скачать книгу бесплатно
– Можно открыть?
– Конечно.
Я заглянул внутрь тетради.
– А что за «парадокс лжеца»? – прочитал первую попавшуюся главу.
– Ох, Дима, зря ты это затеял, сейчас я начну умничать, и меня будет не остановить, – кокетливо подскочила ко мне Маша. – Это очень древний логический парадокс. Вот смотри. Я произношу очень простую фразу: «я лгу».
– И что же дальше?
– И всё, парадокс свершился! Если фраза, которую я произнесла, правдивая, это значит, что я всегда говорю ложь, что автоматически свидетельствует о том, что моя фраза лжива и я солгала, что лгу. То есть я говорю правду! Но это противоречит исходным предпосылкам о том, что утверждение «я лгу» верно. Если же исходить из предположения, что фраза не истинна, то мы вернемся к тому же противоречию. Получается, что ложь и правда тесно переплетены, и одно порождает другое.
– Получается, нос Пиноккио должен одновременно расти и уменьшаться?
– Да-да! – Маша захлопала в ладони. – Ты очень верно подметил!
Наблюдая за девушкой, я уже тогда задумался о том, что очень часто большой ум и одиночество идут рука об руку, но, конечно же, предпочел промолчать.
– А это? – спросил я, указывая на отдельно стоящую книгу в стороне.
– Этот труд посвящен реальной истории известных европейских сказок.
– А разве есть какие-то другие версии?
– Конечно, – с энтузиазмом, не знающим границ, она подхватила книгу, – и поверь, то, что ты читал в детстве, это очень облагороженная история. Например, ты помнишь Сказку о спящей красавице?
– Конечно, кое-кто именно этим вчера и занимался, – с огнем в глазах я намекнул, как прошлым вечером, дождавшись, когда Маша уснет, я забрался под одеяло и начал осыпать ее тело поцелуями.
Пробуждение от возбуждения – мое личное изобретение, чем я немало гордился.
– Я не об этом, дурачок! – она махнула рукой. – Вспомни: красавица укололась о веретено, после чего впала в вечный сон до тех пор, пока ее не поцеловал прекрасный принц. Знаешь, что было в старом оригинале? Много лет спустя после укола мимо домика, где спала красавица, проезжал король. Заглянув в дом, он сразу смекнул, какую выгоду можно извлечь из столь пикантной ситуации, и изнасиловал спящую бедняжку.
– Ты шутишь?
– Уверяю тебя, это правда. Как водится в таких ситуациях, девочка забеременела и, более того, родила прямо во сне. Кстати, разбудили ее именно дети, искавшие грудь.
– Какой ужас! Похоже, в средневековье процветал такой же разврат, как и сейчас?
– Я тебе еще не такое расскажу, – с жаром она принялась пересказывать мне знакомые с детства истории на новый лад.
Слушая философские речи голой Марии, я понимал, насколько нелепо и в то же время прекрасно выглядят наши отношения. Понемногу я начинал влюбляться.
* * *
Тайные встречи с Машей продолжались еще довольно долго. Как ни странно, неловкость между нами исчезла довольно быстро, каждый был искренен и не строил иллюзий. Искусству любви я обучался гораздо быстрее, что предметам в колледже. Я учился чувствовать Машу, подстраиваться под ее дыхание и настроение, был изобретателен и каждый раз предлагал иной угол обзора. Однажды, после очередного нежного секса, я подошел к уже знакомым книжным полкам. Там стояли книги по живописи, музыке, а еще много поэзии, классика, Библия.
– Маша, почему здесь так много Достоевского? Разве из его книг не сочится та самая беспросветная хтонь, которую ты так боишься? – спросил я, еще не доросший до подобной литературы.
Вместо ответа она молча встала и, обнаженная, взяла в руки том «Братьев Карамазовых», открыла заранее помеченную – видимо, любимую – страницу и начала цитировать:
– Что уму представляется позором, то сердцу – сплошь красотой. В содоме ли красота? Верь, что в содоме-то она и сидит для огромного большинства людей, – знал ли эту тайну или нет? Ужасно то, что красота еще не только страшная, но и таинственная вещь. Тут дьявол борется с Богом, а поле битвы – сердца людей.
