Салыуй

– Я возле ручья нашёл великолепный халцедон! – рассказывал Семён. – Эх, жалко, что в ящике оставил. Завтра покажу. Ты ведь местный?

Егор молча кивнул, и Семён продолжил:

– Точнее, конкреция. Здесь вообще сложные минералы. Иван Иванович, не попадались вам халцедоны?

– Сердолик24 что-ли?

За столом раздался одобрительный гул: геологи оценили познания своего капитана.

– Сердолик есть. Бледный правда, – пояснил Иван. – Я-то не собираю, но есть он. На речке, у восточного берега, бывают любители. Это подальше от озера.

– Поня-я-ятно! – подняв брови, закивал Семён. – Так вот, конкреции… необъяснимый факт: здесь много камней, как бы пронизанных трубочками. Поры, каверны – дело обычное. А тут к каждой идёт трубочка из центра.

– И что там, в центре? – спросил Иван.

– Ничего! Так эти трубочки и сходятся.

Иван пожал плечами:

– Ну Бог с ними. Нашли своих моллюсков?

– Вендобионтов! Предположительно да!

– Во всяком случае, отложения нужного возраста присутствуют, – уточнил Колесник. – Это дело не одного дня. Мы в самом начале пути изучения здешнего моря.

– Моря? – удивлённо поднял бровь Иван.

– Ну да. Полмиллиарда лет назад здесь было море. Океан. Дно его покрывали бактериальные маты – толстые ковры водорослей. Вендобионты опускались на эти маты, питались. Некоторые из них свободно плавали, некоторые закреплялись на поверхности.

– Интересно, что же ограничивало их рост? – продолжил Семён.

– То же, что и у прочих организмов, – пожал плечами Усладников.

– Но почему мы находим очевидно завершённые, взрослые формы с различным числом сегментов?

– Очевидно кому? Мне это не очевидно. Домыслы, молодой человек, домыслы.

– Хорошо, как вам такая идея: вендобионты – это не отдельные организмы, а части единого существа, органы, выросшие на том, что мы считаем бактериальным матом.

– Для этого ваш ковёр из бактерий должен сам обрести дифференцированные ткани, сложное устройство, стать многоклеточным организмом.

– Но ведь из одной клетки получается целый человек! С руками, ногами, сердцем! Нужен лишь генетический материал, питательная среда и… импульс!

Диалог двух учёных ощетинился непонятными Ивану терминами, и начстанции окончательно потерял нить разговора. Иван хмуро жевал кашу, а жизнь-стихия, украшенная фантазией стажера, бурлила вокруг – он был её частью.

Глава 5. У насосной станции

Егор и Настя встретились через день возле старой насосной, что располагалась где-то на полпути между станцией и мысом.

Геологи работали на мысе. Семён предлагал Егору присоединиться, но тот отказался. До полудня юноша сидел у воды на станции: подходил, вставал на колени у самой кромки, опускал ладони на дно, ворошил песок. Когда Солнце забралось на самый верх, Егор надел пояс, на котором висел непременный мешочек, вышел за забор и направился к дачам.

Сутулый мужчина в советском тренировочном костюме, кедах, панаме, катил навстречу телегу с песком. Он хмуро посмотрел на юношу со светлой кожей, шедшего в одних шортах и синих с тремя полосками дешёвых кроссовках вдоль заборов, что-то прошептал – Егор не повернулся, не взглянул даже в его сторону. Дойдя до забора Настиного участка, Егор постучал в кривенькую дверцу с номером «58». Ему пришлось ждать несколько минут, пока женщина, полная, с рыжими волосами, не заметила его. Она сразу подошла к неровному штакетнику, улыбнулась:

– А, Егорушка! Настеньки нет. Ушла, не сказав. Как бы чего не приключилось… Вот прям на сердце неспокойно! Вдруг опять какие плохие люди встретятся? Ты не поищешь? К озеру она пошла. Там, где трубы. Знаешь? Грибы раньше собирали, а сейчас даже боязно. Вот что за мир сделался… Боже мой, боже мой…

