом, – протянул ей смартфон Серёга. – И мы тут же вернёмся на субботник.
Наташка молча взяла смартфон. Вася встал у таблички, но Серёга перешагнул через ограду и приобнял ствол. Дуб был настолько велик, что потребовалось бы не менее пяти таких мальчишек, чтобы обнять его кольцом.
– Куда ты! – крикнула ему староста. – Там же написано, за ограду не заходить!
– Да ты сфоткай и всё! Васька, иди сюда.
Василий робко переступил заборчик и подошёл к стволу.
– Простите за вторжение, – шепнул он и приобнял дуб, но тут же отдёрнул руки и удивлённо посмотрел на ладони.
То, что он почувствовал, совсем не соответствовало твёрдой, грубой коре дерева. Василий вновь дотронулся до дуба. Под ладонями пульсировало и щекоталось. Вдобавок, в теле появилось очень странное ощущение. Оно было похоже на то, как будто тебя начинает сплющивать и выворачивать наизнанку. Правда, это описание не до конца подходит, потому что ощущение, в целом, было приятное. Васька вновь дотронулся и отдёрнул руки.
– Кудрявцев, что там у тебя? – крикнула Наташка.
– Портал активирую, – сочинил он отговорку на ходу. Сердце в груди почему-то громко колотилось.
– Всё, сфоткала! Догоняйте! Телефон отдам на участке, – девчонка демонстративно развернулась и пошла прочь.
– Эй, верни быстро! – помчался за ней Серёга.
А Васька вновь коснулся ствола – и опять пульсирующая щекотка в ладонях. Тело как бы смялось, словно резиновая игрушка, и будто начало засасываться в ствол через руки. В глазах потемнело, перед внутренним взором сверху посыпались очаровательные белёсые искорки. Они падали не спеша, как снежинки в безветренную погоду.
«Вау! Какой сияющий снег», – подумал Василий. Он залюбовался, и на миг позабыл обо всём на свете.
– Василёк?! – удивлённо воскликнул еле слышный мужской голос, доносящийся непонятно откуда.
– Васька! – тут же послышался возмущённый голос Серёги.
Василий опомнился и отдёрнул руки от дерева.
– Как ты меня назвал?! – строго спросил он друга, придя в себя. – Я даже не сразу узнал твой голос!
Никто и никогда не называл его Васильком, кроме папы! И папа-то очень-очень редко, лишь в минуты особой нежности.
– Васька, как же ещё, – не понял Серёга.
– А первый раз?
– Чё? Васькой, Васькой я тебя зову. Пойдём уже! Что ты тут залип? Портал всё активируешь что ли? – Серёга захихикал и поднял с земли грабли.
«Василёк… Василёк…» – вспоминал необычное слово Васька, сгребая ветки.
А потом и по дороге домой вспоминал. И дома вспоминал. У этого слова был какой-то очень особенный привкус. Привкус необычайной нежности и грусти. И, одновременно, какой-то неприкосновенности.
«А что такого в этом слове?» – размышлял мальчишка. – «Да кто ж его знает…»
Но ноги ходят, руки делают, а голова думает. Думает, думает, думает. Голова отличника физ-мат лицея привыкла думать всегда.
«Василёк… с отзвуком… мамы!» – Васька даже поперхнулся от такой мысли, хлебая суп. – «Конечно же! Мама!»
Мамы у Васьки не было никогда. Вернее, она, наверное, когда-то была. Ведь должен был его кто-то родить!
«Какая она, моя мама? Несомненно, она прекрасная», – всматривался Василий в окно, вместо того, чтобы решать домашку. – «Жаль, папа ничего про неё не рассказывает».
Ночью Ваське приснилась… мама. Это был странный сон. Светящаяся по контуру, похожая на магическое существо из онлайн-игры, она призывно помахала ему рукой.
«Ну, разве ж это мама?» – размышлял мальчишка спросонок. – «Да, мама!» – почему-то он твёрдо знал это внутри.
В общем, странный сон.
Возрождение
Два мерцающих огонька радостно носились в пространстве из непонятных линий и корней.
– Спасибо! Спасибо! Спасибо! Спасибо! Спаси́бочки!!! – догонял один огонёк другого. И оба задорно хохотали. – Я даже не знаю, как мне тебя благодарить, милый мой старец Дивий!
– Пригласишь меня обучать сына, – ловко увёртывался второй огонёк.
– Несомненно, так я и сделаю!
– Мы все надеемся на него, ты же знаешь.
– Знаю, знаю, знаю, знаю-у-у… – первый огонёк догнал второго и будто щекотал его.
– О-хо-хо, полегче там! – второй ловко увернулся, и оба вновь принялись на огромной скорости сновать в промежутках между непонятными линиями и корнями. – Ладно, Ивушка, не смею тебя более отвлекать, – притормозили огоньки.
– До свидания, старец Дивий!
Ива вернулась в своё пространство, но никак не могла угомониться. Всё внутри ликовало.
«Старец Дивий нашёл Василька! Милого, родненького сыночка. Самого необыкновенного, единственного и неповторимого во всём древечестве! Да и на всём белом свете!» – золотистыми струйками лилась песня.
Как уж Ива мечтала о восстановлении связи с сыном и возлюбленным! Годы напролёт пыталась вспомнить их след, чтобы дотянуться до них. Только вот память её подвела. Конечно, дело не в памяти. Просто Мир устроил ей великое испытание руками людей. Но на людей Ива не злилась. Деревья, вообще, не злятся.
