banner banner banner
Практическая педагогика. Роман о школе, любви и не только…
Практическая педагогика. Роман о школе, любви и не только…
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Практическая педагогика. Роман о школе, любви и не только…

скачать книгу бесплатно

Еще трое тоже были не уверены, что родители будут. В результате в четверг к 18.00 было всего 18 родителей. В основном, мамы. Только три папы и одна бабушка Евдокия Степановна. Я опечалилась. Но зря. Как мне сказали потом дети, это был аншлаг. За последние пять лет столько много не приходило.

– Это они на вас пришли посмотреть, – демонстрируя свою коронную улыбку, сообщил Вигура Саша.

– А что на меня смотреть? Не экспонат ведь в музее, – не понимала я.

– Ну, у нас таких класух по ходу не было еще, – объяснил Дима Скворцов, краснея и млея. Я не стала спрашивать «каких?», чтобы не нарваться на комплименты.

Что касается самого собрания, то почти полчаса выбирали родительский комитет. Никто не хотел тащить этот груз, поэтому пытались спихнуть на кого угодно. Наконец, папа Лизы Гаврилюк Федор Степанович и мама Ковальчука Артура Виктория Андреевна «сдались на милость» собравшегося общества, и я поставила галочку в первом пункте повестки дня (скорее, вечера).

Второй пункт – успехи деток. Здесь я много не говорила, просто раздала бланки с оценками. Мол, поглядите и от чужих глаз спрячьте, если что. Какое там спрячьте. Две минуты изучали оценки своих чад, а потом сами же начали друг дружке показывать, охать и ахать, обещали показать дома своим детям, где раки зимуют. Я сильно переживала за бабушку Юры Гагарина – Евдокию Степановну. Бедная женщина как увидела пять двоек своего ненаглядного внука по алгебре и четыре по геометрии, ее прорвало. Обычно, дар речи теряют, а ее понесло в разговор – обратная реакция.

– Ой, людоньки, что это? Юрочка ж так учил теоремы и книжки читал, я сама слышала, а тут на тебе, двойки! – голосила старушка. В многоуровневой тираде Евдокии Степановны улавливался смысл «учительница недооценивает ее гениального внука». Я пообещала разобраться, за какие такие грехи у Юры образовался этот взвод двоек. Позже оказалось, что Юра теоремы то учил, но задачи никогда не делал.

Дальше наконец-то наш класс нашел папа Славика Кондратюка, Евгений Терентьевич и в слегка нетрезвом состоянии, выдыхая сплошной перегар, вселся за пустую первую парту. Через пять минут весь класс был пронизан его зловониями. Мне пришлось открыть окно.

Родители оживленно вели дискуссию на тему «Некогда заниматься с детьми», мол, работа, приходят уставшие, злые, вечный поиск денег на пропитание и одежду. Мамы сетовали, что папы не помогают, а еще и обеды, ужины готовить нужно, на себя времени нет, не то, что на детей.

Чтобы как-то разрядить атмосферу, которая напряглась, я раздала всем родителям листики – анкеты с просьбой заполнить, отвечая на поставленные вопросы.

В анкете (кстати, стандартной, из журнала «Спутник классного руководителя»), я выписала вопросы. Спрашивались фамилии, имена и отчества родителей учеников, место их работы, специальность, возраст братьев и сестер, музыкальные инструменты в доме, магнитофонные записи, спортивные снаряды, чем занимаются члены семьи в свободное время.

– А я и не знал, что здесь клуб по интересам? – наконец-то кто-то выкрикнул, дойдя до вопросов о хобби. По общим чертам лица поняла, что это папа Кати Алентовой. Я терпеливо и толерантно объяснила, зачем мне все это нужно. Замолчали, и только слышно было, как ручки шелестят по бумаге. Дальше было веселей.

– А знаете ли вы, с кем дружат ваши дети? – проронила я риторический вопрос, и в классе воцарилась немая тишина. Родители думали. Одна мама не стерпела:

– Такой лоботряс вырос, что я за ним и теперь смотреть буду?

– Какие сложности есть в семьях по воспитанию детей? – еще один глупый вопрос из того трижды неладного журнала, чтобы я в него еще когда —либо заглянула.

– А вы что, помогать воспитывать собираетесь? Вам в школе мало работы? – как-то недружелюбно выкрикнула мама Лены Новиковой. Вот откуда у Лены эта резкость. Девочка была копия мамы в молодости.

