Чужая курица. Избранная проза

– Ну, если так, открывай свою молитву.

Мы стали на колени перед маленькой иконой в углу. Я не знаю, как выглядели мы со стороны. Нас мяла жизнь и воспитывала кнутом, унижала на каждом шагу и заставляла идти туда, куда направляться вовсе не было смысла. Она вынашивала, рожала детей, отдавая им свое здоровье и все-таки оставаясь сильной и выносливой, потому что надо нянчить их и ставить на ноги. Жизнь оттирала мужа на задворки – она заменяла его, чтоб теперь вот в лоснящихся джинсах, вдали от своей уютной квартиры, опуститься на колени перед иконкой Архистратига Господня, о котором не имела раньше ни малейшего представления.

Мы прочитали вслух молитву, не очень дружно крестясь. Она причесалась перед зеркальцем, попудрилась, ярко накрасила губы и – поминай как звали! – укатила на своей изнурённой машине. После её отъезда я отправил домой SMS-ку, сообщая о том, что переночевал на даче, а сегодня нужно подкормить кабачки, огурцы и помидоры. Я видел по их листьям, что в почве не хватает азота. У меня вырыта специальная яма для компоста, используемого при подкормках. Разбавлял его речной водой, настаивал и поливал каждое растение под корень. Сегодня работа принесла мне особую радость. Она помогла забыть о женщине, любимой когда-то, но оставшейся чужой для меня. Раньше между нами пробежала кошка из-за мужа: мне было больно, что я остался на обочине. Между тем её планы сбылись. Скоро они справили новоселье в просторной двушке в центре города. Я не мог равнодушно видеть даже сам этот дом, скрывавший от меня их счастье. Почему стал думать о ней? Мне казалось: с ней моя жизнь сложилась бы по-другому, она нарожала б кучу детей, я работал бы в поте лица, обеспечивая их всем необходимым. Теперь я видел несбыточность мечты. Как была она внутренне чужда мне, так и осталась. Все ей чего-то не хватало, надо куда-то спешить, где-то мельтешить, колобродить, чего-то доставать. Это оформилось, в моём представлении, в зряшную суету и даже бестолковость. Её решение шантажировать отморозков вообще прозвучало громом среди чистого неба. Я размышлял о том, переспим мы с ней или не переспим, а она думала лишь о бабле на халяву. Убеждён: нарочно преувеличила собственные трудности, которых у каждого в избытке. Любой человек стремится жить лучше. Ну, может, прогорела в торгашестве, так опять начнет, ей ничего не стоит. У неё и квартира в известном всей стране городе, и муж, и дети, а у других и этого нет. Что тут взмыливаться, приготавливать пушку? Тем более, ей на горло никто не наступал. Я раскаивался в том, что сделал ночные снимки. Без них ничего бы не произошло. Моя душа с прежней сосредоточенностью занималась бы огородом.

Еще до того, как стал подкармливать растения, я заметил на косах кабачков и огурцов лишь небольшое количество завязей. Значит, нужно отщипнуть верхушки, чтоб росли боковые побеги, на которых обычно завязи много. Отщипывались они легко, потому что представляли самую молодую часть куста. Однако растения успели переплестись, и пришлось изрядно повозиться, переходя с места на место среди распространившихся вширь листьев. Зато я получил уверенность, что теперь попрут вперёд боковины, приманивая к себе острым запахом насекомых.