– Я найду, – просто сказал Егор. Женщина ещё что-то говорила, и он ждал, пока она закончит. Они стояли в тени рябины, росшей возле калитки и распустившей ветви далеко за забор. Когда Егор повернулся и пошёл в сторону озера, хозяйка подошла к сильному, полному жизни дереву и прошептала: «Ты был бы так рад…»

* * *

Насосная станция не работала с девяносто первого. Оборудование увезли, и осталась пустая бетонная коробка, сделанная слишком большой, слишком надёжной, чужой для озера. Иван одно время гонял отсюда поселковых хулиганов, здесь же вытаскивал из озера утопленника. Стены постройки были исписаны словами, именами, признаниями и угрозами, в стыках плит зеленел мох.

Настя сидела на плоской крыше и смотрела на озеро. Её лёгкое платье почти совпадало оттенком с серым бетоном – она всегда находила это очень забавным, причиной бывать здесь. Егор подошёл неслышно, и девушка вздрогнула от испуга, когда он негромко позвал её. Она узнала Егора по голосу, и, вставая и поворачиваясь, уже улыбалась искренней наивной улыбкой:

– Егор!

– Твоя тётя волнуется.

– Ты был на даче?

– Я искал тебя.

– Правда? – она спустилась на приставленное к задней стене бревно, спрыгнула на землю. – Спасибо тебе. Ты добрый!

Она, совсем не боясь, смотрела Егору в глаза – долго, должно быть, целую минуту. Затем юноша перевёл взгляд на озеро, шагнул к воде, присел, тронул поверхность рукой. Девушка подошла, опустилась на камни рядом с ним. Ей хотелось что-нибудь сказать, спросить, но когда она нашла удобные слова, Егор вдруг встал, стащил кроссовки и спрыгнул в воду.

– Там скользко… – неуверенно произнесла девушка. – Не опасно? Не упадёшь?

– Нет. Я знаю камни, – ответил юноша. Стоя к ней лицом, он сделал шаг назад, затем ещё один, вытянул вперёд руку:

– Пойдём?

– Куда?

– Со мной.

– Купаться? Нет, ты что! У меня купальника нет, полотенца… И вода холодная.

– Вода тёплая.

– Да?

– Потрогай.

Девушка нагнулась, погружая ладонь, провела ей из стороны в сторону, подняв волну. На побеспокоенной поверхности заискрился солнечный свет.

– Тёплая…

Плоские камни, серые с ржавыми разводами, лежали навалом на берегу. Дно тоже было в камнях; можно было разглядеть крупные гладкие глыбы, чьи спины поднимались к самой поверхности. Егор стоял по пояс в воде рядом с одним из таких камней и протягивал к берегу руку. В ладони его была вода, и она не вытекала сквозь пальцы – держалась, будто набранная ковшом.

– Пойдём? – повторил он.

Девушка, оглядываясь по сторонам, торопливо развязала шнурки на кедах. Камни, нагретые солнцем, были приятно тёплыми. Хотелось забыть всё, что есть на берегу, отдаться чувствам. Настя представила, как она медленно падает в воду и как Егор ловит её… Он сильный. Конечно он поймает – она не сомневается. Но между мечтой и действием находится характер. Закрыв глаза, девушка стояла на самом краю большого камня. Лёгкий ветер гладил её ноги, Солнце, показываясь из-за мягких редких облаков, касалось головы, рук, снова пряталось в небесных белых рощах. Егор осторожно прикоснулся к её талии, затем поднял девушку на руки. Будто в невесомости плыла она над самой водой, держась руками за его плечо.