– Я считаю, это наша общая цель -воспитывать. К примеру, актуальный вопрос: какими действиями вы добиваетесь послушания?

Да-а-а, не стоило задавать такой вопрос: чего я только не наслушалась. Большая инквизиция Средневековья просто отдыхает.

– Ставлю в угол на гречку с пяти лет…

– Закрываю на полчаса в туалете…

– Бью веником, шлангом от пылесоса, тряпкой по мордяке…

– Неделя под домашним арестом без просмотра телевизора…

– Поломала любимые кассеты, выбросила гитару, чтоб не бренькал…

Ужас! Это родители! Я автоматически провела последний вид работы по плану – родители записали на листиках пожелания и вопросы ко мне как к классному руководителю. Дальше поблагодарила родителей за то, что пришли, назвала тему следующего собрания, которое состоится предположительно в декабре, и отпустила. Уже из коридора услышала не очень приятное:

– Битый час неизвестно на что потратила. Сериал свой любимый пропустила. А там Луис Альберто Марианне предложение делать собирался. Дурня эта их родительские собрания…

– Ага, дурня. Только позоришься всегда. Вот приду домой, своему увалю за двояки. Вчера деваху какую—то привел, все из холодильника выжрали. Сегодня опять до полуночи готовить придется.

– Моя тоже за мальчиками бегает, аж трусится. Хоть в доме закрывай.

Слушала и не понимала, как так можно. Вспомнила своих родителей. Всегда во всем помогали, когда получала плохие оценки, не ругали, пытались разобраться в причине, вместе исправляли. Мне было странно, что такие мама с папой, как у меня, не у всех.

Родители ушли, я подготовилась к следующему дню, сложила необходимые конспекты, учебники, проверила, закручен ли кран, политы ли цветы, закрыла кабинет и пошла домой. Возле школы на пороге стоял в темноте мужчина. Я узнала в нем папу Димы Калашникова. Увидев меня, он выбросил недокуренную сигарету и галантно предложил провести домой, поскольку уже темно и поздно. Я согласилась, потому как, правду говоря, и сама немного побаивалась. Тем более, что папа Димы, Виктор Андреевич, показался мне мужчиной серьезным.

Боковым зрением я увидела две фигурки – если бы не Виктор Андреевич, то они бы конвоировали меня и сегодня. Но, видимо, поняв, что нашелся другой провожатый, они на каком – то этапе дороги исчезли.

Всю дорогу мы с папой Димы проговорили о тяжелом учительском труде, о том, как изменилась и продолжает меняться школа, как сложно воспитывать нынешних детей.

Виктор Андреевич рассказал о своей работе водителя директора фирмы. Одним словом, говорили по душам мы так, пока я не заметила, что он легонько обнял меня за талию. Сразу стало как-то не по себе, но поведение мужчины было настолько однозначным, что вариантов просто не было. Я аккуратно убрала его руку и соврала:

– Спасибо, что провели, я уже пришла, – мы как раз остановились возле какой-то пятиэтажки.

– Не хочу показаться навязчивым, но вы бы не пригласили меня на чай? – спасибо Богу, было так темно, что я не видела его глаз, а то бы сгорела со стыда. Я знала, что с такими людьми необходимо вести себя аккуратно и никак не агрессивно, хотя первым порывом было вмазать по наглой роже.

– Боюсь, что мой отец неправильно меня поймет, если я приведу мужчину, которого почти не знаю, домой, – соврала, и глазом не моргнула.

– А папа у вас кто? – интересовался отец моего 15-летнего ученика.

– Мастер спорта по тяжелой атлетике, – это я зря так перестаралась. Виктор Андреевич понял, что я веду игру, поэтому улыбнулся, приблизился ко мне и сделал попытку поцеловать. Но я освободилась из его объятий и убежала в подъезд. Вдогонку мне прозвучало:

– Да не корчила бы из себя недотрогу! Знаем мы вас, учительниц…

Я добежала до последнего этажа и даже залезла на чердак, боясь, что «мой ухажер» не ушел и, возможно, стоит возле подъезда.

А еще больше я боялась, что он помчится следом. Сердце сильно колотилось, готовясь выскочить из груди. Такого поворота никак не ожидала. Это было сильное унижение.

