Неядерная весна

– Кто пришли? Немцы?

– Всяке кажуть. Може й німці – партизан тут небагато було. Але як людей заживо закопували, так бандері були явно. І всіх покидали в загальну могилу. Потім місцеві говорили-три дні земля ворушилася. А тут знову нагадали, тварі, про себе7.

Милиционер к ночи вывел нас на хутор из трёх усадеб, километрах в десяти от села. Первый жилой дом хуторка был деревянный, и, на удивление, с шиферной крышей – крепкий, да прижимистый поляк-единоличник на хуторе вкладывал свои силы сюда годами. У овина или, говоря по-здешнему, стодола, явно стояло охранение – человек пять. Поношенные немецкие и польские мундиры с головой выдавали принадлежность часовых – другая форма в УПА8 не особо приживалась.

Мои «крылатые» – «Аист» и «Бекас» оперативно убрали охранение ножами. Я зашёл в дом и четырьмя ударами ножа свалил двух дюжих бородатых мужиков с МР-40. Стоял сивушный запах самогона-бимбера – явно кто-то «замаливал грехи».

В доме был капитальный подвал – явно, в укрепление, был использован не один десяток мешков цемента.

Взломав двери, мы рывком вломились в комнатку с винтовочной пирамидой в углу и «телефункеном» на столе. По ушам ударил истеричный вопль низенького мужичка в куртке немецкого камуфляжа «айхенлауб».

– А-а-аааа! Пану комісари, тільки не вбивайте, пану!9

Старлей-милиционер злобно заорал, замахнувшись прикладом ППШ.

– Лайно під собою збери, щур! Смердить аж до Тернопiля! Знімай портки, до спіднього, поки не гримнув!10

Я тут же рыкнул на старлея.

– Я тебе грохну! Его живым надо отсюда вывезти и под суд отдать!

– І то вірно. Судити його треба на людях. А то ця погань і баб, та дітей вішає11 – милиционер нарочито сбавил разгорячённый тон.

Пошёл стандартный «молитвенник» опроса.

–Фамилия, имя, кличка, кто старший по организации здесь? Кем ты был до вступления в УПА?

– Стельмах Андрій, Стрілець кам'янецького проводу, псевдо – Рен, старшой – сотник Кривенко, псевдо – Рута. До цього стрілець у дивізії січових стрільців «Галичина»12.

Ожил «Бекас», до этого державший «стрельца» на прицеле своего ППШ.

–Какие к бесу сечевые стрельцы? Подонок эсэсовский, мало вас мы под Бродами в сорок четвёртом давили!

– Кто убил учительниц и председателя сельсовета вчера утром? – это уже опрашиваю я.

– Це не я! Це ройовий Комаровський вантажівка той спалив!13– бандита мелко затрясло.

–А вішав теж не ти? Ось же ти гнида!14 – начальник милиции зло сплюнул под ноги.

Передав задержанного бандита офицерам оперативно-боевой группы чекистов, я почувствовал слабость в ногах и чуть не упал носом в землю. Забытое с фронта чувство перенапряжения, открывшееся после трёхнедельных «скачек» в немецком тылу по болотам в витебских лесах весной 1944-го напомнило о себе. Слишком слабею от ощущения исполненного.

23 апреля наши «сборы диверсантов» закончились. Вызывает к себе майор, с теплотой в голосе.

– Вот не хочу я вас отпускать из учебного центра. Совместили и учёбу, и реальный разведпоиск по реальному противнику, да результативно. Нет желания остаться у нас инструктором?

– Товарищ майор, у меня…

–Ладно, понимаю. На вас уже дали приказ – направить в распоряжение начальника разведотдела штаба 8-й гвардейской армии в составе Группы советских оккупационных войск в Германии, подполковника Михалёва…

Вот чёрт – опять как Ванечка с Манечкой. Здравствуй, Михалыч!

ГЛАВА ВТОРАЯ. ТЮРИНГИЯ. РАЗВЕДОТДЕЛ.

Посреди пустынной мощёной улицы из стареньких и уютных бюргерских домов, по мокрой и дождливой темноте шёл советский офицер в плащ-накидке. В конце улицы, за трёхметровым каменным забором стоял двухэтажный каменный особняк – бывшее пристанище местного крупного фабриканта, сбежавшего три года назад в американскую зону. Отсутствие хозяина обозначал советский караул у входа с новыми карабинами СКС.

– Пароль?

– Брянск!