Юноша остановился. Он долго смотрел в даль, и последние несколько секунд этого странного взгляда, едва заметной тоски на лице, Настя застала, открыв глаза. Снова лицо юноши успокоилось, стало невыразительным. В этой невыразительности, мягкости скрывалась чудовищной силы красота. Она влекла к себе; трудно было противостоять этому влечению, особенно лёжа на сильных, не знающих усталости руках…

Егор вдруг повернулся к озеру спиной. Он быстро дошёл до берега и замер. Едва заметно изменилось положение рук, и девушка, поняв, чего Егор ждёт от неё, опустила ноги на камень. Юноша придержал её за талию, помогая встать. Он смотрел на неё, не моргая. Сейчас они были будто одинакового роста, глаза их находились на одной высоте – от этого Егор казался ближе.

– Это нехорошо, – произнёс он. – Нельзя.

– Что нехорошо? – испуганно спросила Настя, поправляя упавшие на лицо волосы. Егор промолчал, затем выпрыгнул прямо из воды не берег, преодолев, должно быть, метра два – два с половиной, сел на камень.

– Я сделала что-то неправильное?

– Нет. Просто так нельзя. Я не хочу объяснять.

Глава 6. Помеха

Пятнадцатого июля Настя появилась возле ворот спасательной станции, постучала.

– К Егорке? – спросил её Иван, подошедший на лай Чавача. Девушка кивнула.

Иван не знал, что после неожиданного появления геологов на станции Настя виделась с Егором. Он как-то решил для себя, что в тот вечер невольно стал причиной ссоры ребят, и потому был рад, что всё само собою налаживается. «Конечно, спасение в лесу – случай не рядовой, – размышлял Старорук. – Для девушки это событие с большой буквы. И тут ещё такой паренёк! Можно было хоть катер на кон ставить, что она придёт – беспроигрышное пари!»

Иван воспринимал всё проще. Он не любил усложнять, тяжело воспринимал личные душевные колебания и старался поскорее их отбросить, для чего имел собственный метод: свести всё к грубой шутке. Но по отношению к Насте и Егору подобных мыслей бывший водолаз не допускал: счастья он желал совершенно искренне.

Ивану хотелось с кем-нибудь поделиться, высказать то, что говорил он сейчас сам себе. Закрыв глаза, он представил лицо Варвары. Она улыбалась. Иван тоже улыбнулся: «Как пацанёнок, ей Богу! Даже стыдно…» Начинал накрапывать дождь. Надо было ставить на катер ходовой тент, выходить забирать геологов.

От пирса Иван разглядел, как отворилась дверь домика, как Настя зашла внутрь. «Вот и ладно», – громыхнув алюминиевыми дугами, Иван направился к катеру.

Раз испортившись, местная погода могла хранить прохладное сырое настроение неделю. Иван в такие дни занимался в «спасовке» мелким ремонтом, иногда пил, иногда ездил в город, иногда привозил женщин. Из такого дождя не могло сделаться бури, но капли напоминали о ней, напоминали о закопанной руке. Мотор мягко урчал, плескалась вода; самодельные дворники смахивали со стекла водяные ручейки. Отойдя уже за буи, Иван обернулся, чтобы посмотреть на бухту, на свои постройки: близкое к суеверию действие, привычка. Взгляд его, однако, выхватил из серости укрытого облаками дня тёмную фигуру, стоящую по правую руку от станции, на заброшенном пляже. Иван достал бинокль, скинул крышки, выкрутил фокус: на песке, опираясь на лыжную палку, стояла старуха, и начстанции мог поклясться, что именно её встретил он после бури в посёлке. Круто завернув, катер направился обратно. Иван наскоро закрепил «Восток» у пирса, быстрым шагом обошёл «спасовку», открыл ворота.

Старуха стояла метрах в ста от дороги, посередине песчаной косы. За ней ржавыми монументами ушедших времён высились две кабинки и «грибок» – четырёхметровый конус из металла, склонившийся к воде. Иван цыкнул в сторону, сошёл с отсыпанной щебнем дороги. Оставляя следы в напитавшемся водой песке, он сделал шагов десять, затем крикнул:

– Мать! Ты что?

