banner banner banner
Практическая педагогика. Роман о школе, любви и не только…
Практическая педагогика. Роман о школе, любви и не только…
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Практическая педагогика. Роман о школе, любви и не только…

скачать книгу бесплатно

Боль приходит в одиночестве,

Боль приходит в тишине.

Когда жить уже не хочется.

Боль живет в самой тебе.

Нет у боли расписания,

Нет каникул, выходных!

Думаю, что боли нравится,

Заставать нас в печали одних.

Да, у боли нет сожаления,

Радости нет, надежды и тепла!

Боль сама по себе вдохновение!

Не правда ли?

Я уверена, что – да!

Глава 8 Сашка Вигура

Быстрый, веселый, заводной,

Прикольный Сашка и смешной,

Роль клоуна ему под стать,

Парню в цирке б выступать!

Как аксиому можно воспринять утверждение, что в каждом классе непременно есть ученик (очень редко это ученица), который успешно и с азартом выполняет роль клоуна. Кого-то развлечь, над кем—то качественно стебнуться, урок сорвать показательными выступлениями. И все это он делает смешно, прикольно и с размахом на большую аудиторию. Таким клоуном в 10-Б был худющий рыжий Сашка Вигура. У него и прозвище такое было – Клоун. Тоненьким голоском (умел голоса пародировать, как и поведение отдельных людей) Сашка пищал:

– Свет вырубили шахтеры, уроки будут сегодня во дворе! – и заливисто смеялся. Свет вырубили не шахтеры, а мячиком в щиток попали старшеклассники. Уроки все равно были, только сокращенные.

Поначалу его поведение меня забавляло. Тем более, что Сашка был больше похож на доброго клоуна. Я его к доске вызвала сложное предложение разбирать, а он схватил розовую лейку (девочки принесли) и помчался вприпрыжку вдоль подоконников комнатные цветочки поливать, напевая смешную песенку из мультфильма:

– Раз ромашка, два ромашка, три ромашка – трям!

– И что это ты вытворяешь? – спрашиваю.

– Так ведь засохли. Они же живые. Кушать всем хочется.

Второй случай произошел уже после уроков. Провела занятие, напротив колонки Вигура Александр поставила энку, потому как «артиста» не было на уроке, и тут же решила проверить тетради, чтобы не оттягивать в долгий ящик – все равно придется. Вдруг слышу:

– Пи….пи….пи…., – и шорох в шкафу. Я туда – Вигура сидит. Лыбится.

– Я думал, испугаетесь мышки, убежите, а я проскочу… потихоньку.

– Ты что же, весь урок в шкафу просидел?

– Ага.

– Зачем?

– Боялся, что вызовете, двойку за домашку влепите. Я не сделал.

– Влеплю. Двойку. Но за поведение.

– Ура-а-а-! Не за домашку! – и убежал.

Иду по коридору, вижу танцующего вальс мальчишку со скелетом – не удивляюсь, что Сашка. Больше бы, наверно, удивилась, если бы не он.

– Достойной партнерши не нашел? – спрашиваю.

– С этим поспокойнее, – отвечает и дальше кружится.

– В курсе, сколько это наглядное пособие стоит? Если сломаешь – сам будешь его роль выполнять, – угрожаю. Смотрю, пошел ставить скелет на место в кабинет биологии. Растут дети, раньше только черепами игрались, теперь скелеты таскают.

Наслушавшись от учителей жалоб и перечитав горы литературы о том, что можно сделать с таким самородком, начала проводить эксперименты.

В начале урока спрашиваю Сашу, хвалю за помощь, внешний вид, успехи по другим предметам, просто стою рядом и глажу по голове. В книгах пишут, что такая порция внимания даст возможность провести оставшееся время урока нормально. Ага, щас! Он продолжает портить нервы при любой порции внимания.

Применяю метод «тайного уговора». Оставляю после уроков и объясняю, что его постоянные выходки меня злят, расстраивают, остальные дети от этого сильно страдают. Кивает головой, соглашается, но утро дарит новую дозу адреналина и выходок Саши.

– Ну я же просила, – с мольбой обращаюсь к массовику—затейнику, одевшему рубашку задом наперед и кричащему на весь второй этаж, что он сбежал из дурдома.

– Я не хотел. Оно как-то само. Что я сделаю? – наивные глаза и типа раскаялся.