С помидорами – наоборот: там рвались во все стороны боковые отростки, сдерживая развитие верхушки. Я по опыту знал: если их оставить, плоды будут мелкие и ни один не успеет вызреть. Кустов гулькин нос всего, зато отростков – море разливанное; некоторые успели не только вырасти, но и отвердеть. Они не сощипывались, пришлось идти за ножиком, снова перелезать через забор. В домике хозяина караулил сюрприз. Какой-то нахал побывал здесь без меня, воспользовавшись тем, что я увлечённо копошился на огороде. Он не пытался замести следы. Во-первых, на белом полу в нескольких местах отпечаталась большая нога, обутая в кроссовки. Во-вторых, мой портфель был оставлен открытым: незваный визитёр спешил. Ну и ещё, в-третьих, он лазил на чердак, оставив на стене домика грязный след. Судя по всему, не ожидал увидеть аккуратной чистоты, а когда увидел, то не счел нужным разуваться, чтоб не тратить время. Я карандашом запечатлел рисунок подошвы на листе бумаги; после этого попытался выяснить, чего ему было нужно. Гость ничего не похитил, но явно что-то искал. Похищать-то, собственно, нечего, разве умывальник да портфель. И то, и другое оказалось на месте. Стоп! И как это я сразу не сообразил? Мобильный телефон! Я не брал его с собой на огород, чтоб там ненароком не обронить. Восьмимегапиксельная камера могла привлечь какого-нибудь прощелыгу. Но и сотовый лежал там, где я его оставил, а именно: в боковом кармане портфеля. Может, он не заметил? Так нет же, ясно, большую часть времени прохвост провёл возле портфеля: один чёткий след обеих ног и два нечётких. Он, стоя, менял положение. Это стало понятно, когда я внимательнее всмотрелся в следы. Прохиндей подходил поближе к окну, к свету. На блестящем корпусе мобильника – след пальца, который мог принадлежать и мне. Почему я уверен, что он брал мой смартфон в руки? Я выключил его сразу после отправки SMS-ки, так как второй день не заряжал аккумулятор. Он включил аппарат (пин-кода нет, я не люблю создавать ухабы на ровных местах). Подошел к окну и посмотрел всё, что ему нужно. Скорее, не нашёл искомого. Положил сотовый на прежнее место в портфель, полез на чердак, хотя вскарабкаться туда нелегко. Значит, он получил приказ обыскать подчистую. Пришлось и мне вслед за ним лезть туда же. На чердаке висела невыносимая духота, несмотря на то что визитёр не потрудился закрыть за собой лаз. Было светло, как во дворе; железо, поддерживающее кровлю с боков, нагрелось. По-видимому, незнакомец тут долго не задержался, да и в одежде невозможно задержаться. Сразу вспоминалась речка, прохладное течение. Скорее всего, он лишь зыркнул глазами под матрас. Заглянул туда и я. Раньше шаром покати – теперь же я разглядел матерчатый предмет и поднял его. У меня в руках оказался обыкновенный женский лифчик из синтетики. Его могла оставить она. Когда стало жарко, она разделась; спешно одеваясь утром, могла забыть, а могла и нарочно оставить из-за жары, подумав, что такая же температура и на улице.

Нельзя сбрасывать со счета ещё один – маловероятный, правда – вариант. Лифчик мог подбросить мне этот охламон, но с какой целью? Это не наркотик, уголовную статью не пришьёшь. Если сюда приходила женщина, то это могла быть моя жена. Тоже никакого криминала.

На всякий пожарный я положил лифчик в целлофановый пакет и спрятал в глубокий тайник под полом, где у меня хранилась настойка. Как показали ближайшие события, предосторожность проявлена вовремя.

Подкармливая зелёно-грязной жижей помидоры, я размышлял о том, откуда исходила опасность. Единственно реальным человеком, приписанным к знакомой мне действительности, был тот, первый, что показал служебное удостоверение. Мог ли он прислать сюда соглядатая? Вполне, только тот не стал бы таиться, а делал всё в открытую. Подошел бы, представился, ордер какой-никакой предъявил на обыск. Всё оказалось бы более-менее прилично. Вероятно, он объяснил бы, в чем дело, я узнал бы, откуда ветер дует. Ничего подобного не произошло; следовательно, вчерашний утренний гость к сегодняшнему обыску отношения не имеет. Общее здесь одно: день, как и вчера, нарождался тревожный.