– Невель! Ваши документы, товарищ капитан – монотонным ритуалом проговорил плечистый сержант с нашивками сверхсрочника и нажал на зуммер вызова на панели в стене.

Из-за дверей на крыльцо выбежал жилистый капитан в фуражке с чёрным околышем и эмблемами артиллериста на погонах. Козырнув и вновь проверив документы, он затараторил.

– Пройдемте за мной, товарищ капитан, время не ждёт…

Капитана в плащ-накидке озадачил сей оборот. Ещё два дня назад заместитель начальника разведуправления ГСОВГ15, полковник Кузьменко, при представлении новоприбывшего оперативника разведки на должность, томно увещевал капитана, что в работу он советует входить неспешно и обстоятельно, даже несмотря на «постоянную тревогу, исходящую за новостями по радио». Воздух жизни, без того отяжелённый «холодной войной», уже начал отупляюще приедаться. Но опять ждать и гоняться?

За дубовым столом, под зелёной лампой, в бывшем домашнем кабинете хозяина, где пыльную гармонию из хозяйских стеллажей с книгами, журнального столика при громадном кожаном диване и антикварных статуэтках, нарушал казённый сейф с кляксой мастики и деревянной пломбой, сидел в советской форме с эмблемами танкиста ещё более главный нарушитель сей идиллии – усталый, плотный подполковник с седеющими усами.

За стуком в дверь и привычно-ритуальным «Разрешите!» и «Товарищ подполковник, капитан Васильев, представляюсь по случаю…» капитан ощутил наплыв радости. Подполковник бегло отмечал какие-то кроки в документах карандашом. Ожили лукаво-добрые голубые глаза на знакомом лице… Четыре года и никаких вестей. И внезапно объявился на пути этот сосредоточенный «штурман бытия».

Подполковник радушно встрепенулся от стола.

– Лёшка, завязывай с ритуалами для этих балбесов! Я тебя, посчитай, не видел с сорок пятого, а из наших инструкторов в N остался только ты… Сымай малахай, проходи.

Хозяин кабинета, отойдя от стола, обнял освободившегося от промокшей накидки капитана.

– Лёшка, я несильно тебя, а? Не болит старое?

– На мне как на собаке, Михалыч. Только не темни, а то этот твой ретивый капитан меня с порога озадачил.

– А, Кириллов-то? Посулили ему перевод в Москву, в Управление, вот и суетится. А раскачиваться и впрямь некогда. В обстановку тебя нечаевские хлопцы хорошо ввели в Каменце. Обстоятельный он мужик, этот майор, громадную работу провёл со своей группой перед Ясско-Кишинёвской16… Хоть и оставили его на Прикарпатье после войны, но по европейским горно-лесистым театрам в разведке он бог. Это мы с тобой всё по городам работали в Польше и здесь, а тут сейчас горно-лесная специфика тебе предстоит, помимо прочего.

– «Скачки» с рацией по лесам? Повторение – мать учения.

– Район действий наводнён бандами как из заурядных уголовников, так и из беглых эсэсовцев, пацанят из фольксштурма. Сидят по лесным хуторам, да периодически грабят американские войсковые колонны, идёт бойкая торговля оружием на «малинах». Есть данные о подготовке действий и обеспечении там, вдоль границы нашей зоны, сети тайников, а то и крепких бункеров «Вервольфа»17. Возможно, что до сей поры сидит там агентура, сменившая хозяев, и ждёт команды в случае нашего наступления, как ты понимаешь, при «особом периоде»18. Просто уже не знаем, кто в тебя стрелять будет – контрразведка и военная полиция американцев там стоят на ушах, местные полицаи же, наоборот, ведут себя пассивно, получая взятки от нежелательного элемента. Ввожу тебя так подробно, чтобы шею не свернул.

– Майор уже дал понять, где работать придётся.

–Ну, то наши озверелые хуторяне, а то… – подполковник открыл грохочущий сейф и достал карту и несколько папок – тут и так дело на контроле аппарата главного разведупра в Москве, а реализация разведданных на нас. Причём нам в оперативном отношении дана полная свобода действий на полученное заурядное «добро».

Капитан встал у стола, нервно поигрывая карандашом.

– Проверяем кого или внедряемся? Последнее же работа нелегала, а я же диверсант. Мне же как действовать – проверил, подсмотрел, взял «языка», взорвал что-то по задаче. А тут волком в овечью шкуру лезть же…

– Скучно с тобой, Лёшка. Пойми правильно – для нелегала задача ставится сейчас куда на большую глубину и длительность работы, чем для тебя. Да и слишком здесь недорога цена для разведчика, уходящего на задание на годы – уж прости, что в лоб. А тут ты почти на танцы ходишь…как с польками.

