скачать книгу бесплатно
– Своими руками сколотил, – гордо прокомментировал мужчина, после чего поднял ярко разукрашенную крышу и высыпал туда содержимое пакета. – Смотри, как я все продумал: в домике два круглых окна, чтобы синицы могли свободно просовывать голову, причём окна вырезаны такого размера, чтобы голуби и вороны уже не смогли попасть внутрь.
– А почему голубям нельзя?
– Да так… Долгая история. Не люблю этих шельм.
Почему он так ненавидел голубей, было решительно непонятно, но звучало очень смешно. Я изучил конструкцию кормушки: в каждое окошко было заботливо вставлено резиновое кольцо – видимо, чтобы птицы не поранились об острые и шершавые грани, когда проникали внутрь.
– У меня все сделано с умом! – он заметил мой заинтересованный взгляд. – Вон, смотри!
К кормушке начали подлетать синицы и воробьи. Устраивая потасовки и звонкие перебранки, они заглядывали внутрь домика, хватали зерна и улетали обратно, сытые и довольные.
– А сейчас ты увидишь, как работает защита от крупных птиц, – шепотом сообщил Олег, указывая на подлетевшего голубя.
Голубь сел на искусно вырезанную площадку перед домиком и, воркуя, с важным видом прошелся по ней, поглядывая на нас то одним, то другим глазом. Чувствуя лёгкую наживу, он попытался просунуть голову внутрь, где лежали зерна, но не смог пролезть. Недовольная птица вновь посмотрела на нас, поворчала и засунула голову в соседнее окно. Опять безуспешно. Видимо, нам попался на удивление настойчивый и волевой голубь, потому как он не собирался сдаваться и, уперевшись когтями в площадку, пытался втянуться внутрь вновь и вновь, размахивая крыльями и распугивая местных синиц.
– Антивандальная защита! – деловито пояснил Олег.
Тем временем голубь демонстрировал бойцовские качества и старательно проникал внутрь. Подойдя ближе, я ахнул:
– Так он застрял!
Голова птицы полностью скрылась в темноте кормушки, напоминая какой-то цирковой фокус, где тело отделяют от головы под вопли толпы, а затем вновь соединяют воедино.
– И с какого бубна я вообще проснулся этой ночью? – словно обвиняя меня, заворчал охранник. – Придётся идти за ножовкой…
Словно услышав о ножовке, голубь уперся лапами и потянулся наружу изо всех птичьих сил – так, что из теремка вылетела не только его голова, но и резиновое кольцо, надетое на шею. Ошарашенный голубь озирался по сторонам, не понимая, что только что произошло, а затем взмахнул крыльями и улетел в тёмное небо, унося с собой антивандальную защиту навсегда.
– Вот шельма! – выругался Олег.
Я стоял рядом и держался за живот от смеха.
* * *
Кое-как устроившись в тёплой коморке, мы готовились ко сну: охранник – в прогнутой по дуге кровати, а я – в протёртом, но уютном кресле с покрывалом из медвежат. Так и прошла моя первая ночь в Москве…
На утро ныло всё тело. Невыспавшийся, но подобревший Олег решил еще раз проверить дверь, из-за которой начались мои несчастья.
– Слушай, а что за код тебе прислали?
– Вот, из пяти цифр. Сказали ввести – и квартира откроется.
Почесав затылок, охранник со злостью пнул дверь ногой. Нога соскользнула, задев ручку и выгнув её вверх. Дальше случилось чудо: чёрная пластиковая ручка загорелась изнутри, и на ней, словно руны из сказания про эльфов, проступили цифры от 0 до 9, нарисованные в ряд.
– Вот шельма! – в очередной раз выругался охранник. – Ручка-то электронная!
Достав код, я аккуратно нажал на проявившиеся гладкие сенсорные цифры, после чего дверь тихо открылась, пустив меня в уже не нужную комнату для сна.
В очередной раз я покатился от смеха. С блаженством приняв горячий душ, согревшийся и приободренный, я попрощался с Олегом и отправился на новую встречу с Москвой.
Разобравшись с маршрутом, я спустился в метро.
Интерлюдия 2. Давид
В пятнадцать лет я постиг первое чувство опьянения. Отец – владелец обширных виноградников – позвал меня на собственную плантацию.