Старуха не шевельнулась, и только когда Иван подошёл вплотную, вдруг резко повернулась и прошипела:

– Салыуй ведает своё, а ты своё. Не мешай ему. Иначе и тебе погибель, и всем.

– Какая погибель?

Дождь падал на капюшон старого чёрного плаща, в котором пряталась фигура женщины; капли скатывались, срывались с его края, летели вниз.

– Мать, какая погибель? Ты о чём? – повторил Иван тише. – Ты зачем сюда? Ну – давай, пошли обратно.

– Не мешай ему.

– Кому?

Старуха не ответила. Она развернулась и зашагала неровной торопливой походкой в сторону дороги. Когда Иван догнал её и попытался взять под руку, она, не поворачиваясь, ткнула его палкой в ногу.

– Да что ж ты… Я помочь хотел! – с трудом сдержал грубые слова Иван. Тёмная фигура поднялась на насыпь и двинулась прочь от станции. Старуха шла быстро, быстрее, чем можно было ожидать от пожилой женщины, к тому же опирающейся на палку. Иван с минуту постоял на песке, кашлянул и пошёл обратно к катеру.

Глава 7. Исчезновение

Дождь, стихший было к ночи, на следующее утро усилился, и геологи решили сделать перерыв. Колесник с водителем отправились в город, а руководитель экспедиции и стажер Семён занялись документированием образцов, картами, заполнением журнала. Семён спросил разрешения позвать Егора, и вскоре они уже втроём рассматривали странные конкреции, срезы породы, сохранившей отпечатки древних организмов.

– Точнее сказать, предполагаемые отпечатки, – пояснил Семён, демонстрируя Егору кофейного цвета пластину с несколькими канавками, идущими из единого центра. – Иногда сразу понятно, что перед нами животное или растение. Но чаще следы очень слабые, фрагментарные, еле заметные. Мы к тому же не палеонтологи…

Егор молча смотрел, помогал, если просили. Он не задавал вопросов, и Усладников (которого этот факт озадачивал) поглядывал на Егора с известной мерой любопытства. Когда решили сделать перерыв на чай, Усладников спросил Егора, не учился ли тот на геологическом.

– Нет, – ответил юноша.

– А какая же ваша специализация, молодой человек? – спросил Усладников, распечатывая упаковку печенья. – Что вы оканчивали, где учились?

– Нигде, – Егор посмотрел на руководителя большими добрыми глазами.

Усладников растерялся и перевёл разговор обратно на палеонтологию, на древние времена. Егор и нравился, и пугал: он был непонятен. Семён как будто находил с ним общий язык. Точнее говоря, Егор проявлял большой интерес к объяснениям и рассуждениям стажера, и тому это явно льстило. Усладников списал всё на их близкий возраст и более не стал утруждать себя гипотезами.

Вечером дождь перестал. Тяжёлые низкие тучи висели над озером, и заходящее Солнце очерчивало оранжево-красным ту линию, где находилась граница непогоды. Иван, стараясь не потерять равновесия на старой стремянке, менял лампочку в фонаре. Захлопнув крышку и затянув винты, он слез, опёрся на платформу и посмотрел на озеро. Справа послышалось шуршание, знакомый Ивану звук: Егор тащил лодку к воде. Скрипнули в уключинах вёсла, плеснула вода. Иван не видел ту часть берега, от которой отплыл Егор, но восстановленная по одним только звукам картина казалась ему даже более подробной, чем зрительный образ. Бывший водолаз закрыл глаза, прислушиваясь к озеру, берегу, Природе. Чавач, очистив миску, сонно наблюдал за хозяином. Он, живший больше среди звуков и запахов и меньше полагавшийся на зрение, одобрил бы мысли Ивана – если бы знал их и имел для того возможность.