– Михалыч, хорош подкалывать!

– Чтобы не темнить, сразу перейду к заданию. Обстановку ты знаешь, всё накалено до предела, супостат нам грозит применением атомных бомб в случае большой войны здесь. Сбиваются в кучу всяких там североатлантических военных блоков, явно не с дружественными намерениями. А тут у нас, на связь через нашего человека, вышел наш старый знакомый по Кракову.

–Неужто Вацлав? – капитан невольно вздрогнул.

– Вроде он самый. Надо бы сходить, проверить его. Ибо информацию он передал тревожную, через непонятно откуда ему известный агентурный канал, после ещё и радировав нам – в Гессене объявились какие-то странные ребятишки, похищено несколько отставных немецких генералов и учёных, находившихся мало того что под надзором американской военной администрации, так ещё и работавших с массивами материалов по всяким «вувам», в том числе по не выявленным тайным заводам и складам. Видимо не всё рассказали американцам. Участились перевозки грузов малыми автоколоннами по рокадным трассам, на хутора вдоль границы нашей зоны. Причём доносят, что форма на людях в этих колоннах непонятная – монотонно-чёрная, без знаков различия. Посты американцев пропускают их беспрепятственно и без досмотра. Плюс идёт вычистка сотрудничающих с нашей агентурой и работает явно не американская контрразведка – людей находят утопленными или задушенными, с намёком на бандитский почерк. Но работают уж больно адресно, по конкретным лицам. Этим же Робин Гудам гессенских лесов «упали на хвост» спецгруппы охотников за нацистами, подготовленные и законспирированные вроде как британцами. Да и близость британской зоны сказывается – Тризония19 Тризонией, но британцы играют во что-то своё. То ли против нас война готовится, то ли там непонятная «пятая колонна» грозит оплоту мировой реакции, что колонну эту породил. Что-то грязное явно происходит. К тому же части 5-го армейского корпуса американцев, после плановых учений две недели назад убыли в пункты постоянной дислокации, пьют пиво и танцуют фокстрот с девицами. Активных перемещений американских войск к границе нашей зоны мы не наблюдаем…

Капитан подошёл к карте и вороху склеенных аэрофотоснимков. Ну да, набивший оскомину всей разведке ГСОВГ «фульдский коридор»20. Однако Михалёв доводил задачу значительно юго-западнее, в полосе горно-лесистой местности, изрезанной сетью железных и шоссейных дорог, между аккуратно расположенными и очерченными в плане, будто разбросанные детские кубики на полу, маленькими городками и хуторами. Несколько автодорог здесь ответвлялись в леса северо-западнее и восточнее, заканчиваясь по картам грунтовыми просёлками в каких-то глухих тупиках.

Капитан зло чертыхнулся про себя. Всё явно не походило на рядовую проверку личности информатора с выходом на явку с Вацлавом. Темнит Михалыч, как с призывником, напускает не по делу.

***

Сам по себе Вацлав Марецкий был личностью своеобразной. Двухметровый красавец-блондин – этакий ходячий плакат для воплощения планов нацистских лозунгов о «высшей расе» и мало отличимый от немца – являл собой воплощение Урса из «Камо грядеши» Генрика Сенкевича, который, как казалось, с лёгкостью и быку голову свёрнёт. Но длинные, чувствительные пальцы выдавали в Вацлаве титана другого рода, владеющего ещё более разрушительной силой.