Черноволосому лейтенанту могли приказать обыскать мой домик, но он тоже не стал бы делать это втайне. Просто в силу привычки. Милиционерам не от кого таиться, они всегда на виду. Причем следы на полу принадлежали явно не милицейским туфлям и уж тем более не обуви двойника президента. Их оставил кто-то небрезгливый и грузный, спрятавший машину в укромном уголке. Значит, наглое хозяйничанье на моей даче могло быть связано с событиями вчерашнего вечера. Я решил не строить больше догадок, а дождаться её возвращения. Она лучше меня понимала психологию всякого рода оторвиловцев.

Подкормить огурчики и кабачки оказалось сложнее, чем помидоры. Поливать под корень мешали широкие листья, на которые не должен попадать раствор, так как он мог вызвать ожог. Пришлось поставить ведро в междурядье, левой рукой приподнимать за край широкий лист, а правой выливать из банки подкормку. Воды разошлось много: не менее семи раз сходил с ведром к речке. А потом надо к каждому помидорному кусту поставить опору и подвязать стебель. Опоры у меня сохранились с прошлого года. Это обыкновенные палки одинаковой длины. Верёвки, которыми подвязывал стебли, уже сгнили, и я нарезал новых. Тень от дуплистой березы полностью исчезла с огорода, что означало: наступил полдень. Пока я привязывал стебли помидоров, прошло еще часа два. До конца работу, требующую сноровки, сделать не удалось. Заурчал мотор, и в ложбинку, расположенную вдоль огорода, мягко вкатился весело-красный автомобиль. Мотор заглох, а дверца не открывалась. Я бросил очередную опору для помидоров на землю и направился к машине. Нехорошие предчувствия грызли меня. Сейчас распахну дверцу – она с пулевым отверстием в ляжке исходит кровью. Только я подошёл – дверца сама распахнулась, впустив меня внутрь. Она была жива-здоровёхонька; более того, улыбалась, образовав на обеих щеках симпатичные ямочки, порозовевшие от самодовольства хозяйки. Ровные белые зубы поддерживали самодовольство.

– Закрой дверь, – сказала. – Я победила. За семь часов всего.

Признаюсь, похвальба ошеломила меня. Она раскрыла тайну с её начала.

ТАЙНА «КРАСНОГО КРОКОДИЛА»

НАТОПТЫШИ

Я поехала к мосту, чтоб лучше рассмотреть рисунок: на фотке, сделанной ночью, его со всеми подробностями не разглядишь. Да, пасть оказалась впечатляющей, зубы острые, как кусочки отколотого стекла. Глаза будто на мокром месте, вот-вот слеза падёт. Но главное – это то, что у него на белом брюхе видна надпись «красный крокодил», причем оба слова в кавычках. Сделана белой краской, только погуще; если не присмотреться – всё снежная вата. На хвост рептилии художник не пожалел красной краски, да и вообще вблизи крокодил казался одетым в распахнутый красный панцирь. Из увиденного я сделала вывод: надпись, по-видимому, не зря закавычили. Она вполне могла представлять название какого-либо заведения.

Рядом с дачами находился холм, у подножия которого – еще один, поменьше. Ребята-мотоциклисты использовали его как трамплин, подпрыгивая на солидную высоту. Приземлялись возле речки и ухитрялись при этом не угодить в воду. Я подъехала к холму и остановила машину. Некоторое время сидела спокойно и наблюдала за мотоциклистами, которым польстило мое внимание. Они стали прыгать без перерыва, гордо поглядывая друг на друга. Как остановить хотя бы одного из них? Я начала сигналить, и тогда один притормозил возле холма. Выбравшись из авто, позвала его к себе. Мотоциклист замер в двух метрах от меня, подняв облачко пыли. Я с удивлением разглядывала его лицо. Лихач учился, должно, в пятом классе.

– Почему без шлема?