Мирно кипел на костре чайник: воспользовавшись подобревшей погодой, Иван решил посидеть на берегу. Вернулся Егор, вытащил и перевернул лодку, легко установил её на доски. Иван покачал головой: «Не сила это – молодость. Просто молодой, и всё само будто даётся». Через час, когда Иван собирался уже уходить, к костровой полянке подошёл Усладников.

– Иван Иванович, вы не видели Семёна Викторовича?

– Вашего младшого-то? Давно не видел.

– Вот и я не пойму, куда он делся…

– Может, вышел.

– Куда?

– За забор.

– Зачем ему выходить за забор?

– Мало ли… За девушками, – усмехнулся Иван.

– Бросьте. Это ЧП.

– Не разводите паники. Звали его?

Колесник и Зурин, водитель, вышли наружу. Выкрикивая имя стажера, они обошли станцию, вернулись. Иван принёс рупор, крикнул несколько раз в сторону воды. Прожектор с крыши «спасовки» освещал выход из бухты, но дальше вода была уже тёмной, почти чёрной. Иван, почувствовав, что дело серьёзное, забежал с биноклем на вышку. Луч прожектора заскользил по воде. Иван намётанным глазом искал не человека – движение. Через пять минут он спустился:

– Так. Кто видел его в последний раз, когда и где это было?

– Наверное, Егор, – предположил Усладников. – Они вместе сидели, затем выходили за водой, затем…

– Ну ясно, – Иван быстрым шагом направился к Егорову домику.

Возле сохнущей на досках «Пеллы» он остановился, обернулся: все трое шли за ним.

– Здесь подождите, – бросил им Иван. Он встал правой ногой на ступеньку, постучал в дверь: – Егор! Открывай.

Дверь отворилась, и Иван сразу шагнул внутрь, закрывая её за собой. В доме было темно. Иван щёлкнул выключателем. Яркий свет ударил по привыкшим к вечеру глазам. Егор стоял у стенки, отделяющей комнату от кухоньки-прихожей. Он не был ни испуган, ни удивлён – просто стоял и ждал, что скажет Иван.

– Семён пропал. Он с тобой был? Знаешь, где он?

– Да. Он в озере.

– Что?! – Иван шагнул вперёд, подходя вплотную к Егору. – Что значит в озере? Утонул?

– В озере.

– Рассказывай толком. Что произошло?

– Не хочу.

– Х-хурма на блюде… Егор! Не та ситуация. Человек пропал. Он что, купаться полез?

Иван не говорил про лодку. Егор и Семён могли выйти на лодке, а вернулся только Егор. Но среди звуков, которые слышал тогда Иван, не было голоса Семёна. В той стороне никто не разговаривал – для чего бы двоим выходить поздним вечером на лодке и при этом молчать как рыбы?

– Егор, надо всё рассказать. Я тебе помогу, коли нет твоей вины, – Иван положил руку на плечо юноши и посмотрел на него сочувственным взглядом. Егор молчал. Молчание тянулось и тянулось. Порядок рушился, и Иван не знал, как остановить это разрушение.

Иван убедил геологов, что следует дождаться утра: они не слышали разговора в дальнем домике, а Иван ничего не объяснял – просто сказал, что так будет лучше. После слов Егора надежды на возвращение стажера было мало. Иван в забродах25 ходил вдоль берега, светил в воду большим фонарём: он искал уже не живого человека. От помощи геологов начстанции отмахивался и в конце концов отправил их ещё раз обойти забор снаружи:

– Метров на сто отходите, не дальше. Не разделяться. Все вместе идите. Есть фонари?

– Да, сколько угодно.

– На каждого взять. Идите!