Моя муза закончила читать и с вызовом посмотрела на меня:
– Разве это не гениально? Красота обладает созидательной силой, только если она служит добру, понимаешь? Достоевский вовсе не депрессивен, он учит нас жить, очищаться, духовно расти и делать правильный выбор.
– И какой выбор сделала ты? Исправили ли эти книги твою жизнь? – выпалил я. – Почему ты ничему не научилась из них и по-прежнему позволяешь себе оставаться несчастной? – я говорил искренне, желая Марии добра; уже не один месяц мое сердце сжималось, понимая, что ей не место здесь, не место даже рядом со мной.
Маша дерзко посмотрела на меня.
– Замолчи, – тихо попросила она.
– Извини, я не хотел…
– Дима, замолчи, пожалуйста.
Наступила тишина. Именно этот момент стал началом конца наших отношений. Не желая того, я вскрыл старые раны Маши, слишком точно и метко попав в центр боли.
В тот вечер я молча оделся, вышел и до сих пор не смог найти ответа, как бы все сложилось, если бы я остался там, рядом с близким сердцу человеком.
* * *
Как бы то ни было, вскоре мы помирились, но прежние отношения было не вернуть. Что-то надломилось в Маше после того разговора, как будто лед, на котором она стояла, уже очень давно таял, медленно, но невозвратно предвещая смену сезона. И я, вступивший на этот лед вслед за ней, слишком сильно перегрузил его, вызвав трещины по всей поверхности. Лед тронулся, она успела сойти на противоположный берег; я же остался там, где и был. В ее прошлом.
Нас больше не связывал секс, но осталась дружеская связь. Со временем я стал отмечать все большую и большую задумчивость во взгляде девушки. Наконец, Мария объявила, что уезжает в Москву. Настал мой черед обижаться и недоумевать:
– Как, почему и к кому ты уезжаешь?
– Я стала общаться со старыми друзьями, Дима… Поискала вакансии организатора частных выставок. Я нужнее там, вернее, здесь я точно никому не нужна, а там – может, и пригожусь. Там хотя бы есть надежда.
– Маша, я люблю тебя, – я простонал слова, которые следовало произнести гораздо раньше.
– Спасибо тебе. Ты помог мне поверить себя и в то, что я еще что-то значу. Спасибо тебе, Дима, – не обращая внимания на признание, только лишь и произнесла она.
Мы еще долго стояли и смотрели друг на друга, не решаясь отпускать навсегда.
Помимо самых нужных вещей, с собой она увезла любимые романы Достоевского.
Глава 2
Последний учебный год подходил к концу. Я все ещё ломал голову, чем хочу заниматься после окончания колледжа. Будущее казалось мне неопределенным, но однозначно светлым.
Я не могу сказать, что приобрел много друзей за учебные годы. Скорее, как и в школе, не нажил врагов. Багаж знаний был ограничен, набор близких – еще меньше, а копилка так и вообще пустовала.
Сразу после отъезда Марии я подружился с еще одним преподавателем – это был неприметный на первый взгляд физкультурник. Именно с ним мы грузили вещи Маши, помогая ей с переездом в Москву, и после того, как я в последний раз помахал девушке в мутное стекло вагона, мы остались одни на перроне. При виде отъезжающего поезда, увозящего любимую, становилось не по себе и хотелось бежать за ним, как дворовый пес, до самой столицы. В тот момент мне казалось, что нить между мной и Машей разорвана навсегда, но я ошибался.
– Хорошая она девушка, просто не повезло по жизни… – задумчиво сказал мой новый знакомый, Юрий Михайлович.
– Я думаю, там ей будет значительно лучше, она заслуживает счастья и успеха, – выдавил я, стараясь прогнать предательские слезы.
– Пошли, обсудим все это, раз уж сегодня такой день, – предложил мужчина, видимо подметив мое состояние.
Так я впервые оказался в его доме на окраине города. Дом был не новый, но везде чувствовалась рука хозяина: крепкий забор, ухоженное крыльцо, просторный гараж с наваренными полочками по бокам. Именно туда он повел меня в первую очередь. Гараж представлял собой не столько помещение для хранения машины, сколько место памяти: вдоль всей стены были развешаны медали, расставлены кубки и приклеены фотографии.
– Да вы добились приличных успехов! – не очень искреннее воскликнул я.
– Да-да, я погремел в свое время и отдал боксу много лет жизни. Мастер спорта, весь Союз объездил с выступлениями!