– У меня тут дом близко.

Ну и логика у мальчишки: если дом близко, значит – можно рисковать. У меня дом был далеко, а я тоже рисковала.

– Кто под мостом бяки рисовал?

Он на полминуты задумался.

– Не бяки, а вполне круто.

– Так кто же?

– Натоптыш рисовал. Его все граффитчики знают.

Однако сам пацан имел о Натоптыше скудные сведения. Толстый, усатый. Рисовал под мостом один, своими глазами видел. Ни тебе где живёт или хотя бы работает, ни тебе на чём приехал из города. Мог на автобусе? Вполне, хотя заказчики явно не последние скупердяи. Значит, мог отказаться от машины, чтоб не привлекать внимания. Пришёл толстячок в джинсах и майке с рюкзачком за плечами, попотел малость на солнце – и оставил за спиной зубастую рептилию. К граффитчикам привыкли; их воспринимают как часть пейзажа. Главное, что юнец не смог вспомнить, от кого он впервые услышал прозвище рисовальщика. Я ни на минуту не сомневалась, что Натоптыш – это прозвище.

– Надень шлем, а то гаишникам доложу, – сказала я на прощанье, и мальчишка послушался. Оказывается, шлем был приторочен к багажнику, я просто его не разглядела. В шлеме паренек стал выше ростом и солиднее, только глаза выдавали беспечную молодость. Я кивнула на прощанье, и он умчался раньше меня, хищно клацнув амортизаторами.

Как хорошо, что я на машине! Неказистый драндулет позволял проскользнуть везде, не привлекая чрезмерного любопытства. Друзья юнца вмиг прекратили бы своё занятие, осмотрели тачку и перемыли ей косточки, окажись она шикарной иномаркой. А скромное ТС никому не надо, как не нужен на паперти нищий. Старый он или молодой – всем до лампочки. Я знала: движок может выйти из строя в любую минуту, и тогда хлопот не оберёшься. Больше всего на свете я не любила брать в руки ключ и пытаться самой что-либо куролесить. Обычно неполадки исправлял муж, который кое-что смыслил в технике. Ремонт в мастерских недёшев: к его стоимости приплюсовывали стоимость деталей. В итоге выскакивала круглая сумма. На сей раз ремонт не был предусмотрен вообще: муж уверил меня, что автомобиль надёжен. Так оно, наверное, и было на самом деле до тех пор, пока я не стала колесить по просёлкам, то там то сям не заметив выбоины. Однажды задним мостом зацепила какую-то железную дрянь. Ресурс, заложенный в мою колымагу ремонтом, таял, в чем я виновата сама. Честно скажу, о чём думала в те решающие мгновения. Главной моей ошибкой было то, что я притормозила возле одноклассника. На кой ляд он мне сдался? Будучи когда-то симпатичным парнем, немного мне нравился, я даже подумывала о замужестве, но сейчас от симпатии пшик. Он превратился в куркуля либо навозного жука, целиком занятого огородом. Если б не его необыкновенная настойка, то и вспомнить нечего. Он даже не залез ко мне на чердак, испугался пистолета. А пистолет – это тоже затея мужа, научившего меня более-менее метко стрелять.

Появился шанс решить на немалый срок финансовые проблемы. Призрачный, он манил к себе наподобие колдуна. Но искус мог стоить мне жизни. Это я отчётливо осознала. Среди людей нет таких, кто готов безропотно расстаться с миллионом. Да что там с миллионом! Порой на кону крохи, а кровь хлещет ручьём. Честолюбие сказывается: произнес «А» – произнеси «Б». Я сделала первый шаг, который пока ничего не сулил. Могла поворотить оглобли, забыть обо всём. Однако судьба скомандовала по-иному. Направляясь по извилистому просёлку к трассе, я почти натолкнулась на невысокого человека, рассматривавшего что-то на железобетонном заборе. «Что-то» оказалось рисунком, напоминающим изогнутого в бараний рог гиппопотама. На вид человеку лет тридцать – не больше. К моему удивлению, встретила не любопытствующего зеваку, а владельца дачи, занявшегося ее украшением. Обычно попадались граффитчики либо волосатые (у них не видны даже плечи), либо бритоголовые (неприятно поражали ямочки в черепе). Этот же выглядел как один из прохожих: синие бриджи с обтрепанными краями и такие же синие шлёпанцы. Он созерцал на ограде то, что было плодом его творческого воображения.