Отслуживший в польской армии минёром, в расцвет короткой эпохи «пана Пилсудского», Вацлав устроился на работу электриком на железной дороге. Когда в сентябре 1939-го пришла война, то она застала 35-летнего хорунжего резерва под Кутно, когда Войско Польское сумело нанести немцам единственный чувствительный контрудар за всю осеннюю кампанию. В арьергардных боях группа Вацлава заминировала автодорожный мост. Немецкая комендантская служба, после преодоления моста разведчиками, организовала движение через мост пехотной и механизированной колоннами. Причём Вацлав рассудил так – надо было позволить успешно преодолеть мост конной и мотоциклетной разведке и ударить по головам колонн с офицерами и штабами. С взрывом он явно перестарался – попутно взлетело на воздух скопление бензовозов и подвод с боеприпасами впритык к немецкой пешей колонне. Лесистый противоположный берег начал гореть, осколки снарядов полетели на место засады. В хаосе и неразберихе раненый в грудь хорунжий сумел скрыться с двумя товарищами в одном из повятных городков и отлежаться у местного врача-еврея. Когда на бешеную охоту вышли айнзатцгруппы СС, то Вацлав ушёл на юго-восток, в Люблин, где сразу был взят в оборот местным подпольем. Идеально похожий на «фольксдойче» Вацлав, по поддельным документам устроился электриком на здешнюю железную дорогу, на местный вокзал. Ввиду слабости надзора немцев за польскими «фольксдойче» местное гестапо весной 1941 года сбилось с ног, когда в Пулаве был сначала взорван состав с боеприпасами, а затем в Демблине, из-за короткого замыкания, пожар в локомотивном депо излишне вовремя остановил переброску войск на восток. Когда немцы создали в Люблине «филиал ада» в виде еврейского гетто, Вацлав помог организовать побег большой группы евреев готовившихся к отправке в Белжецкий лагерь, весной 1942-го он дважды выводил людей из гетто у Татарского майдана в том же Люблине.

Ему неоднократно предлагалось и подпольем, и немецкими начальниками на железной дороге уехать в рейх, но это означало вероятность мобилизации в вермахт, на войну, и отправки на фронт хоть в советскую Россию, хоть в Северную Африку, хоть в Италию. Да и до мозга костей поляк не желал стрелять в «своих братьев» здесь, в Польше, будучи при немецком военном мундире. Но в 1944-м, ввиду близости русского фронта, он решил, что его личный фронт должен быть по-прежнему на родине. Выйдя на советскую разведку, через связных «Армии Людовой», он попал в оборот оперативной группы разведки 1-го Украинского фронта под началом подполковника Михалёва, и примкнул, в очередной раз, сменив документы, уже к краковскому подполью. И тут опять пригодились навыки опытного минёра – неоднократно, к январю 1945 года Вацлав, выслеживая работу немецких сапёров, ставил ложные схемы минирования, вскрывая ранее установленные немцами. Его поражало то, что в ряде случаев о неизвлекаемости и защите цепей подрыва от обезвреживания, просто не заботились.

Но настал 1945 год. Вслед за наставшим миром пришли по его душу вербовщики от этих проанглийских деятелей из «Армии Крайовой». Что интересно, целью в новом подполье была провозглашена борьба с тайными организациями нацистов в Европе. К тому же на Вацлава пошли поклёпы в советскую контрразведку о сотрудничестве с немцами, хотя оперативная проверка результатов не дала, но его достаточно быстро сломали и предложили уехать в Баварию, через Чехословакию, с новой личиной. Что было дальше, Михалёв уже не знал. Неожиданная ниточка к Вацлаву, в нескольких десятках километров западнее, в сторону Франкфурта-на-Майне, озадачила старого оперативника. Чтобы оклевётанный человек развернулся лицом к причинам своей коренной обиды, да при прошествии лет, на то были нужны очень основательные поводы.

***

– Каковы мои действия в случае встречи на явке Вацлава? – заёрзал капитан.

– Если информация действительно заслуживает внимания, то возьмёшь его в оборот. Если же нет, то ликвидируешь его – тащить «дезу» тоже могут, а Вацлав метался последнее время.

Михалёв говорил спокойно, будто в разведпоиск отправлял полкового разведчика. Да ещё и в одиночку и без рации – будто на службу в разведку час назад пришёл. Спасибо , что хоть резервный канал связи на явке должен быть.

–Так всё просто! В случае ликвидации или ошибки в объекте мои действия?

– Выйдешь на связь по известным тебе частотам и режиму связи в течение трёх суток. Не объявишься через десять дней с выходом на связь в контрольное время – будем считать дезертиром или власовцем в бегах. Максимальный срок работы «за кордоном» тебе – три недели. Там обстановка меняется каждый час.

– А как иначе? Лишь бы войну не объявили.

– Сплюнь, дурень! Я бы и сам сходил, но обстановка уж слишком нервная. К тому же работать будешь не ты один там, да тут информация есть, что через наш пост охраны у хутора Нойнер два часа назад со стрельбой прошла вооружённая группа из четырёх человек. И в район дислокации частей армии. Контрразведка гонит во весь опор, но на поиск ушла и наша группа, так как район прорыва близко к нашему тихому городку. Да и припёрлись они явно не на блины к тёще. В общем, не дают покоя мне…

Капитан и подполковник спустились в подвал с оружейной комнатой, сейфами и обширным гардеробом. До перехода границы зоны оставалось три часа…

ГЛАВА ТРЕТЬЯ. ПЕРЕХОД.