Не помню, сколько я просидела на том чердаке, но потом на свой страх и риск слезла, потихоньку спустилась на первый этаж, выглянула из-за слегка приоткрытой двери и растворилась в темноте. Только когда дошла домой и закрыла за собой дверь, смогла облегченно вздохнуть. Вот так закончилось мое первое родительское собрание.

Папу Димы Калашникова я больше никогда не видела ни на родительских собраниях, ни просто где-нибудь. Позже я узнала, что Виктор Андреевич – жуткий бабник и с женой они постоянно ссорятся по причине его бесконечных романов. Мирил их всегда сын, которому очень хотелось, чтобы родители жили вместе.

Глава 10 Покой мне только снится

Учусь терпеть, учусь терять…

И при любой житейской стуже…

Учусь с улыбкой повторять:

Прорвусь! Бывало и похуже…

В любой работе наступает такой момент, когда останавливаешься и пытаешься разложить все по полочкам или хотя бы задать себе вопрос: «Зачем все это?».

Когда меня спрашивал отец, какого рожна я так парюсь в школе, я отвечала нечестно, но аргументированно: «Диплом отрабатываю!». Для непосвященных, после окончания учебного заведения нужно отработать три года по специальности, чтобы диплом не превратился в красивую, но ненужную бумажку. Себе ответить на вопрос, что меня удерживало в школе, было намного сложней. Какая – то внутренняя потребность развилась, сродни болезни. Действительно, я заболела школой.

На второй неделе моей педагогической работы в стенах школы довелось стать свидетелем интересной ситуации. Неделя подходила к концу, и пятница обещала завершиться вечерней порцией мороженого и вкусным ужином. На большой перемене, когда вся школа сбегалась в столовую и старшие начинали гнобить меньших (корни нашей дедовщины еще в детском садике), я решила отнести журнал 8-А в учительскую. Услышав тихое всхлипывание под ступенями, несмело заглянула туда и увидела пятиклассницу Вику Золотухину. Этот тихий ребенок никогда не привлекал к себе внимания, но вроде ее никогда и не обижали. На мои порывы выяснить причину слез, Вика оттолкнула меня и убежала. В душе остался гадкий осадок. После уроков я закрылась в подсобке проверять тетради и стала свидетелем очень интересного разговора дежурных девочек—пятиклассниц.

– Да ты что? И ты уверена? – спрашивала одна.

– Голову даю на отсечение, все они инопланетяне. На себя надели человеческую кожу, поэтому похожи на людей. А если сбросят и как засветят глазами – лазерами, то испепелят до костей, – пугала своими фантазиями другая ученица.

– А че тогда не уничтожили всех до сих пор? – резонно спросила первая.

– А учить они кого будут? У них потребность такая – учить.

– Ага, и то правда. А как проверить?

– Ты подойди и сдери парик. За ним и шкура слезет, – перепуганным голосом убеждала вторая девочка.

– Откуда знаешь? – интересовалась первая.

– Золотухина рассказала. Она по телеку видела. У них батя поставил такую круглую большую тарелку, поэтому каналов до фига. Такое рассказывают…

В этот момент у меня выпала из рук ручка (представила, что по телеку рассказывают!), девчонки услышали и убежали. А я не знала: то ли смеяться, то ли плакать? Поняла три вещи. Первая – очень вредно иметь много каналов, засоряет маленький мозг несформировавшейся психики ребенка. Второе: дети видят в учителях инопланетян и угрозу их существованию. Третье: необходимо срочно пойти к Золотухиной и доказать, что учителя – не инопланетяне, потому что скоро она запугает всю школу. Как убедить? Да хотя бы дать возможность содрать парик.

Вспомнилось, как говорила моя прекрасная учительница украинского языка и литературы Анна Павловна, что в каждом классе или коллективе есть лидер, от которого зависит и настроение, и поведение, и атмосфера класса. С этим лидером либо нужно подружиться, либо его придется убрать, чтобы не мешал. Я собиралась идти и дружить с Золотухиной, чтобы этот, насмотревшийся фантастики ребенок, не пугал всех детей школы.

С пятиклассниками – не так сложно. Там можно было четко и быстро определить лидера вместе с проблемой. Сложнее со старшими. К примеру, в своем классе я не видела лидера. Нет, он был, должен был быть, но я его не видела. Все ученики класса казались не достаточно подходящими для этой роли, не способными взять на себя руководство.