– А почему завязали?
– Травмы, да и не всю жизнь же мешки колотить… Ты же знаешь, я до сих пор веду секцию, учу детей, как постоять за себя в драке, а ещё лучше – как её избежать.
К своему стыду, я вовсе не знал ни о спортивном прошлом, ни о тренерском настоящем дядя Юры – так он попросил себя называть.
– Да что эти блестяшки рассматривать, я тебе совсем не то хотел показать. Вот, смотри, – он подвел меня к фотографии в углу.
С фото на меня смотрел помолодевший дядя Юра, а ещё совсем юная девушка лет шестнадцати с медалью в руках и озорной улыбкой победителя.
– Маша, – пораженно произнес я.
– Она самая, – гордо ответил тренер. – каких только медалей не брала! Они с матерью тогда жили здесь недалеко, мы дружили семьями, и девочка была мне как дочь. Помню, как я ходил на разборки с местной шпаной, которая обижала её. Вроде бы с тех пор никто уже никто не смел подходить к ней. Вроде бы даже пару носов сломано было… – усмехнулся в густые усы дядя Юра.
Его усы были местной легендой. Весь колледж по-доброму потешался над ними. Уникальная способность усов заключалась в том, что они жили своей собственной жизнью и были индикатором абсолютно любых эмоций, которые испытывал хозяин. Порой казалось, что усы встают дыбом, когда он злился и кричал. Они тряслись и вибрировали, когда он громко смеялся, а от смеха, что исходил из его мощных лёгких, резонировало все вокруг. А ещё усы умели грустить. Каждый год на выпускном вечере для очередной порции уходящих студентов дядя Юра произносил речь – торжественную, но немного печальную. Усы взлетали вверх, когда он уверял студентов в их светлом будущем, угрожающе выдвигались вперёд вместе с губой, словно указывая на тех, кто рискнет забросить спорт или забыть родных учителей, а к концу речи опускались вниз, выражая поникшее настроение, ведь молодые уходили, а физрук оставался здесь, каждый выпуск понемногу старея. Старели усы, кстати, тоже вместе с хозяином, слегка седея и теряя былой было лоск. Сейчас они радовались, вспоминая прошлое Маши. Он продолжал:
– Она выросла при мне и подавала большие надежды. Вся такая утонченная, нежная, словно нездешняя. На учёбу в Москву мы провожали ее всей семьёй. В академиях из нас еще никто не учился, а она получила красный диплом и вернулась к этому придурку, который её же потом и бросил. Говорят, ему потом нос кто-то сломал…
– Уж мы так все переживали за нее, – продолжал дядя Юра. – А потом у Маши умерла мать, и она осталась одна. Мы с женой помогали как могли, вытаскивая девку из депрессии. Вот с этого огорода откармливали витаминами, особенно ее любимой клубникой. Слава Богу, сейчас Маша надумала вернуться в Москву. Она говорила, вы сдружились с ней, и это ты повлиял на ее решение. Спасибо тебе, Дима. Заходи ко мне в колледж, а лучше в зал на тренировку приходи.
– Да я привык решать проблемы мирным путем, какой мне бокс…
– Вот это и обсудим, что это – мудрость или просто страх дать отпор.
* * *
Ради интереса, а может, чтобы отогнать скуку, я таки заглянул в зал к дяде Юре. Зал был типично советский: полуподвал, фото чемпионов на стенах, запах пота и тяжелого труда. Тренер подбадривал всех новичков, которые приходили к нему, не бросал в бой, пока те не освоятся, а еще растапливал для учеников баню по пятницам. Баня располагалась тут же, в подвале, рядом с раздевалками и душевыми в дальнем конце зала. Самодельная, она не прошла бы никаких проверок, была тесная, темная и не очень удобная, но именно в банные дни на тренировку приходило больше всего народа. Строгий тренер, два часа гонявший по залу парней, в бане вмиг превращался в душевного дядьку, угощавшего всех отваром из целебных трав с собственного огорода. Усы его при этом были мокрые, блестящие, приветливые и немного смешные.
По банным пятницам тренер любил развлекать нас весёлыми или поучительными байками. Однажды он рассказал историю, которую я не забуду никогда.
