Василёк

Василий удивлённо вытаращил глаза.

– Да, – грустно вздохнул Дивий. – Может быть, именно поэтому человеческого в тебе больше, чем древеческого.

Василёк задумчиво посмотрел вдаль, пытаясь уложить в своей голове всё услышанное.

– Я про маму твою не закончил, – опомнился седовласый. – Другой дар Ивы – пересекать границу миров. Очень мало деревьев на такое способны! А она научилась выходить наружу не только сознанием, но даже и некоторыми энергиями. Этого оказалось достаточно, чтобы быть услышанной и увиденной.

– Кем?

– Да много кем. Всеми обитателями леса. И людьми. С людьми у Ивы накоплен богатый двухвековой опыт общения. Она у нас как профессор по людской культуре. Это правильное слово – «профессор»?

Мальчишка кивнул. Мужчина в ответ тоже:

– Спасибо. В этом вскрывается ещё одна особенность Ивы – несмотря на то обилие зла, что люди с ней сотворили за всю её жизнь, она не утратила любовь к ним. И это просто поразительно! Многие деревья охладели к людям и, вообще, не хотят больше контактировать. А она – наоборот, кучу сил тратит на поиски возможности общения с ними. Более того, не так давно она научилась оформлять свой образ снаружи в виде разных зверушек и человеческой девушки. Что из этого получилось – ты хорошо знаешь.

Василий поднял брови и отрицательно помотал головой.

– Ну как это нет? – всплеснул руками седовласый. – Ты́ получился! Получилась любовь с человеком и уникальное дитя, каких не рождалось уже веков десять. В порыве этой любви Ива, вообще, превзошла сама себя и всех старейшин древечества вместе взятых! Она смогла создать пространство и условия присутствия человека во владениях великого ничто! Там, где просто находиться-то невероятно сложно, не говоря уж о том, чтобы сотворить что-то. Это я про междумирье и её комнатку.

Василёк смотрел отсутствующим взглядом. Было непонятно, слушает ли он или нет. Немного спустя мальчишка с серьёзным видом взглянул на Дивия и спросил:

– Десять веков не было таких как я? Каких таких?

– Ммм… – напрягся седовласый мужчина. – Эх, забыл человеческое слово, которым встарь называли детей волхвов и деревьев. А, вспомнил! Древолхва́ми. Это были очень уважаемые волшебники, послы мира между цивилизациями людей и деревьев, хранители паритета и взаимосвязи миров. Ведь и древечество, и человечество черпают силы жизни сразу в обоих мирах.

– А что эти древолхвы делали?

– Выстраивали диалог между людьми и деревьями, разрешали сложные ситуации, защищали тела деревьев-волшебников от посягательств, возвращали сгинувшие людские силы. И правители человеческого общества, и Совет старейшин древечества всегда прислушивались к ним. Совет древолхво́в мог изменить любые планы обоих миров… Теперь же всё это ушло в небытие. Последний древолхв покинул явь около трёх веков назад.

– Покинул явь?

– Да, умер. С тех пор не осталось никого, кто мог бы достойно поддерживать диалог между нашими мирами. И сама возможность союза между человеком и деревом исчерпалась. Не осталось таких людей-волхвов, способных подолгу путешествовать по миру древечества.

– А чем плохо, что деревья и люди стали жить по-отдельности?

– Много чем плохо. Деградируют оба мира. Люди всё позабыли и одичали. Чудовищными темпами они стали выпиливать тела старейших. Даже самые мощные деревья-волшебники, на чьих плечах держатся оба мира, ничего не смогли с этим поделать, и уходили в небытие, – Дивий выглядел взволнованным и удручённым. – Ты только представь себе, древнейшие из рода гигантских секвой были почти полностью уничтожены! Их разума хватило бы людскому прогрессу на сто-двести-триста лет вперёд. А их распилили на доски, – Дивий огорчённо качал головой.