– Жанна Григорьевна, у вас такие циркачи есть? – обращаюсь в последнюю инстанцию.

– Есть.

– Что делаете?

– Выгоняю из класса. Не выходит – вывожу. Быстро, кратко и решительно. Сама продолжаю вести урок. У таких гастролеров нужно убрать зрителей. И причина представления исчезнет. Один был пару лет назад, Миша Сильный. Нервный парень. Никак не могла вывести из класса. Ухватился за парту и орет « Не имеете права! Я хочу урок слушать!».

– И что? Директора позвали, завуча? Милицию? – интересуюсь, опыта набираюсь, если уж сама такая «зеленая».

– Никогда такого не делала. Вывела класс в коридор и сама вышла. Урока не было, но и Миша понял, что на него управа есть. Зато я ему устроила в 11 классе экзамен, запомнил, думаю, надолго. И другим передал, чтобы к расплате готовились.

Обычно проказы Саши были безобидными и наивными, иногда слегка глупыми. Но как-то его сильно занесло.

Произошло все на уроке украинской литературы. Преподавала этот предмет в моем классе Наталия Владимировна, женщина лет сорока и весом (не буду врать), но более ста килограмм точно. В разрез мнению, что все полные люди в основном добрые, она была достаточно сурова и очень требовательна. Дети ее жуть, как не любили. В основном, за частые резкие западлянки. То она двоек в конце четверти понаставит, то на каникулы по три сочинения писать задаст. Отличникам приходилось сложнее всех. Но самое страшное было даже не это. Как говорили дети, Наталья Владимировна была поведена на таком виде работы, как изучение наизусть отрывка из прозы. Ученики и поэзию-то учили, скрипя всеми зубами, а тут пять раз на год заставляли учить прозу. На этот раз она задала выучить отрывок из произведения Олеся Гончара «Собор».

Все, кто учил дома отрывок, повторяли в начале урока, а кто не учил, пытался хоть что-то зазубрить за 5 или 10 минут до определенного момента, когда вызовут. Тогда такой горе – ученик коряво что-то повспоминает, какие-то фразы выдаст и привсеклассно объявит, что:

– Тяжело учить. Три дня, как идиот, учил и ничего в голову не лезет.

– И не залезет. Потому, что пусто в твоей башке, – подытожит учительница, но тройку нарисует – учил ведь, что-то делал. А ученику того и надо.

Сашка сидел подозрительно спокойно: не повторял, не волновался. Это Наталию Владимировну очень зацепило за больное место:

– Вигура – самый умный? Ему и повторять не нужно, да?

– Ага, – расплылся в улыбке Саша.

– Тогда вас, Вигура, и слушать будем, – учительница уже наслаждалась в предчувствии счастливого момента, когда влепит очередную двойку.

Нужно отметить, что исходя из общения с этой женщиной, я начала ловить себя на мысли, что, вероятнее всего, не хотела бы учиться у такого преподавателя. Благо, все мои учителя не то, чтобы боялись, а с большой неохотой ставили двойки. Сначала выводили нелюбимую оценку карандашом, чтобы ученик имел возможность пересдать, исправиться. И так радовались, когда мы эти двойки пересдавали или закрывали лучшими оценками. А еще чаще учитель тянул нас за уши хотя бы до троечки, лишь бы не ставить ту несчастную двойку.

Наталья Владимировна, видать, подпитывалась от энергии, которую вырабатывал детский организм, когда она выводила жирной краснющей пастой толстенную двойку на полдневника.

– Олесь Гончар, «Собор», отрывок, – покривлялся Вигура.

Я помню чудное мгновенье

Передо мной явилась ты…

Наталья Владимировна покраснела, потом побледнела, а затем переварила свой гнев и выговорила:

– Не с той оперы отрывок, юноша. Читайте «Собор»!

Саша совершенно спокойно начал читать сначала «Белеет парус одинокий», потом письмо Татьяны Лариной. У парня отличная память на поэтические произведения русской литературы, а вот с «Собором» – никак. Не та аура, планеты не сошлись, полнолуние помешало. И вот когда он задорно начал декламировать: «Раз в крещенский вечерок девушки гадали…», Наталья Владимировна поднялась со стула (зрелище: вулкан готовится к извержению) и как заорет на весь класс:

– Тихо-о-о-о!!!