– То, чему я вас учу, не должно быть направлено в зло. Если вы сильнее соперника, это накладывает на вас двойную ответственность, и состоит она прежде всего в том, чтобы сделать все, чтобы избежать драки. Я многое в жизни решал силой, и далеко не всем из этого горжусь. Сделайте все, что в вашей власти, для мирного решения конфликта. И только если уверены, что вы правы, а драки избежать нельзя, – бейте. Но, даже нанося удар, соизмеряйте свою и чужую силу. Помните, что вы можете отобрать у человека здоровье.
– В середине двадцатого века, – продолжал он, – был такой великий боксёр Шугар Рэй Робинсон. Однажды он отказался от боя, потому что ему приснилось, что он убьет противника. Разумеется, никто не воспринял это всерьез, и его уговорили-таки выйти на бой. Робинсон вышел в ринг и убил своего противника Джимми Дойла. Это стало одной из самых трагических и мистических историй в нашем спорте, ребята… – дядя Юра эмоционально и грозно выругался и вышел из бани.
Было видно, насколько сильно эта история близка ему.
* * *
Я не достиг особых высот в боксе, но продолжал занятия до самого выпускного. На одной из последних тренировок перед летним перерывом отмечалось особое событие – юбилей тренера. В баню были приглашены лучшие ученики, среди которых громким смехом и выдающимися размерами отличался племянник дяди Юры – Влад, парень потрясающей энергетики и внутренней силы. Его добрые глаза и улыбка напоминали мне Юрия Гагарина, но при этом скорость и мощь были словно у Майкла Тайсона.
Влад мгновенно находил контакт со всеми присутствующими, заполняя собой всё пространство и забирая на себя всё внимание. Роскошным, глубоким басом он делился историями из жизни:
– Мой дядя, конечно, с годами стал слишком добрым, но в одном он прав: если драка неизбежна, надо бить первым.
– А как мне узнать, что драка неизбежна? – спросил самый младший их нас.
– Очень просто, дружище. Если бить первым, то драка неизбежна!
Мы одобрительно смеялись.
Тот вечер вышел особо душевным. Вместе со мной тренер вышел на улицу, чтобы проводить учеников. Внутри осталось лишь несколько человек: Влад, отмокающий в бане, и три парня из группы младше нас в дальней раздевалке. Резкий хлопок прервал тёплый вечер и ознаменовал приход страшной ночи. Как выяснилось позже, произошёл взрыв газа, отчего часть перекрытий рухнула и дальние помещения: баню, раздевалку и подсобку – частично заблокировало. Дядя Юра все понял сразу, он сам обустраивал газовую систему и потому мгновенно прикинул, что и где могло пойти не так. Вместе с ним мы побежали в подвальный спортзал, откуда уже валил дым.
– Дима, нет! – резко прорычал тренер. – Останься улице, газ может рвануть может во второй раз!
– Я с вами, там ребята, я помо… – договорить я не сумел, так как дядя Юра, ограждая от риска, ударом в живот уложил меня на землю у входа.
Именно там, парализованный болью, я и лежал, со слезами на глазах от дыма и бессилия наблюдая за тем, как наставник скрылся за дверью.
Юрий Михайлович Бурцев всегда отличался недюжинной силой, здоровьем и, что вместе встречается не так часто, быстротой мысли. Это помогало ему в армии и на ринге, выручало в лихие девяностые. Там, где ситуация имела несколько решений, он всегда взвешивал, что будет эффективнее и правильнее: физическая сила либо ум, голова и переговоры. Услышав хлопок в роковой вечер, он оценил обстановку в одно мгновение. В голове промелькнули воспоминания о днях, когда с задором и энтузиазмом он отстраивал спортзал заново после разрухи девяностых. Вспомнились моменты, когда пришла идея сделать баню и поить в ней учеников отваром из трав, а ещё ошибки при переустройстве газовой печи.
Вбежав в подвал, заполненный едкой гарью, он вспомнил о втором газовом баллоне из подсобки, который мог взорваться в любую минуту. У него осталось всего несколько секунд. Тренер знал, что ближе всего к подсобке находилась раздевалка с тремя молодыми парнями, почти детьми, видел, что выход заблокирован и завален, и потому сами они оттуда уже не выберутся, но ноги мужчины, повинуясь дикому, яростному и неконтролируемому порыву, понесли его к совершенно другой двери – туда, где находился племянник, в котором текла родная кровь. Страшный выбор был принят инстинктивно и в одно мгновение. Могучие руки расчистили подпиравшие дверь завалы; он вынес Влада, не оглядываясь и боясь того, что может произойти за спиной. Выбежав на улицу, дядя Юра положил Влада на землю рядом со мной и кинулся обратно в пекло. Именно там его и застал второй хлопок. Услышав его, тренер все равно ушел в огонь, думая о том, что заслуживает теперь лишь этого – сгореть вместе со своими учениками, погибшими по его вине.