Костюм по легенде, на переход границы зоны, подбирался весьма занудно. Переход советским солдатом-дезертиром исключался сразу – невелика птица, при провале сдадут назад, в заботливые руки, и пилить лес поедешь. Как назло отношения СВАГ21 и командования сектора американской зоны в районе перехода были приличными. То же и с «американским солдатом», только в другую сторону, только помимо военной тюрьмы появлялась опасность «расколки» военной контрразведкой 5-го корпуса с вероятностью вербовки и измена Родине из очевидного мотива.

Гражданский костюм даже при наличии хорошего знания немецкого языка, с пародией на мекленбургский акцент, тоже исключался. В силу вероятной задачи из возможных силовых действий, а то ликвидацию кого-либо, требовалась «сбруя» под оружие, медикаменты и гранаты.

Взгляд капитана упал на добротно сшитый камуфляжный комплект расцветки «айхенлауб» и маршевые ботинки М-37. Уж чего-чего, а в рейхе умели облегчить жизнь «топтуну». Тут же нашли пухлый альпийский рюкзак, куда идеально вошла связка гранат М-24 и «яичный груз» из четырех гранат М-39, сапёрные кусачки, медкомплект, два ножа, три упаковки американского армейского рациона «К», советский шоколад «Кола»22 в обезличенной белой бумажной упаковке. В поясные сумки и на ремень залезли три магазина к американскому пистолету-пулемёту М3А1 с глушителем, отмычки, сапёрный щуп, фляга. «Резервом» лежал в рюкзаке массивный М1911 с двумя обоймами. Документов, кроме нескольких листов трофейных немецких «пятикилометровок» района действий и одного листа «сотки» аж 1944 года издания, как водится, не было. Не стандартное требование в разведпоиске – без лишнего в карманах – а неопределённость задачи диктовала сие. На оперативные расходы Михалёв отписал («без бумажки ты букашка») по акту восемьсот американских долларов. Богатство на полгода жизни немецкого деревенского прощелыги в американской зоне, учитывая строгое хождение сначала оккупационной валюты, а потом и новой западногерманской марки в официальном обороте, а не «чистых» долларов, за которые местные и к Мефистофелю с душой на продажу побегут. На поддельные документы хватит.

Выбор «главной машинки» для убийств слегка огорчал капитана – не слишком надёжная, склонная к перегреву и клинению. Эффективная дальность не превышала и семидесяти метров – работать предстояло в тесных условиях населённых пунктов. И на том спасибо.

Получилась по итогу экипировки камуфляжная бестолочь, под метр семьдесят ростом, без увязанной военной и национальной принадлежности. Беглый бродяга-«оборотень» с похищенным американским оружием, спустившийся с гор человек-тень.

Михалёв довольно крякнул:

– «И молодая не узнает…». Who are you? Paratrooper, sniper? Maybe a doctor?23

– Emergency surgery doctor24, мать вашу – зло ответил капитан.

– Первая часть фразы откуда? Даже я не знаю.

– У Нечаева на переподготовке новые документы изучал. Неотложный хирург я, вот как!

– М-да, и у нашего пациента хвороба злокачественная. Хоть пободрее у тебя настрой, а то начал как девица на танцверанде – «не хочу, не буду, не умею» – передразнил Михалёв.

– Да и прикинул я, что одному проще. Рацию должны обеспечить, если по-хорошему, остальное переживу.

– Даже штатная батальонная американская или британская рация КВ-диапазона тебе будет достаточна для работы, если там профукают.

– В бандиты с большой дороги призываешь идти и грабить американские воинские грузы?

– А вдруг понравится? В Кракове же получалось чокнутым контуженным ходить. Классический приём разведки, со сменой оперативной легенды, тоже работает. А тут переменил квалификацию слегка и айда.

Это Михалёв вспомнил про действия группы в Кракове. Тогда капитан, под видом контуженного и безголосого ефрейтора, ходил по центру города, высматривая охранение и порядок патрульной службы комендатуры. Отмахивались как от блаженного, даже никто не пытался его повязать и сдать патрулю фельджандармерии. Равнодушие конца войны? Или сказки это всё, про немецкий «орднунг» – люди ведь тоже в страхе примеряют на себя чужие страдания на собственном пороге таковых? Кто знает теперь…

– Ну, не гремит, не звенит? Частоты, порядок шифрования, время выхода и режим связи не забыл? Если дойдет до «нашего человека» парольным сигналом будет: «вам привет от ферганского волка». Ответ: «я не знал, что Петров ещё жив».