Глава 8. Кровь на воде

«По-хорошему, надо ехать за милицией, – думал Иван, и тотчас в голове его рисовался тот хаос, в который погрузится станция, вопросы, вопросы, вопросы… – Но всплывёт золото, а хуже, если та чёртова штуковина, которую Чавач нашёл – как это объяснять?» Иван никак не мог убедить себя, что есть уже основания для подозрений в сторону Егора, и тем более отвергал всякую мысль о том, что юноша может быть опасен. Начальнику станции хотелось, чтобы всё оказалось несчастным случаем, а лучше – какой-нибудь глупостью или розыгрышем суетливого стажера, который сейчас вернётся, постучит в ворота и получит от Ивана семиэтажное морское приветствие.

Перед восходом, когда достаточно посветлело, Иван завёл катер и четырежды прошёл вдоль берега, сначала подальше, затем приближаясь к станции. Ничего не найдя, он вернулся и обнаружил, что «буханки» нет: ворота были открыты, геологи уехали.

– Ну что, паника в джунглях?! – бросил Иван в сторону ворот и, не закрывая их, пошёл к домику Егора.

Внутри никого не было. В домике стоял сильный запах, сладковатый, незнакомый. Не став искать его источник, Иван вышел на маленькое крылечко.

– Егор! – позвал он.

Солнце уже вылезло из-за лесистых пологих вершин, на землю легли длинные утренние тени. Со старой сосны дважды цвикнул поползень; пролетела стрекоза. Ударив рука об руку, начстанции спустился, подошёл к «Пелле». Он перевернул лодку и тщательно осмотрел каждый уголок. «Эти ребята приедут с милицией, – размышлял Иван, сидя в стоящей на траве лодке. – Лучше бы до того времени понять, что стряслось». Иван готовился защищать Егора, не осознавая своих намерений, не понимая своих чувств. Надо было срочно отыскать его, убедить рассказать.

Иван знал, что юноша ходил иногда вдоль берега до самой сплавины. Там, на поросшем мхами и корявой берёзой ковре, Егор искал какие-то растения, приносил в своих самодельных мешочках, сушил. Но до сплавины пешком часа полтора. Да и там ли Егор? «Не годится», – отвёл этот план Старорук. Он поднялся, вылез из лодки, подошёл к берегу и зачерпнул воды, чтобы умыться. Протягивая руку снова, Иван вдруг увидел, что метрах в пяти от берега по воде идут красноватые разводы. Нахмурившись, он встал, прищурился: похоже было на кровь.

– Х-хурма на блюде… – процедил Иван. Он крутанулся, чтобы бежать за сапогами и багром, и тут же застыл: позади него стояла Настя.

– Ты что здесь? – спросил Иван сделавшимся сухим и хриплым голосом. – К Егору?

– Да. Он сказал, что ему нужна помощь…

– Помощь! Нужна. Что он рассказывал? Про стажера, геолога, Семёном звать, – рассказывал?

Девушка мотнула головой:

– Просто сказал, чтобы я шла сюда.

– Непонятно ни-чер-та.

За спиной Ивана плеснула вода. Звук повторился. Лицо девушки переменилось, и Иван обернулся, чтобы узнать причину.

Из озера торчала рука.

Слепленные горстью пальцы, гладкая блестящая кожа с рисунком – всё то же, что и у закопанной в овраге находки. До неё было метров шесть-семь. Иван шагнул вперёд, раздумывая, что делать. Рука шевельнулась и стала подниматься из воды. Показался локоть, предплечье… Начальник станции, сжав зубы, ожидал появления из воды тела, тела человеческого, но следом вышел второй локоть.

Рука двинулась к берегу. Закричала девушка. Иван схватил из лодки весло, замахнулся, но странное существо (кем или чем бы оно ни было) вдруг изогнулось и скрылось под водой. В километре от берега столбом взметнулась вверх вода. К берегу покатили одна за другой волны. Странные низкие звуки, похожие на те, что раздаются порой в трюмах больших судов, расползались над озером. Небо мрачнело, затягивалось какой-то неестественной серостью, похожей больше на рваный туман или дым, но не на облака. Иван взял окаменевшую от страха девушку за руку и потащил за собой к «спасовке».

На пирсе стоял Егор.