* * *
В тот вечер обошлось без жертв. Ребята, запертые внутри, сумели проломить часть ветхой двери и выползти наружу. Выбравшись из западни, они увидели, как тренер выносит на улицу бессознательного Влада. На середине пути к спасению в спину ударил новый взрыв. Оглушенные, ползя к выходу, они обнаружили тренера: вдохнув слишком много дыма своими могучими легкими, он уже терял сознание, захлёбываясь в слезах и спазмах. Так три юных ученика спасли своего учителя, кинувшегося в огонь, чтобы выручить их самих.
Я помню, как среди дыма появилась голова одного из ребят. Помню, как силился встать и на четвереньках дополз до них, как вместе мы вытянули дядю Юру наверх, к свету и свежему воздуху. Вскоре нас уже везли в больницу; у всех, кроме меня, были ожоги средней тяжести.
Кошмар закончился, но имел тяжелые последствия для многих из нас. Я впервые столкнулся с возможностью смерти. В какой-то момент, когда раздался второй взрыв, я увидел трех птиц, взлетевших с крыши нашего зала. Больше всего на свете тогда я боялся, что это будут, словно на том древнем изображении в пещерах Франции, души погибших товарищей. Я понял, как хрупка жизнь, а еще признался сам себе, что не уверен, что смог бы спуститься в ад огня, если бы тренер не отгородил меня от этого.
У ребят остались шрамы и следы ожогов, а вот дяде Юре досталось больше всех. Он столкнулся с самой настоящей травлей из-за того, что организовал незаконную баню, а главное – потому, что, будучи тренером, наставником и педагогом, кинулся спасать не трех подростков, но своего взрослого племянника.
Против тренера и собственника помещения были заведены уголовные дела. Родители потерпевших изо всех сил способствовали продвижению дел, а отцы даже пытались устроить расправу. Встретив их, поджидавших его на улице в темном переулке, Юрий Михайлович все понял, молча сел на землю и сказал: «Бейте». Говорят, мужчины тогда оробели и ушли, осыпая его проклятиями.
В колледже прошли массовые собрания на тему: «Юрий Бурцев – герой или преступник?» Весь город разделился на два лагеря. Не выдержав давления, твердый как камень тренер запил. Спасли его бывшие ученики и жена.
Много поколений людей прошли через наш зал бокса, и некоторые из них, познав школу жизни у тренера, пробились во власть и не дали делу дойти до суда. А жена и дети обеспечили ему душевный покой; я тоже был среди них. Еще через год, благодаря успешным ученикам, зал открыли снова, допустив в качестве младшего тренера и дядю Юру.
Иногда я радуюсь, что остался лежать в тот вечер на земле и мне не пришлось принимать тех страшных решений, которые принял мужчина.
* * *
Окончив колледж, я крепко задумался о своем будущем. Что-то надломилось во мне после ночи огня. Наблюдая, как полгорода хотело казнить дядю Юру, видя ненависть и раздражение, боясь проходить каждый день мимо остатков подвала, – я решил уехать. Возможно, я бежал от проблем, а может, наивно надеялся, что в Москве ждет волшебная палочка, взмах которой преобразит мое серое мышление в нечто совершенно прекрасное. Так или иначе, из самых близких людей здесь оставалась только мама. Твердо решив навещать и звонить ей, я объявил о своем решении. Мама поняла все без всяких объяснений. В её нежных, глубоких и немного грустных глазах я нашел благословение.
На перроне меня провожала горстка близких людей, среди которых был и дядя Юра. Он принёс корзину клубники, наказав мне непременно разыскать Марию и отдать ей. Я обнял его на прощание.
Тренер изменился: постарел с очередным выпуском, а ещё впервые за тридцать лет его настроение больше не отражали усы. Они сгорели в том подвале навсегда.
Интерлюдия 1. Давид