– Через неделю будет проверка классных уголков, – огласила я распоряжение завуча по воспитательной работе своему 10-Б во время классного часа. Все лениво посмотрели на меня, вот только не сказали « а нафига это нам?». Говорить и не нужно было. Я все прочла на их безразличных лицах.

– Нужно обновить уголок, сделать более ярким, каким—то взрослым, а то куча детских игрушек нарисована. Вы уже 10 класс. Кто хорошо рисует? – предлагала новый фронт работы.

– У-у-у! – загудел класс. Посидели так минут десять, никто не захотел браться за рисование. Тогда я еще не знала, что Загорская Наташа – настоящий художник, да и сама Ната боялась меня, в душе считая, как и Золотухина, минимум драконом, по утрам перевоплощающимся в учительницу, максимум – пришельцем с неизвестной планеты.

Не скажу, что я была в диком восторге от того, что все выходные мне пришлось придумывать концепцию класса и выплескивать ее на куске ватмана. Вскоре так увлеклась, что получилось очень даже ничего. Зарисовала ватман темно-синей гуашью, накрапала белой краской якобы звезды и расставила условные планеты вокруг солнца. В верхнем правом углу яркое название « Галактика 10-Б», ниже список учеников, левее кармашек для актива класса, еще ниже место для открытки, чтобы поздравлять именинников.

Уголок 10-Б получил первое место в конкурсе школьных уголков и меня при всей школе на линейке поздравляли с прекрасной работой. И вручили большой торт, якобы для класса, который неплохо поработал. На лукавый вопрос Славика: «А когда жрать тортик будем?», я тоже уподобилась до уровня моих подопечных и нагло ответила:

– Вы – никогда! Это мне за мою работу.

Не поверили. Все же ждали, что передумаю и угощу. Решила, если уж воспитывать, то до конца.

– Дети, в пятницу генеральная уборка в классе, – огласила в четверг, наперед зная, что никто не придет. Ничего, я сама под музыку убрала, а в понедельник на уроке обратила внимание всех учеников, насколько стало чище и свежее. Возможно, мне показалось, но в некоторых глазах присутствовал стыд.

– Через четыре дня конкурс патриотической песни. Что будем петь и кто? – сообщила и жду реакции. Никто в классе не отреагировал. Я уже начала сомневаться в действенности метода «учи на собственном примере». Мне эта гульня все больше напоминала сказку «Колосок»: Петух пашет, Мышата бесятся от дури. Решила подойти к завучу и объяснить, что класс в смотре патриотической песни участвовать не будет, потому что ничего не хотят делать.

– Да вы что? Как не хотят? На концерте гости из РОНО будут! Заставьте их как-то. Повлияйте, – ждал меня ответ.

– Но как их можно заставить? – растерянно разводила руками я.

– Я не знаю. Чему вас в институте учили? Придумайте что-то. Делайте что хотите, а номер должен быть!

И что здесь сделаешь? В первые два часа у меня была легкая паника с внутренним монологом: «А не бросить всю эту школу к чертям собачьим и жить свободной и счастливой?» Потом, медленно шагая домой, купила мороженое и, наслаждаясь вкусом клубничного десерта, пересмотрела свои позиции.

Неужели я зря училась в музыкальной школе по классу фортепиано? А как пела на капустниках в институте! Все затихали и слушали, слушали… Потом бегали за мной и просили спеть еще. Никто и не подозревал, что многие песни сочиняла сама. Какие были времена! И чтобы я да не знала патриотической песни? Да сколько хочешь! Как только добралась до квартиры, бросилась искать в песенниках текст своей любимой «Алеша» о Болгарии русском солдате. Даже если бы не нашла тетради, в которую вписывала все полюбившиеся песни с нотами, все равно в памяти четко всплыло:

Белеет ли в поле пороша,

Пороша, пороша,

Белеет ли в поле пороша

Иль гулкие ливни шумят,

Стоит над горою Алёша,

Алёша, Алёша,

Стоит над горою Алёша —

Болгарии русский солдат.

Пару раз осталась после уроков и порепетировала в актовом зале с молодой учительницей музыки Зоечкой, испробовав школьное пианино.

Когда от всех классов выступили, я набралась храбрости, вышла и огласила:

– К сожалению, ученики моего класса не знают ни одной патриотической песни, играть ни на чем не умеют и поют абы как. Поэтому взяла на себя эту миссию, – и, не дав завучу упасть в обморок, спела. О чем позже страшно пожалела. С тех пор, когда нужно и не нужно просили петь и выступать. Инициатива наказуема. Убедилась в который раз.