– Давид, ты знаешь, кто из людей первым вкусил вино и познал его пьянящую силу? – вопрошал отец, ведя меня вдоль рядов с виноградом.
– Нет, папа.
– Тогда послушай меня. По Ветхому завету, Ной, переживший великий потоп, сошел не землю у священной горы Арарат и посадил там виноградник. А после выпил вина и опьянел, представ перед семьей в необычном виде. Так людям был дарован славный напиток в награду за долгие скитания по волнам.
Впоследствии, немало краснея, я прочел, что после знакомства с вином Ноя обнаружили пьяным и голым. Эту подробность обычно замалчивают, впрочем, она и правда не столь важна на фоне момента, когда в дар человечеству было послано знание о вине.
Вечером отец налил мне красного сухого вина из собственных запасов.
– Глотни, Давид: что ты чувствуешь?
– Кислый, какой-то броженый вкус… оно не пропало?
– С непривычки ты смотришь совсем не туда. В этом бокале – вкус родной земли, где столетиями жили твои предки. Ни одна другая земля не родит вино с таким вкусом. Он будет иным, тоже прекрасным, но таким – никогда. Ощути, как пахнет Родина. Представь труд рабочих, что высаживали и растили виноград, их отеческую любовь и заботу. Почувствуй вкус их труда, пота, усталости. Без любви к своему делу такого эффекта не получится. А узнаешь ли ты солнце? Его тепло и его забота впитались в это вино. А сладкий воздух наших гор? Ты пьешь благословенный дар небес, Давид. Если будешь уважать этот напиток, он послужит добрым делом: расслабит после трудного дня, утолит жажду, прояснит мысли, вдохновит. Всегда пей его с почтением: к земле, что давала пищу винограду, к дождю, что напитал его соками, к солнцу, что обогревало бочок каждого плода. И к людям, чей многомесячный труд превратил растение в райский напиток.
Праздник урожая отец проводил с обычными работниками своих плантаций. Мощный и громкий, он возвышался над столом, лично наливал вино лучшим работникам, слушал и давал слово каждому.
– Именно здесь, в этой долине, со многими из присутствовавших, я выпил первый бокал за рождение сына. За твое рождение. Эти простые люди умеют истинно радоваться и грустить. Не пренебрегай ими, Давид. Помни, откуда все начинается.
* * *
Ночь выдалась особо тихой и уютной. Гости разошлись по домам, мы остались с отцом одни. Папа сидел, смотря вверх, на звездную россыпь, и улыбался. Много лет спустя, живя в Москве, я тоскую по таким ночам: спокойным, оставляющим тебя наедине с бесконечным небом. Горы, что окружали нашу виноградную долину, потемнели и слились с небом; отличить их можно было лишь по абсолютно черной пустоте: там, где она затмевала собой часть небесной полусферы, – были горы. А там, где тьма была пробита сотнями маленьких проколов, из которых на землю лился свет мирового эфира, – кончалась земля и начиналось небо.
– Мне страшно, – поделился я, изрядно охмелевший.
– Отчего же, сын?
– Над нами – бесконечность. Мне кажется, что вся вселенная наблюдает за мной миллионом маленьких глаз. Они подмигивают мне, зовут. Но куда? Там, вверху, холодно и одиноко. И мне страшно от этого, я чувствую себя жертвой, которую уже давно заметил хищник.
– Почему обязательно хищник? Может, за тобой наблюдает Бог?
– Ты думаешь, Он там?
– Об этом нет смысла размышлять, Давид. Все равно не узнаешь. Мне кажется, самое место Ему здесь, на земле, возможно, внутри нас. Порой я думаю, что Его глаза – это мы. И на мир он смотрит именно через нас…
– Получается, если именно через наши глаза Бог видит мир, значит, мы отвечаем не только за себя, но и за Бога?
– Возможно, – усмехается отец. – Ты ведь знаешь, наверное, что наш с тобой Бог точно так же когда-то сидел на земле и смотрел на звезды. Наверное, он понимал больше нашего. Жаль, что именно под этими звездами его однажды предали и обрекли на смерть…
Мы сидели, смотря вверх.