Все затихли, словно мыши, а Саша засмеялся. Тогда учительница как грохнула кулаком по столу. Вот теперь в классе настала гробовая тишина, затих даже Саша. Спустя несколько секунд послышался треск, и по столу пробежала трещина… стол из ДСП развалился на две половинки, а учительница упала без сознания.

Я увидела старосту Лену с девочками в учительской, и у меня заледенело все внутри, настолько они были перепуганы, когда просили вызвать скорую. Я думала, что скорая увезет и меня.

Наталья Владимировна пролежала месяц в больнице с нервным срывом и сломанной рукой, а когда вернулась, то навсегда отказалась от моего класса. Класс Сашке был очень благодарен, но только некоторое время. Неделю на месте уроков украинской литературы и языка ставили замены на другие предметы, часто приходилось проводить классные часы и мне. Никто не хотел брать освободившиеся часы, а предмет важный.

– Ну что, доигрались? – спрашивала серьезно у всего класса.

– А че мы? Это Сашка, – переводили стрелку, придерживаясь любимого «моя хата с краю, ничего не знаю».

– А то, – начинаю объяснять. – Он чудил, издевался над учителем, а вы все смотрели и смеялись. Весело было? А теперь? Это соучастие, дорогие мои. Тоже наказуемо.

– Так что, прибить Сашку? – нашли решение. Недолго думали.

– Прибить – грандиозный вариант. А еще версии?

– Выгнать из школы? – это девочки так креативно.

– Я больше так не буду, – плакал Саша, писал на доске, рисовал плакат. Но я понимала, что все эти высокохудожественные раскаяния и его умилительное личко не должны сделать так, чтобы я забыла и не наказала. Нужно было гнать свою линию: школа – не место для безобразий, правила для всех одни, и им нужно следовать.

– Саша, я к тебе прекрасно отношусь, но ты сам понимаешь, перегнул палку. Я и все остальные учителя не хотим терпеть такое твое поведение.

– И что? – ждал своего приговора Саша.

– Ничего. Решит педконсилиум, – по выражению лица поняла, что парень в растерянности.

– Что – то слово такое страшное. Это че? – интересуется.

– Учителя соберутся, и будут решать, как тебя наказать.

Решено было, что Саша недельку будет учиться не в классе, а в гордом одиночестве, в уголке кабинета завуча. Его завалили заданиями все учителя, и парень пыхтел над учебниками, стараясь исправиться. Но по истечении срока наказания Елена Дмитриевна взмолилась:

– Забирайте этого циркача, а то ж никакой работы. У меня от анекдотов его челюсть сводит и брюшной пресс болит. Сутра до обеда смеюсь, как идиотка.

Глава 9 Родительское собрание

Профессия родителя

Во сто крат трудней, чем все!

Не зря, как на заклание,

И как на страшный суд

На школьное собрание

Родители идут.

    (В. Б. Панова)

В конце сентября должны были пройти общешкольные родительские собрания. Я начала готовиться еще за неделю до сего мероприятия. Расспросила многих бывалых учителей, как те проводят, что говорят, проконсультировалась у завуча, что необходимо обязательно сказать, что сделать. Пришлось посидеть, выписать все оценки моих учеников, которые те успели заработать за сентябрь.

Из своих школьных лет помнила, что большинство детей подают дневники только на «4» и «5». Когда учитель желает выставить баллы похуже (особенно красивый кол и менее красивую двойку), дневник оказывается забытым дома, даже если он, ни о чем не подозревая, лежит преспокойненько в портфеле, спрятан под партой, еще куда—нибудь мастерски засунут, на лихой конец отдан соседу (другу) на сохранение.

Некоторые умельцы (особенно трудолюбивые) вели два дневника: один – для родителей, второй – для плохих оценок. В общем, информация о реальных оценках до некоторых родителей от их чад не доходила. Моим заданием было донести эти вопиющие факты, дабы те узнали и предприняли меры.

Записала я всем ученикам класса в дневники о том, что в четверг в 18.00 в кабинете №214 будет проводиться родительское собрание.

– Мои не придут! – заявил первым Юра Гагарин.

– Почему? – спросила озадачено.

– Работают. До 8 часов. На 6 вечера никак не успеют, – объяснил.

– А отпроситься? Собрание раз в четверти бывает, – предлагаю вариант.

– Дохлый номер.