– Почему бы вам не пригласить Натоптыша? – спросила я. – Он умеет разукрашивать реалистично.

– А я не хочу реалистично. Реализм – дохлая собака, и труп ее смердит. Мне нравится мой рисунок. Я – авангардист.

– Ну, нет, я предпочитаю реалистическую манеру. Пусть будет собака, но чтоб у нее имелись уши, лапы и хвост. Мне, кстати, тоже нужно разукрасить забор. Не подскажите адрес Натоптыша?

Мужчина оглядел меня с головы до ног.

– Натоптыш три шкуры дерёт за свою мазню. Впрочем, если он вам приглянулся, всегда можете отыскать его в кабаке «Три стула». Он не просыхает.

Я пожелала граффитчику успешного завершения работы и уехала своей дорогой. Нутром чуяла, что прослыть назойливой сейчас рискованно. Натоптыш, похоже, стал известной среди дачников персоной, своего рода ходячей легендой. Мужчина лишь услышал имя – сразу заговорил о нём как о знакомом человеке. А я ловко выпытала то, что мне нужно, полагая: найти кабак «Три стула» не составит труда. Ясно, в нем можно поддать на троих, то есть питейное заведение рассчитано на небольшие компании выпивох. Я знала со слов паренька, Натоптыш – усатый толстяк, скорее всего, с пузцом, выросшим из-за частого употребления пива. Ориентиры надёжные, предстояло лишь отыскать кабак.

Я направилась к ближайшей заправке. Реклама сулила быстрое и качественное обслуживание. Мне нужно не быстрое обслуживание, а подходящий бензин. Причем я не обладала возможностями для проверки его качества. Зато в душе теплилась надежда выведать у работников заправки много чего о «Трёх стульях». Она была похерена, как только я увидела, что обслуживанием занимается выходец из Средней Азии. Скорее всего, он ни бельмеса не смыслит не только в кабаках, но и вообще в питейных делах. Однако я ошиблась. Широкоскулый парень, одетый в униформу, охотно поведал мне об окрестных ресторанчиках, среди которых не оказалось ни одного под нужным мне названием.

– Это для богатых, – сказала я. – А мне нужна забегаловка по кличке «Три стула». Выпить и закусить.