Тогда, вначале ей было очень больно, сложно, мутно. Ей было не до чего. Она всех позабыла, всё потеряла. Она чуть было не умерла. Но старейшины поддержали её, напитали силой. У них свои чаяния на счёт Ивушки и её сына. Да и тело не подкачало – в итоге спиленная ветла отросла вновь, и Ива восстановилась.
С тех пор прошло много лет. Много лет страстных надежд и мечтаний. В чувства отчаяния и горя деревья не могут провалиться, ведь радость – основа их существа. И вот, наконец, свершилось! Сегодня старец Дивий принёс ей след Василька. Он узнал его при соприкосновении. Есть не так много деревьев, кто смог бы узнать мальчика. Но Мир всё-таки исполнил мечту Ивы.
Немного успокоившись, Ивушка мысленно потянулась к Васильку. Осторожно, чтобы не напугать, она еле-еле прикоснулась сознанием к сыну. И замерла. Ду́хи деревьев редко замирают, но сейчас выдался именно такой случай.
– Роднулечка моя, – блаженство вспыхнуло и разлилось яркими струйками по всему существу Ивушки. Может быть, в этот момент даже само дерево ветлы слегка засветилось кончиками листьев.
Опомнившись, Ива аккуратно отстранилась, чтобы не перегрузить мальчика. Ведь он, поди, всё позабыл.
«Судя по терпкому отклику, мысли о матери для него горчат», – размышляла Ива.
Дотянуться до Ивана было задачей посложнее. Но след его есть у Василька. Стоит лишь подождать пару дней, приучить мальчика к своему присутствию в поле его чувств. И тогда можно будет ненавязчиво попросить у него отцовский след.
Теперь дозваться их на встречу было лишь делом техники – аккуратных телепатических прикосновений, ласковых, но настойчивых.
Зов матери
После странного сна мысли о матери плотно засели в голове Василия. Через несколько дней вечером он подошёл к отцу.
– Пап, ты сильно занят?
Иван оторвался от экрана планшета и вопросительно поднял брови.
– Пап, расскажи мне, пожалуйста, про маму.
Иван вздрогнул. Такого вопроса он никак не ожидал. Сын давно уже не спрашивал. А Иван и рад был. Не хотелось вновь прикасаться к однажды пережитой запредельной боли. Чувство любви, перемешанное с чувством потери, почему-то так и не угасло с годами. И это была настолько ядрёная смесь, что прошибала слезу при любом прикосновении к этой теме.
– Мама твоя давно умерла, – выдохнул отец и потёр лицо руками.
– Я знаю. Расскажи побольше. Пожа-алуйста, – сын подсел рядом. – Последние дни почему-то всё время думаю о ней.
– Что-то случилось? – насторожился Иван.
– Вроде, нет, – пожал плечами Васька.
– А с чего вдруг такие мысли?
– Ну, просто все знают своих мам, а я – нет.
– Ох, ты мой Вася-Василёк, – Ваня крепко обнял мальчишку, чтобы тот не увидел навернувшуюся слезу.
Немного справившись с собой, Иван начал рассказывать:
– Твоя мама была удивительной женщиной. Настолько удивительной, что ты даже представить себе не можешь. Она жила в лесу, была целительницей, настоящей волшебницей. Да-а, как из сказки. Только наяву, по правде. И настолько сильной волшебницей, что даже могла светиться всем телом. А однажды она вылечила от тяжёлой болезни прабабушку Веру. Тогда мы с твоей мамой и познакомились. Потом она спасла жизнь деду Жене. Он умирал в больнице. И никто уже не верил в его выздоровление. А она дала простой и удивительно действенный рецепт. Дед буквально воскрес! Врачи сказали, что так не бывает. Но дед-то, вон, до сих пор тебя супчиком кормит.
– Па-ап, – перебил Ивана сын. – Теперь мне ясно, в кого я такой сказочник уродился.
– Да-а, – улыбнулся отец, – Всё, что досталось тебе от матери, может сделать тебя настоящим волшебником.
– Да не, – усмехнулся Васька. – Это ты́ у нас, оказывается, сказочник. Так круто рассказываешь!
– Ты мне не веришь?! – уставился на сына Иван.
Василий изобразил снисходительную улыбку.
– Вот и прабабушка твоя не поверила, – потупился отец и тяжело вздохнул.
– А, может, давай съездим к маме на могилку? – предложил Вася.
Иван напрягся, внимательно посмотрел на сына и задумался. К бабушке Вере он с тех пор ни разу не ездил. Звонит ей иногда, а поехать не может. Ведь если поедет, то и в лес пойдёт. Но вытерпит ли вновь боль разрывающегося сердца? – Страшно! Да и стыдно разрыдаться у всех на глазах.
Отец его, дед Женя, и сестра Ольга часто навещают бабушку. Дед всё мечтает вместе с Иваном избу тёще подлатать, да только Иван «упёрся, как баран, и ни в какую ехать не соглашается».
«А теперь вдруг и Васька просит. И, конечно же, он имеет право знать о матери. Но как теперь явишься? – Неудобно как-то. И могилки-то никакой там нет. Да и получится ли не разрыдаться…» – мысли скреблись, царапались и цеплялись одна за другую.
Сам Васька изредка ездил с дедом в деревню. Но в лес там его, понятное дело, никто никогда не водил.