– Никогда не слышал о таких.

– А ты в смартфоне своём поищи, как вы обо всём там ищете. Спроси про вырубку гигантской секвойи или про секвойную лихорадку.

Васька достал смартфон из кармана.

– Сети нет, – сообщил он.

– Понятное дело, – ухмыльнулся Дивий. – Ты же не снаружи. Тут и сам телефон – лишь привычный тебе образ. Стоит напрячься, и образ телефона изменится.

Василёк уставился на телефон и наморщился.

– Не получается, – выдохнул он.

– А что ты пытался?

– Сделать его круглым.

– Образ под собой всегда имеет заряд. Пока ты не можешь его преодолеть. Попробуй попроще что-нибудь. Цвет поменяй, например.

Васька снова наморщился.

– О! – воскликнул он. – Смотри, смотри! Кожух был прозрачным, а стал зелёным!

– Молодец! – Дивий заулыбался и закивал. – Ладно. Можешь мне поверить на слово, за последние два века древечество очень многое потеряло. И в количестве, и в качестве. Молодые деревья нынче не считают людей собратьями по разуму. Не хотят, да уже и не могут взаимодействовать с людьми, потому как словесную форму контакта не научились воспринимать.

Василёк убрал смартфон обратно в карман.

– Люди тоже многое потеряли, – кивнул ему Дивий. – Память, живость ума, волшебство, радость жизни, здоровье. На смену всему этому пришла немощь, рутина и серость будней, тысячи новых болезней и вечный стресс. Так, конечно, не у всех, но у большинства. Зато упадок внешнего мира – у всех – горы мусора, отравленный воздух, тухлая вода. Внешний мир не может без внутреннего, так же как и внутренний без внешнего.

– Да уж, – загрузился Василий.

– Чувство угасания рождает в людях всеобщее недовольство жизнью. А оно часто выливается в слёзы деревьев.

– Почему, – вынырнул из задумчивости мальчишка.

– Недовольство людей рождает войны или массовые переселения. В обоих случаях люди активно начинают рубить деревья. Причём, самые старые, самые здоровые и большие. Им, мол, так удобнее. Ладно б молодняк выкашивали, если уж без убийств никак обойтись не могут! Но нет – первыми умирают деревья-волшебники и старейшины родов.

– А разве молодые деревья не менее ценны? – возмутился вдруг Василёк. – Будет ли будущее без них? Они должны перенять опыт и знания старейшин и со временем занять их место.

– Ты мыслишь, как человек, – укоризненно взглянул на мальчишку Дивий. – В нашем мире всё немного иначе… Помнишь, как деревья сеют семена?

Васька смотрел на седовласого и пытался понять, что тот имеет ввиду. Не дождавшись реакции, Дивий ответил сам:

– Обильно! Молодые деревья всходят обильно и быстро набирают физическую силу. Особенно под покровительством мощных товарищей, а не в чистом поле. Если один-единственный сильный дуб захочет продлить собой род, он сделает это, не смотря ни на что. Дубики насеются сотнями, хоть ты перепахивай всё вокруг каждый год! Понимаешь?

Василёк неуверенно кивнул.

– А вот внутри – наоборот. Выстроить своё пространство, – Дивий раскинул руки в стороны, показывая всё вокруг, – трудно и долго. Это занимает десятилетия.

– Почему?

– Таков закон Мира. Вот люди – немного активны снаружи и немного активны внутри. А деревья снаружи обездвижены. Но количество жизни в них такое же. Поэтому, насколько неподвижны деревья снаружи, настолько подвижны они внутри.

Василёк снова кивнул.

– Так и со взрослением, – поднял указательный палец седовласый. – Люди со средним темпом развиваются снаружи и примерно также внутри. А деревья – нет! Насколько быстро и легко деревья растут снаружи, настолько сложно и медленно внутри. Ты не в счёт.

Мальчишка польщённо хихикнул.