– А еще Он, наверное, любил вино. Мать рассказывала тебе, как Христос превратил воду в вино на одном торжестве? А еще Он пил вино с апостолами на Тайной вечере… Так что этот напиток древнее и мудрее, чем тебе кажется. Люби его, но не позволяй ему превратить тебя в свинью, – отец отставил от меня бутылку подальше. – Помни: в любую минуту твоими глазами на мир может взирать сам Бог.
Мы еще долго сидели в тишине, прерываемой лишь суетливым треском насекомых. Голова слегка кружилась, но небо больше не давило. На горизонте, куда ни глянь, горы врезались в небесную твердь. Над головой я чувствовал пульс вселенной.
– Моими глазами может видеть сам Бог, – дивился я, засыпая и запоминая эту фразу на всю жизнь.
Глава 4
Метро я невзлюбил сразу. Никогда не пересыхающая человеческая река напоминала мне толпу зомби из голливудских фильмов. От неё хочется бежать, но всё равно она захватывает тебя, и вскоре ты становишься её частью и привыкаешь к этой роли навсегда. В нос ударил специфичный запах, создаваемый металлом, резиной и креозотом, которым обрабатывают деревянные шпалы, чтобы те не гнили. Морщась от запахов и шума, я ещё не подозревал, что именно там обрету своего первого московского друга. Это был обычный грязно-рыжий пёс, уверенно бродивший по станции, игнорируя человеческий поток и переплывая его вдоль и поперек. Пёс подбежал ко мне и нагло обнюхал чемоданы в поисках съестного. Я скинул вещи на скамейку и поделился запасами бутербродов, которыми разжился благодаря маме. Так мы и подружились. Я стал звать его Блинчик. Эта насмешливая кличка почему-то очень подошла собаке, постоянно носившей дурашливо-веселое выражение на улыбающейся морде. Как выяснилось, Блинчик очень давно облюбовал метро в качестве дома. Его встречали на совершенно разных станциях, но ночевал он всегда на одной и той же. Как пес ориентировался и понимал, куда и когда надо ехать на ночевку, а куда на «работу» – оставалось загадкой.
Пока я знакомился с новым другом, Москва преподнесла мне первый урок. Повернувшись к вещам, я не обнаружил корзину с клубникой, которую так бережно собирал для нас дядя Юра, и маленькую сумку с ноутбуком. Из вагона метро, уже тронувшегося и увозящего мои вещи, на меня смотрела пара ехидных глаз. В погоню я не бросился. В незнакомой паутине маршрутов и с чемоданами шансов было откровенно мало.
Через два часа была назначена встреча с Машей. Узнав о моем решении перебраться в Москву, она обрадовалась и тут же вызвалась помочь с подбором комнаты. Без клубники появляться перед ней было стыдно, поэтому, порывшись в сети, я попрощался с Блинчиком и поехал до ближайшего рынка. Рынок представлял собой довольно большое крытое помещение, где, словно на Лондонской бирже, в яростных торгах ежеминутно сходились сотни продавцов и покупателей. Шум стоял неимоверный, а громкие и гордые зазывания продавцов явно не соответствовали качеству товара. Клубники здесь было катастрофически мало, да и та была похожа на пластиковую подделку.
– Ваш лук покрыт плесенью! – возмущался мужчина у самого входа на рынок.
– Да что ты знаешь о плесени! Это лучший товар! – парировал торговец.
– Я холостяк и живу один. Поверьте, я знаю о плесени всё… – с грустью отвечал покупатель, отходя от прилавка.
Улыбаясь, я обошел скандалистов стороной и подошел к одному из ларьков, где красноносый владелец обхаживал эффектную девушку, расхваливая свой товар.
– Я бы не советовал вам брать эти ягоды, – не выдержав, я встрял в разговор.
– Парень, у меня уважаемые люди оптом закупаются! – тут же швырнул протестом владелец.
– Постойте, молодой человек, а что в ней не так? – девушка властно и заинтересовано посмотрела на меня.
– Эта клубника как пластмассовая, она вся блестит, и у неё слишком идеальный, я бы сказал – лощеный вид. Чашечки из листиков какие-то странные. Она явно приехала издалека и, чтобы сохранить такой глянцевый вид, вся опрыскана химией.
– А ты у нас умник какой-то, аграрий что ли? – начал краснеть и без того краснокожий продавец.
– И не говорите. Понаехали тут всякие селяне, – передразнил его я. – Наша, местная клубника не такая красивая, но ее запах можно узнать за километр! И сейчас как раз второй урожай начался.