В одних шортах, с мокрыми волосами, облепившими голову, он стоял на самом краю, поставив правую ногу на покрытую бордовой краской трубу – бортик пирса. Залаял Чавач. Он лаял от будки, не вытягивая цепь, будто боялся добежать даже до того места, где стоял его хозяин.

– Пойдём. Надо скорее идти, – произнёс юноша. Он вытянул руку. Вода капала с него на доски, тело блестело в переменчивом, исчезающем солнечном свете. Он обращался к Насте, смотрел ей в глаза, и девушка не могла отвести взгляда.

– Ну хорош! – крикнул Иван, вставая перед девушкой. Страх – неизбежный спутник любого человеческого существа – рос внутри Ивана, но, преломляясь призмой характера и опыта, действовал иначе, вызывал не панику, а колебания, неуверенность.

Егор снова поднял правую руку, согнул её, разогнул. Рука начала удлиняться, между плечом и локтем на ней появился ещё один сустав. Коснувшись пирса пальцами темнеющей на глазах, становящейся похожей на рыбу или змею руки, Егор шагнул вперёд:

– Надо скорее идти.

– Ты не Егор, – тихо произнёс Иван; он повернулся к Насте и повторил: – Это не Егор… Давай в дом!

Они бросились к дверям «спасовки». Иван вспомнил про Чавача, дёрнулся было завести его в дом, но остановился и медленно задвинул щеколду. Затем, отталкивая застывшую снова на его пути Настю, он заскочил в свою комнату, открыл ящик, достал ружьё, пачку картечи. Иван сел на кровать, глубоко вдохнул, отвёл ключ в сторону, отпирая стволы. С заряженным двумя картечными патронами ружьём он вернулся в большую комнату, служившую гостиной, прихожей, кухней. Девушка посмотрела на него полными слёз глазами.

– Он был похож на Егора, – прошептала она.

– Похож! Руку видала? Черрртовщина! Как это понимать? – Иван подошёл к окну, выглянул наружу. – Ну, где эта тварь?

– Всё как бабушка Ульга рассказывала.

– Какая ещё… Стоп, это не та ли, что в посёлке? – Иван вспомнил, что так обратилась к загадочной старухе Машка, продавщица, когда после бури он оказался возле магазина, чтобы позвонить в город. Та старуха с лыжной палкой!

Договорить им не дали: снаружи раздался долгий автомобильный гудок. Что-то громыхнуло, послышались крики. Иван забежал в комнату, откинул занавеску. Высокий человек в милицейской форме стоял, спиной к дому, в воротах. Одной рукой он держался за створку, во второй что-то сжимал – должно быть, табельный «Макаров». Снова крикнули, на этот раз со стороны пляжа. Милиционер выбежал наружу. Прошла долгая, полная напряжения минута. Иван всё ждал выстрелов, криков, борьбы – ничего не было.

– Лезь на чердак, там спрячься, – тихо сказал он Насте, выйдя из комнаты. – Люк закрой и завали чем-нибудь.

Девушка испуганно покрутила из стороны в сторону головой:

– Нет, я не останусь…

– Там безопасно. Лезь!

Как только девушка боязливо взялась за металлические скобы, обмотанные жёлтой изолентой, и поставила ногу на первую ступень лестницы, Иван распахнул дверь и вышел.

Он огляделся: берег до самого забора был чист. Иван, хмурясь, посмотрел на воду – что-то в озере было не так, что-то изменилось. Исчезли чайки. Размышлять не было времени – Иван направился к воротам.

Метрах в тридцати от въезда на территорию станции стоял милицейский уазик. Взглянув мельком на машину, Иван повернулся к пляжу и застыл: то, что стало похожим на Егора, или то, что всегда было Егором, – страшное существо с огромной правой рукой – тащило к воде два человеческих тела. Иван провёл большим пальцем по предохранителю, проверяя, что тот отключён, шагнул на покрытый кочками песок.