– Так что молодёжь – это, по большей части, дрова. Как бы неуважительно это ни звучало. А вот спиленные старейшины, уходя, уносят с собой гигантскую силу, озаряющую все создания на нашей планете, уносят знания и волшебство, уносят культуру, цивилизацию и само пространство нашего мира. Ты же уже понял, что этот мир слагается из личных пространств, их качеств, силы и наполнения.

– Но рано или поздно старейшины всё равно умрут, – задумчиво произнёс Василий.

– Э-э, не-ет! – протянул Дивий. – Смерть смерти рознь. Каждое дерево прекрасно чувствует, знает свой последний вздох и задолго готовится к смерти.

Василёк вытаращил глаза.

– Ага, – улыбнулся дух дуба. – По меркам людей это кажется странным. Но только не для деревьев. Перед смертью каждый из нас передаёт своё пространство другим. Свои знания, силу и волшебство. Это целый процесс, он требует подготовительной работы и ритуалов передачи. Поэтому лишь у убитых деревьев пространства и мудрость безвозвратно исчезают. Они просто не успевают ничего передать другим.

– Да уж… – Васька встал с лавки и стал переминаться на затёкших ногах.

– У людей тоже немного такого есть, – встал вслед за ним Дивий. – Люди пишут завещание на дом – кому он достанется. Только разница в том, что без завещания людской дом никуда не исчезнет.

Седовласый замер, будто пытаясь расслышать тихий-тихий звук.

– Пойдём, Ива зовёт, – произнёс он с удивлением и протянул руку мальчишке. – Оказывается, уже два выдоха Земли прошло. А я и не заметил! Вот заболтались мы тут с тобой!

Совет старейшин

Они прошли по следу Ивы и прилипли к прозрачной сфере, к границе её пространства. Оказавшись внутри, Василёк не увидел ничего. Он ощупал руками своё тело – присутствует – и сделал несколько шагов вперёд. Под ногами во мгле хрустели то ли мелкие камни, то ли мелкие ветки. Глаза постепенно привыкли к темноте, и теперь Василий хоть что-то видел, но никак не мог понять, что именно. Мозг судорожно пытался соотнести наблюдаемое хотя бы с чем-нибудь известным.

Взгляд привлекли золотые линии. Сначала они показались Васильку светящимися паутинками. Чуть шевелящиеся в потоках воздуха паутинки были абсолютно ровными, как будто натянуты по струнке. Вскоре ум мальчишки переметнулся, подобрав другой образ. Теперь ему мерещились лучики яркого солнца, пробивающиеся сквозь мельчайшие отверстия в потолке или в стенах. Лучики высвечивали обилие плавающих в воздухе пылинок.

«Значит, снаружи солнечно, а тут темень и пылища, – пронеслось в голове. – Куда это я попал?»

Но тут один из лучиков разделился пополам и свернулся в два колечка. Вся только что выстроенная в мозгу картина тут же рассыпалась. Исчезло ощущение стен, и солнца, и пыльного воздуха. Сбитая с толку голова закружилась. Сзади за плечи Василька поддержал Дивий.

– Выключи в себе человека, – прошептал он. – Не смотри, а чувствуй. Пусть то, что ты видишь, тебя не волнует.

Василий повиновался. Вниманием он стал обшаривать свои ощущения. Как мог.

Спиной чувствовалась близость Дивия. От его прикосновений в плечи текло тёплое спокойствие и уверенность. Впереди ощущалось большое свободное пространство. Где-то там чуть справа – чьё-то присутствие. Василёк вслушался в это ощущение, и ему померещился там вдалеке образ золотых пульсирующих струек, пересекающихся, сходящихся и расходящихся – и тут же чувство узнавания – Ива!

– Не смотри, а чувствуй, – вновь шепнул Дивий.