Парень поднапряг мозги и вспомнил: невдалеке есть какое-то заведеньице для дачников, но он не может сказать, дешёвое оно или дорогое. Понадеялась на авось и, заправившись, покатила тачку с полным баком в указанном направлении. Заведеньице оказалось поблизости, вот только дорогу до него разбили большегрузные машины: колдобину сменяла выбоина, а выбоину – колдобина. Я ехала не спеша, хотя нетерпение жгло ладони на руле. Знала: прошло два часа с того момента, как я покинула тёплый чердак. Это много, если учесть, что ничего реального не сделано. Я ещё только ищу какого-то Натоптыша, в то время как мне нужна рыба покрупнее. С пьяницы, кроме анализов, взять нечего: взятки гладки также, если человек пляшет под чужую дудочку. Ему могли отвалить кусок, размер которого меня не прельщал. Требуется крупная сумма, чтоб разделаться с долгами и жить спокойно. Миллион рублей. Не долларов, не евро, а наших, многими презираемых рубликов. За годы, когда мы с мужем приобрели в собственность несколько городских ларьков, я стала богаче и могла себе позволить многое, но лишь по провинциальным меркам. А последние партии товаров, закупленные в столице, еле-еле удалось сбыть по закупочной цене. Мы понесли убытки. В розничную стоимость заложены расходы на транспортировку, а их-то и не удалось покрыть. Пришлось выклянчивать кредиты, по которым набежали шустрые проценты. Может, стоило послушаться мужа и продать ларьки? Всё равно над нами навис долг, всё равно пришлось бы ерепениться и где-то искать деньжат. Кое-кому удалось перескочить из одного займа в другой, где проценты снизились, но тут не обошлось без блата. А я многие важные знакомства растеряла, теперь одна должна была коряжиться. Миллион не сделает меня богачкой, однако позволит войти в прежнюю колею достатка. Чтоб вернуть более-менее спокойную житуху, я ухватилась за соломинку. Снимки каких-то шлюх, предлагающих голодному крокодилу свои тела. Не исключено, что всё это не стоит выеденного яйца – не крокодильего, а куриного. Сейчас многие вынуждены зарабатывать дензнаки там, где это возможно и невозможно. Муж не захотел понять, расплевался со всем, переложив неудачи на мои плечи. Вернее, я сама навьючила их, когда воспротивилась продаже киосков за бесценок и пообещала вытащить дело из трясины. Обещания язык не жгут. А теперь хоть колеси, хоть соси – просвета не видно. Хочешь жить – умей вертеться? Попробуй повертись, если под ногами не пол, а болото? Если губы скотчем склеены? Впрочем, плохому танцору яйца мешают. Впереди мелькнула вывеска не какой-то заштатной забегаловки, а вполне респектабельного местечка. Над фасадом красовались неоновые буквы: «Кабак «Три стула». Это сверкнула первая удача за сегодняшний день.

На стоянке находились фургон с надписью на боку «Тамошь» и ГАЗель. Свободного места предостаточно. Я сразу оценила замысел здешних хозяев. Ресторанов вокруг немало, со стоянками же везде напряжёнка. Если легковуху можно впритирку пристроить, то большегрузную махину никак. Здесь эта проблема решена. На стоянке могли разместиться десятки фургонов – настолько она велика. И асфальт, и ограждение. Ясно, что водители будут стремиться попасть именно сюда: место, где можно спокойно поесть, не переживая за автомобиль и груз.

Я осмотрела придирчивым взглядом джинсы. Выглядели они не ахти как, особенно на бёдрах и коленях, но шмоток, более подходящих для кабака, у меня не было. Курточка, конечно, посвежее, я ее редко надевала, не часто стирала. Нарочно не стала её застёгивать. Груди ни большие, ни малые, что для женщины моих лет не так уж худо. Зачем такое добро прятать, когда и пофорсить можно? Губы я накрасила розовой помадой, щеки попудрила. Духи у меня хорошие: охапка лесных ландышей в кармане. Не забыла я с собой и неразлучную сумочку.

Народу в кабаке кот наплакал. Помещение заставлено круглыми столами, накрытыми скатертями с длинными махрами. Стулья отсутствовали. Вместо них стояли по три кресла с деревянными подлокотниками. Занято всего два стола. За одним насыщались двое, напоминающие дальнобойщиков. За другим я безошибочным чутьём угадалла Натоптыша. Действительно, он толст, как арбуз. Круглая туша, показавшая из-под короткой майки пуп. Длинные усы делали лицо невесёлым, раскрасневшиеся щёки напоминали лубок. В собутыльнике я опознала двойника президента, с которым его роднили рост, форма головы и цвет глаз. Почему они собутыльничали? А хрен их знает! Может, противоположности сходятся. Натоптыш занимал всё кресло, двойник президента – лишь половину. Я без спроса присела на третье и сразу почувствовала, как в нём хорошо, по-домашнему уютно. Натоптыш вроде бы смутился и замолчал, между тем как его напарник невозмутимо допивал из фужера пиво. Ничего специфически-кабацкого тут не было, и я успокоилась, положив сумочку на колени, изучая меню. Сию же минуту ко мне подскочил официант, по виду смуглый отрок невысокого роста. На груди висела бирка с фамилией, которую я не запомнила.