– Ну и какого черта было так позорить на всю школу? – сердито спросил Рома.

– А как с вами? Скоро КВН между 10 и 11 классами. Мне прикажете тоже за всех отдуваться самой? – рассержено спросила у своих подопечных. Те опустили головы.

– Ну чо сразу самой? Забацаем мы команду. И название уже готово – «Бешники!»

С того времени, как говорится, лед тронулся. Не все, не сразу, как мне того хотелось, а постепенно, присматриваясь, с боязнью мои детки начали жить школьными интересами, а не только своими.

Только все начало налаживаться с моим 10 классом, как сошел с катушек 8-А. Им показалось, что я была слишком суровой и требовательной, когда заставила переписать самостоятельную работу. Но ведь это язык, как можно быть такими безграмотными? Эти милые детки начали бороться со мной, как с колорадским жуком. Содержание борьбы состояло в методическом детском принципе: она нам делает плохо – мы ей сделаем тоже плохо, только втрое хуже.

Инициатором бойкота стал Витя Лобов, в классе для «своих» просто Лоб – сильный, напористый, но, как бы так выразится покорректнее, не очень умный и работоспособный лидер. Он предложил классу (мне потом рассказали ученики все того же 8-А): «Братва, когда литераторша войдет в класс, мы ее не слышим и не видим. Кричим, разговариваем, пишем, читаем. Делаем маленький бедламчик. Пусть покричит – мы не реагируем. Проверка на вшивость!»

А это был на всякий случай пятый урок. За предыдущие четыре я очень устала. Вот так вошла, а там мини армагеддон: стоит на весь класс хай, и на меня никто никакого внимания не обращает. По глазам детей, по фальшивой их активности поняла, что все это цирк чистой воды, вот только дрессированных мишек не хватает для колорита. Я даже поняла причину этого безобразия – не хотят переписывать самостоятельную.

Внутреннее «я» спрашивало: что делать? И действительно, а какие варианты? Наверняка крики и угрозы эти детки ожидают, поэтому вряд ли отреагируют, точно так же, как на уговоры «помиловать» и не выносить мозг уставшему педагогу. Звать кого—то из начальства для усмирения – себя потерять в глазах того же начальства и в глазах детей тоже. А потом, что же тогда на каждый урок звать директора?

Креативность подсказывала и другие варианты. К примеру, сымитировать потерю сознания: рухнуть здесь посреди класса и пусть побегают. Или два пальца в рот и свистнуть не хуже Соловья – разбойника (я ведь умею!) – чтобы плафоны отвалились. Дети этого не ждут, на минут пять столбняк гарантирован. Но где тогда этика? Я ведь учитель, пример для подражания. Опять палочка—выручалочка: хитрость – качественная дипломатия. Думала ровно пять минут, спокойно сидя на стуле (перед этим проверила его на наличие кнопок, клея и других приколов). Спасибо, Бог наделил меня фантазией. Как говорил мой старший братец: «Соня, ты личность творческая то творишь, то вытворяешь».

Взяла мел и большими буквами вывела на доске: « Минутку вашего внимания. Хочу поблагодарить». Детки удивились, утихли: они мне урок срывают, а я их благодарить собралась за что-то – невиданное действо.

– Вы насолить мне решили, дурачка свалять? Дело в том, что мне от этого только польза. Конечно, мне немного неприятно такое ваше отношение, но в любом случае мне заплатят зарплату, хотя я ничего вам не объясняю, экономлю силы и голос. Сейчас посижу на стульчике, отдохну, а зарплата мне идет и стаж для пенсии тоже – все так, словно я вам рассказывала и объясняла урок.

Спустя некоторое время информация дошла к их эгоистичному мозгу и на лицах выступила легкая форма ненависти: «Вот гадина, как чудесно устроилась – объясняет или нет, а зарплату все равно получает…» Потом самый сообразительный Витя Лоб (недаром он у них в лидерах) все же поинтересовался:

– А если директор зайдет? Мы орем, а вы сидите?

– А мне то что? Урока ведь нет не потому, что я не хочу, а потому, что вы не желаете, я не виновата – вина на вас. Влетит вам, – удачно перевела стрелки.