Василёк сморгнул образ пульсирующих струек и принялся вновь искать внутри себя что-нибудь. Постепенно стало проявляться чувство, что всё большое пространство наполнено присутствием. Сначала в общем, а потом конкретнее. В разных точках его кто-то был – правее, левее, ближе, дальше – несколько десятков, а, может быть, и сотен кого-то. Василёк теперь точно знал это, хотя ничего в темноте не видел.

Он постарался распространить чувствование назад и обнаружил там яркое ощущение Дивия, стоя́щего совсем рядом, и ещё несколько точек поодаль справа и слева.

В какой-то момент Василёк понял, что нужно пройти вперёд. Он сошёл с места, но хруста под ногами не услышал. Даже ног не почувствовал. Не чувствовал и тела. Со спины тут же пришло желание не отвлекаться, ведь при таком способе восприятия не важно, есть тело или нет.

Продвинувшись ещё вперёд, Василий ощутил, что теперь находится в центре круга присутствующих. Круг состоял из нескольких рядов. Каждая точка в них источала выжидающее внимание. От кого-то оно ощущалось прохладнее, от кого-то теплее. Васильку стало не по себе. Но не успел он съёжиться, как сзади окатило теплотой поддержки Дивия. Приятная волна распространилась до самой глубины сердца мальчишки, успокаивая и воодушевляя его.

Василий уже откуда-то знал, что ему нужно поприветствовать всех, представиться и рассказать о себе. Чувство знания, скорее всего, тоже пришло сзади, от Дивия – ну не сам же он это придумал!

«Только как всё это сделать без слов?» – растерялся мальчишка.

Дивий опять подсказал. Василёк мысленно удивился такому способу общения:

«Вообще, стало почти неразличимо, Дивий ли посылает мысль, или она сама возникает в моей голове. А может, и не в голове – головы-то больше нет».

– Не отвлекайся, – пришло ощущение очередной волной.

«Радость. Нужно испытать радость по отношению к присутствующим. Это и есть приветствие», – принялся искать в себе кнопку радости Василёк. Но она никак не находилась.

– Великие этого мира перед тобой, – накатывало волна за волной тёплое ощущение со спины. – Они рады тебе. Они рады познакомиться с тобой. Каждый из них готов делиться с тобой своим счастьем ради процветания Земли и наших миров.

Дивий пытался настроить Василька на восторг встречи. Василёк тоже старался. Безусловное чувство не получалось, поэтому задачей седовласого было найти такой взгляд на происходящее, от которого мальчишка мог бы возрадоваться, а ещё лучше – возликовать.

– Перед тобой магистры всех школ волшебства в мире, – Дивий попробовал другие образы. – Самые крутые деревья-волшебники со всей Земли. Они прибыли сюда из разных стран и континентов ради тебя. Потому что ты – сын человека и дерева. Ты интересен им. Они могут дать тебе всё, что захочешь. Любую магию. Ты рад этой встрече? Ты рад им? Ну, же, покажи им свои чувства!

Василёк ошалел от накатившей значимости такого события. Он представил среди присутствующих всех учителей волшебных школ из фентезийных книг и ещё больше стушевался.

– Не думай и не смотри! – вместе со строгим предупреждением из-за спины пришёл согревающий и воодушевляющий поток. Робость и смущение рассеялись. – Ты хотел учиться волшебству? Хотел стать крутым, великим? Мечтал о реа́льной магии? Вот оно, само пришло к тебе! Свершилось! Ура! Ура!

– Да! Класс! – наконец включился мальчишка. – Я благодарю всех присутствующих.

Дивий облегчённо выдохнул. Но всё ещё продолжал слать воодушевление. Наконец, Василёк зажёгся и взвился в радостном чувстве свершения, с благодарностью ощущая присутствие вокруг сотен дружественных сущностей.

Земля под ногами исчезла. Это был последний атрибут привычного человеку пространства. Дивий тоже остался где-то-там. Но внутри всё так же тёплыми волнами появлялись его бессловесные наставления. Василёк уже наловчился отличать их от своих мыслей по тональности.