– Щи из кислой капусты и котлету с гарниром из риса.

– Будет исполнено, – сказал официант, – но у нас принято сначала чего-нибудь выпить. Есть безалкогольные напитки.

Я заказала бутылку пшеничной, отчего глаза у молодца полезли на лоб. Он, однако, тотчас овладел собой и, учтиво поклонившись, исчез выполнять заказ. Двойник президента с любопытством разглядывал меня. – Вы за рулем, – предупредил он. – В полукилометре отсюда пост гаишников. – Но вы-то не за рулем. Я намереваюсь угостить вас. – Слышал? – обратился он к собутыльнику. – Нас собираются потчевать.

Кресло под Натоптышем скрипнуло.

– И чем же, смею спросить? – карие глазки его влажно блеснули.

– Пшеничной!

– Мы уже полные пузыри.

Слова Натоптыша противоречили его радужной физиономии, лоснящимся щекам. Пузырь ещё отнюдь не наполнился. Официант принёс на подносе, накрытом салфеткой, мой заказ, и приятели за столом заметно оживились.

– Ну, мужчины, вам откупоривать бутылку, вам и ухаживать за дамой.

Двойник президента не заставил себя упрашивать. Головной убор пшеничной был ловко снят, рюмки наполнены до самых краев. Лица приятелей говорили о том, что уже немало выпито и съедено, но на халяву они готовы ещё столько же выпить и съесть.

– За кого будем пить? – спросил Натоптыш, с некоторым усилием ворочая языком.

– Наташа, – назвала я первое имя, пришедшее в голову.

– За Наташу и приятное знакомство, – провозгласил двойник президента и, улыбнувшись, показал свою щербатую верхнюю челюсть. Приятели выпили до дна – я лишь подержала рюмку в руках.

– За рулём, – пояснила.

Они нимало не огорчились, закусывая. Жирные губы Натоптыша словно говорили: нам больше будет. На них никто не обращал внимания, видимо, привыкли. Я успела поесть, впервые за сегодняшний день, хотя опасалась в душе: друзья наклюкаются, завалятся под стол, а вся моя затея – коту под хвост. «Завсегдатаи», – подумала я и решила поторопиться.

– Хотелось бы раскрасить ограду своей дачи, – произнесла я, будто случайно.

Двойник президента тотчас оставил котлету и посмотрел на меня.

– У вас есть дача?

«Неужели у него возникли сомнения?» – подумала я. Тем не менее решительно ответила:

– Да. Не очень шикарная, правда.

Тут в зал вошли два мента с сержантскими лычками на погонах. Им навстречу заюлил невысокий лысый человек в белой рубашке и замшевом жилете. Он дружелюбно перекинулся с новыми гостями парой слов, и те уселись за один из круглых столов, поджидая официанта. На нас – ноль внимания, и все-таки я немножко приободрилась от их присутствия. Не представляла себе, чего могут отчубучить не вяжущие лыка завсегдатаи. Пока всё респектабельно. Дальнобойщики ушли, и вскоре донеслось урчание заведённого двигателя. Натоптыш ещё более раскраснелся, двойник президента стал белее мела. В кабаке нависла неспокойная тишина.

– Вон у нас менеджер по заборам, – сказал двойник президента, кивнув в сторону приятеля. – Второй день его зарплату обмываем.

Зазвонил мобильник, мне показалось – мой, я даже протянула руку к сумочке, где он находился рядом с пистолетом. Но – увы – звонили не мне, а одному из ментов, который уже поднес сотовый к уху и больше слушал, чем говорил. В сей момент я решила действовать напористо.