– Слишком тонкие детали для закордонного шпика – засмеялся капитан.

– Ладно, Лёша, пора творить судьбу Европы!

…Разведотдельский «хорьх» плавно затормозил в двадцати метрах от будки КПП и погасли фары – ночь стояла хоть глаз выколи. Дождь соизволил заткнуться, подул слабый ветер, усиливая шелест молодой листвы дубового леска у границы зоны.

– Во, даже погодка тебе по заказу – хлопнул капитана по плечу Михалёв.

К машине подошёл старший лейтенант с уставшими от бессонницы глазами. Откозыряв воинское приветствие, он буднично произнёс вышедшим из машины – «люди и техника готовы».

Михалёв по-отечески взглянул на капитана.

– Ну, не прощаемся. До связи!

Со старшим лейтенантом капитан прошёл три сотни шагов в лесок, встав под дубом в полусотне метров от рубежа охранно-инженерной системы.

– Значит здесь?

–Да, товарищ капитан. Сразу не бегите к системе – мы начнём весь спектакль через десять минут, иначе мои парни начнут палить на любой шорох. И так нервы ни к чёрту, служба в усиленном варианте, а тут этот прорыв ещё…

–Не хнычь. Как действовать будете?

–Шумнём, изображая пьяный дебош с техникой – лукаво улыбнулся офицер.

– Ладно, иди.

Перспектива не радовала – свои же могли пристрелить. Что же – ждём.

Со стороны поста послышался рёв танкового двигателя. В просвет между деревьями капитан разглядел, как Т-34-85 подъехал к шлагбауму, повернув орудие в сторону американского чек-пойнта.

На той стороне забегали. Было слышно как зычно орал офицер:

– It's the crazy commies who want to shoot! Dodgson, get your bazookas ready!25

«Ну, шутники!» – подумал капитан – «звена бомбардировщиков вам только не хватает».

Купленные на берлинском «блошином рынке» наручные часы показывали без десяти десять часов вечера. Подойдя к колючей проволоке охранной системы, он осторожными движениями перекусил кусачками шесть ниток «колючки» и протащил рюкзак. Каждая из них была на расстоянии спичечного коробка одна от другой. Поразило отсутствие нитей сигнальной проволоки на контактах вдоль системы охраны, при наличии электроосвещения около границ КПП. Старый пограничник был в курсе служебных новинок и отметил про себя, памятуя о прорыве у хутора – «преднамеренный непорядок в вашем хозяйстве, однако – истинный проходной двор».

Контрольно-следовая полоса на песчаной основе ещё не успела раскиснуть от дождей и почти не хрустела под ногами. Спиной вперёд, прорабатывая каждый шаг, он пошёл ко второму забору заграждения.

Капитан уловил шевеление в кустах напротив, метрах в шестидесяти. Неужели всё? Но две тени в кустах напротив резко встали и побежали вправо, к американскому посту. Танк газовал у шлагбаума советского поста, доносились полупьяные крики благим матом.

Прокусив так же шесть ниток второго проволочного забора, капитан огляделся по сторонам. Лес по обе стороны Германии дьявольски вымер, будто призывая лесных духов. Но времени рассуждать о местном фольклоре и любви к направлению разведки было уже некогда. В ста метрах впереди была лощина, тянущаяся к пруду. Рывок, даже, несмотря на то, что будут стрелять по обе стороны! Плевать! Было ведь хуже и уходил живым.

Через две минуты он обрабатывал у пруда свои боты какой-то отравой от собак. Надо было делать семикилометровый крюк по лесу через болото, далее к аккуратной просеке – под высоковольтной линией маршрут шёл резко на юг. Ночка была весёлая и тихая одновременно – впору действительно было призывать лесных духов, чтобы на фоне разящей тишины и чавкающих по мху маршевых бот не спугнуть неожиданную удачу…

Болото он преодолел легко, хотя ночью никто бы не рекомендовал это делать. Были вешки, оставленные местными «ходоками», да и природа казалась то ли союзником, то ли неблагодарной тварью – ночь была безоблачная и лунная, но болотные заросли скрывали разведчика чуть ли не в полный человеческий рост. На противоположной стороне болота ухали, будто перекликаясь, два филина как бы подсказывая направление. Болота здесь были кочкарные, но проходимые. Топкие же участки, выглядевшие как большие вытянутые лужи, подсвечивал лунный свет.