– А скажите-ка, молодой человек, – с улыбкой спросила дама, – видите ли вы под этой крышей хоть что-то достойное?
– Да не особо, если честно. Из того, что здесь есть, максимум вот эта, – указал я на лоток с более-менее приличным товаром.
Там мы и скупили всю клубнику до дна.
– А вы гость столицы? – выходя из рынка, спросила девушка. – Надолго ли к нам?
– Кто знает, пока что точно задержусь, – скромно ответил я.
– И чем планируете заниматься?
– Хотелось бы найти себя в области массовых мероприятий или культуры, если честно.
– Кристина, – она уверенно протянула мне визитку, – пишите, возможно, мы друг другу пригодимся.
Дима, – представился я, провожая взглядом Кристину, садившуюся в белый немецкий автомобиль и уже выкинувшую меня из головы.
* * *
С учётом всех приключений я едва успел на встречу с Машей.
– Я думала, вы только на лекции опаздывать любите, молодой человек. Оказалось, на важные встречи тоже, – с озорной улыбкой встретила меня девушка.
Я хотел обнять Машу, но она мягко ушла от любых прикосновений.
– Что-то ты похудел опять!
– Мне так последние лет пять говорят, а я все не меняюсь. Маша, а вот ты точно стала ещё краше! – искренне восхитился я.
Она похорошела и выглядела свежее, моложе и даже увереннее: блестящие глубокие глаза оставались такими же загадочными, но теперь в них читался интерес к миру и даже радость.
– И платье красивое, я такого не помню, – я продолжал сыпать неуклюжими комплиментами.
– Да, это новое. Ты знаешь, я вдруг поняла, а вернее вспомнила, как сильно порой одежда меняет настрой. Вроде бы всего лишь обертка. Раньше я бы протестовала против подобного, а сейчас эта обертка словно бы дополняет меня, выражает характер и настроение, выставляет предупредительные знаки, когда ко мне нельзя подходить, а когда можно.
– Возможно, ты права, – согласился я, подсчитывая в уме, сколько недырявых носков я привез с собой в Москву и как это выражает мой характер.
– Смотри, тут и для тебя подарки! – я вручил ей ведерко клубники.
– От дяди Юры? – она расплылась в улыбке и ещё раз обняла меня.
– Так, ты давай неси это всё, а я покажу комнату, которую нашла для тебя.
От станции метро до дома мы прошлись минут пятнадцать, что по местным меркам считалось достаточно комфортным расположением. По дороге я узнал, что Маша устроилась в одну из частных компаний, которая имела свои арт-площади и организовывала нестандартные выставки.
– Конечно, это не совсем мой формат, ведь мы очень редко работаем с классикой и много времени посвящаем современному искусству. Ты бы многому удивился! А вот, собственно, и твое жилье на ближайшее время.
Мы подошли к обычному серому пятиэтажному дому. От привычных мне строений он отличался лишь тем, что имел закрытый двор, защищенный стенами домов.
– Я бы хотела тебя в «сталинку» заселить, знаешь, там и окна побольше, и потолки выше. Вон, например, видишь, какой интересный фасад? Советский монументализм! Но это будет не по карману, поэтому пока тебе придется пожить в «хрущевке».
– Помнишь, был такой явно московский анекдот: «когда мэрия сносила торговые ларьки, я радовался, ведь эти уродливые коробки так портили улицу, на которой стоит моя пятиэтажка».
– Именно, – оценила иронию Маша и провела меня на пятый этаж, позвонив в звонок.
Дверь открыла пожилая женщина лет семидесяти, Раиса Ивановна. Мне предназначалась дальняя комната с видом во двор, а вот ванную комнату, кухню и туалет надо было делить с хозяйкой.
– Ну вот, располагайся, Дима, – избегая неловких разговоров, Маша начала прощаться. – Я очень рада была тебя видеть. А сейчас мне пора бежать.
– Маша, – нежно сказал я, дотронувшись до ее руки.
– Не надо, Дим. Много времени прошло…и у меня есть молодой человек.
– Ясно, – растерянно, но в то же время обвинительно воскликнул я. – Извини.
– Сейчас мне и правда пора. Добро пожаловать в Москву! – прокричала она уходя.