Круг присутствующих сузился. Они стали ближе, а их внимание теплее и ярче. От волны беспричинного ликования Василёк с силой крутанулся сам в себе и вмиг разослал окружающим капельки своего ощущения. Он представил себя собакой, с азартом отряхивающей мокрую шерсть, и от этого стало ещё веселее.

– Не смотри, а чувствуй, – мягкой волной напомнил непойми откуда Дивий.

От чувства радости, искристости и доброго контакта со всеми вокруг в Васильке родилось нечто новое. Удивлённый, он даже притормозил, чтобы поотчётливее рассмотреть это. Внутри родилось доверие. Доверие. Тёплое, уютное, оно так приятно ощущалось, словно магический эликсир из фентезийных историй.

Миг спустя, мальчишка уже знал, что с этим делать – быть открытой книгой, на всех страницах одновременно. Выставить напоказ все закоулки самого себя. Даже самые постыдные! Это и будет «рассказ о себе».

Василёк тут же вспомнил, как во втором классе не вернул другу красивый ластик.

«Украл», – дзынькнуло колючее чувство.

А потом ещё в какой-то раз раздавил дедовы очки и не сознался.

«Соврал», – дзынькнуло снова.

Такое не хотелось показывать. В глубине души у Васьки напряжённо ёкнуло.

– Не думай, не смотри, не важно. Тебя давно простили. За всё! – Дивий вмешался нежным потоком, растворяя напряжение.

Вихрь брызжущего ликования не успел даже остановиться, а лишь слегка притормозил о возникшее и исчезнувшее препятствие. Василий внутренним движением распахнул себя, наполнившись чувством «вот он я какой на самом деле». Прямо диво дивное.

На миг он даже замер, удивляясь самому себе и этому ранее неизведанному чувству. В нём Васька выглядел совсем в ином свете. Щуплый очкарик (хотя уже нет – после первого посещения Ивы очки были позабыты), он сам себе никогда не нравился. Сказочник-врунишка, ботаник-заучка, он предпочитал тихое уединение. В хохочущей компании он никогда не мог достойно ответить на колкость и потому часто оставался осмеянным. Он даже и разозлиться путём не мог, дать в нос обидчику, или хотя бы собственный нос защитить. Нет, в такие моменты внутри что-то сжималось, блокировалось, и Васька, как истукан, довольствовался лишь горечью собственного бессилия.

Теперь же все эти черты выглядели, вернее ощущались как само собой разумеющиеся, как незаменимые достоинства, слагающие неповторимость его существа. Без всего этого он бы не был тем, ради кого собрались здесь все эти великие волшебники.

Наверное, впервые в жизни он почувствовал любовь к самому себе, гордость за то, что он есть. Брызнули слёзы радости, отшелушивались предубеждения – и это всё на фоне множества потоков внимания и собственного вихря ликования, побуждающего непрерывно вращаться и звучать.

Всё смешалось в единую кашу. Сознание Василька утомилось понимать, что с ним происходит, и он провалился в тишину – без чувств, эмоций, ожиданий и желаний. Блаженное ничто без единого движения окончательно растворило человека. Не осталось ни пространства, ни образов, ни даже фокуса внимания.

Осталось лишь знание того, что мир существует. Что где-то там есть Совет старейшин, на котором все обсуждают Василия. Что присутствующие общаются на языке деревьев, высказывают надежды и опасения, восхищение и одобрение, советы и готовность к участию. Василёк знал всё, что они сказали, как единый смысловой узор, не касаясь вниманием конкретных фраз и выступлений.

А меж тем, Совет старейшин теперь представлял из себя два лагеря: тех, кто поддерживает возрождение статуса и культуры древолхвов, и сомневающихся, можно ли осуществить эту идею. Третий лагерь, противников, опустел после того, как Василёк успешно прошёл своё первое испытание – выключить в себе человека и включить дерево.